Текст книги "Сеанс мужского стриптиза"

Мне больше всего нравилось, как изобретательно мамуля устроила своих героев к финалу: в итоге все денежные затруднения Артема решились с помощью легендарного золотого сундука Артемия, причем часть состояния Черного Барина предприимчивые Пустоваловы пустили в дело. Они открыли кабинет гирудотерапии! Таким образом, изящно и безболезненно решался вопрос с насущным вампирским пропитанием. Я уже видела, как в финале нашего кино хорошенькая медсестричка прессует в ручной соковыжималке насосавшихся крови лечебных пиявок, получая питательный коктейль для проголодавшегося графа Артемия…

– Мотор! – с энтузиазмом вскричал Смеловский, оборвав мои несвоевременные фантазии.

– Сам мотор! – огрызнулся хмурый Саша.

– Я хотел сказать: «Начали!» – объяснил Макс.

– На старт, внимание, марш! – восторженная мамуля громко хлопнула в ладоши.

– Предполагается, что по этой команде я должен куда-то бежать? – желчно спросил Зяма из своей засады.

Снималась драматическая сцена выхода Черного Барина из сырой земли. Зяма, изображающий графа Артемия, должен был выбраться из могилы, сверкнуть в лунном свете красными очами и саблезубыми клыками, тряхнуть черным шелковым плащом и демонически захохотать.

– Нет, бежать – это несолидно! – возразил Смеловский. – Ты же вампир благородных кровей, а не гарлемский стайер! Ты должен гордо восстать и величаво выступить!

– Мне бы величаво не вступить! – пробурчал в ответ Зяма.

Я хихикнула. В качестве неухоженной могилки у нас выступал земляной холмик, скрывающий под собой старую выгребную яму. В лунном свете поросшая сорной травой выпуклость смотрелась весьма интригующе, вдобавок сверху насыпь давным-давно была накрыта подобием шалаша из старых досок. В свое время это было сделано для защиты экс-сортира от несанкционированного доступа – чтобы маленькие детки Зяма и Дюша, заигравшись на огороде, не провалились в гадкую яму. Прошло немало лет, дощатая крыша частично сгнила, частично развалилась, уцелевшие доски торчали кривым костяком и выглядели довольно пугающе. Окружающие холмик огородные грядки образовывали подобие заброшенного погоста.

Зяма, который залег в гороховых зарослях, должен был по сигналу вздыбиться в полный рост в опасной близости к туалетному саркофагу, и был риск, что вампир благородных кровей пошло провалится в яму с дерьмом.

– Если такое случится, будет совсем замечательно! – «успокоил» Зяму бессердечный Макс. – Видеозапись твоего падения можно будет пустить задом наперед, добавить к реальному видео компьютерных эффектов, и получится просто супер: вампир эффектно взлетит из разверзшейся могилы, весь в комьях и брызгах, с криком на устах!

– Крик будет матерный! – предупредил Зяма.

– Ничего, при озвучке мы заменим его подобающим воплем! – Макс потер ладони и сказал: – Ну, приступим!

– Ты хотел сказать – «мотор»? – уточнил Саша.

– Мотор! – враз потеряв терпение, заорал Смеловский. – На старт, внимание, марш! Зяма, пошел!

– Да пошел ты…! – огрызнулся Зяма, выныривая из гороховых зарослей с обещанным матерным криком на устах.

– Ой, мамочка! – ахнула впечатлительная девушка Аня. – Жуть-то какая! Ужас, летящий на крыльях ночи!

– Спасибо, – кивнула польщенная мамуля.

Зяма, балансирующий на краю проседающего холмика, в своем шелковом плаще походил на черного ворона, готовящегося взлететь, и в целом выглядел достаточно страшно. Красные очи в свете софитов сверкали, как рубины, глазные клыки фосфоресцировали, а перекосившийся парик придавал пугающую асимметрию физиономии, раскрашенной в цвета государственного флага – белый, синий и красный.

– Весьма патриотично! – пробормотала я, отметив этот незапланированный эффект.

– Да, особенно хорошо пошел горошек! – восторженно шепнул мне в ответ папуля.

Я было подумала, что он делится со мной впечатлениями от прошедшего ужина, но папа указывал пальцем на Зяму. Действительно, запутавшиеся в прическе и костюме Черного Барина оборванные плети бобовых культур смотрелись очень эффектно! Возникало стойкое впечатление, будто пробужденный вампир восстал из-под земли, как ракета из шахты, пробив тоннель на поверхность непосредственно сквозь корневища могильных трав.

– Снято! – крикнул Саша.

– Отлично! – бурно обрадовался Максим.

Он хлопнул по плечу оператора, покружил в воздухе Аню и полез целоваться ко мне, но я вовремя увернулась.

– Теперь сцена с девицей, – распорядилась мамуля, заглянув в сценарный план. – Дюша, ты готова?

Я пожала плечами:

– Долго ли раздеться?

По задумке авторов фильма – мамули и Макса, я должна была изобразить прелестную деревенскую девушку-сомнамбулу, которая в полночный час покинула родную избу, чтобы меланхолично побродить под полной луной по заросшим кладбищенским тропкам. Первоначально предполагалось облачить сельскую лунатичку в ситцевую ночнушку до пят, но Макс решил на радость публике внести в ужастик бодрящую нотку здоровой эротики, в результате чего мой костюм отчетливо тяготел к нудизму.

Смеловский самолично выбрал подходящий наряд в магазине «Планета белья». Взглянув на ценник, прилепленный к коробке с комплектом, я заподозрила, что эта покупка будет самой расходной статьей в бюджете нашего сериала! Полупрозрачная короткая распашонка, расшитая кружевами и бисером в самых неожиданных местах, стоила бешеных денег, хотя была в высшей степени непрактичным одеянием. Более-менее надежно куцый пеньюар прикрывал всего один квадратный сантиметр моего тела – как раз пупок, оказавшийся точно под узелком одинокого шелкового бантика. Я была весьма рада тому, что съемки ведутся в теплое время года и без большого скопления любопытствующей публики.

Оператор переставил камеру и свет, на сей раз направив их не на сортирное захоронение, а на дорожку между овощными грядками.

Я немножко побродила по глинистой тропе туда-обратно, чувствуя себя не особенно уютно. На мой взгляд, прогулка в дезабилье была бы уместнее как увертюра к жаркой постельной сцене, а не в качестве разбивки между эпизодами кошмара! Однако наш великий кинодеятель Максим Смеловский считал иначе. Режиссируя мое дефиле, он блестел глазами, потирал потеющие ладони и убежденно приговаривал: «Чем больше, тем лучше!» При этом маниакальный взгляд Макса задерживался по большей части на моем декольте, так что я непроизвольно начала втягивать грудь, стыдливо решив, что будет тем лучше, чем меньше.

Моя новообразовавшаяся сутулость сильно встревожила мамулю, и она стала требовать, чтобы мне на спину срочно привязали дощечку. Против дощечки решительно возражал Зяма – просто потому, что ему лень было лезть в сарай за ножовкой и выпиливать из забора подходящий прибор для экстренной коррекции моей осанки.

Заботливого папулю больше всего беспокоило, что я могу озябнуть. Он принес из дома свой собственный теплый вязаный набрюшник из собачьей шерсти и очень настаивал, чтобы я надела его под пеньюар.

Зоркий оператор Саша умудрился с помощью своей оптики высмотреть в диких зарослях, которых давно не касалась рука огородника, пяток болгарских перчиков и десяток томатов и послал Аню их сорвать. Он мотивировал необходимость срочного сбора урожая тем, что жизнерадостные красные томаты не соответствуют общей стилистике мистического триллера.

Анна послушно сорвала овощи и, подстрекаемая Зямой, тут же начала строгать их в салат, после чего все участники шоу почувствовали острый приступ голода и решили наскоро перекусить. В общем съемочный процесс в очередной раз застопорился.

Когда от салата, а также поданных к нему хлеба, сыра и колбасы остались одни воспоминания, ночь уже балансировала на грани утра.

– Ох, замешкались мы! – спохватился Смеловский, с необоснованным укором посмотрев на розовеющее небо. – Ночь заканчивается, а нам же еще сцену на обрыве снимать!

– На обрыве так на обрыве! – спокойно согласился Саша.

Он сноровисто собрал свое операторское добро и навьючил папулю и Зяму софитами. Мамуля сложила свой режиссерский стульчик, Аня прихватила чемоданчик с гримировальными принадлежностями, я целомудренно укуталась поверх излишне откровенного пеньюара в плед, и вся наша компания вышла за высокую ограду двора и двинулась в путь к обрыву, под которым раскинулась просторная свалка.

– Кто помнит, мы костер во дворе затушили или нет? – обеспокоенно пробормотал папуля, принюхиваясь.

Воздух отчетливо пах дымом и гарью.

– Мы-то затушили! Не иначе, кто-то снова мусор на помойке запалил! – вздохнула мамуля. – А ведь продукты горения очень вредны и сильно загрязняют атмосферу!

– Ничего, наши зрители продуктов горения не унюхают! – легко отмахнулся Максим. – Посмотрите, красота-то какая!

Если не обращать внимания на помойку, вид с обрыва открывался просто замечательный! Внизу волнующимся морем шумел густой темный лес, уступами поднимающийся к горизонту. Над его зубчатой кромкой золотой медалью висела круглая луна и красиво сверкали крупные бриллиантовые звезды. Изредка прозрачную тьму над каньоном пронзали летящие совы.

– Помойку на монтаже затянем густым туманом, и все получится просто супер! – заявил Макс. – Инка, топай на самый краешек!

Я послушно встала на краю обрыва, стараясь не смотреть вниз.

– Супер не получится! – оборвал ликующего Макса оператор. – Все, баста, кина не будет! Луна ушла!

– Куда она ушла? – не понял Макс.

– Туда! – Саша широко махнул рукой, весьма произвольно указывая направление, в котором удалилось ночное светило.

– Но вот же луна, она здесь, мы ее видим! – робко напомнила мамуля, потыкав в планетарный спутник пальцем.

– А она должна быть не здесь, а там! Луна ушла из кадра, – терпеливо объяснил оператор. – Расчетная точка съемки уже не позволяет одновременно захватить и луну, и Инку в полный рост! Либо девушка, либо луна! Или могу Инку под коленками обрезать, если хотите!

– Не хотим! – поспешно возразила я.

– Так, я понял, Инка слишком высокая! – хлопнул в ладоши Макс. – Так это не проблема, сейчас мы все сделаем!

– Что мы сделаем? – опасливо спросила я и на всякий случай отодвинулась от деятельного Смеловского.

– Заменим тебя на Аньку, вот что! – победно объявил Макс. – Она гораздо ниже ростом, значит, вполне поместится в одном кадре с луной! Да, Саш?

– Возможно, – сдержанно ответил оператор. – Надо посмотреть.

Подгоняемые нетерпеливым Смеловским, мы с Аней удалились за ближайший ракитовый кустик и переоделись. Анюта, тихо чертыхаясь, сняла свои джинсы и кофточку и облачилась в непристойный пеньюар. Я помогла своей дублерше повыше подвязать спально-прогулочное одеяние пояском, чтобы полы распашонки не закрывали коленки, и нахлобучила ей на голову белокурый парик. С ним я рассталась с особым удовольствием, потому что он согревал голову не хуже шапки-ушанки.

– В целом сойдет, но ноги коротковаты, – бесцеремонно оглядев костюмированную Аню, постановил Смеловский. – Ты, Анька, на цыпочки поднимись, так лучше будет.

– Так? – через плечо спросила Аня, поднимаясь на носочки и опасно балансируя на краю обрыва.

– Так годится! – ответил Саша. – Все, нормалек, девушка есть, луна на месте, я снимаю!

– Мотор! – вскричал Смеловский.

– Сам мотор! – в один голос ответили ему мамуля, папуля и Зяма.

– Анька, не шатайся! – сердито крикнул оператор. – Луну закрываешь!

– Да, Анюта, не качайся! – прикрикнул и Макс. – Такое ощущение, будто ты собираешься сигануть с обрыва, как Катерина в «Грозе»!

– Что, будет гроза? – Анюта завертела головой, осматривая темное небо в редких светлобрюхих тучках.

– Стой спокойно! – гаркнул Саша.

Поздно! Неустойчивый камень юрко выскользнул из-под ноги Анюты и рухнул вниз, а следом, как крыльями взмахнув рукавами пеньюара, полетела и она сама!

– Ма-ма-а-а-а! – истошный вопль затих далеко внизу.

– Боже мой! – Мамуля вскочила на ноги, и освободившийся режиссерский стульчик самопроизвольно сложился с резким стуком, похожим на револьверный выстрел.

Словно по сигналу стартового пистолета, ожили прочие свидетели ЧП.

– Анька, ты где? Ты там жива-ая? – сложив руки рупором, проорал в каньон Макс.

– Такой кадр испортила, балда, убить мало! – злобился безжалостный оператор.

Из-под обрыва не доносилось ни звука.

– Кажется, я ее вижу! Во-он там что-то беленькое чернеется! – сообщил зоркий Зяма, безотлагательно начиная спуск.

Столпившись на краю пропасти, мы в напряженном молчании прислушивались к шумам, сопровождающим движение Зямы. Все глуше и тише из-под обрыва доносились стук скатывающихся камней и шорох осыпающейся земли. Потом раздался крик:

– Эгей! Я ее нашел! Она без сознания, сама наверх не поднимется, понесу кружным путем, через лес!

– Кругом, шагом марш! – привычно скомандовал папуля, устремляясь вдоль постепенно понижающегося обрыва.

Бок о бок с ним побежал Саша. Максим, я и мамуля построились в колонну по одному и порысили вслед за группой отрыва. Марш-бросок продолжительностью в несколько минут завершился у замшелого бревна, на манер мостика переброшенного через заросшую крапивой канаву, в которую превратился мусорный овраг.

По бревну мелкими шажками шел Зяма, держа на вытянутых руках безвольно обмякшее женское тело в некогда белом, а теперь сильно испачканном пеньюаре. Распущенные белокурые волосы подметали бревно. Легкомысленная одежка была пугающе запятнана черным, бурым и красным.

– Это что, кровь? – прошептала мамуля, заметно побледнев.

Страхи в реальной жизни она воспринимает совсем иначе, чем вымышленные кошмары.

– Ужас, летящий на крыльях ночи! – вспомнил Макс.

Зяма сошел с бревна, бережно опустил свою ношу в густую траву и осторожно убрал с лица девушки разметавшиеся белокурые локоны. Папуля подсветил фонариком.

– Минуточку! Кто это? – выражая общее недоумение, вскричал Смеловский. – Зяма, ты кого нам притащил?

– Я думал, это Анюта! – пробормотал братец.

– Это не Анюта! – возразил Саша.

Это было совершенно лишнее заявление, мы и без того прекрасно видели, что Зяма принес абсолютно постороннюю барышню.

– Ты где ее взял? – продолжал допытываться Макс.

– Да там, на помойке, где же еще! – сказал Зяма таким тоном, словно помойка, полная полураздетых девиц в широком ассортименте, была явлением вполне обычным.

– Интересная у вас помойка! – с оттенком зависти пробормотал Саша.

– Ах, о чем вы тут говорите! – досадливо вскричала мамуля, протискиваясь в первый ряд. – Ну и что, что это не Анюта? Девушка тоже нуждается в помощи! Посмотрите же кто-нибудь, что с ней?

– Бася, пропусти меня. – Папуля мягко отстранил мамулю и склонился над незнакомкой. – Так… К сожалению, помочь этой девушке уже нельзя!

– Она мертвая?! – запоздало ужаснулся Зяма.

– Увы! – строго сказал папуля. – Похоже, несчастная упала с большой высоты и при падении разбила голову. Впрочем, я не специалист.

– Значит, надо вызывать специалистов! – резонно рассудил Саша. – У кого есть с собой мобильник? Живо звоните «ноль-два»!

Испуганно поглядев на мертвое тело, мамуля поспешно сдернула с пояса свой сотовый и протянула его папуле. Папа взял трубку, позвонил в милицию и вступил в затяжной разговор с дежурным.

– Господи, спаси и сохрани! – перекрестился Смеловский.

– Спаси-ите! По-мо-ги-ите! – эхом донеслось из лесу.

– Кто это? Что это? – вскинулась мамуля, схватившись за сердце.

Сгрудившись в кучу и не спеша откликаться на призыв о помощи, мы испуганно всматривались в темноту, только папуля ничего не замечал, будучи всецело занят беседой с милицией.

Зяма проявил смекалку, выхватил у папы фонарик и навел его на дальний конец пешеходного бревна. Рука братца дрожала, пятно света ходило кругами, как нерешительная шаровая молния, не знающая, куда податься.

– Бли-ин! Не слепите меня, а то я снова свалюсь в этот чертов овраг! – послышался плачущий женский голос.

– О, да это же наша Анька! – обрадовался Макс.

Он враз повеселел, забыв о мертвой незнакомке, тихо лежащей в росистой траве.

– Супер, она живая! Анька, ведь ты живая или как?

– Щас как дам кому-то палкой по башке, будешь знать, живая я или нет! – пригрозила Анюта.

Она проковыляла по мшистому бревну, опираясь на какую-то корягу. Зяма подскочил к импровизированному мосту и принял пошатывающуюся девушку в свои крепкие объятья, но Анюта явно не была расположена к ласкам и энергично высвободилась из сладкого плена.

– Все, мое терпение кончилось! – Угрожающе воздев свой посох, она шагнула к Смеловскому. – То меня голодом морят, то собаками травят, то вообще на помойку выбрасывают! Нет, с меня хватит! Я увольняюсь!

– Чего так сразу? – миролюбиво поинтересовался Саша. – Давай хоть сначала еще один дубль на обрыве отснимем!

– Еще дубль? – взвизгнула девушка. – Я тебя убью!

– Макс, не дай этой истеричке покалечить ценного работника! – проворно отпрыгнув в сторону, воззвал из темноты оператор.

На его голос, раскручиваясь в полете, тут же полетела палка.

– Анечке нужно срочно снять стресс! – постановила мамуля. – Боря, кажется, у нас есть коньяк?

Папуля молча кивнул, а остальные загомонили, высказываясь в том духе, что стресс необходимо снять не одной Анечке, а всем нам до единого.

– Возвращаемся в дом, – решил наш полковник, вновь приняв на себя командование.

– А как же она? – Зяма кивнул на бездыханное тело незнакомой девушки.

– Не стоило ее трогать, – вздохнул папуля. – Я предвижу, что оперативники будут очень недовольны!

– Может, быстренько положишь ее на место? – обратился к Зяме Максим.

– Обратно на свалку? Нет уж! – Зяма содрогнулся.

– Я думаю, девушке уже все равно, где лежать, а по помойке опера в любом случае прогуляются, – решил папуля. – Нам же будет удобнее дожидаться прибытия следственной группы в поселке.

Из Зяминого маскарадного плаща мужчины наскоро соорудили примитивные носилки и на них доставили тело на нашу дачу. Аккуратно положили страшный груз на деревянную скамью под яблоней и в ожидании прибытия оперативников старались даже не смотреть в эту сторону.

Избавляясь от стресса, мы быстро и безрадостно приговорили бутылку коньяка, и вскоре даже измученная Анюта почувствовала себя гораздо лучше. Это стало понятно по тому, что она наконец обратила внимание на свой безобразный внешний вид и категорически потребовала организовать ей душ и выдать чистую одежду.

Оставшееся до приезда опергруппы время мы ведрами таскали из колодца воду и грели ее в котле над костром.

Толком нагреться вода не успела, потому что оперативники появились на удивление быстро. Оказалось, что они уже были в Буркове по другому поводу: на другом конце поселка случился пожар, и кто-то из жителей позвонил по «01» и «02» разом. Сгорел один из старых домов, ветхое сооружение из самана, а также надворные постройки – времянка с летней кухней, баня, дощатый сортир и курятник.

– Может, та курица к нам прибежала, спасаясь от пожара? – задумался Зяма. – И попала, бедолага, из огня да в полымя!

Зямино предположение не лишено было вероятности: единственная улица дачного поселка проложена не по прямой, а вдоль русла некогда петлявшей тут речки Бурки.

Если посмотреть на Бурково с высоты птичьего полета, линия домов напоминает подкову. На одном ее конце – сгоревший двор, на другом – наша дача, а между ними – изгиб помойного оврага. Чтобы попасть к нам, перепуганной курице не обязательно было сломя голову мчать по кривой улице, достаточно было перепорхнуть через каньон. Я пожалела о том, что пернатые товарки той курицы не последовали ее примеру: у нас был бы обильный мясной завтрак! Впрочем, хорошо уже то, что пропавшую птицу никто не будет искать. Скорее всего ее сочтут погибшей при пожаре. Печальная участь гусекрада Паниковского нам не грозила.

Впрочем, проявлять интерес к судьбе погорелых кур мы не стали. Некогда было, пришлось самим отвечать на вопросы оперативников.

На редкость любознательные люди эти опера! Наверное, они с раннего детства воспитывались на выпусках тематического киножурнала «Хочу все знать»! Все-то им было интересно: и кто мы, и где мы, и чем занимались этой бурной ночью – в подробностях и с поминутной хронологией.

Как водится, в показаниях мы путались и, уточняя время и детали, то и дело друг другу противоречили. Меня лично сильно отвлекали фоновые вопли Анюты, которая спешно мылась под холодным душем, торопясь вернуть себе приличный вид. Не скажу, что это ей вполне удалось: после купанья Анна стала чистой, зато на ее теле стали хорошо видны многочисленные ссадины и царапины. Повреждения были свежими, и опера поглядывали на них хмуро и подозрительно.

Тесно прижимаясь друг к другу, я, мамуля, папа и Макс сидели на лавочке, как птички на проводе. Аня, зябко кутаясь в одеяло, сгорбилась на складном стульчике. Саша сидел на пеньке, обнимая выключенную видеокамеру, как младенца, нуждающегося в защите. Только любопытный Зяма шнырял по двору, стремясь уследить за действиями неразговорчивых «ребят», которые походили на группу опытных индейских воинов, несуетно и со знанием дела следующих по тропе войны.

Живо заинтересовал их большой нож, которым была обезглавлена незабвенная курица. Тесак в пятнах крови быстренько упаковали в полиэтиленовый кулечек.

– Ребята, зачем это? – осмелился спросить папуля.

– Да так… – уклончиво ответил ему предводитель команчей – хмурый дядька капитан Кошкин.

– Ой, Дюха, быть беде! – отведя меня в сторонку, сказал Зяма, сумевший подслушать тихую беседу капитана Кошкина с врачом-криминалистом. – Покойницу-то нашу в спину ножом пырнули!

– Думаешь, наш тесак взяли как предполагаемое орудие убийства? – испугалась я.

– Вообще-то, как я понял, ножом ее только ранили, а смерть наступила в результате черепно-мозговой травмы, – Зяма почесал в затылке. – У нас тут вроде нет ничего такого, подходящего для разбивания голов?

– Будем надеяться, – неуверенно ответила я.

Зря надеялись! С похода на помойку в овраге добычливые опера притащили нашу несчастную электроплитку. Угол чугунного основания этого допотопного агрегата был густо испачкан кровью.

– Бли-и-ин! – протянул Зяма, хватаясь за вихры. – Похоже, недорезанной барышне раскроили голову нашей древней электроплиткой! Вот и доказывай теперь, что наша хата с краю!

– Наша хата действительно с краю, – напомнила я, машинально поглядев на близкий лес.

И тут же вспомнила о странном юноше Поле с его подозрительной прогулкой в лопуховые дебри. У парня явно не все дома, чем не готовый кандидат на роль убийцы?

«А мотив? – придирчиво спросил меня мой внутренний голос. – Какой у него мог быть мотив для убийства?»

– Да какой угодно! – ответила я. – Или вообще никакого! Предположим, он так и не встретил на лесной опушке своего любимого Паху, зато столкнулся там с девицей в пеньюаре. Если Поль педик, то девиц он не любит.

«До такой степени не любит, что просто убить готов?» – усомнился мой внутренний голос.

– Он же парня ждал, а вместо него какая-то посторонняя девка появилась, – напомнила я. – Конечно, Поль разозлился: разочарование, обманутые надежды, – ну, ты сам понимаешь!

«Убийство в состоянии аффекта, – резюмировал внутренний голос. – Принимается как версия. Теперь скажи, что, по-твоему, забыла в полночный час на лесной опушке девица в пеньюаре?»

– Это вообще не вопрос! – заявила я. – Если ты запамятовал, напомню, что по сценарию мамулиного фильма я сама недавно бродила в ночи, изображая лунатичку!

«Кстати о твоих прогулках! – нехорошо оживился внутренний голос. – Тебе не кажется, что ты тоже вполне годишься на роль убийцы?»

– Я?! – Я чуть не упала. – Почему это?

«Да потому, что у тебя нет алиби! – злорадно объяснил голос. – Все прочие участники дачной тусовки держались вместе, а вот ты уходила прогуляться! Тебя не было примерно час, и за это время ты свободно могла кого-нибудь ухлопать!»

– Зачем?!

«Ну, мало ли!» – внутренний голос противно хмыкнул и заткнулся.

– Ты разговариваешь сама с собой? – спросил Зяма, дождавшись окончания моей нервной беседы. – Это раздвоение личности или какой-то психологический тренинг?

– Это защитная реакция, – буркнула я. – Сдается мне, многим из нас скоро понадобится защита!

– То есть? – братец склонил голову набок, неосознанно скопировав щенка Лютика.

– То есть папуля попадет под подозрение в совершении убийства сразу после того, как на окровавленной электроплитке обнаружат его отпечатки – их там наверняка полным-полно! Это раз! – я принялась загибать пальцы. – Тебя возьмут за жабры потому, что ты, когда нес убитую девицу на руках, испачкал свою одежду ее кровью. Это два! Кстати, кто гильотинировал курицу?

– Саня, а что?

– А то что если у курицы окажется такая же группа крови, как у покойницы, Санины пальчики на ручке тесака позволят записать в ряды возможных убийц и его тоже! Это три!

– У птиц разве бывают группы крови? – удивился Зяма.

– Да почем я знаю?! Не перебивай меня! Не исключено, что Саня – это три! – повторила я. – А четвертым номером, боюсь, пойду я, потому что у меня нет алиби. За время своей одинокой ночной прогулки по поселку я могла пристукнуть кого угодно.

– Ты и дом на другом конце Буркова вполне могла поджечь! – оживился братец. – Запросто успела бы, ты быстро бегаешь, я знаю!

– Не делись этой мыслью с капитаном Кошкиным, – попросила я. – Лучше я расскажу ему про Поля.

– О, Поль! Наш либер Полли! – обрадовался Зяма. – Как это мы про него забыли! Странный парень абсолютно безнадзорно шастал в лесу, как раз у оврага, притом у него был с собой фонарик, который запросто мог сойти за дубинку!

– Голова покойницы разбита нашей электроплиткой! – напомнила я.

– Да, этот аргумент не в нашу пользу, – сник Зяма.

Мы немного помолчали, а потом братец сказал:

– Дюха, я понял! Чтобы снять подозрения с себя, мы должны найти настоящего убийцу! Ты как, согласна снова поиграть в частного детектива?

– Бесплатно? – уныло уточнила я.

– Ну, жизнь на свободе и доброе имя тоже кое-чего стоят! – справедливо заметил Зяма.

– Элементарно, Ватсон! – согласилась я.

Братец подставил мне раскрытую ладонь, я звонко шлепнула по ней, и тут же, словно по сигналу, над зазубренной кромкой леса показался краешек румяного солнечного диска. Начинался новый день, и мы с Зямой были морально готовы встретить его в новом качестве.

– Раз, два, три, четыре, пять – я иду искать! – устремив взор в сторону леса, объявила я.

– Кто не спрятался, я не виноват! – добавил Зяма.

Вот так, словами из детской считалки, Мисс Шерлок Холмс и Братец Ватсон отважно бросили вызов кровавому убийце.