Текст книги "Конверт, кукуруза и заброшенная больница"

– А кто-нибудь еще туда ходил?

– Не знаю. Мне ведь за всеми следить некогда. Работа стоит.

– Понимаю. – Даниил повернулся в сторону часовни. – Спасибо, что поболтал со мной. Я к тебе еще зайду, если ты не против.

– Нет. – Просто ответил Леха. – Я не против, заходите. Вечером дел поменьше будет.

Полицейский собрался было двинуться сквозь кусты к часовне, выставил вперед руку, чтобы ветки не выбили ему глаза.

– А куда вы, можно узнать? – удивленно спросил Черепашкин, выронивший даже рукавицу от изумления.

– Хочу посмотреть на сломанный колокол. – Ответил Даниил. – На предмет нарушения ночной тишины.

– А зачем же через кусты? – Леха явно был озадачен. – А по дороге не проще будет?

– По какой дороге?

– По обыкновенной. По старой. – Парень указал рукавицей на просвет между кустами за своей спиной, чуть отошел в сторону, чтобы полицейскому было виднее. – Просто ее сейчас засыпало, я пока не успеваю везде убрать. Тяжело одному-то….

И действительно, если вглядеться, под многослойным покрытием из листьев и мелких веток угадывалось продолжение узкой каменной дорожки, ведущей вглубь разросшегося парка.

– Спасибо за информацию. – Даниил отсалютовал Черепашкину и быстро зашагал по шуршащему настилу.

Дорожка шла не прямо, а будто бы загибалась по движению плавной подковой. Вскоре полицейский оказался на знакомой уже мощеной площадке, только подошел к часовне уже не с краю, а в самый лоб – к тому месту, где следовало бы быть крыльцу.

Ночное кострище, расположенное в самом центре, днем выглядело куда интереснее. Полицейский склонился над кучей пепла и обгоревших кусков большой плотной тряпки. Много интересного обнаружилось среди черных головешек и закопченных камешков – пара сгоревших туфель, пара обугленных перчаток, рассыпающиеся в труху листья большой книги, оплавившиеся пластиковые стаканчики. Судя по виду и запаху, кострище было достаточно свежим – не старше трех-четырех дней.

В часовне послышался шорох, еще через секунду из-за разрушенной стены прямо на инспектора вышел невысокий худощавый парень лет двадцати с лишним с длинными, убранными в хвост волосами.

– Могу чем-нибудь помочь? – не очень дружелюбно поинтересовался он, потряс головой, чтобы ветер уложил на правый бок его длинную челку.

– Можете. – Откликнулся Гирс. – Не подскажете, для каких целей использовался этот костер.

– Это полицию не касается. – Стараясь быть как можно более вежливым, процедил сквозь зубы парень. – В этом нет никакого преступления. Мы просто решаем тут свои личные проблемы.

– «Мы» – это кто?

– Пауки. – Парень засунул руки глубоко в карманы черной замшевой куртки, снова потряс головой.

– Пауки…. – задумчиво повторил Даниил, будто бы смакуя слово. – К какой субкультуре вы относите себя, пауки?

– Ни к какой. – Сжал губы его собеседник. – Нам не надо ни с кем объединяться в стадо. Мы сами по себе.

– Значит, вы не готы?

– Нет, мы не готы. Мы пауки.

– Готы носят черную одежду, делают устрашающий макияж, проводят время на кладбище, слушают определенную музыку. Вы, как я понял, тоже. В чем же разница?

– Во всем. – Стоял на своем парень. – Мы не приемлем культ смерти и депрессии. Нам нравится наша жизнь, мы всем довольны. У нас все зашибись.

– Существенная поправка. – Подумав секунду, согласился полицейский. – Мое имя Даниил Владимирович. Инспектор Гирс.

– Я знаю. – Парень поймал челку пальцами, блеснув на ярком солнце черными длинными ногтями, заправил ее, наконец, за ухо. – Мое имя Виктор. Виктор Матвеев.

– Ну вот. Теперь похоже на цивилизованный разговор. Скажите мне, пожалуйста, Виктор, какие личные проблемы вы решаете по ночам в больничном городке? Вам не приходило в голову, что пациентам этого заведения необходим покой?

– Мы их не трогаем. – Снова затолкал руки в карманы Матвеев. – И не шумим. Музыку мы слушаем через наушники, так что, какие тут проблемы?

– А что вы скажете про этот костер? Зачем вам нужна была больничная каталка, кто вам позволил ее взять?

В узких блеклых глазах Виктора на миг мелькнула тревога. Даниилу даже показалось, что он хотел сорваться с места и дать деру, но удержался. Взяв себя в руки, парень нехотя ответил:

– Зачем нам каталка? Что-то вы путаете, инспектор Даниил Владимирович. И тем более к костру она не имеет никакого отношения.

От старой разрушенной стены часовни отделился еще один молодой человек, одетый в длинное узкое черное пальто, на его голове красовалась копна угольных новеньких дредов, перетянутых на кончиках красными ниточками. Он вразвалку подошел к разговаривающим, остановился чуть поодаль, насупился.

– Инспектор Гирс. – Оглядев нового персонажа, представился полицейский.

– Семычев. – Помрачнев, ответствовал парень с дредами. Поднял глаза к небу и продолжил с таким видом, будто бы ему этот разговор совершенно безразличен, и, будь его воля, он прошел бы мимо с превеликим удовольствием. – Кирилл. А насчет костра Витюха правильно сказал – это никого не касается. Мы ничего опасного не совершаем.

– Мне интересно, почему вы облюбовали для своих ночных посиделок именно это место? Почему больница?

– Так они же уехали. – Покачиваясь с пяток на носки, возразил Кирилл. – Мы давно ждали, когда они из этого корпуса свалят! Тут в этом углу парка больше никого нет. Во все стороны идите – только деревья, кладбище, да забор.

– Я не ошибусь, если предположу, что вас здесь привлекло именно кладбище?

– Ну, типа того.– Шмыгнув носом, ответил Семычев.

– Вы часто там бываете?

– Ну, типа того. – Повторил Кирилл.

– Как часто?

– Ну, допустим, только что там были.

– С какой целью?

– С целью проверить, нет ли там приведений! – сострил Семычев и они с другом восторженно загоготали. Правда, смех их был слишком уж натужный и невеселый.

– Схожу-ка и я проверю. – Гирс двинулся вперед и парни незаметно для себя расступились.

Но Витюха не выдержал, остановил полицейского словами:

– Не ходите. Не надо. Там снова появились кровавые ягоды.

– Вот как. – Даниил играл вслепую. – Что же это они так внезапно появились? Давно их не было.

– Да чего это давно-то? – зябко повел плечами Матвеев. – Две недели назад тоже были. И пять дней назад на дальних кустах целую гроздь нашли. Это уже третий раз за месяц.

– И что же? – без особого интереса спросил Гирс.

– Ясно что. – Сквозь зубы выдавил из себя Витюха. – Жди следующего покойника.

– Ты много-то не болтай…. – раздраженно огрызнулся Кирилл.

– Болтай не болтай, уже все одно. – Матвеев так глубоко затолкал руки в карманы, что куртка жалобно треснула где-то снизу. – Может быть, если болтать, дураков меньше станет. Не будут шляться, где не надо.

– А кто шлялся? – тут же спросил Гирс.

– Ничего я вам больше не скажу. – Сквозь стиснутые зубы ответил Матвеев. – Тут и правда язык распускать нечего! А только, если жизнь дорога – не ходите на кладбище, вот и весь сказ.

Витюха развернулся и вдруг зашагал прочь.

– Постой! – окликнул его Даниил, но парень даже не обернулся. Крикнул через плечо:

– Иду куда хочу, я свободный человек! А арестовать не имеете права, нет такого закона, что нельзя днем в парке сидеть. Мы не дураки, поди.

– Ну, дай Бог, чтобы не дураки…. – пробормотал Гирс очень тихо, но стоящий поодаль Кирилл все же услышал эти слова.

– Пусть идет. – Насупившись, сказал он. – И я сейчас уйду. Не беспокойтесь, будет тихо в вашем больничном городке. А насчет кладбища сто раз подумайте, прежде чем идти. Я не пугаю, я просто говорю, что знаю.

– Ну, раз ты так много знаешь, – поймал его на слове полицейский, – и раз уж ты пока не ушел, ответь на мой вопрос!

– Ну. – Семычев втянул голову в плечи.

– Что ты знаешь про смерть санитарки бабы Зины?

– Это той старухи, которая три дня назад на кладбище ходила голубей кормить?

– Голубей? Я не знал, что в парке есть голуби.

– Так вот и я не знал. Удивился немного.

– А кто тебе сказал, зачем она туда ходила?

– Она сама и сказала.

– Когда?

– Сегодня у нас что? Вторник? Значит, выходит, в субботу вечером, уже темнеть начало, я стоял здесь….

– Один?

– Один. Я ждал Витюху, Калача и Маринку. Мы хотели в бар идти все вместе.

– Понятно. И что же?

– Да ничего! Стоял я вот тут, потом слышу – идет кто-то. Я оглянулся, смотрю – из-за часовни выходит бабка в больничном халате, вся такая седая, глаза как – будто разозленные….

– Разозленные?

– Факт! Покосилась она на меня, будто я бешеный и кусаюсь, пошла по этой дорожке к больнице. Ну, я ее окликнул. Типа того, что она тут ходит…..

– Она ответила?

– Ответила, только быстро очень и ушла сразу. Сказала таким тоненьким ласковым голосом, что ходила на старое кладбище голубков покормить. Я еще удивился так….

– Чему удивился?

– Да смешно. Глаза злые были, а голосочек ласковый, тоненький…. Как с ребенком разговаривала.

– Может быть, и правда она ходила голубей кормить.

– Факт. Правда.

– А ты откуда знаешь?

– Да просто очень! Когда я на следующий день пошел на кладбище посидеть, музон послушать, то на большой плите увидел кучу накрошенного хлеба. Там много было! Две или три сдобные булки были кусками надраны. Странная бабка.

– Что же голуби хлеб не склевали?

– Да нет тут голубей, не летают почему-то! Маленькие серые птички таскали понемногу крошки, но для них такие куски тяжелые слишком. Я даже раскрошил им немного. Но хлеб уже сухой был, вчерашний.

– Действительно, странная бабка. – Согласился Даниил. – А раньше ты ее тут никогда не видел?

– Тут? У часовни? Нет, никогда не видел. У котельной видел, у мусорных баков тоже видел.

– К котельной часто ходишь?

– Хожу иногда. С Лехой поздороваться, спичек попросить, или там еще чего…. Леха – это парень с нашей улицы. Работает тут.

– Как он тебе?

– Да никак. Нормальный парень. Он серьезный, с нами не шатается.

– Ты знал Раечку Чугунову? – внезапно сменил тему инспектор.

– Как не знал, если мы все в одной школе учились! – удивился Семычев. – Конечно, знал. Жалко девчонку. Тоже дура набитая, говорили ей обходить проклятое место стороной, но все одно – понесло ее вечером на кладбище. Упрямая уж больно была….

– Она тоже – из пауков?

– Да так-то нет. Как бы, не из пауков.

– А как?

– Да просто гуляли иногда все вместе! В соседнем подъезде жили, все время на виду. С ней весело было, она смешливая.

– Как в плане личной жизни? У нее был парень?

– Да одно время что-то у нее начиналось с Лехой Черепашкиным. Да потом заглохло.

– Почему?

– Потому…. Потому, что Леха – парень серьезный, он по жизни идет по своему разумению.

– Как это так?

– Ну, вот так! – подивился непонятливости полицейского Кирилл. – Он там уже себе все придумал – институт, работа, чтобы все солидно. А Райка была как воздушный шарик на ветру. Поржать, погулять…. Да и другим парням она нравилась, так что высоко себя ценила.

– Понимаю. Не получилась у них с Лехой, значит, любовь.

– Нет. Не получилась! – твердо ответил Семычев. – Не пара они, это точно.

– Но ведь Раечка тоже работала.

– Работала, куда ей деваться было. Никто ее кормить не стал бы.

– У нее мать умерла года два назад, если я не ошибаюсь.

– Не ошибаетесь. Точно – умерла. Может быть, поэтому их с Лехой так потянуло друг к другу сначала. Все-таки судьбы у них похожи чем-то. Жалко Райку, чего она хорошего в жизни-то видела?

– А на кладбище она зачем пошла?

– Да кто ее знает! – ответил Кирилл, и по голосу его было ясно, что удивлен он этому факту не меньше полицейского. – Дура какая-то. Мы ей все говорили – не ходи! Калач даже хотел ее за руку удержать, так она рукав выдрала, еще и поцарапать его хотела! Будто сама не своя была в тот вечер.

– Сама не своя? Тебе не показалось?

– Да что там показалось? Странная она была, то вдруг задумается о чем-то, глаза испуганные сделает, а то внезапно будто понесет ее – начинает смеяться, задирать всех. А потом на часы поглядела, вскочила со скамейки и пошла прочь. Калач у нее спросил, типа куда ты, а она так весело оглянулась, махнула всем рукой и ответила, мол, пойду на старое кладбище погуляю, покойничков своей красотой попугаю. Мы ей говорим – с ума сошла и все такое. Да куда там…. Засмеялась, и пошла.

– Сколько было времени?

– Не помню. Часов семь вечера, наверное.

– В тот вечер ты ее еще раз видел?

– Нет. Больше вообще не видел. Она же умерла через два дня.

В кустах по ту строну часовни раздался короткий призывный свист. Семычев с облегчением дернулся в том направлении, на ходу бросил Даниилу:

– О! Это Калач по мою душу. Извиняйте, инспектор, нам пора бежать!

– Не буду задерживать, Кирилл. – Ответил Гирс. – Спасибо за информацию.

– Да чего там…. – махнул рукой Семычев. – Что уже изменишь этой информацией!

В кустах маячила долговязая фигура в черной шуршащей курточке. Даниил видел, как приятели встретились, пожали друг другу руки, и пошли прочь от площадки, вглубь парка. Полицейский, оставшись один, быстро прошел к развалинам часовни. Теперь, в свете утреннего солнца, она казалась совсем другой. Зловещие тени по углам растворились, шершавые стены явили инспектору фрагменты сохранившейся штукатурки с выгоревшей, покрытой грязью неразборчивой росписью. Утопленные в нише за скамьей узкие ступени оказались закрученными винтом. Они провели Даниила на второй этаж, оказавшимся крохотной, ничем не огороженной с трех сторон площадкой. На грязном, открытом всем ветрам полу, лежал на боку треснувший колокол, значительный кусок которого был утерян. Однако, что удивительно, покрытый пылью и паутиной язык колокола был на месте. Он безжизненно склонился внутри мертвой махины, будто грезя о тех временах, когда его удары порождали могучие напевные звуки, наполнявшие всю округу. Даниил приподнял холодный язык и с усилием опустил вниз. Колокол, а так же содрогнувшийся от удара пол площадки, отозвались мрачным глухим коротким звоном, зловеще пронесшимся над серым кострищем и увядающим парком.

Держась за остатки верхнего перекрытия, Гирс подошел к краю площадки, внимательно посмотрел вниз. Теперь он заметил то, что снизу разглядеть было просто невозможно. Кострище имело странную форму, будто бы жгли на нем некий предмет, выложенный в форме распятия. Даже сейчас, когда следы этого таинственного действа пытались нарушить, перемешать пепел и золу с ветками и прочим мусором, все же угадывался силуэт крупного человека, уложенного головой к каменной дорожке, ногами к несуществующему крыльцу часовни, руками в противоположные стороны света. Еще больше усиливал эту похожесть тот факт, что обгоревшие ботинки виднелись из черного мусора именно в том месте, где должны были находиться ноги, а обугленные перчатки были разметаны по обе стороны кострища.

– Личное дело…. – пробормотал полицейский. – Ага.

Гирс, как фокусник выхватывает из рукава разноцветную длинную ленту, также быстро вынул из внутреннего кармана небольшой фотоаппарат и основательно заснял подозрительную площадь перед часовней.

Закончив с этим, Даниил переместился чуть вправо, осмотрел парк по другую сторону обжитой площадки. Сквозь густые ветки разросшегося кустарника угадывалась нескончаемая каменная дорожка. Обрывалась она на большой, поросшей высокой травой и кустами поляне. Поляна была бы совсем обыкновенной, ничем особо не примечательной, если бы не узкие ряды серых крохотных плиток, издали похожих на разложенные рядками кирпичики. Видимо, это и было то самое проклятое место – старое больничное кладбище. Гирс напрягся, внимательно всмотрелся в заросли кустарника, в центре поляны нашел взглядом большую серую плиту. Ему вдруг показалось, что он заметил мелькнувшую фигуру в черном длинно пальто. Но сколько не старался полицейский что-то еще разглядеть с такого расстояния, ничего больше не удалось увидеть.

Даниил спустился вниз и замер недалеко от скамейки, в том самом месте, где на стене был нарисован углем странный череп. Пришло время тонкому рулону кальки появиться на свет из бездонных внутренних карманов полицейской куртки. Инспектор наложил полупрозрачную бумагу на рисунок, сверху несколько раз с усилием провел ладонью. Потом еще, чтобы закрепить результат, провел несколько раз ногтем, прямо по угадываемому сквозь кальку черному контуру. Даниил отнял бумагу от стены, с удовлетворением поглядел на полученный «оттиск».

После этого инспектор в нерешительности замешкался. Он не мог выбрать, стоит ли прямо сейчас пойти осмотреться на кладбище, или лучше вернуться в больницу и поговорить с персоналом, знавшим погибших. В кармане куртки ожил мобильный телефон.

– Гирс.

– Даня! – заклокотал в трубке голос Толика. – Пришла информация по нашим кражам. Не хочешь подбежать посмотреть?

– Что там?

– Задержан бывший муж владелицы ограбленных магазинов. Есть признание в организации преступления.

– Ого. – Озадаченно произнес Даниил. – Еду!

***

– Наши столичные коллеги сработали! – грохотал Толик, сидя на краешке стола. – Сейчас этот самый альфонс там, у них обретается. И имя-то у него самое подходящее – Нарцисс Любимов.

– Неужели такое имя?

– Проверили. – Кивнул Толик. – Это хватило же ума у родителей так ребенка назвать….

– И что же этот Нарцисс?

– Дрянь человечишко. – Чуть поморщился участковый. – Но красавчик, лицо как с рекламного плаката, грудь кубиками, попа ящиком, когда идет – одной ногой пишет, второй зачеркивает. Все как надо! Наши женщины таких почему-то любят.

– Он был мужем владелицы магазинов?

– Да, был мужем Даши Любимовой. Брак зарегистрирован ЗАГСом города Скучного три года назад. Развод оформлен полтора года назад, скучновским же судом. Копии документов ребята скоро подгонят! Но вот что интересно, даже после развода Нарцисс продолжал сожительствовать с бывшей женой. Хотя соседи часто жаловались на шум по ночам, скандалы и драки. Имея такие отношения, они умудрились даже съездить пару раз на отдых за границу.

– Вряд ли соседи могли это увидеть через стены….

– А тут и соседей никаких не надо. Нарцисс зарегистрирован в социальной сети, имеет там свою «страничку». Так что десятки фотографий с отдыха выложены в сеть им собственноручно!

– Разновидность социального эксгибиционизма?

– Да нет! – Махнул рукой участковый. – Какой там…. Мода такая среди пользователей интернета – каждый свой чих на всеобщее обозрение выкладывать. День рождение собачки – триста фотографий, сходили, погуляли вокруг фонтана – извольте проглядеть кучу снимков, помылся в душе – будьте любезны портрет на фоне унитаза и кафеля.

– Заняться, что – ли, больше нечем? – в бесстрастном голосе Гирса промелькнули нотки удивления.

– А чем ему еще заниматься? Он в своей жизни ни одного дня не работал. Только в фитнес клубы ходит, да на отдых за границу катается. Жена его полностью содержала, все ждала, когда он свой заочный институт Красоты и Искусства закончит.

– А что, есть такой институт?

– В Москве все есть! Только деньги плати, на кого хочешь, выучат.

– Ну и как? Закончил он учебу?

– Не знаю и знать не хочу. Зато доподлинно известно, что два месяца назад Дарья Любимова собрала все вещи бывшего супруга и вышвырнула их из своего дома. Нарцисс уехал крайне разозленный, соседи слышали, как он угрожал бывшей жене, что она очень пожалеет о своем поступке. Кричал, что разорит ее и она, соответственно, приползет к нему на коленях.

– Что на это ответила Дарья?

– Она слушала эту истерику с балкона, со второго этажа своего дома. Услышав про то, что Нарцисс ее разорит, она рассмеялась и спросила, не собирается ли он подать на алименты, как беременная баба. Он тут же захлопнул дверцу машины и уехал. Автомобиль, кстати, тоже жена ему купила.

– Я не удивлен. – Кивнул Даниил. – Как же на него вышли?

– Помог гениальный случай, вышли на него через украденные шубы. Он их принес сдавать в комиссионный магазин, не потрудившись даже снять ярлыки скучновского салона.

– Без комментариев. – Поднял бровь Гирс.

– На допросе он пытался устроить истерику, кричал, что у него слабое здоровье и что всех присутствующих в кабинете его знакомый адвокат сошлет в Сибирь ближайшим же поездом.

– Ну, это понятно. Все мы тут одной ногой в Сибири. – Серьезно кивнул Даниил. – Как без этого. Кроме истерики, что-нибудь внятное он сказал?

– Да все сказал, как миленький. Признался в организации ограблений, показал, где спрятаны краденые вещи. Они были заперты в автомобиле, в гараже на даче его друга, который по доброте душевной впустил его пожить там. Сам друг работает в Канаде по контракту, вернется не скоро. Автомобиль взят напрокат, на имя все того же Нарцисса Любимова.

– Соучастники?

– А вот тут темный лес…. – щелкнул пальцами Толик. – Вот тут он начинает врать. Так что придется нам самим расхлебывать эту кашу здесь, на месте.

– Что же он врет?

– Он вполне связно рассказал историю о том, что в кафе в старом городе, он случайно встретил странного человека. Они просто пили кофе за одним столиком….

– Описание человека есть? – Гирс потянулся к бумагам.

– Не ищи, нет описания. Человек был в маске Улыбающейся Кукурузы.

– Как же он пил кофе? Через маску?

– Через прорезь в маске. Я пробовал, хоть и неудобно, но вполне возможно.

– Нарцисса не удивил тот факт, что человек в общественном месте пьет кофе в маске?

– Говорит, что не удивил. Да у меня пол участка с начала месяца в таких масках не только кофе пьет, но и душ принимает….

Н-да. Есть такой момент. – С досадой поморщился Даниил. – Скорей бы уж этот праздник закончился.

– А Новый год лучше что ли? – тут же горячо посетовал Толик. – Вот скажи! Тоже не поймешь, что на вверенной территории творится…. Нет стабильности на участке, то одно, то другое….

– Мы отвлеклись! – Гирс поспешил сбить друга с больной темы. – И что же случилось в кафе?

– Да! Нарцисс показал, что они разговорились с незнакомцем. Изгнанный из супружеских объятий муж пожаловался на Дарью. Поделился, так сказать, скорбью. Признался, что очень хотел бы, чтобы ее магазины сгорели, или их, к примеру, ограбили бы. Незнакомец в маске принял рассказ страдальца очень близко к сердцу. Они заказали спиртное, потом еще раз спиртное и, как показал официант, ушли из кафе вместе, по-дружески обнявшись.

– Очень интересно. Официант не ошибся?

– Да вроде неглупый парнишка, не должен путать.

– Что еще рассказал Нарцисс?

– Да собственно, это почти все. На автомобильной стоянке добросердный незнакомец попросил у Нарцисса его подмосковный адрес, телефон, записал все на бумажку и, пообещав разорить неблагодарную жену, исчез в толпе. Любимов заснул в машине, так как был пьян. Проснувшись, он уехал из Скучного. На следующий день ему позвонили. Как ему показалось, он узнал голос человека из кафе. Незнакомец велел ему взять напрокат фургон, сделать дубликат ключей от гаража и от дачных ворот. Бумаги на автомобиль, и все ключи велено было оставить на Киевском вокзале в камере хранения в указанной ячейке. Нарцисс в точности выполнил все указания. Больше звонков не было. Только на следующую ночь после того, как он оставил ключи на вокзале, из гаража исчез фургон. Опять наступила томительная пауза. И вот две недели назад он проснулся ночью от шума во дворе. Некто в темной маске загнал в гараж автомобиль, закрыл дверь и пешком удалился с территории дачи. Нарцисс рискнул заглянуть в машину только вечером следующего дня. Фургон был до отказа забит новеньким товаром из магазинов Дарьи Любимовой. Все похищенные вещи – как новенькая копеечка! – Толик от восторга хлопнул себя по круглой коленке.

– Каким же самоуверенным болваном нужно было быть, чтобы тут же понести в комиссионку вещи, проходящие по уголовному делу.

– Болван. – кивнул участковый, наливая себе чай в огромный стакан с нарисованными на нем автобусами. Бросил туда же пять долек лимона и кучку рафинада. – Тебе плеснуть эликсира жизни?

– Нет, спасибо. Я вот о чем думаю….

– Поделись….

– Как бы мне рассмотреть подробнее фотографии, иллюстрирующие жизнь Нарцисса. Ты знаешь, как плавать в этих социальных сетях?

– Очень посредственно. Нет у меня времени на это позерство.

– И у меня та же проблема. – Даниил побарабанил носами ботинок по полу. – Сможешь найти нам эксперта по сетям и интернет – сплетням?

– Попробую. – Озадачился Толик. Задумчиво облизнул сладкий палец. – Я поручу это Макару. Он как-то хвастал, что недавно ему встретился такой ценный кадр. И даже будто намекнул, что и мне бы было интересно на него взглянуть.

– Отлично! Вот вместе и взглянем! Макар зря не скажет.

– Это точно. Давай хоть медку на хлеб положу. Нельзя же сутками питаться святым духом!

– Да не ем я мед… Скажи-ка мне лучше, смог ли ты организовать мне бумаги по несчастному случаю с Раечкой Чугуновой?

– Обижаешь! – Толик положил в чай большую ложку янтарного пахучего меда. – Все давно в сейфе, в розовой прозрачной папочке. Достать?

– Нет, не сейчас! Хочу сначала сам составить кое-какое представление об этом дельце. Смогу ли я попасть в квартиру погибшей?

– Это как подойти к этому вопросу. – Задумался участковый, отпил большой глоток пахучего чаю. – Я позвоню соседке погибшей, у нее есть ключ. Думаю, она мне не откажет, проведет для тебя экскурсию по пустой квартире.

– Позвони, это важно.

– Хорошо. Хочешь, подвезу тебя до Театральной площади….

– Спасибо, не надо. Я, пожалуй, совершу пешую прогулку по твоему участку.

– Далеко?

– До больничного городка.

– Может быть, вместе прогуляемся? У меня пока тихо, хоть я и понимаю, что не к добру это. Опять же, очень уж мне хочется лично отреагировать на сигнал о нарушении на территории.

– Ты про разрушенную часовню?

– Про нее.

– Лады… начинай реагировать. Но сначала я хочу тебя еще кое о чем попросить!

– Валяй!

– Зайди, будь другом, в ограбленные магазины Дарьи Любимовой. Меня очень интересует, какая сейчас там обстановка. Действительно ли дела Дарьи пошли под откос, или, например, большого урона эти похищенные партии товара ей не нанесли. Что болтают продавцы, какие выдвигают версии…. Ну, ты понимаешь!

– Все понял! – Толик с удовольствием допил чай, со стуком поставил стакан на блюдце. – Задача обычная – собрать сплетни.

– Сплетни, это манна небесная. – Согласился Гирс, и, дружески хлопнув друга по плечу, вышел из кабинета.

Справившись с записями в своем блокноте, Даниил отправился к Театральной площади, к крайнему дому. В нем до самой своей смерти жила санитарка Раечка Чугунова.

Красоты осенней улицы мало трогали хмурого полицейского. Гирс шел, глядя себе под ноги, глубокая вертикальная складка между бровей резко перечеркнула его лоб.

Нужный дом Даниил нашел быстро. Еще раз заглянув в свой блокнот, позвонил в квартиру номер три, расположенную на первом этаже просторного прохладного подъезда.

Дверь тут же распахнулась, будто бы его ждали. На пороге стояла обычная скучновская тетушка, седоволосая, в бесформенном длинном пестром платье, мягких туфлях, по-домашнему уютно закутанная в большой клетчатый платок с кистями.

– Здравствуйте. – Гирс достал удостоверение, но тетушка даже не взглянула на него.

– Здравствуйте, мне звонил Анатолий Ильич. Вы из полиции? Меня зовут Клавдия Васильевна. – Голос женщины звучал мягко, приглушенно. Так обычно разговаривают добрые бухгалтерши, когда к ним обращаются по щекотливому делу.

– Так точно, я из полиции. Мое имя Даниил Владимирович. Мне сказали, что у вас есть ключ от квартиры погибшей Раисы Чугуновой.

– Да, у меня есть ключ! Пойдемте, я отворю вам дверь. Только очки возьму….

Чуть прихрамывая, соседка повела инспектора на второй этаж.

– Анатолий Ильич очень сердечный человек. – Приговаривала она, держась мягкой рукой за деревянные перила. – Другой бы и возиться не стал с моим непутевым сыном…. Сослал бы, куда подальше с глаз долой после той пьяной кражи в ларьке. Там бы он и сгинул. А Анатолий Ильич не такой. Лечиться его заставил, всю душу из него вытряс, пока тот не закодировался. Теперь, видите, работает. Дай Бог ему здоровья, участковому нашему. Как он все успевает?

– Вот именно. – Поддакнул Даниил, неторопливо передвигающийся по лестнице следом за словоохотливой соседкой. – Хороший вопрос!

– Когда такая беда случилась с Раечкой, я думала, что он сам приедет. У меня как раз пирожки были свежие, только-только из деревни привезенные. В русской печи пекла. Я думала, угощу его. Порадую хоть чем-то.

– Вы были в деревне?

– Да, уезжала на неделю. Но вернулась раньше, чем планировала. Очень уж погода была скверная.

Наконец, вошли в восьмую квартиру. Она оказалась необыкновенно светлой, просторной, с высокими потолками. Широкий коридор с самодельной антресолью через весь потолок, три комнаты, квадратная кухня с балконом…. Дверь на балкон была приоткрыта, на столе стояла миска с мытыми яблоками, в раковине стояла грязная чашка из-под кофе и блюдце с крошками.

– В квартире кто-то живет? – спросил Гирс.

– Да, конечно живет. – Кивнула Клавдия Васильевна. – Сюда вернулась Аля, двоюродная сестра Раечки. Но вы не волнуйтесь, она почти всегда на работе. И даже сама просила меня открывать дверь для полиции, если приедут….

– Подозрительная услужливость. – Пробормотал инспектор.

– Что ж тут подозрительного? – мягко удивилась соседка. – Все-таки сестра погибла, вдруг приедут еще что-то выяснить.

– Это Аля так сказала?

– Да, а кто же еще. Вот здесь мы нашли Раечку…. – Клавдия Васильевна провела полицейского в просторную комнату. Мебель в ней, да и во всей квартире, была старая, добротная, купленная, видимо, еще до войны. Девичья кровать, заправленная желтым пледом, казалась крошечной в этом пространстве. У стены напротив окна стоял огромный платяной шкаф, высотой метра три, не меньше. На его крышке лежал довоенный желтый чемодан и старая красная шляпная коробка. В углу, между стеной и шифоньером, высилась тяжелая деревянная стремянка.

Даниил подошел к большой фотографии, висящей на стене. Деревянная рама, крашенная жесткой кистью в белый цвет, местами облупилась. Сама фотография поблекла, потеряла резкость, но лица на ней остались ясными, четкими. На фоне многолюдной демонстрации с флагами и транспарантами, возвеличивающими партию и вождя, стояли пятеро. Высокий суровый широкоскулый мужчина, с лицом, будто высеченным из булыжника, обнимал за плечи улыбающуюся женщину в платочке. Рядом с ними стояли три взрослые девочки, удивительно похожие на женщину и друг на друга.

– Их было три сестры. Вера, Надежда, Любовь. – Клавдия Васильевна подошла поближе, спустила со лба на нос очки, показала пальцем на девочек, слева направо. – А это их мать, Анна. Она была очень мягкой, терпеливой, всю жизнь проработала у нас в столовой. А это их отец. Петр Чугунов.

Даниилу показалось, что соседка поежилась от одного только имени, запахнула поплотнее теплый платок.

– Вы их хорошо знали?

– Конечно, хорошо! Всю жизнь рядом прожили. Петр был очень положительным человеком. 40 лет проработал на заводе, на всех досках почета был представлен. Начал с ученика после армии, а закончил начальником смены. И дома и на работе был суров, одно слово – Чугунов, он был и сам как из чугуна. Девчонки пикнуть боялись, жена ни в чем не перечила. Женихи их дом за версту обходили. Старшей-то уж двадцать восемь тогда было. И тогда…. – соседка пожевала губами, поправила на груди концы опрятного платка. – И тогда Верочка родила дочь. Будто на ровном месте. Да и то, рожала не здесь, а уехала из родительского дома, будто от тюрьмы подальше.