Текст книги "Хижина тети Томы"

– Почему я?!

– А кто? Пушкин? Точно, ситуация почти сказочная: «Три парнишки под окном дрались поздно вечерком!»

Я вздохнула. Тяпина логика была мне ясна, да и Нюня все поняла без объяснений, только по своему обыкновению пыталась спрятать голову в песок.

Вчерашнее столкновение Димы, Ромы и блондина, представившегося Васей, вполне могло иметь продолжение. Ох, боюсь, не отреагировало ли чрезмерно чуткое мироздание на мои глупые речи о гибельной дуэли? Услышало оно меня, похлопотало – и вуаля! Один мой кавалер убит!

– Убит? То есть в несчастный случай на воде ты не веришь? – уточнила Тяпа.

– Мы на библиотечном факультете не изучали теорию вероятностей, но подумай, какие шансы у ныряльщика всплыть точно под брюхом летящего аквабайка? Человек ведь не самонаводящаяся торпеда! К тому же трагедия произошла либо поздней ночью, либо ранним утром, когда в море, помимо ершей и медуз, никто не плавал!

– Кроме маньяка и того типа, который угнал аквабайк! – напомнила внимательно слушающая Нюня.

– Что, если этим угонщиком был Рома или Дима? – Я озвучила терзающее меня подозрение и содрогнулась, вообразив кошмарную сцену преследования бедненького маньяка обезумевшим ревнивцем на аквабайке.

Примечательно, что еще пару дней назад мне и в голову не пришло бы всерьез рассматривать сценарии, в которых кто-то меня до смерти ревнует. Я, как уже говорилось, девушка скромная и не слишком высоко оцениваю свою женскую привлекательность. Однако когда у скромной девушки один за другим заводятся сразу три красавца-ухажера, ее самооценка стремительно растет. Я сознавала, что до Клеопатры и Елены Троянской мне еще далеко, но сфотографироваться на обложку приличного глянцевого журнала уже не отказалась бы.

– Значит, так! – подытожила деятельная Тяпа. – Я вижу первую и главную задачу в том, чтобы снять подозрения в убийстве с Димы и Ромы. Или хотя бы с одного из них!

– Кроме меня, их никто и не подозревает, – справедливости ради заметила я.

– Кроме тебя, они никого и не интересуют как реальные кандидаты в спутники жизни! – напомнила Тяпа. – Ладно, я согласна, пусть наш прожиточный минимум сведется всего к одному мужику, но нужно ведь точно знать, что он, этот единственный, не преступник!

– Надеюсь, у Димы и Ромы есть алиби на вторую половину ночи и утро, – пробормотала расстроенная Нюня.

Я пожалела ее и не стала говорить о том, что единственным надежным алиби для Димы и Ромы могла быть бессонная ночь, проведенная в моей постели. Увы, ни один из красавцев не составил мне компанию.

– Остается надеяться, что они спали друг с другом! – цинично усмехнулась Тяпа. – Хотя на кой черт нам нужны такие неправильные мужики?

– Значит, выход один. Надо разобраться с этим поистине головоломным делом и найти настоящего убийцу! – неожиданно твердо сказала моя мямля.

Ну, уж если даже Нюня дошла до такой мысли, вопрос можно было считать решенным.

Вот так эгоистичный амурный интерес привел меня в ряды последовательниц мисс Марпл.

Небольшой, но успешный опыт работы детективом у меня уже был: еще на первом курсе мне удалось отыскать свою тетрадь с конспектами лекций по детской литературе, которую предприимчивая Райка Лебзон без моего ведома за деньги отдала в прокат знатным разгильдяйкам с факультета дошкольного воспитания. А это, скажу я вам, была задачка не легче тех, что доставались Шерлоку Холмсу! Конспектов, кроме моей тихони Нюни и нашей идейной старосты, на курсе не писал никто, и накануне сессии они были на вес золота.

Однако с чего начинать следствие в данном случае, я не знала. Помогла мне тетя Люся, выглянувшая из своего виноградного офиса, когда я, перекосившись под тяжестью ведра с художественными стекломатериалами, пробегала по двору.

– Танечка! Подойди поближе! – обратилась ко мне хозяйка словами удава Каа, произнесенными его же гипнотическим тоном.

Я подчинилась так же безропотно, как бандерлоги.

– Детка! – хорошо поставленным голосом сказала тетя Люся, заложив увечными очками очередную политически выдержанную книгу – томик Анри Барбюса. – Из достоверных источников мне стало известно, что твой товарищ Роман Иванов утром не вышел на работу. Аванс в кассе взял, со мной до конца не расплатился, всего одну тыщу отдал… А ведь это ты, Танечка, дала молодому человеку наилучшие рекомендации!

– Я обещаю и торжественно клянусь срочно разобраться и принять меры! – поспешно отсалютовала я, обоснованно опасаясь, что следующей фразой хозяйки будет категорическое требование возместить ущерб, нанесенный ее кошельку и репутации безответственным Ромой, из моего кармана.

Поставив в сарай ведро со стекляшками, я побежала в «Жемчужный колос».

На двери щелястого смотрительского домика по-прежнему болтался амбарный замок. Ромы нигде не было видно, зато у бассейна в грозной позе – уперев руки в бока – стояла директриса санатория. Она сердито притопывала и очень недовольно смотрела на плавающие по воде цветочки. Цветочки были прелестные, аленькие, но, конечно, на родных кустах они смотрелись уместнее, чем в плавательном бассейне.

На зеленом ворсистом ковре, устилающем подступы к водному сооружению, переминались два пацаненка в плавках, масках и надувных жилетах. Сквозь стекло масок они тоже пристально смотрели на воду. Капризно опущенные углы ртов придавали деткам дополнительное сходство с рыбами породы сомовьих.

– Мама! А бассейн все еще не работает! – обернувшись к недалекому жилому корпусу, нажаловался один из маленьких ихтиандров.

– Как не работает? – из окна выглянула женщина, затейливо замотанная в газовый платок поверх купальника. – А за что же мы деньги платили? Какая такая категория «три звезды» без бассейна?

Директриса «Колоса» покраснела, как аленькие цветочки. Оценив ситуацию, я громко крикнула:

– Прошу прошения, небольшая техническая пауза, бассейн откроется через десять минут!

Директриса взглянула на меня, очевидно, узнала, пожала плечами и ушла к себе в административное здание. Заискивающе улыбнувшись водоплавающим мальчикам, я побежала к Роминому скворечнику, еще издали приглядываясь к единственному подслеповатому окошку в грязных разводах и потеках старой краски. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что стекла в раме держатся на одной окаменевшей замазке. Расковырять ее мне было нечем, но я не спасовала, мною руководила находчивая и решительная Тяпа.

– Уволят ведь придурка! – гневно бормотала она. – Ему-то что, а с меня деньги взыщут по полной программе – и в кассу «Колоса», и в тети-Люсин кошелек!

Эгоистическое желание сэкономить собственные скудные финансы отлично простимулировало мою умственную деятельность. Я огляделась. На веревке бельевой площадки сохла постирушка. Я высмотрела в ряду махровых изделий полотенечко поплоше, сдернула его с веревки, намотала на руку и кулаком высадила стеклышко в нижнем квадрате оконной рамы. Замазка жутко хрустнула, но стекло не разбилось, вывалилось внутрь цельной ледышкой. Я просунула руку в образовавшееся отверстие, нащупала шпингалет, остервенело подергала его, кое-как сдвинула и подняла. Потом как следует нажала на рамы, они крякнули, и окно со скрипом открылось внутрь. Я распахнула его настежь и без промедления полезла в домик.

Сложенные зонты стояли в одном углу, шезлонги – в другом. Промежуток почти полностью занимала раскладушка, на которой лежали стопка застиранного казенного белья со штампом санатория, сиротское одеяло цвета штормовой морской волны и плоская засаленная подушка – воплощенная мечта перьевого клеща. Мне стало ясно, что минувшей ночью Рома дома вообще не ночевал. Это, конечно, свидетельствовало против него.

Рассерженная и расстроенная, я один за другим выбросила в окно шезлонги и зонты, вылезла сама, тяжко нагрузилась предметами первой околобассейновой необходимости и, пыхтя, отволокла все это добро куда надо.

Нетерпеливые ихтиандрики уже сидели на бортике бассейна, болтая ногами в воде.

– Айн момент! – сказала я им, проворно расставляя по периметру бассейна шезлонги и зонты.

Пришлось сделать еще один рейс к скворечнику, чтобы принести ведро и сачок. Цветочки из воды я вылавливала невнимательно, поэтому управилась быстро.

Истомившиеся ихтиандрики бухнулись в воду. Я им позавидовала, но купаться не решилась, думая, что обслуге это удовольствие не полагается по статусу. Вот манки поесть мне, может, и дали бы… Впрочем, аппетита у меня не было, его вытеснил сыщицкий азарт.

С легкой завистью покосившись на плещущихся в воде пацанов, я вернулась к домику нерадивого бассейнового смотрителя Ромы, снова влезла в окно, притянула створки, закрывая их, включила тусклую и пыльную электрическую лампочку под потолком и принялась обыскивать помещение.

Без шезлонгов и зонтов в домике стало просторнее, но ненамного. Площадь единственной комнаты не превышала шести квадратных метров. Чтобы освободить себе оперативный простор, я сложила раскладушку и переставила ее к стене. Теперь в комнате стоял один венский стул, наверняка никогда не бывавший в Вене. Небось культурные австрияки не стали бы драть в клочья гобеленовое сиденье и царапать лакированные ножки! Разве что их погрызла какая-нибудь невоспитанная немецкая овчарка?

– Оставь стул в покое! – заметив, что я отвлеклась, раздраженно попросила Тяпа.

– Оставлю, когда пошарю в карманах! – возразила я, имея в виду, разумеется, не карманы стула – таковых у него не имелось, – а всяческие отверстия и пазухи приснопамятного белого костюма. Бережно расправленные брюки лежали на сиденье, пиджак висел на спинке, и я не замедлила провести ревизию карманов.

– Надо же, и в самом деле ничего, кроме одной-единственной дырочки!

– Надо за подкладкой посмотреть, – посоветовала Нюня, мучительно стесняющаяся своего участия в неблаговидном занятии, но неспособная справиться с любопытством. – Раз есть дырка, в нее могло что-нибудь завалиться.

Я сочла, что совет дельный, и старательно прощупала низ пиджака. В одном месте мне попалось что-то твердое, плоское, круглое вроде пуговицы. Я подогнала находку поближе к карманной дырке, скрючила пальцы пинцетом и извлекла на свет пятирублевую монетку. Это была невеликая ценность, но я машинально положила ее в карман. Больше ничего интересного в костюме я не обнаружила и перешла к тщательному осмотру помещения.

Собственно, осматривать было особо нечего. Кроме псевдовенского стула, на гордое звание мебели претендовала только примитивная вешалка в виде неструганой дощечки с торчащими из нее гвоздями. Все они пустовали. В углу подоконника, с которого я в ходе прыжков туда-обратно частично смела пыль подолом, нашлась бесформенная и полинявшая картонная пачка с окаменелостью, в которую превратилась пищевая соль. По всей видимости, Рома унаследовал это добро от прежних владельцев скворечника. Для пущей дотошности я потыкала в плотный серый комок длинной ручкой металлической расчески, лежавшей на верхнем крае мутного подслеповатого зеркала. Соль удалось раздробить на крупинки, не показавшиеся мне подозрительными. Хотя употреблять их в пищу я, конечно, не рискнула бы.

Потом я подняла и потрясла пыльный половичок, расчихалась, расплакалась, потерла глаза грязными руками, занесла в левый глаз соринку, сунулась к зеркалу, чтобы высмотреть ее и убрать, но не рассчитала и стукнулась о стекло лбом. От удара зеркало застряслось, и из узкой щели между ним и стеной выскользнул маленький блокнот в бумажном переплете. Он шлепнулся на пол у моих ног и сам собой раскрылся там, где лежала закладка в виде пятисотрублевой купюры. Жадно завладев блокнотом, пятисотку я особым вниманием не удостоила. Она закрывала мне текст, поэтому я просто сунула ее в карман.

– А вот это уже похоже на мародерство! – запротестовала деликатная Нюня, промолчавшая, когда я присвоила пятак.

Я не удостоила свою праведницу ответа. Я уже вперилась в блокнот и читала лаконичные записи, датированные вчерашним днем: «6-30. Интим свид в уе месте». Строчкой ниже: «20 – с др муж». И последнее: «Пол дев. Шл в лес, спутник сверхнов».

– «Интим свид» – это интимное свидание, точно! – мгновенно взбудоражилась Тяпа.

– А «уе место»? – спросила я.

– «Уе» – это условная денежная единица, – подсказала Нюня.

– Может, местом интимного свидания был валютный бордель? – задумалась Тяпа. – С борделем очень хорошо сочетается «шл» из третьей строки, если предположить, что «шл» – это «шлюха»! Кстати, «с др муж» можно расшифровать как «с другим мужчиной», что вполне соответствует аморальному поведению шлюхи!

– Про эту «шл» сказано, что она в лесу! – напомнила я. – В окрестностях поселка есть леса лиственные, сосновые и смешанные, но среди последних я не знаю ни одного валютно-бордельного!

– Что вы! Как «шл» может быть проституткой, если у нее «пол дев» – «пол девичий»? – оскорбилась Нюня. – «Шл» – девица, значит, она непорочна!

– Может, «шл» – это «шляпа»? Специальная такая, для прогулок в лесистой местности? – предположила я, но услышана не была.

– Непорочная она, как же! – фыркнула упрямая Тяпа. – А для чего же ей тогда прейскурант? По-моему, ясно написано: за интимное свидание – шесть тридцать уе! Евро, наверное, в долларах совсем мало получается, за такие деньги и в самом деле только в лесу можно встречаться, без удобств и претензий.

Она погрузилась в расчеты и замолчала. Я влезла в образовавшуюся паузу с вопросом:

– А астрономия тут при чем? В третьей строке, кроме непорочной шлюхи из валютного леса, упоминаются еще небесные тела – спутник, сверхновая! Они-то тут с какого боку?!

– Ну, я не знаю! – недовольно сказала Тяпа. – Фиг их поймешь, этих лесовалютных шлюх! Может, они между делом в телескоп смотрят? Так сказать, раздвигают не только ноги, но и кругозор? Японские гейши, например, стихи сочиняли, почему бы нашим шлюхам астрономией не баловаться? Чем наши шлюхи хуже японских?

– Патриотично, – отметила я. – А только не убедили вы меня ни в чем. Надо будет еще подумать над этим ребусом.

Высоко подняв брови, я перелистала блокнот в обратном направлении, но таких любопытных записей, как на последней страничке, больше не нашла. Листочки были испещрены короткими и скучными пометками вроде: «С 7-12. На пляже» и «23–20. Отбой». Эти записи не будили воображение и походили на банальное расписание, в чем упрямая Тяпа увидела подтверждение своей версии:

– Разве не понятно? С семи до полудня шлюха работает на пляже, а в половине двенадцатого укладывается спать. Рановато, конечно, для ночной бабочки, но ей же к семи на работу, надо когда-то и отдохнуть.

– Это-то я как раз понимаю, сама то и дело на работу к семи бегаю, – пробормотала я.

И осеклась. Замолчала, вытаращила глаза и задрожала от нервного волнения.

– Нет! – неуверенно сказала Тяпа. – Нет, ты что?! Такого просто быть не может! Нюнька, скажи!

А умненькая и чувствительная моя Нюня уже заскулила жалобно, как ушибленный щенок:

– Ой-ей-ей! Стыд-то какой, умру сейчас…

– Умрешь позже! – огрызнулась я. – Сначала умрет этот гад, я сама его убью, своими собственными руками! Задушу мерзавца, но перед этим буду жестоко пытать, пока он не признается, зачем за мной следил и результаты своих наблюдений в блокнотике стенографировал!

Трясясь от волнения и негодования, я вновь заложила блокнот пятисоткой, сунула весь комплект в карман, вылезла из скворечника и даже не потрудилась как следует прикрыть окно. Все равно красть у Ромы уже нечего, разве что помятый белый костюм! А и пусть его украдут, мне не жалко! Не буду я жалеть коварного типа, который установил за мной слежку!

В том, что записи в блокноте вкратце отражают мое собственное времяпрепровождение, я окончательно убедилась примерно через час. За это время я много чего успела. Обожгла ноги могучей и кусачей крапивой, через которую напролом, как танк, пробилась к уединенной лавочке на задворках тети-Люсиной фазенды. До красноты и рези утомила глаза, пытливо изучая мелкие буковки, складывающиеся в обрывки слов – над ними еще пришлось поломать голову. Однако натруженные глаза, гудящая голова и зудящие ноги были побочными результатами. Главным стала уверенность в том, что из двух недель своего пребывания в поселке как минимум десять дней я находилась под наблюдением! При этом нельзя было исключать вероятности того, что Рома следил за мной с самого начала, просто блокнот для шпионских записей завел не сразу, а лишь на четвертый день.

В принципе нейтральные записи типа «С 7-12. На пляже» могли относиться к доброй половине местных жителей, промышляющих тем или иным видом пляжного бизнеса, а также ко всем тем поклонникам солнца, моря и воды, которые не ленились проснуться пораньше. Но последняя страничка выдавала моего шпиона с головой! «6-30. Интим свид в уе месте» – это, конечно, была запись о моем вчерашнем знакомстве с Ромой у моря. Точно, в половине седьмого утра пляж был пуст – чем не уединенное место? А интимным свиданием Рома с наглым самодовольством назвал нашу романтическую встречу на основании единственного лечебно-оздоровительного поцелуя и последовавших за ним бестолковых кувырков.

«20 – с др муж» – это наверняка о моем ужине с новым знакомым. Точно, в восемь часов вечера я была в кафе с Димой, то есть – в Роминой трактовке – с другим мужчиной. И, наконец: «Пол дев. Шл в лес, спутник сверхнов» – в переводе со шпионского на русский должно было означать, что в половине девятого я шла в лес в сопровождении сверхнового спутника. Астрономический термин смущал меня до тех пор, пока я не разглядела каламбур: «сверхновый спутник» – «самый новый, новейший». То есть под сень древесных кущ я удалилась не с самим Ромой и не с Димой (новым спутником относительно того же Ромы), а с кем-то третьим – сверхновым. По всей видимости, наблюдатель засек мои вынужденные объятия и поцелуи с третьим лишним – лесным маньяком Васей, царство ему небесное.

Поминутно приседая, чтобы нервно почесать крапивные ожоги на ногах, я короткими перебежками вернулась в свой курятник. К счастью, никого из моих соседей там не было. По двору с потерянным видом, углубив руки в недра своих бездонных карманов, слонялся Гера. Я слегка удивилась тому, что наш мальчик Экстремальчик в прекрасный солнечный день не пошел на пляж, но выражать свое удивление вслух не стала. В данный момент я не была расположена к общению ни с мальчиками, ни с девочками. Единственным привлекательным видом контакта между человеческими особями мне виделся односторонний мордобой с применением подручных предметов разной степени тяжести и угловатости. Избить мне хотелось, разумеется, подлого предателя Рому. Каков негодяй! Я к нему со всей душой – и искусственное дыхание делала, и кров-стол помогла найти, и даже работала за него смотрителем бассейна! А он! Двуличный тип, перевертыш!

– Зато теперь понятно, почему Рома не обитает в своем смотрительском скворечнике! – с горечью сказала Тяпа. – По всей видимости, у него есть в поселке нормальное жилье. Возможно, оно же является его наблюдательным пунктом.

Я кивнула. Мне тоже представлялось маловероятным, что шпион день-деньской ходил за мной по пятам, как привязанный. Я не слепая, за десять дней хоть раз-другой обязательно заметила бы «хвост», да и не с Роминой яркой внешностью играть в мышку-«наружку», то есть вести наружное наблюдение. К тому же надо учесть, что на пляже я не лежу, как отдыхающие, а сную вдоль моря в челночном режиме с ведром. Утомился бы мой шпион бегать следом! Ему гораздо проще и приятнее было бы наблюдать за моей муравьиной суетой с какой-нибудь стратегической высотки.

– Можно попытаться вычислить, где его наблюдательный пункт! – утерев сопли, подала голос умница Нюня.

– Как? – заинтересовалась я.

Нагрянуть к ничего не подозревающему Роме на его конспиративную квартиру с бейсбольной битой в руках казалось мне воистину душеспасительным делом.

– Смотри, в блокноте зафиксированы все твои посещения пляжа, вечерние выходы на набережную, посиделки с Димой в «Бригантине» и уход в лес, – Нюня объясняла обстоятельно. – То есть пляж, набережная, «Бригантина» и начало тропинки, ведущей к «Жемчужному колосу», должны быть в зоне видимости наблюдателя. А чтобы делать выводы о времени твоего подъема и отбоя, Рома должен был видеть тети-Люсин курятник. При этом прошу заметить, что важный, с моей точки зрения, момент знакомства с Димой в шпионской хронике вообще не отражен. Значит, та часть улицы, где произошло историческое обрушение в пыль чистого белья, с наблюдательного пункта не просматривается.

– Минутку, я возьму бумагу и ручку!

У Софи в тумбочке имелись фломастеры и квадратная пачка розовых бумажек, которые она использует, чтобы делать ценники на свои пироги. Эти канцелярские принадлежности я использовала не для письма, а для черчения. Топографическим идиотизмом я не страдаю, память у меня хорошая, глаз верный, рука твердая, однако бумажная стопка понизилась сантиметра на два, прежде чем я нарисовала более или менее удовлетворительную схему. У меня получилось, что наблюдательных пунктов, соответствующих условиям задачи, в поселке два: пограничная вышка и башня частного отеля «Чайка». Они расположены по разные стороны бухты. Гнездовье пограничников высится над лесом, которым поросла горбатая спина Левого мыса, а миниатюрный замок «Чайки» прилеплен к скале Правого мыса.

– Пограничную вышку предлагаю не трогать, – сказала Тяпа таким тоном, что мне сразу захотелось выяснить, что она вообще подразумевает под словом «трогать» – уж не взрывать ли динамитом? – На вышке несут дежурство пограничники. Вряд ли они пустили бы на военный объект постороннего.

– Значит, остается «Чайка»! – заключила Нюня и воинственно шмыгнула носом.

Бейсбольную биту я аккуратно обернула цветной бумагой и искусно перевязала ленточкой. Так могла выглядеть красиво упакованная роза на длинном стебле.

– Две розы! – зловеще поправила Тяпа.

Ее мрачная решимость меня немного пугала, но обида и злость требовали выхода. С бейсбольной «розой» в руке и улыбкой Джоконды на устах я вышла со двора и направилась в сторону Правого мыса.