Текст книги "Конверт, кукуруза и заброшенная больница"

Конверт, кукуруза и заброшенная больница
психологический детектив
Елена А. Миллер

© Елена А. Миллер, 2016

© Мэри Михайловна Миллер, иллюстрации, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1. Ночью на ощупь

Не наш это праздник – Хеллоуин. Незнакомый, чуждый….

И у нас, на Руси-матушке есть своя ночь, когда вся нечисть на свет белый выходит, водит невидимые хороводы рядом с обнаженными девицами с цветочными венками на головах, купается-плещется на темной реке, путает карты полуночным ворожеям. А потом, усмехаясь и перемигиваясь, наблюдают за тем, как человеки, отражая на нагих телах свет далекой Луны, прыгают через костер.… Скажу больше – если прислушаться в тот момент, закрыть глаза и абстрагироваться от визга и хохота «хороводников», то вполне даже можно услышать, как в камышах и черных зарослях ивы хлопают в ладоши и ликуют нечистые зрители! Незримые, неприглашенные, никем не любимые….

Совсем же другое дело Хеллоуин! Весь Темный Потусторонний мир разом вываливается на землю! Люди пропадают с улиц и площадей – вокруг лишь маски, разноцветный туман и всеобщий восторг! Тот, кто не разделяет тотальной радости – тот странен, тот прячется за плотными занавесками своего дома, крадется вдоль кустов, не выходя на свет.

Отродясь не праздновали на Руси Хеллоуин, да и праздновать-то его не умели! Да и холодно уже, если уж говорить начистоту! Конец октября все-таки!

Откуда пришла эта мода на иноземный праздник? Относятся нему неодобрительно, но,… как известно, запретный плод всегда сладок. Оттого с восторгом и приняла его та часть люда, которая всегда рада любому гулянью, понимает толк в эпатаже и не прочь лишний раз насолить кислолицему консервативному большинству….

Полицейская машина осторожно ехала через Театральную площадь. Холодный густой туман, такой обычный в конце октября в этих местах с незапамятных времен, сейчас почему-то казался чужеродным и нарочитым, будто подстроен был специально, как декорация к тревожному вечеру. То справа, то слева почти под колеса автомобиля выскакивали группы веселящейся молодежи, наряженные в чуднЫе костюмы. Длинные черные ведьминские платья, островерхие колпаки, обсыпанные разноцветными блесками метлы, тесно соседствовали с оборванными камзолами вампиров и кожаными жилетами одноглазых пиратов. Лица гуляющих разобрать было трудно. Грим, маски и широкополые шляпы надежно скрывали под собой особые приметы нарушителей тишины и покоя вечера, последнего в этом октябре.

– Сюда! – участковый уполномоченный Анатолий Ильич, для друзей – просто Толик, рукой указал на арку, ведущую во дворы. – Добрались, слава Богу….

Двор оказался неожиданно тесным, сжатым с трех сторон домами, по периметру густо засаженным колючими кустами.

Летом, видимо, здесь было хорошо, уютно. Но сейчас в сгущающихся синих сумерках и тяжелом тумане полуголые ветки кустарников выглядели недружелюбно и хищно. Свет в доме номер пять горел во всех окнах, на обоих этажах. Подъездов было два, и у каждого толпились люди. У правого крыльца стояла карета «Скорой Помощи», чуть поодаль – машина криминалистов.

Участковый уполномоченный Толик первым вышел на воздух, кивнул головой помощнику – мол, оставайся за рулем, без тебя разберемся. Почти сразу из автомобиля появился Даниил Гирс, высокий блондин в сером костюме. Нахмурился.

При его появлении галдеж на правом крыльце прекратился. Полицейские направились к дому. Из толпы любопытствующих, преградив им дорогу, шагнула вперед невысокая, одетая по всем правилам Скучновского шика тетушка с рыжим начесом на жидких волосах. Она резко поправила цветастый платок на плечах, возмущенно затрясла вторым подбородком:

– До каких пор над нами будут издеваться? – громко запричитала она, возмущенно вперив взгляд в лицо инспектора Гирса. – Живем как на вулкане! Куда полиция смотрит?

– Что конкретно вас беспокоит? – ровным голосом спросил полицейский. Казалось, что глядит он вовсе не на нее, а куда-то сквозь ее голову, и даже дальше – сквозь стену за ее спиной. Его светлые холодные глаза не выражали ровным счетом никакого беспокойства. Тетка поежилась под этим взглядом, но позиций своих не сдала:

– Поглядите, что кругом делается? На площади под окнами ведьмы и вурдалаки! – Убоявшись холодного отстраненного Гирса, она начала гневно наступать на Толика. – Тыквы хорошие испоганили, рожи страшные из них вырезали! И радуются!

– Радуются – это хорошо! – коротко бросил Толик, пытаясь оттеснить тетку с прохода. – А тыквы – их собственность, что хотят, то пусть и делают.

– Вот как? Ха-ха-ха – фальшиво возликовала тетка, не давая участковому пройти вглубь подъезда. – Ай да полиция! Пусть хоть на головах все ходят! Приличным гражданам отдыхать не дают.

– Смирнова! – Толик подпустил в голос острой жести. – Ты когда по трое суток дни Рождения празднуешь с гармошкой и танцами, я сквозь пальцы смотрю! Или тебе завидно, что на площади без тебя гуляют?

Смирнова стушевалась, захлопала крашеными ресницами. В толпе за ее спиной послышался легкие смешки и одобрительные комментарии в адрес полицейского.

Инспектор и участковый почти уж прошли мимо этого митинга, и совсем было собрались ступить на лестницу, ведущую на второй этаж, как неугомонная тетка пустила им в спину последний злобный залп:

– Пусть себе гуляют! И зависти у меня нет никакой! Ряженые эти вурдалаки – самые первые бандиты и есть! Весь город знает – четыре ограбления уже совершили клоуны ваши! И вообще не удивлюсь, если Евсеевну тоже они убили!

После этих слов в подъезде вдруг установилась глухая тишина, слышно стало, как бубнит на кухне радио в квартире на первом этаже.

– Ну чего болтаешь? Баба дура. – Первым пришел в себя мужик в тренировочных штанах и серой майке, поверх которой было накинуто старое пальто. Он вытащил изо рта папиросу и ловко заправил ее себе за ухо. Подтолкнул Смирнову к двери под номером три. – Ну, пошла домой!

– Да всем пора по домам! – подхватил Толик. – Не мешайте работать, не создавайте ажитацию на ровном месте! Расходитесь!

Притихшие зеваки стали медленно рассасываться…. Полицейские поднялись, наконец, на второй этаж, где у приоткрытой белой двери нетерпеливо ждал их доктор с бумагами в руках.

– Что тут у нас? Чисто? – подошел к нему участковый.

– На мое разумение все спокойно. – Поспешно протянул ему бумаги доктор. – Смерть на дому, по месту жительства. Сердечный приступ, это очевидно. В квартире чисто, следов борьбы и прочих подозрительных действий не видно….

Они прошли за дверь. Слева, видимо, была кухня. Но доктор зашагал по коридору направо – в комнату с белыми, густо засеянными красными розочками обоями. От розочек и многочисленных маленьких полочек на стенах рябило в глазах, на потолке переливалась россыпь отблесков от стекляшек на старенькой люстре. Недалеко от тумбы с телевизором стояло допотопное красное кресло с деревянными подлокотниками. На нем-то и покоилась неподвижная фигура, прикрытая белой простыней.

– Жила одна, возраст – семьдесят лет, – продолжал доктор. – На сердце жаловалась давно, лекарства принимала по типичной для диагноза схеме, Зинаида Евсеевна Рыльцова. Я ее знал….

– Знал? – Толик подошел к телу, на несколько секунд отогнул край простыни. – Знакомая?

– Не то, чтобы знакомая…. – доктор быстро собирал свой чемоданчик. – Много лет работала санитаркой в нашей больнице.

– Понятно! – кивнул Толик. – Значит, сердце?

– Однозначно!

– Это хорошо. – Тихо откликнулся инспектор Гирс, оглядываясь по сторонам. В квартире, и, правда, было очень чисто. Комната отличалась тем особенным уютом, который легко могут создавать одинокие старушки. Кресла, стол, тумбочки и даже диван на котором сидели две молодые женщины-понятые, были накрыты вязаными крахмальными салфетками. Полицейский задержал на понятых взгляд. – Я люблю, когда все однозначно!

– Я тоже. – Легко согласился доктор. – Не понимаю, зачем вы таким эскортом приехали. – Дело житейское. Санитары приедут позже, заберут ее.

– Что-нибудь тут трогали? Передвигали?

– Старались ничего не трогать.… Да и надобности большой не было. – В голосе доктора послышалась легкое удивление. Он стоял в дверях. Криминалист, приехавший с ним, уже спускался вниз по гулкой лестнице – Не похоже на ваш вариант! Телевизор мы, правда, выключили, мешал осмотру.

– Понял. – Чуть заметно кивнул Гирс. – Однако же мы тут немного оглядимся…

Доктор понимающе поднял брови домиком, коротко попрощался и вышел.

Инспектор приблизился к телу, бросил отстраненный взгляд на красное кресло, на круглый чайный столик рядом. На нем, на вышитой скатерке, стояло голубое блюдце с остатками пирожного, чашка с недопитым чаем, две пластиковые баночки с лекарством, рядом лежали старенькие очки в пластмассовой оправе.

С дивана поднялась одна из женщин, та, что была в спортивном костюме и смешных желтых тапочках.

– Я уже могу уйти к себе? У меня ребенок один заперт…

– Представьтесь, пожалуйста. – Попросил Гирс.

Но спортивная собеседница не успела ничего произнести, за нее ответила вторая дама.

– Познакомьтесь, это Вика. Моя одноклассница. – Бледная брюнетка в длинном черном платье тоже поднялась с дивана. Подошла к инспектору Гирсу, чуть тронула его руку. – Я была у нее в гостях, ты помнишь?

– Да. Помню. Ты, кажется, хотела отдать ей старые школьные фотографии….

– Я отдала их. А потом случилась вся эта история.

Полицейский подошел к Вике, протянул руку, несильно пожал ледяные пальцы:

– Приятно познакомиться. Даниил. Инспектор Гирс, муж вашей подруги. А это участковый Богатырев. Думаю, вы о нем слышали.

– Да, слышала. Мне очень приятно. – Вика постаралась приветливо кивнуть Толику, но по всему было видать, что ей сейчас вовсе не приятно, а даже скорее наоборот, все происходящее вызывает у нее нервную дрожь. Стараясь не смотреть на белую бесформенную кучу в красном кресле, она быстро смахнула с глаз подкатившие слезы и прикрыла рот носовым платком. – Ничего не понимаю! Как же так? Еще вчера она была здорова…. Так неожиданно!

– Такое всегда неожиданно. – Тихо откликнулся Даниил.– Вы хорошо ее знали?

– Да, очень хорошо! Мы всегда жили рядом, у меня квартира прямо напротив. Когда я была школьницей, она по-соседски присматривала за мной. А теперь, когда у меня растет Игорек, она присматривала за ним. Я работаю, с мужем в разводе, родители давно переехали…. Она часто оставалась с моим ребенком. Баба Зина была очень доброй и отзывчивой.

– Сколько лет Игорьку?

– Шесть с половиной….

– Идите к нему. Если понадобитесь, мы сами подойдем к вам.

Вика поспешно направилась к выходу, но уже на пороге Даниил остановил ее последним вопросом:

– Пока вы находились в этой комнате, не обратили внимания – ничего не пропало? Или, может быть, какие-то вещи показались вам незнакомыми, лишними?

– Нет… – неуверенно ответила Вика. – Все на месте! Да и кому может понадобиться ее нехитрый скарб? Хотя, вот, как мне показалось….

– Да! – Даниил, шагнул к ней, заметив ее неуверенность. – Что-то не так?

– Да нет, все в порядке…. Конечно, это глупости. Не стоит упоминать! – женщина попыталась улыбнуться. – Мелочь….

– И все же.– Спокойно настаивал Даниил.

– Пирожное… – Вика указала рукой на остатки песочных «корзиночек» с шоколадными грибами, смутилась и снова попыталась двинуться к выходу.

– Чудесно. – Подбодрил ее полицейский. – Итак, пирожное,… Что с ним?

– С ним все хорошо. – Вика окончательно растерялась, посмотрела на подругу, будто ожидая, что она снова вступит в разговор и разрядит неловкую паузу, но брюнетка молчала, глаза ее были настороженными, колючими. – Просто это не то пирожное, которое она всегда покупает. Понимаете, с возрастом появляются кое-какие привычки, от которых трудно отступать….

– Понимаю. – Тут же согласился инспектор. – Какое же пирожное любила баба Зина?

– Она всегда покупала бисквитное, с большими масляными розочками. Даже если его не было в магазине на нашей улице, она находила его в Кулинарке в Театральном проезде. Но, конечно, это ерунда. Она вполне могла купить и эти корзиночки, просто чтобы попробовать что-то новое. Вы согласны?

– Согласен. – Даниил прошел вперед, открыл перед женщиной дверь. – Если вы вспомните еще какие-то мелочи, ерундовые факты, прошу вас рассказать об этом мне или уполномоченному Богатыреву.

– Я понимаю. – Вздохнула Вика. – Можете рассчитывать на мою помощь….

Соседка ушла. Участковый Богатырев, инспектор Гирс и его жена остались в тишине в тесной квартирке, в которой стоял неистребимый запах смеси Корвалола и духов с агрессивным жасмином.

– Ну что, Глафира, выкладывай все по порядку. – Толик устало опустился на диван, вытянул ноги. – Зачем звонила?

Глафира улыбнулась участковому и кивнула на пульт от телевизора, лежащий рядом с ним на спинке дивана:

– Посмотри. Любопытная вещь.

Даниил и Толик одновременно склонились над «любопытной вещью». Пульт был старенький, с обтертыми углами и кнопками. На трех кнопках – под номером один, два и пять краска стерлась до такой степени, что цифры разобрать было невозможно.

– Так. – Нахмурился Даниил. – И что из этого следует?

– Пока ничего. – Глафира неспешно прошла по комнате, остановилась у красного кресла. – Начну по порядку.

Толик тут же вытащил из кармана жеваный блокнот, приготовился записывать.

– Я пришла к Вике в три часа дня, как мы с ней и договаривались. Мы посмотрели старые фотографии, приготовленные для встречи выпускников школы, поболтали о разном…. Около половины пятого, Вика начала волноваться, прислушиваться, поглядывать на часы и за окно, и, в конце концов, объяснила мне причину своего беспокойства. Как оказалось, в шестнадцать ноль-ноль соседка баба Зина должна была вернуться домой с дежурства. Но, как было видно из окна, по двору она не проходила и дверь в подъезде не хлопала. Возвращения бабы Зины моя подруга ждала не просто так. Сегодня вечером она собиралась уйти по делам, вернуться планировала поздно…..

– Поэтому хотела оставить сына с соседкой?… – закончил за нее Даниил.

– Именно! – Глафира подняла вверх палец. – Но дальше началось самое интересное. Вика позвонила нижнему соседу, окна которого смотрят на входную дверь и дворовую арку. Этот сосед-пенсионер, за глаза называемый Серж-консьерж, как правило, владеет всей информацией по двору….

– Удобно! – завистливо вздохнул Толик.

– Очень удобно! – подхватила Глаша. – Серж-консьерж доложил, что баба Зина пришла домой вчера вечером, около семи часов. Утром никуда не выходила, газету из почтового ящика не вынимала. Значит, сделала вывод Вика, сегодня по какой-то причине у бабы Зины случился незапланированный выходной, и она весь день провела дома.

– Вы пробовали стучать в дверь?

– Да. Вика сразу вышла в подъезд, несколько раз нажала на звонок…. Никто не отозвался. Только слышно было, как за дверью надрывается телевизор. И вот тут-то мы забеспокоились по-настоящему….

– Я не заметил, чтобы дверь ломали…. – между делом отметил Даниил.

– В этом не было необходимости, у Вики есть ключ. И всегда был….

– Вы вошли вдвоем?

– Да.

Толик что-то коротко записал в свой блокнот. Даниил поторопил жену:

– Что вы увидели?

– Сначала ничего. В квартире были сумерки. Пришлось включить свет. – На этом месте Глафира сделала мрачную паузу и посмотрела на мужа. Тот едва заметно кивнул. – Телевизор работал, транслировалось какое-то танцевально-эротическое шоу для молодежи с четырнадцатого канала. Зинаида Евсеевна мирно сидела в кресле, на ее колени из рук выпало вязание. Видите, она заканчивала очередную белую салфетку.

Толик привстал, глянул на вязание, которое теперь лежало на подлокотнике кресла.

Глаша негромко продолжила:

– Глаза бабы Зины были закрыты, можно было подумать, что она выпила чаю, приняла свои вечерние таблетки, включила телевизор, принялась вязать, да случайно задремала по-стариковски. Во сне у нее остановилось сердце.

– Разве не так все было? – помрачнел Толик, заметив, как многозначно переглянулись супруги Гирс.

– Что еще? – спросил Даниил.

– Одна небольшая мелочь. – Глафира подошла к красному креслу. – Вика убежала домой, вызывать «Скорую»…. Я осталась здесь одна. Минуты ожидания тянулись бесконечно. Я невольно начала осматривать комнату…. Очень мешал телевизор, это мельтешение на экране, непрекращающаяся музыка и резкие голоса. И тут я кое-что заметила. Это «кое-что» настолько меня насторожило, что я сразу позвонила тебе, дорогой мой инспектор… Ты не замечаешь ничего странного в вязании, которым баба Зина занималась в последние минуты своей жизни?

Даниил и Толик склонились над салфеткой. На подлокотнике лежал моток грубых белых ниток, начатая ажурная салфетка и тонкий гнутый серебристый крючок с жемчужиной, запутавшийся в вязании.

– А что здесь может быть странного? – напряженно спросил Гирс. – Я не понимаю….

– Вот именно! – чуть заметно улыбнулась Глаша. – И доктор не понял. И ваш криминалист. И вы с Толиком ничего не заметили.

– Да в чем дело? – не выдержал участковый.

Глаша прошла в другой конец комнаты и указала на корзинку для рукоделия:

– Загляните сюда.

Полицейские быстро оказались рядом, уставились на женский палец с длинным ногтем, указывающий в угол корзины. Там, закатившись за обрезки цветной тесьмы, полузакрытый мотками ниток лежал вязальный крючок, с удобной пластмассовой утолщенной ручкой.

– И что? – начал терять терпение Толик, нервно поправил фуражку.

– А то! – Глафира постучала пальцем по его козырьку. – Что перед смертью баба Зина, выключив свет, под молодежную музыку «вязала» салфетку сломанной старинной булавкой для шляпки!

***

Отсветы от далекого салюта многократно отразились в темных окнах близлежащих домов, раскрасили быстро чернеющее небо в яркие мятущиеся пятна. Гигантские малиновые и золотые сферы под оглушительный грохот стремительно расцветали над горизонтом, несколько секунд мерцали над потрясенным старым городом, потом неспешно исчезали в небытие….

– Деньжищ – то сколько сожгут. – Меланхолично заметил Макар, помощник участкового. Он спокойно наблюдал за многоцветным фейерверочным буйством, пригнувшись к рулю полицейской машины.

– Лишь бы руки-головы себе не поотрывали. – Ответил на это Толик, поспешно плюхнулся на заднее сидение, рядом с Даниилом. – Мы тебя до больницы подбросим, а сами на этот парад быстро смотаемся, проинспектируем обстановку. Во избежание, так сказать….

– Да. Подбросьте. Я справлюсь один. – Откликнулся Даниил. Достал из кармана свой блокнот, углубился в чтение.

Ехали медленно, вся Театральная площадь, прилежащие к ней тротуары были заполнены гуляющими людьми. На улицу, полюбоваться на неожиданный салют вышли не только поклонники Хэллоуина, наряженные в яркие костюмы ведьм, усмехающихся тыкв, ощерившихся в злой улыбке кукурузных початков и прочей нечисти, но и посторонние празднику зеваки, фальшиво пугающиеся участников карнавала.

Чем дальше от площади пробирался автомобиль, тем меньше становилось народу на улице. До поворота к Университету добрались уже быстро, здесь Даниил отвлекся от своего блокнота, тронул Макара за плечо:

– Я дальше на своих двоих. Хочу прогуляться, размять ноги. А вы езжайте к вашим доморощенным пиротехникам, инспектируйте….

– Мы на связи, если что. – Кивнул ему Толик.

Полицейская машина, внезапно окрасившаяся синими всполохами от маячка, быстро тронула с места и исчезла за поворотом Университетского проезда. Даниил остался один на обочине. Он убрал блокнот, повернулся в сторону темного парка, черной громадой уходящего в провал наступившей ночи. Парк был частью старого больничного городка, построенного еще до революции. Несколько лет назад, справа от аллей, на месте совсем уж развалившихся двухэтажных больничных бараков, воздвигли новенькие корпуса, сияющие голубыми окнами и белоснежной облицовкой стен. Туда постепенно переезжали все медицинские отделения, по сей день ютящиеся в оставшихся старых кирпичных домиках.

Деревья вырубать запретили. Вековые дубы и клены вальяжно раскинули свои кроны в старинном парке. Больничный городок был обнесен железным кованым забором, время от времени частично реставрируемым местным Музейным комплексом. Забор тот был хорош! Толстенные черные прутья были увенчаны блестящими шишками, на кирпичных высоких тумбах, вросших в землю через каждые пятьдесят метров, по сей день сидели плоские, симметрично раскинувшие крылья, каменные орлы.

Здесь, у дороги к Университету, забор упирался в пустую автобусную остановку, поворачивал под прямым углом налево и уходил в далекую черноту, параллельно университетской ограде. Инспектор сделал несколько шагов вдоль ряда железных прутьев, увидел калитку. Днем она всегда была открыта, но сейчас на ней висел небольшой, но крепкий замочек. Даниилу очень не хотелось идти два километра вдоль пустынной дороги к центральному въезду в больничный городок. Оглянувшись по сторонам, полицейский углубился в темный переулок, стиснутый с двух сторон больничным забором и университетской оградой. Фонари здесь стояли настолько далеко друг от друга, что их тусклые лампы уже не освещали путь, а служили скорее маяками припозднившимся горожанам. Возле третей от угла кирпичной тумбы Даниил остановился, выдохнул, и ловко проскользнул в парк через лаз, образованный двумя кривыми прутьями. Этот лаз был известен всему городу со времен царя Гороха и часто выручал тех, кто не хотел по каким-то причинам проходить через пропускной пункт при центральных воротах.

Спрыгнув на землю по другую сторону забора, полицейский оказался будто бы в другом измерении. Буквально через несколько шагов он очутился в плотной темноте. Туман сгустился между стволами старых деревьев, многослойный ковер из осенних листьев приглушал звук шагов, в ветвях полуголых кустарников противно покрикивала невидимая ночная птица.

Где-то далеко, едва видимые сквозь тяжелый ночной туман, посверкивали оранжевыми светлячками освещенные окна больничного корпуса. На них-то и взял курс инспектор. Продвигаться по ночному парку было нелегко. Время от времени на мягких кочках ноги вдруг проваливались в пустоту, сердце ухало в груди, как в скоростном лифте, недобрые по осени кустарники холодно проводили по щекам и лбу тонкими ветками, норовя щелкнуть или царапнуть посильнее. Даниил сконцентрировался, шел осторожно, в душе отчаянно завидуя Глафире, видевшей в темноте, как кошка. Понемногу ноги приноровились к пружинящему ковру из травы и листьев, глаза привыкли к клубящейся мгле. И тут, совершенно неожиданно, туман расступился, кусты, и деревья будто бы разъехались в разные стороны, под ногами откуда-то материализовался асфальт. Гирс даже чуть покачнулся, внезапно ступив на твердую дорогу, будто бы после долгих прыжков на высоком батуте ноги подвернулись на жесткой поверхности.

Полицейский оказался на прогулочной аллее, ведущей к главному корпусу больницы. Вдоль старого, искрошившегося бордюра на большом расстоянии друг от друга стояли невысокие, метровые осветительные столбы. Толстое матовое белое стекло, из которого были выдуты полые шары, закрывающие лампы, света пропускали мало. Но все равно, после ночного парка старая дорожка аллеи казалась верхом совершенства. Даниил ускорил шаг.

Скоро деревья справа и слева от него начали редеть. Света стало больше. Чуткий слух полицейского уловил шум моторов тяжелых карет Скорой Помощи, проезжающих по территории больничного городка. Изрытый трещинами асфальт старой аллеи оборвался, дорожка резко повернула в сторону, новое серое покрытие, заплаткой продолжившее путь, было идеально ровным, упругим. Этот аппендикс дороги совсем скоро уперся в небольшую ровную площадку перед белым семиэтажным больничным корпусом. Тут кипела жизнь. От высоких мостков крыльца приемного отделения отправлялась машина с красным крестом. На ее место тут же пришвартовывалась следующая. Лестницы, ведущей к двери в корпус, не было. Недалеко от серого облупленного алебастрового вазона с чахлыми коричневыми стеблями внутри, курил седой как лунь охранник. Он задумчиво сплевывал прямо в центр вазона, пепел же старался сбивать в небольшое отверстие на сколотой ручке. Даниил отвлек его от этого интеллектуального занятия вопросом:

– Не подскажете, как пройти к дежурному администратору?

– Не подскажу. – Охранник снова сплюнул в центр вазона. Хитро прищурился на подошедшего. – Могу к моргу дорожку показать. Она тут от скамейки последняя.

– Да я как бы еще не готов к последней дорожке. – В тон ему ответил Гирс. – На покойника совсем не тяну.

– Да это дело такое… – туманно молвил его собеседник, глубоко затянулся. – Сегодня не тянешь на покойника, а завтра, глядишь – любо-дорого как тянешь! А бывало и наоборот, совсем уж было покойник готов, а потом – бац! – и не покойник вовсе.

– Где же вы таких чудес библейских нагляделись? – спросил Даниил, в глазах которого на миг блеснул смех.

– Да знамо где. – Отмахнулся охранник. – Я тут не первый год стою. Всякого уже перевидал. Кто на коляске сюда приезжает, да потом на своих двоих здоровый уходит. А кто, вот совсем как ты, посреди ночи чертом из кустов выскакивает с вопросами, а потом… одна фотокарточка остается в серванте.

– Суровый ты, дед. – Покачал головой Даниил, достал из кармана удостоверение, раскрыл перед глазами посерьезневшего вдруг старика. – Инспектор Гирс, полиция. Представьтесь, будьте добры.

– Секьюрити Лаптев! Алексей Матвеевич. – Охранник выпрямился, щелчком выкинул окурок далеко в кусты. – Извиняйте, что сразу не признал. Не положено тут посторонним ходить.

– Я понимаю. – Безо всякого выражения ответил полицейский. – Итак, вернемся к моему вопросу – как мне найти администраторов?

– Сегодня главная медсестра в ночь дежурит. – Задумчиво проговорил Лаптев. – Идемте, проведу вас к ресепшену, а там уж там грамотные люди разберутся.

– Отлично. – Согласился Даниил.

Они прошли к стене корпуса, в самую тень, куда не проникали ни блики от светящихся верхних окон, ни фары проезжающих машин. Лаптев открыл железную дверь, крашеную в серый неприметный цвет, первым прошел в белый кафельный коридор. В воздухе висел стойкий больничный запах, смешанный с амбре тушеной капусты и сладкого какао. Вдоль стен стояли медицинские каталки, накрытые непромокаемыми пеленками, белые двери безликих кабинетов без табличек были плотно закрыты. Шли недолго, в конце коридора обозначился поворот направо, затем еще один резкий поворот, закончившийся лестницей из трех ступеней. Лаптев и Гирс оказались в ярко освещенном холле, полным людей. За застекленной стойкой сидели три одинаково рыжеволосых женщины в белых шапочках. Работали лифты, входили и выходили доктора Скорой помощи в безликой шуршащей синей униформе, на низких креслах и кушетках томились испуганные пациенты. У всех присутствующих был одинаковый фиолетовый оттенок лица и резкие тени на скулах и под глазами, конечно, виной тому были сверх-яркие дребезжащие лампы под потолком, этот потусторонний цвет делал всех собравшихся похожими на участников какого-то беззвучного инфернального действа.

– Сюда, пожалуйста… – Лаптев открыл пластиковую калиточку и прошел внутрь застекленной стойки. – Вот, передаю вас в руки Натальи Гавриловны. Она здесь старшая.

– Что вам, мужчина? – хорошо поставленным голосом строгой воспитательницы спросила женщина в ярком макияже и белом халате, снизу отороченном белыми же рюшами. Не переставая что-то быстро печатать на компьютере, она бросила быстрый пронизывающий взгляд на Даниила, оценила строгий серый костюм, хорошую кожаную куртку, малиновый со звездой галстук. – Вы откуда?

– Полиция. Инспектор Гирс.

– В травматологию? – Не отрываясь от монитора, поинтересовалась Наталья Гавриловна. – Пациентов ночью беспокоить запрещено, а доктора нет, она на операции.

– Уверяю вас, – бесцветным голосом ответил на это Гирс, – если мне понадобится кого-то побеспокоить ночью, я найду способ это сделать. Сейчас меня интересует другой вопрос. Где у вас работает санитарка Зинаида Евсеевна Рыльцова?

– Баба Зина? – удивилась старшая медсестра, вытягивая из принтера три заполненных бланка. – В неврологическом отделении. Это в другом корпусе, за ЛОРом. А что случилось?

– Давно она работает в этом отделении?

– Лет десять. До этого, если не ошибаюсь, лет тридцать проработала в Кардиологии. А что случилось?

– Сегодня у нее был рабочий день?

– Понятия не имею. Но могу выяснить.

– Будьте так добры.

– Пройдите в двести двадцатый кабинет. Доктор сейчас спустится. – Наталья Гавриловна сквозь прорезь в стеклянной стойке передала два сплошь испечатанных листа фиолетоволицему мужчине, страдальчески прижимающему правую руку к плечу. – Сейчас вам сделают снимок и проводят в отделение.

– Спасибо. – Проскрежетал мужчина и поплелся в сторону одного из широких коридоров.

Старшая медсестра тут же подняла трубку хитрого квадратного телефона, чирикнула пальцем по кнопке.

– Ночь добрая. – Сведя рыжие подведенные брови, обратилась она к невидимому собеседнику. – У вас из санитарок кто сейчас работает?

Выслушав ответ, она повернулась к Даниилу и отрицательно помотала головой.

– А баба Зина, когда выходит? Ага. Ага. А сегодня днем? Ага. Ага. Ага….

Гирс терпеливо ждал, когда в трубке закончится эмоциональная вибрация. К его большому сожалению, разобрать слова отвечающего было невозможно.

– Все поняла. Перезвоню. – Старшая медсестра дала отбой, подняла на полицейского подчеркнутые синими толстыми линиями глаза. – Баба Зина сегодня не вышла в свою смену. Вчера днем она жаловалась на боли в сердце, скорее всего, она приболела. Такое бывает в ее возрасте. Придется вам подождать, когда она поправится.

– Кому она жаловалась?

– Откуда я знаю? – растерялась Наталья Гавриловна. – Персоналу. Доктору. А что случилось?

– Могу я поговорить с персоналом и доктором?

– Пожалуйста. – Рыжеволосая начальница в ходе разговора значительно растеряла нотки строгой воспитательницы в своем голосе. Внимательно поглядев Даниилу прямо в холодные глаза, вопросы задавать передумала. Сникла. Оглянувшись через плечо, Наталья Гавриловна повысила голос, требовательно позвала, – Алексей Матвеевич!! Лаптев!

Из лабиринта канцелярских шкафов вынырнул давешний секьюрити, вытирающий рукавом рот:

– Я!

– Объясните инспектору, как пройти в неврологический корпус. И перенесите, наконец, мешки из травматологии к задней двери! В пять приедут забирать.

– Так точно. – Кивнул Лаптев. – Сделаю.

– Спасибо за помощь. – Даниил развернулся к выходу.

– Это моя работа. – Тускло отозвалась старшая медсестра. И, не особо надеясь на ответ, все же спросила в спину полицейскому, – что же, все-таки, случилось?

– Я это сейчас выясняю. – Ушел от прямого ответа Даниил и вышагнул за пределы пластиковой калитки.