Текст книги "Каменное сердце. Терновое сердце"

Заклинательница наконец смогла прожевать хлеб. От едких замечаний она предпочла на сей раз воздержаться.

– Ты обещал ответить на все мои вопросы, не забыл? – напомнила адептка.

– Спрашивай. – Он пожал плечами, вновь делая глоток. – Мне скрывать нечего.

Гвин придвинулась поближе к огню, чтобы согреться.

– Расскажи мне про проклятие в Нордвуде, – попросила она. – Все, что знаешь, пожалуйста. Расскажи, почему нежить здесь поселилась? И откуда вообще взялся Пастырь Проклятых?

Оборотень повернулся к ней. В свете пляшущего пламени его суровые карие глаза показались Гвин нереально золотыми.

– Проклятие не вина конкретной нежити. – Иврос покачал головой. – Это вина короля. Думаю, об этом старик Мейхарт тебе тоже не рассказал. Он соблазнил лесную колдунью, уже будучи женатым. Наобещал много всего. Что оставит жену и детей, женится на ней и вместе они будут править Нордвудом. А затем обманул. Она ушла из семьи. Но король отверг ее. Выгнал с позором, назвал сумасшедшей. Женщина и правда обезумела от горя. Прокляла короля и его королевство. А потом бросилась с утеса Высокого Очага и разбилась. Но ее тело застряло среди скал. Никто достать его не смог. Чудовищное зрелище. Оно пролежало там ужасным напоминанием несколько дней. А потом вдруг исчезло. Все решили, что приливом смыло. Тогда-то и начала вылезать повсюду нежить. Полчища умертвий, мстящих за свою госпожу.

Гвин присвистнула.

– Так вот оно что. – Она поджала губы. – Но ты прав. Мейхарты мне не сказали. Стало быть, мертвая колдунья начала претворять в жизнь проклятие. Она убила королеву, присвоила ее корону и заняла столицу.

– И начала постепенно уничтожать жителей. – Иврос подбросил в огонь веточек. – Она стала превращать их в оживших мертвецов. Я много раз пытался одолеть ее, но не знал, как это сделать. Потому стал запугивать людей. Ну, знаешь, чтобы побыстрее уходили из Нордвуда. – Мужчина прищурился, неотрывно глядя в огонь. – Чтобы у нее не было возможности добраться до них.

Адептка отломила еще кусочек хлеба и задумчиво отправила в рот.

– А что за корысть у тебя в этом деле? – спросила она. – Ушел бы вместе с остальными. Что тебя держит в Нордвуде, кроме нелюбезного отца?

Он смотрел в огонь не мигая. Яркие сполохи плясали в глубине глаз.

– Та колдунья – моя мать. Ашада Норлан.

Гвин поперхнулась хлебом. Закашлялась.

Иврос протянул могучую руку и услужливо постучал ее по спине. А потом, когда адептка перестала кашлять, вручил ей крынку с молоком. Женщина сделала несколько глотков. Вытерла тыльной стороной ладони слезящиеся глаза и переспросила севшим голосом:

– Твоя… мать?

Оборотень кивнул.

– Ты в курсе, что я пыталась ее убить? А она пыталась убить меня? – на всякий случай уточнила Гвин.

– Я хочу, чтобы она обрела покой, – ответил мужчина. – Ты училась в хорошем месте. Многое знаешь. Смогла пережить встречу с ней. Даже меня не забоялась. Сдается, ты-то мне и нужна. Вместе мы можем с ней совладать.

Адептка тем временем пристально разглядывала его лицо. Ее челюсть отвисла сама собой.

– Ив, тьма тебя раздери, – пробормотала она.

– Что? – Он понял причину ее удивления не сразу.

А потом вдруг захохотал. От души и громко. Гвин даже вздрогнула от неожиданности.

– Нет, – отсмеявшись, он покачал головой, – я не королевский бастард. К Мейхартам никакого отношения не имею, поверь. Мать бросила нас, когда я был сопливым отроком. Она была сильной потомственной колдуньей. Ее род жил в лесах Нордвуда задолго до прихода Мейхартов. Наши предки оберегали эти края. А когда она… погибла, я сделался медведем. Первый раз я испытал неописуемый ужас. Тогда-то и понял, что с мамой что-то случилось. Это одна из причин, почему я хочу ее упокоить. А вторая в том, что, надеюсь, уход матушки освободит меня и снимет проклятие оборотня.

Гвин тряхнула головой. Ее рыжие волосы ярко блеснули в пляшущем свете пламени.

– Упокоить ведьму можно. – Она закусила губу. – Но, Ив, это вряд ли поможет тебе снять проклятие. Потому как то, что ты зовешь проклятием, на самом деле лишь проявление сил твоей матери. Тебе они достались по наследству. Поверь мне, я знаю, что говорю.

Она вновь представила себе ту мощь, что наверняка сейчас клубится вокруг Ивроса. Незримо для простого людского ока.

Мужчина горько усмехнулся.

– Я превращаюсь в зверя. – Иврос ткнул себя рукой в грудь. – По-твоему, это не проклятие?

– Нет. – Гвин придвинулась к нему, заглянула в глаза. – В тебе нет изменений, которые свойственны ликантропии или другим видам проклятий, что связаны со сменой обличия. Кроме того, ты не зависишь от фаз луны или внешних факторов. Твои кости не меняются. Шерсть не растет. Тело не подвержено мучительным обращениям. Ты не теряешь рассудок, будучи медведем. Я видела твой взор в звериной форме. Он абсолютно человеческий. Ты не чувствуешь жажды крови. Чары окутывают тебя, точно кокон. Этот медведь будто возникает вокруг тебя. И так же легко рассеивается. Как я поняла, ты сам волен призывать и разрушать чары, когда тебе вздумается. Я права?

– Да. – Иврос медленно кивнул.

– Ты – оборотень. Но это не проклятие, – сделала вывод Гвин, отодвигаясь обратно на свое место.

– Ты ошибаешься. – Он нахмурился. – Мать меня прокляла. Она оставила на мне метку, когда я был совсем маленьким. И с ее смертью эта метка начала работать, а я стал превращаться в зверя.

– Какую метку? – не поняла адептка.

– Матушка поместила черный символ на мое плечо. Не знаю, зачем так обращаться с собственным чадом, но она это сделала. Потому надеюсь, что, когда она упокоится, я лишусь этих медвежьих… сил, – пояснил Иврос.

– Покажи, – велела Гвин.

– Что?

– Где тут винокурня, – съязвила женщина. – Метку, разумеется!

Иврос колебался несколько мгновений.

Гвин смотрела пристально. Ждала.

Оборотень встал с места и стянул рубаху через голову. Повернулся к ней левым боком.

Адептка не могла поверить увиденному. Даже встала с места и подошла вплотную.

Он действительно был там. Черный символ. Точно след огромной медвежьей лапы на все плечо. Только когти были заостренными защитными рунами, а вместо оттиска большой подушечки красовалась рычащая голова медведя. Лесной владыка демонстрировал огромные клыки и выглядел весьма устрашающе.

Гвин не удержалась и коснулась кончиками пальцев этого знака. Она ощутила еле различимую вибрацию. Как крылышки маленького насекомого, запертого в банке. Женщина невольно сглотнула.

Все это время Иврос неотрывно смотрел на нее. Она была так близко, что он мог различить золотые крапинки в зеленых глазах. Ее пальцы были теплыми, а прикосновение – деликатным. Мужчина успел уловить удивление на ее лице, прежде чем она отстранилась.

– Это не проклятие. – Гвин с ногами забралась на шкуры.

– Нет? – с недоверием переспросил оборотень.

– Нет. – Она покачала головой, исподволь разглядывая мужчину перед собой.

Крепкий и высокий, переполненный мощью древней крови, он даже не осознавал своих настоящих способностей. Как и не чувствовал холода, поскольку все так же стоял перед ней без рубашки, точно на дворе царило лето, а не глубокая осень.

– Это сдерживающий знак, – пояснила она. – Твоя мать хотела дать тебе время, видимо. Чтобы ты привык к живущей внутри тебя силе. Она сковала ее символом. Ограничила. Наверняка собиралась убрать, когда ты подрастешь. Но ее не стало. И знак начал слабеть. Но полностью не исчез. Скорее всего, из-за того, что твоя матушка не оставила этот мир как подобает и…

– Ты можешь его снять? – перебил Иврос, до которого наконец дошло, что адептка беззастенчиво его рассматривает. Потому он натянул рубаху и сел подле нее.

– Да. – Гвин задумчиво закусила губу. – Есть некие условия. Но я думаю, что знаю, как его убрать.

– Как? – задал новый вопрос Иврос. И тут же сам предложил ответ: – Упокоить матушку?

Адептка медленно кивнула.

– Это поможет мне перестать быть… зверем? – продолжал настаивать он.

– Это снимет ограничения, Ив. – Гвин вздохнула. – Не хочу обманывать. Тебе точно станет легче. Но, скорее всего, ты получишь все. Я имею в виду силу рода твоей матери.

– И я стану… колдуном? – Он недоверчиво усмехнулся.

– Ты уже колдун. И это не так уж и страшно, поверь мне. – Адептка нахмурилась. Она никогда не считала поиск ободряющих фраз своей сильной стороной. – Многие бы все отдали за твои способности. Потомственный дар всегда куда сильнее искусственно взращенного.

Оборотень промолчал. Углубился в мысли. Ему многое стоило обдумать. Многое сопоставить. И вряд ли все нужные выводы удастся сделать с первого раза. Гвин предпочла ему не мешать. Она вновь принялась уплетать уже остывший хлеб и запивать таким же остывшим молоком.

Убаюкивающе шелестел дождь да потрескивал костер.

Наевшись, Гвин вручила крынку и оставшуюся половину хлеба Ивросу, но тот лишь отставил все в сторону, водрузив общипанный мякиш поверх крынки, и вернулся к размышлениям.

Гвин не знала, сколько времени они так просидели в тишине. Когда она уже начала клевать носом, Иврос наконец обратился к ней:

– Откуда ты так много знаешь про мертвецов и проклятия? – Его низкий голос вывел ее из оцепенения. – Тебя обучали этому в той твоей… школе, где ты училась чародейству?

– Я училась в Академии, – поправила Гвин. – Но нет. Мой родитель имел странные увлечения, скажем так. – Она зевнула. – Изучал проклятия разного рода. В том числе причины того, почему некоторые усопшие восстают по ночам и едят своих живых собратьев. Отец в этом весьма преуспел, должна сказать. Когда я была маленькой, у нас постоянно имелся один-другой упырь в подвале дома. – Гвин усмехнулась. – Одни детки засыпают под мурлыканье кошки, а другие – под заунывные стоны из-под пола.

– И ты находишь это смешным? – Он покосился на нее. – Теперь понятно, почему ты такая…

– Черствая? – Женщина с вызовом улыбнулась, обнажая длинные клыки. Лицо приобрело хищное выражение.

– Отважная, – терпеливо поправил Иврос. – Девочка, у которой в подполе вместо крыс водились мертвяки.

Гвин пожала плечами. Она поглубже забралась на пропахшие медведем шкуры и прислонилась спиной к холодной стене амбара. Ночь вошла в силу. Да и усталость давала о себе знать. Оттого так невыносимо сильно хотелось спать. Устроиться прямо тут, закутаться в плащ и провалиться в забытье, несмотря на присутствие совершенно постороннего человека. Так бы и случилось, скорее всего, не заведи он этот разговор о мертвецах.

– Некоторых мне было даже жаль, – припомнила адептка. – Но все они заканчивали одинаково. Отец отправлял их на тот свет рано или поздно. Завершал их мучения. Вечный голод. Жажда теплой крови и живой плоти, которой они лишены. Вкупе с папиными экспериментами. Благо страдания их были не напрасны. Папа далеко продвинулся в своих изысканиях. Даже несколько дыр в крупных научных трудах залатал.

– Он еще жив, надеюсь? Подопытные до него не добрались? – на всякий случай уточнил Иврос.

– О, нет. Все в порядке, – заверила Гвин. – Он уплыл несколько лет назад на другой материк. Вместе с моей матушкой. Она держала цветочную лавку. Простая женщина и очень красивая. Мечтала посмотреть мир. А отец искал новые материалы для исследований. Постепенно перешел на те проклятия, которые ломают людей еще при жизни. Превращают их в чудовищ.

– И ты легко их отпустила? – Иврос с недоверием покосился на нее.

– У родителей были мечты. – Гвин подтянула ноги поближе к груди и закутала их плащом, чтобы хоть как-то сохранить тепло. – Я не собиралась быть обузой. Якорем, который их держит. Никто в этом мире ни к чему не прикован цепями. Мы все вольны. И я хотела, чтобы родители были счастливы. Поэтому да. Я их легко отпустила.

Иврос протянул свою большую, могучую руку и осторожно подоткнул края плаща и шкуры вокруг собеседницы так, чтобы не оставалось щелей. Это простое проявление заботы не укрылось от женщины. Последним человеком, который подтыкал ей одеяло, была старуха-монахиня в городском лазарете, куда Гвин попала после очередного задания Академии. Адептке стало неуютно. Любая (даже малая) забота налагала обязательства ответной заботы.

– Я с тобой не согласен, – тихо произнес Иврос.

– Что люди должны желать счастья близким? – Она вскинула бровь.

– Что люди не прикованы, – пояснил оборотень. – Есть узы настолько крепкие, что…

– Что ломают одних и калечат других, – нетерпеливо перебила Гвин. – Да, я в курсе. Вроде твоих отношений с отцом. Но я не признаю никаких уз, кроме тех, что сама для себя выбираю. Уж прости, если мои взгляды твоим противоречат.

– Как практично. – Иврос усмехнулся, поднимаясь с места.

– Далеко собрался? – встрепенулась адептка.

– Ты же не признаешь никаких уз, кроме тех, что сама для себя выбираешь? – Он обернулся и пояснил, прежде чем она успела вспылить в ответ: – Иду за дровами. И сухим одеялом для тебя.

– Далеко не уходи. – Гвин снова зевнула. – Мы скоро пойдем в гости к твоей матушке. Я уже почти пришла в норму. Сделаем все сегодня. Нужно только успеть до рассвета.

– Расскажешь, что нужно делать? – на всякий случай уточнил он.

– Конечно. – Она уютно свернулась среди шкур.

Когда Иврос вернулся с дровами и одеялом, Гвин уже крепко спала. Поэтому мужчина осторожно накрыл ее толстым шерстяным покрывалом сверху. Он подложил дров в костер и присел на край медвежьей лежанки.

Лицо Гвин казалось безмятежным и спокойным во сне. Но оборотень был уверен, что спит она достаточно чутко. Как и прочих чародеев, наверняка ее сложно застать врасплох. Юная дева с этими невероятными огненными волосами. Хрупкая, на первый взгляд. Такая, что ни глаз не оторвать, ни ближе не подойти. С топориком вместо меча. С кинжалом вместо зеркальца. С зельями вместо флакона духов. Ее вырастил маг, который в подвале содержал неупокоенных мертвецов. Она училась в одной из этих чародейских школ, о которых всякие ужасы рассказывают. Не боится ни оборотней, ни восставших ведьм. И наверняка еще очень многое может ему поведать. Конечно, если боги будут милостивы и задумка увенчается успехом. И если у самой Гвинейн будет на то настроение, что, судя по ней самой, фактор немаловажный. А вероятно – решающий. Оставалось лишь надеяться на ее познания. И счастливое стечение обстоятельств.

Иврос поймал себя на мысли, что устал видеть мать такой… какой она стала. Он погрузился в воспоминания о том, какой она была при жизни. До того, как король обратил на нее внимание, а их семья счастливо жила в этом домике. Вспомнил жизнерадостность отца и теплую опеку матери. Те дни, что остались за пеленой долгих проливных дождей. Появление Гвинейн Гарана вселило почти забытую надежду.

Он дал адептке поспать около часа, а затем разбудил, тихо позвав по имени.

Глава 5
Лучшее – враг хорошего

– Ты знаешь, кто такой окулус? – на всякий случай уточнила Гвин.

– Большой зубастый рыб? – подмигнул оборотень, придерживая крупную еловую лапу, чтобы адептка могла свободно пройти мимо дерева.

Она рассмеялась. Одарила его снисходительным взглядом. Покачала головой.

– Нет, я не знаю, – признался Иврос с обескураживающей улыбкой. – Кто такой окулус?

– Ты знаешь, откуда вообще берутся чары? – вопросом на вопрос ответила адептка.

– Из… волшебных слов и странных жестов руками? – Мужчина картинно нахмурился.

Настала его очередь смеяться, глядя на то, как меняется в лице спутница.

– Шучу. – Он поднял обе руки вверх. – Матушка рассказывала что-то об энергиях и о тех, кто умеет с ними управляться. Но я невнимательно слушал. Думал, у нас впереди целая вечность для всех этих скучных бесед.

– Хоть что-то. – Гвин дернула плечом. Ей ужасно не хотелось тратить кучу времени на долгие объяснения, поэтому она постаралась быть краткой: – Все в мире состоит из разного рода материй. Материи состоят из энергий. Энергии образуют потоки. Струны. Струны – основа магии. Чем лучше ты управляешься с потоками энергии, тем более высокую ступень среди магов занимаешь. Всего их пять. Чудотворец. Заклинатель. Чародей. Маг. Архимаг. Разумеется, это деление весьма условно. Оно лишь примерно обозначает опыт и навыки колдуна. Исходя из того, что он выучил за время служения в Академии. Чем больше опыт, тем выше сан.

– Напомни свой?

– Заклинательница. – Гвин закатила глаза. – Формально – чудотворица.

Она прикусила язык в надежде на то, что Иврос тотчас забудет. Не обратит внимания. И вообще… Признаваться в подобных вещах на территории королевства, которое без пяти минут твое, – ужасающая недальновидность. И почему ее потянуло на откровения? Почему вообще этот «лесной человек» сбивает ее с толку?

Гвин прибавила шагу. Насколько это вообще было возможно в темноте. Они шли сквозь ночной лес в сторону Архейма. Иврос выбрал наиболее легкую дорогу, где не было ни густых зарослей, ни разгуливающей нежити.

– Формально? – прозвучал в тишине его низкий голос.

Адептка скрипнула зубами от досады.

– Это долгая история, – уклончиво ответила она и поспешила сменить тему, углубляясь в новые разъяснения: – Для сотворения чар адепт любого сана входит в транс. Транс – это пограничное состояние. В нем магик способен влиять на те энергии и материи, которые пронизывают мир вокруг. Чем сложнее колдовство, тем глубже и стабильнее должен быть транс. Понимаешь?

– Вроде того, – кивнул Иврос. – А при чем здесь окулус?

– А окулус, мой друг, – она перешагнула через громадный выпирающий из земли корень, – это тот, кто стоит отдельно в магической иерархии. Окулус – особая разновидность колдуна. При определенных условиях он способен входить в транс настолько глубоко, что становится частью тех энергий, с которыми сливается. Он как бы видит чары «изнутри». Таких чародеев обычно недолюбливают. Им не доверяют собственные собратья-маги. Потому что окулус за считаные часы способен постичь то, на что простому адепту понадобятся десятилетия.

– Никто не любит выскочек, – согласился оборотень.

– Так вот. – Она остановилась. Уперлась рукой в трухлявый столб. Хищно улыбнулась озадаченному Ивросу: – Окулус – это я.

Оборотень одарил ее взглядом, выражающим полнейшее недоумение. Только и всего.

– Ты же сказала, что ты – заклинательница, но формально – чудотворица, – сдался он. – Гвинейн. Ты недоговариваешь.

– Всю жизнь этим занимаюсь. – Она вздохнула. Весьма честно на сей раз.

Ей показалось, что она зря вообще начала этот разговор. И изложить план по упокоению Пастыря Проклятых стоило как-то попроще.

Адептка пошла вперед. Оборотень двинулся следом.

– Я тебя чем-то расстроил? – на всякий случай уточнил мужчина.

– Меня многое расстраивает, но пока что ты в число моих печалей не входишь. – Она усмехнулась.

Вновь вполне искренне. Иврос Норлан ей даже нравился. Прямолинейный и честный человек, если ее не обманывает чутье.

– Так что там с окулусом? – напомнил оборотень.

– Окулус может…

Она на миг сжала губы.

– Я могу войти в транс достаточно глубоко, чтобы взаимодействовать с твоей неупокоенной матушкой на одном уровне. Смогу дать отпор и оборвать связь с этим миром. Но для этого мне нужен ты. Во-первых, отвлечь ее внимание, чтобы я успела войти в транс. В прошлый раз я была слишком занята сражением и нападением мертвецов. Во-вторых, чтобы донести до нее, что она больше не привязана к Нордвуду. У Нордвуда есть ты. Ты готов принять ее бремя. И она свободна.

– А я готов принять ее бремя? – Мужчина выразительно приподнял бровь.

– Да.

Иврос промолчал. Спорить с ней не представлялось разумным.

Сырой и темный лес вокруг отзывался мягкими шорохами на их торопливые шаги. Поскрипывали ветки на ветру. Дождь перестал накрапывать, уступив место промозглому туману. Он висел молочной взвесью, недостаточно густой, чтобы полностью дезориентировать путников, но отдаленные деревья уже скрывались за пеленой. Впрочем, ни Гвин, ни Ивросу туман не мешал. Оборотень прекрасно ориентировался на просторах Нордвуда. Адептка же полностью была в нем уверена. Равно как и в том, что нежить к ним пока не приблизится, раз он рядом с ней.

– Так что я должен буду делать? – задал оборотень вполне закономерный вопрос. И затем прибавил: – И что будешь в это время делать ты?

– Я попробую с ней поговорить. – Гвин пожала плечами. – Иногда это помогает. Но в случае сражения ты обернешься медведем и будешь меня защищать от мертвецов и своей матери. А я войду в глубокий транс и постараюсь отправить ее к праотцам. Но это силовой вариант. Для этого нам понадобятся огонь и немного твоей крови. А еще мой топор, конечно.

Она положила руку на предмет у пояса.

– Никогда прежде не видел человека, который мечу предпочел топор. Это какое-то зачарованное оружие? – уточнил мужчина.

– На нем особые руны, – адептка кивнула. – Сломать его нельзя. Но он может разрушить что угодно. Если его правильно применить, конечно. – Она усмехнулась. – И на топоре рунические заклятия располагать удобнее, чем на лезвии меча.

– У меня вообще нет оружия, – заметил Иврос.

– Оно тебе не нужно. У тебя есть твоя кровь.

Гвин хотела поговорить с ним о его корнях, но потеряла мысль. Они вышли на опушку. Дальше расстилалось заросшее сухостоем поле, густо залитое молочным туманом. Вдалеке мрачной горой чернели руины Архейма на холме.

Адептка остановилась. Прислушалась.

– В чем дело? – Иврос обернулся к ней. – Что-то не так?

Все не так.

Гвин на миг зажмурилась. Тряхнула головой. Она живо представила эту милую прогулку сквозь поле, кишащее голодными мертвецами. Лучше уж гулять по кладбищу. Там хотя бы знаешь, откуда могут вылезти нежелательные компаньоны.

– Я бы хотела, чтобы ты обернулся медведем и подвез меня на спине. – Она хмыкнула.

Иврос часто заморгал. Пытался понять по ее лицу, насколько она серьезна.

Гвин похлопала его по плечу.

– Шутка, Ив. – Но эта шутка показалась ей весьма занятной идеей. – Пойдем.

Они двинулись в сторону руин. Иврос шел на шаг впереди, раздвигая руками высокие травы. Гвин старалась не отставать. И даже врезалась в его спину, когда он внезапно остановился спустя пару минут.

Оборотень повернулся и придержал женщину за плечи. В этот миг тройка воронов с карканьем пронеслась над их головами. Иврос нахмурился.

– Говорят, что мертвые кружат повсюду, но приблизиться пока не решаются, – прошептал мужчина. – Говорят, что она подняла всех.

Гвин сглотнула. По спине пробежал холодок.

Для битвы с армией умертвий недостаточно одного топора и одного оборотня.

– А где… она? – так же шепотом спросила адептка.

Иврос кивнул в сторону Архейма.

Они снова продолжили путь.

Туман вокруг сделался гуще и холоднее.

Гвин взяла спутника за рукав. Просто на всякий случай. Ей даже почудилось, что она слышит треск в траве тут и там. Стук костей друг о друга.

Иврос снял ее ладонь с рукава и взял за руку. Обернулся. Во взгляде читалось сомнение.

– Ты уверена, что нам нужно туда? – тихо осведомился он.

Адептка кивнула. Но чувство тревоги не отступило.

– Это все ее черная магия. Нагоняет жути, – ответила Гвин. Затем ободряюще улыбнулась. Больше для себя, чем для Ивроса. – Все будет хорошо.

Они не проронили ни слова до самого Архейма. Несмотря на все шорохи и постукивания вокруг. Никто не тронул их. Даже не показался на глаза. Но адептка безошибочно чувствовала присутствие неупокоенных мертвецов повсюду. От этого кожа покрывалась мурашками. Наверняка Иврос ощущал то же самое. Точно они шли сквозь одну большую могилу. Ветер разносил по округе отчетливый сладковатый дух гниющих останков.

Руины встретили их непроглядной мглой, что клубилась за аркой ворот.

– Может, факел смастерим? – предложил Иврос.

Гвин покачала головой.

– Огонь привлечет внимание, а не отпугнет. – Она повернулась к нему. – Но я сделаю так, что нас не увидят до самого дворца. Она, скорее всего, там. И нам нужно подобраться как можно ближе.

Пока присутствие сына Пастыря не давало умертвиям напасть. Но полагаться лишь на это Гвин не хотела. Она слишком хорошо знала главную особенность в поведении нежити – непредсказуемость. Поэтому адептка крепче сжала руку мужчины. Чуть склонила голову. Задышала носом глубоко и шумно. А потом забормотала.

Иврос пытался разобрать слова, но не смог понять ни единого. То ли это был чужой язык, то ли не язык вовсе, а просто набор звуков определенной тональности. Когда же магичка вновь подняла голову, мужчина невольно напрягся. Глаза ее побелели, но не так, как бывает у слепого животного. Нет. Они приобрели легкое молочное свечение.

Адептка молча развернулась и потянула Ивроса за собой, прямо в недра проклятого города. Он послушно последовал за ней. Теперь вела она. А он лишь смотрел по сторонам. Старался разглядеть что-то за пеленой густой мглы и живой тьмы, что жила в каждом закоулке руин.

Камни под ногами. Зачарованная плесень тут и там. Размытые силуэты. То ли статуи, то ли неподвижно стоящие мертвецы, то ли просто обломки колонн. Понять было практически невозможно. Кроме того, Гвин шла достаточно быстро и уверенно. Нигде не останавливалась. И явно направлялась к остову дворца. Все было спокойно, пока они не вышли на старую площадь.

Иврос помнил ее еще ребенком. Самое просторное место Архейма, где каждые выходные устраивали ярмарку. Народ съезжался со всех окрестных деревень. Даже заезжие купцы порой навещали ярмарку. А зимой жители побогаче устраивали забавы и игры для крестьянских детей. С обязательными угощениями и маленькими подарками вроде деревянных свистулек и цветастых лент. Однажды такую ленту Иврос подарил матери. Длинный широкий отрез василькового цвета он выиграл за то, что первым залез на столб. Мать радовалась подарку от души. Даже заплетала ленту в волосы до самого лета.

Теперь площадь было не узнать. Вместо веселящегося люда она была полна мертвецов.

Они стояли, сидели и даже лежали друг на друге бесформенными кучами. Кто-то бродил, раскачиваясь меж застывшими собратьями. Кто-то шевелил конечностями. Но большая часть умертвий была неподвижна. Несчастные марионетки разной степени разложения: от полностью голых скелетов до довольно свежих мертвецов с еще целыми глазами, подернутыми мутной пеленой. Разило смертью.

Гвин вышла на площадь уверенным шагом и потянула Ивроса. Тот запнулся о камень. Невольно шаркнул ногой, но не потерял равновесия. Оглянулся по сторонам. Никто их появления будто и не заметил.

– Они нас не видят и не слышат, – тихо произнесла Гвин. Она чуть сбавила шаг, чтобы пропустить бредущего мимо мертвеца, и пояснила: – Главное, их не касаться.

Оборотень не ответил. Предпочел не искушать судьбу.

Они без происшествий миновали площадь и вышли на широкую, чуть извилистую дорогу, что бежала вверх по холму от разрушенной ратуши до самого дворца. Дорога оказалась пуста.

Иврос невольно перевел дух.

– Она знала, что мы явимся, потому так много нежити сюда нагнала, – так же тихо заметила адептка. – Возможно, она ждала меня одну. Очень надеюсь на это.

– Никогда не видел столько мертвяков сразу, – наконец подал голос Иврос, когда они поднялись достаточно высоко. – Наверное, ты очень сильно ее напугала при первой встрече.

– Я же говорила тебе, что вырвала сердце и пыталась его сжечь, – напомнила Гвин.

– Это многое объясняет, – усмехнулся он.

Адептка резко обернулась. Глаза вновь обрели дивный зеленый цвет. И вновь метали молнии.

– Давай потом, а?

Что именно «потом», она не договорила, потому что потащила спутника дальше по склону. Остановилась, лишь когда они миновали разрушенные ворота. Тяжелая чугунная решетка, что раньше опускалась сверху, была вырвана, измята и валялась в стороне под слоем все той же плесени.

Заклинательница и оборотень очутились в просторном внутреннем дворике. Здесь дела обстояли чуть лучше, чем в городе. Видимо, ведьма берегла зимнюю резиденцию для себя. Даже не тронула колодец, на котором сохранились тяжелая деревянная крышка, и остатки трухлявого ворота, и крыши, с которой тоже тяжелыми гроздьями свисала плесень.

– Прекрасно. – Гвин отпустила руку Ивроса и полезла в карман за огнивом. – Неси сюда вон те деревяшки. Только большую крышку не сдвигай. Внутри может кто-нибудь сидеть.

Пока мужчина выполнял ее просьбу, адептка достала огниво и стилет из-за голенища сапога. А еще сняла плащ и отбросила подальше в сторону, чтобы не мешался.

Оборотень с треском разломал подгнившую крышу и сложил получившиеся дрова перед колодцем. Древесина оказалась мягкой и пористой, напитанной влагой со всей щедростью осенних дождей.

– Не разгорятся, – сделал вывод он. – Слишком сырые.

– Разгорятся. – Она мельком улыбнулась. – Это наименьшая из проблем. Поверь.

Глаза ее побелели. Мысленно Иврос сделал вывод, что это и есть признак того, что маг входит в транс. Она вытянула над рыхлыми деревяшками левую руку с огнивом. Зашептала формулу.

Густой водяной пар с шипением поднялся над дровами. А потом раздалось негромкое «пф» в недрах будущего костра. И язычки пламени принялись лизать дерево тут и там. Сначала нерешительно и скромно. Но спустя пятнадцать секунд огонь занялся вовсю. Поднялся жарким столбом. С жадным аппетитом затрещал просохшими деревяшками. Даже поглотил ошметки плесени на них.

Адептка посмотрела на Ивроса с довольной улыбкой.

– Хорошо уметь колдовать, – развел руками мужчина.

– Я бы могла и тебя кое-чему научить, – она спрятала огниво в карман, – но только если ты очень хорошо попросишь. После того, как вся эта история закончится успехом, разумеется. Сейчас времени нет. Дай руку.

Она поудобнее перехватила стилет.

– Мне нужно немного твоей крови. Не бойся, это не больно. – Последнюю фразу она произнесла так, словно уговаривала ребенка.

Иврос протянул руку без вопросов. И тотчас получил укол кончиком кинжала в центр ладони. Гвин без предупреждения наклонилась и собрала губами выступившие капли.

– У тебя очень сильная кровь. Этого должно хватить. – Она облизала губы. – Что?

В глазах мужчины промелькнуло недоумение.

– Твоя кровь – это кровь твоей матушки, – пояснила адептка. – Кровь Пастыря. Потому проклятые не трогают тебя. И, скорее всего, ее запах смутит их. А то и вовсе выручит. Это даст нам время.

– Что еще я должен знать? – Он выпрямился и скрестил на груди руки.

В голове Гвин отчего-то промелькнула мысль о ее отношениях с Мейхартами. Собственно, о том, что она сама Мейхарт и неплохо бы поведать Ивросу правду, потому что он очень располагал к себе, да и вообще эту правду заслужил, как никто. Врать ему не хотелось до боли в зубах. Но Гвин предпочла поступить привычным образом. А именно промолчать, отложив все важные и неприятные разговоры до более подходящих моментов. В такие минуты она искренне надеялась, что «подходящие моменты» вообще не наступят.

– Когда мне придется стать окулус, – она убрала стилет и сняла с пояса топорик, – я могу очень измениться. Могу даже тебя не узнать. Ты, главное, помни, что я тебя не трону. И потом все будет как прежде. Разве что я буду чудовищно уставшей.