Текст книги "Пир во время войны"

ГЛАВА ВТОРАЯ

– Вот это – Харродс? – Жанна была разочарована.

Она столько читала о знаменитом, крупнейшем и самом дорогом магазине Европы, что представляла его себе совсем иначе. А этот шестиэтажный комплекс, выполненный в неоклассическом стиле с элементами раннего модерна, отделанный красной терракотовой плиткой, не внушил ей тех особых чувств, которые, по её мнению, должен был бы вызывать.

– И подумать только, – продолжала она, – что этот магазин – собственность Аль Файеда!

– Видишь башенку с куполом? – подхватил Павел. – За ней прячется вертолётная площадка, на которую прилетает вертолёт Аль Файеда рано утром. Все жители окрестных домов постоянно жалуются на шум.

– Заплатил бы им, – пожала плечами девушка, – и дело с концом!

– Если бы он платил всем желающим, – возразил Павел, – то вряд ли стал бы одним из самых богатых людей в мире!

Он с удовольствием разглядывал свою новую знакомую. Она была похожа на принцессу из восточных сказок: длинные чёрные шёлковистые волосы были небрежно переброшены на одно плечо, тонкий профиль с горбинкой на носу горделиво сидел на тонкой, изящной шее, а глаза – миндалевидные, чуть раскосые, иссиня-чёрные, как спелые смородины, с интересом взирали на мир. Павел мгновенно увлёкся этой Шахерезадой, в тот самый момент, как только её увидел. А теперь, по прошествию двух дней с момента знакомства, был просто покорён ею.

Несмотря на кажущуюся хрупкость, в этой юной девушке чувствовалась сила. В ней был стержень, тот самый, которого не имел Павел. И это было для него внове – хрупкая, и одновременно сильная девушка. Он никогда не встречал таких, в его мире все девушки были слабые и женственные, или казались таковыми. Так уж было принято: мужчина должен быть сильным, женщина – слабой. А Жанна не боялась показаться сильной и уверенной, она была естественной. Именно на это клюнул Павел. Очарованный, он помог им с бабушкой подобрать гостиницу.

Камилла Аскеровна рвалась в «Хилтон», но этот отель, что в Грин Парке, что в Гайд парке, оказались четырёхзвёздочными, что показалось Камилле Аскеровне недостойным. Перед поездкой она много читала об Англии, и выяснила, что в четырёх звёздах может не быть ванны. Так что старушка сочла Гросвенор Хауз Меридиен более приемлемым вариантом. Так что вся компания, включая Павла, поселилась в элегантном здании на Парк Лейн.

По правде сказать, Павлу срочно требовалось вернуться в Кембридж, но он не мог заставить себя оторваться от Жанны. Может быть, ему удастся уговорить её съездить вместе с ним, в конце концов, это не так далеко, не более двух часов езды!

– Мы так и будем стоять перед входом в магазин? – Жанна скорчила недовольную рожицу.

Павел опомнился и галантно уступил ей дорогу в «Харродс».

– А знаешь, как звучит его девиз? – заторопился он. – «Всем, каждому, и абсолютно всё!»

– И за очень большие деньги, – добавила Жанна.

Павел расхохотался. Он уже знал, что не захочет расстаться с этой девушкой ни здесь, в Лондоне, ни в Москве, куда они тоже вернутся вместе. Как ему повезло, что эта красавица живёт в Москве, а не в другом российском городе!

Жанна тревожно поглядывала на бабушку. Та с упоением разглядывала вещи, ахая при взгляде на ценники. В принципе, Жанна не была большой любительницей шопинга, и в «Харродс» согласилась пойти только из-за Камиллы Аскеровны. Конечно, бабуля и сама бы прочесала все триста тридцать отделов универмага, но Жанна боялась неприятностей. Вернее, опасалась. Перед этим всё утро она вправляла мозги шустрой родственнице и рассказывала о правилах поведения в подобных местах. В конце концов пожилая женщина рассерженно воскликнула:

– Яйца курицу не учат! Чего ты кудахчешь с утра пораньше, словно я в первый раз в жизни иду в магазин?!

– Ну, смотри, – пригрозила внучка, и бабушка отвернулась, словно не поняла, о чём идёт речь.

Теперь же Камилла Аскеровна копошилась среди вешалок с одеждой и бормотала:

– Ах, какая жалость, что здесь нет Тофика! Даже не знаю, подойдут ли ему эти джинсы, он такой модник! Жанна, как ты думаешь, мне купить Малику вон ту толстовочку?

Жанна разъясняла Павлику, кто есть кто в её огромной семье, и он честно пытался запомнить, что Малик Гусейнов – это отец Жанны, Тофик и Рафат – её двоюродные братья, сыновья её дяди с неприятным для русского человека именем Шахид. А Шахид, стало быть, родной брат Малика, и сын Камиллы Аскеровны, так же как и сам Малик.

Но, как ни силился Павлик, азербайджанские имена тут же повылетали из его головы. К тому же по большому счёту его мало интересовали родственники этой восточной красавицы. Главное – что у неё самой привычное для уха русского имя.

– А что ты делал в аэропорту? – вдруг спросила Жанна. – Ну, когда мы встретились? Я тебя в самолёте не видела!

– А я прилетел не из Москвы, – признался Павлик, – а из Парижа. Обожаю Францию! Всегда, когда выдаётся свободная минута, летаю туда. Хочешь, как-нибудь побываем там вместе? – вырвалось у него.

– Посмотрим, – лаконично ответила Жанна.

Она не была любительницей загадывать на будущее. Девушка, несмотря на инфантильную внешность, крепко стояла на ногах, и была реалисткой.

Внезапно какой-то шум привлёк их внимание. В отделе женской одежды, на расстоянии десятка метров от них, гневалась Камилла Аскеровна, топая по викторианской напольной плитке.

– Да как вы можете? – кричала она. – Я подам на вас в суд! Слово не воробей, вылетит – не поймаешь! Извинения не приму!

– Что случилось? – Жанна и Павел поспешили на помощь к пожилой мадам.

Продавец, хорошенькая молодая девушка, быстро защебетала на английском. Павел изумлённо выслушал и повернулся к Жанне:

– Она говорит, что твоя бабушка…ммм… забыла заплатить за покупку!

Жанна покраснела и кинула на бабулю испепеляющий взгляд, под которым женщина съёжилась и, кажется, даже уменьшилась в размерах.

– Я же тебя предупреждала, – вырвалось у девушки. – Всё, мы едем домой! Бороться с тобой бесполезно!

– Жанночка, – залебезила Камилла Аскеровна, – только не говори Малику!

Она стащила с головы ярко – рыжий парик, в котором была похожа на Красную шапочку, и умоляюще уставилась на внучку. Павлик едва сдерживал смех. Ай да бабушка, ай да Камилла Аскеровна! Теперь ему стал понятен смысл нравоучений и жёстких взглядов, которыми Жанна постоянно одаривала бабулю. Оказывается, пожилая дама нечиста на руку! Впрочем, на обычную воровку она не похожа…

Павлу вдруг захотелось помочь ей. Он обратился к продавцам.

– Что ты им сказал? – недовольно держа бабушку за руку, словно ребёнка, поинтересовалась Жанна.

– Что у неё старческий склероз, уж простите, Камилла Аскеровна, – Павел чуть поклонился.

– У неё не склероз, – процедила сквозь зубы Жанна, – это клептомания.

– Ну, если ты настаиваешь на такой трактовке данной темы, я могу сказать и менеджеру, вон он уже спешит… Но не советую.

– Говори, что хочешь, – отмахнулась Жанна, и вновь кинула уничижительный взгляд на родственницу. Та делала вид, будто вся эта шумиха её не касается, и надела на себя маску обиженного достоинства. Камилла Аскеровна походила на взъерошенного воробья, но очень трогательного воробья, надо сказать.

Вечером того же дня они Жанна и Павел сидели в пабе и пили классический английский эль. Музыка играла так громко, что они уже не пытались разговаривать. Но Жанна не испытывала дискомфорта. Почему-то даже молчать с Павлом ей было интересно. Она никогда не знала таких мужчин – милых, интересных, забавных, услужливых и очень, очень доброжелательных. В её кругу все мужчины были сильными, вспыльчивыми и горячими, как и она сама. И никогда не шли на уступки – женщине. Вернее, на уступки шли и охотно, но только не на те, которые касались работы.

Павлик пил уже вторую пинту пива и ласково ей улыбался. А потом вообще пригласил танцевать под какую-то весёлую музыку. Они прыгали и дурачились, как дети. И это было самым необычным, потому что двадцатилетняя Жанна давно не чувствовала себя ребёнком. Сказать по правде, она вообще не помнила, чтобы когда-то чувствовала себя им. Она всегда была взрослой – сколько себя помнит.

Когда они вышли на улицу, было уже темно.

– Ты решительно настроена уехать? – задал Павел вопрос, который мучил его весь вечер.

– Не хочу больше никаких проблем с бабулей, – призналась девушка. – Слушай, а погода-то какая чудная! Я-то думала, Англия – страна дождей и туманов.

– Ошибочное мнение. Конечно, здесь в определённое время года бывают туманы и дожди, но не так часто, как об этом говорят, – машинально ответил он. – Слушай, не уезжай, а? Ты ведь толком ещё ничего не видела – ни Вестминстерского аббатства, ни Тауэра, ни дворца, ни Траффальгарской площади, даже Биг – Бена…

– Я могу приехать в другой раз, – пожала плечами Жанна.

Ей почему-то было приятно, что Павел не хочет оставаться без неё.

– И, потом, – добавил он, – в этом случае мне тоже придётся возвращаться в Москву, а я ещё не забрал свои документы из Кембриджа…

– Но ведь я же не заставляю тебя уезжать вместе со мной, – поразилась Жанна.

– Заставляешь, – серьёзно ответил Павел и остановился.

Эта странная девушка поразила его воображение и заставила забыть обо всём на свете. Хотя, справедливости ради, надо сказать, что странности её проявлялись только в несвойственной молодым девушкам манере одеваться. И, пожалуй, ещё внешность. За год учёбы в Кембридже Павел привык к тому, что студентки могут выглядеть как угодно. Кто-то приходил на занятия даже в мятых футболках и плохо выстиранных брюках, и на это никто не обращал внимания. Но чтобы молоденькая девушка из России не красилась, и одевалась весьма консервативно, не имела на теле никаких тату и в носу у неё не было пирсинга – это что-то новенькое. Во всяком случае, Павел таких россиянок не знал. Ему тут же пришло в голову, что он слишком много на себя берёт, потому что не может судить о наличии тату или пирсинга на закрытых стороннему взгляду частях её тела. В конце концов, кто знает, может быть, у Жанны кольцо в пупке, и какая-нибудь выколотая пантера на бёдрах?! Он сдавленно хихикнул, представив, что спокойно интересуется у неё наличием татуировок и посторонних предметов на теле.

Хотя вряд ли, уж слишком она серьёзна. И это, кстати, тоже необычное явление для молодых девушек: Жанна даже шутит с серьёзным лицом. И улыбается очень редко. Да и вообще, что это за девушка, которая в знаменитом «Харродсе», шикарном универмаге, состоящем из более трёхсот отделов, не сделала ни одной покупки! Может быть, она ограничена в средствах? Вроде бы не похоже! Пальто у неё – из первоклассного кашемира, обувь тоже великолепна. Вещи сдержанные, строгие, но сразу в глаза бросается качество. К тому же ограниченные в средствах люди не будут селиться в дорогом отеле, и приезжать на неопределённый срок в одну из самых дорогих столиц мира. Но, может быть, у неё есть на это причины?

Они стояли на тёмной улице, и губы Жанны были так близко от него, что он не мог сдержаться. Павел наклонился, и очень ласково, бережно поцеловал её.

Внезапно он почувствовал толчок в спину, и сзади по-английски сказали:

– Гони кошелёк, быстро…

– Кто это? – удивилась Жанна, отстранившись от него.

– Грабители, – дрогнувшим голосом ответил Павел. – Мы же в Сохо, самом разгульном районе. – Лучше я действительно отдам им деньги, иначе это может быть опасно…

Он полез в карман и протянул двум молодым мужчинам портмоне. В тусклом свете блеснули его часы.

– О, «Радо», – уважительно произнёс один из воров, и ловко щёлкнул браслетом, стаскивая часы с запястья Павла.

– Только не часы, – испугался парень, – это подарок отца. Там гравировка…

От расстройства он говорил на русском. – Верните часы!

Но воришки уже увидели в ушах Жанны серьги с бриллиантами. Один из них подошёл к девушке и протянул руку. Этого Павел уже стерпеть не мог. Он изо всех сил ударил по этой руке и толкнул нахала. В руке последнего блеснул нож. Жанна вздохнула. Вот они, современные мужчины, даже драться по-человечески не умеют, все проблемы решают при помощи ножей и пистолетов.

Она расстегнула пальто и сбросила его прямо на землю. Взмахнула рукой, и один из негодяев неожиданно для себя упал. Второй оказался там же ещё через пару секунд. Павел даже не успел понять, что происходит.

– Забирай свой кошелёк и часы, и пошли отсюда, – велела Жанна.

– Вот это да, – Павел семенил рядом и восхищённо смотрел на новую знакомую. – Ты владеешь карате?

– Немного, – уклончиво ответила она.

Жанне вдруг, впервые в жизни, захотелось выглядеть более женственной, и она не стала признаваться, что владеет не только карате, но и почти всеми восточными единоборствами. А также отлично стреляет, водит машину в любых, самых экстремальных условиях, прыгает с парашютом, имеет разряд по плаванию, может взломать почти любую компьютерную базу данных, и умеет много чего ещё. Но пугать Павлика раньше времени она не стала. Её тоже неудержимо влекло к нему, и она боялась – тоже впервые в жизни – сделать неверный шаг и оттолкнуть его от себя.

Эту ночь они провели в его номере отеля Гросвенор Хауз Меридиен.

– Толик, там Джонни опять дурит, – Любовь Андреевна показалась в ванной мужа, где Анатолий Максимович совершал утренний моцион.

– Сейчас подойду, – откликнулся он и обильно смочил лицо лосьоном после бритья.

Жена принюхалась и блаженно улыбнулась. Ей очень нравился этот запах. Любовь Андреевна подошла ближе и поцеловала мужа в ароматную гладкую щёку.

Джонни был головной болью этой семьи. «Джонни опять дурит» – так в их семье называли бившегося головой об эвкалипт ветеринара. Этот дурачок мог разбить голову очень сильно, если его вовремя не оттащить от дерева.

В прошлом году Анатолий Максимович Резник выписал себе из Австралии трёх коал. Естественно, пришлось так же обзаводиться ветеринаром – специалистом по коалам, и завозить в свой зимний сад эвкалипты. Кроме того, два раза в неделю личный самолёт Резника садился в Австралии, откуда привозились свежие листья эвкалиптов для питания коал. В зимнем саду Резника росли эвкалипты, как оказалось, непригодные для питания австралийских медведей. Требовался иной сорт листьев, поэтому и гонялся самолёт в Австралию.

А с ветеринаром вышла уж вовсе забавная история. Когда Анатолий Максимович договорился с администрацией австралийского городка Ганеда, называющего себя «Столицей коал», и купил у них трёх медвежат, его практически насильно заставили взять с собой ветеринара. Когда Резник увидел этого человека, то понял, что, скорее всего, власти просто решили избавиться от него. Рыжий, с вечно всклокоченными волосами, в очках с треснувшими стёклами, Джонни был просто одержим коалами. Наверное, он даже не заметил, когда его привезли в дом Резника. Имя у ветеринара было труднопроизносимым, поэтому всеми членами семьи единогласно было принято предложение горничной Светочки звать ветеринара просто Джоном. Потом Джона переименовали в уменьшительное Джонни. Впрочем, он откликался бы и на любое другое имя.

С утра до вечера он наблюдал за своими подопечными, и потребовал, чтобы его кровать стояла в зимнем саду. Этот человек был до смешного неприхотлив, и страстно обожал своих питомцев. Анатолию Максимовичу импонировала такая любовь к коалам, но порою и доводила до раздражения. Это случалось периодически, примерно раз в два месяца, иногда чаще. Когда это случилось в первый раз, после появления в доме коал, в кабинет к Анатолию Максимовичу постучалась испуганная Светочка, горничная.

– Анатолий Максимович, – сбившимся голосом начала она, – там Джонни бьётся головой о дерево, весь в крови…

– Кто в крови – Джонни или эвкалипт? – неуклюже пошутил Резник. Он не поверил горничной.

Но сам убедился в том, что это правда. Придурочный ветеринар, приговаривая что-то, равномерно долбился головой о ствол дерева.

Оказалось, что у одного из коал что-то не то с пищеварением.

– Кал, кал, кал, – приговаривал Джонни в такт ударам.

Тогда Анатолию Максимовичу еле удалось оторвать его от дерева и сдать приехавшим санитарам из «Скорой помощи». Хотя он подозревал, что пора сдать Джонни не в обычную больницу, а в психиатрическую лечебницу.

Но этой же ночью Джонни, оборванный, полуголый, появился в доме. Для Резника осталось загадкой, каким образом иностранец, плохо знающий русский язык, сумел добраться до загородного дома. Как потом на полном серьёзе объяснил ветеринар, «по запаху».

В любом случае, такая привязанность к коалам делала честь Джонни. Хотя Резник и предпочёл бы, чтобы любовь ветеринара к млекопитающим обрела бы более спокойные формы. После этого выражение «Джонни опять дурит» прочно вошло в их лексикон. Все – и родственники, и штат прислуги, и домашние, и знакомые, с удовольствием приходили посмотреть не столько на коал, сколько на «придурочного Джонни». Поэтому в зимнем саду всегда на видном месте хранилась аптечка – на всякий случай.

Анатолий Максимович покачал головой, и направился в зимний сад, посмотреть, что же произошло на этот раз. Он уже остерегался вызывать «скорую», и раны на многострадальной голове Джонни промывал сам. Горничная кричала, что боится крови. Однажды даже пришлось зашивать ему голову, но этим занялась Любовь Андреевна – дипломированный врач, хотя и терапевт.

Резник прошествовал по красивейшей оранжерее, и ступил в зимний сад. Там было тепло – чтобы коалы, привыкшие к определённому микроклимату, чувствовали себя, как дома.

– Ну, что тут опять? – грозно спросил он.

– Он слез, – взвыл Джонни, более – менее научившийся изъясняться по-русски. – Он слезал пол!!!

– Ну и что? – несказанно удивился хозяин. – Естественно, он будет слазить и залазить, это ведь не игрушка, а живой медведь!

Он с удовольствием оглядел плюшевую ушастую фигурку, вцепившуюся в ветку дерева. Вторая фигура покачивалась чуть ниже, из-за листьев был виден только блестящий кожаный нос.

– Нет, – заорал ветеринар, – он не может лазить пол! Это плохо, очень, очень! Это – смерть!

– Тьфу, дурак, – Резник суеверно сплюнул через левое плечо. – Что ты несёшь, какая смерть?

– Коал умирает только земля, – плакал навзрыд Джонни, размазывая слёзы по некрасивому веснусчатому лицу. – Он умирает не дерево, земля!

Резнику стало не по себе. Он вспомнил, что действительно читал о том, что коалы, чувствуя приближение смерти, слезают на землю.

– Но они совсем молоденькие, – вскричал он, перекрикивая всхлипывания Джонни. – Им только два года!

Ветеринар затих, и закивал головой, как китайский болванчик.

– Да, да, он молодой, – согласился он, – наверное, лазил пол хотеть лезть другая дерево!

– Вот-вот, хотел залезть на другое дерево, – с облегчением вздохнул хозяин. – Ну и дурак же ты, Джонни, опять перепугал меня! Да и я тоже дурак, ведь отлично знаю, что ты всегда нагоняешь страху!

– Дурак, – опять согласно закивал Джонни, – дурак!

Резник внимательно посмотрел в искристые глаза ветеринара. У него возникло странное чувство, что Джонни издевается над ним.

– Нет, ну ты прикинь! – взбешённая Мила сидела на кухне у своего дяди, знаменитого стилиста Саши Кравчука. – Эта старая дрянь трахалась с моим любовником! С моим!

– И что, ты так сильно переживаешь, мамочка? – лукаво поинтересовался Саша.

– Да я вообще не переживаю, этот козёл мне и даром не нужен! В нём только и хорошего, что огромный член, – взорвалась девушка. – Но какова ситуация! Я столько бабок вложила в этого урода, а он – пожалуйста, изменяет мне направо и налево, да ещё и с моей собственной мамашей!

– Курва старая, – педик Саша Кравчук был лаконичен.

Он женственным движением поправил обесцвеченную чёлку, падающую на лоб, и поставил на стол бутылку водки – для Милы. А для себя открыл мартини и плеснул в бокал немного жидкости, кинув туда обязательную оливку.

Мила положила на кусочек чёрного бородинского хлеба (Саша заботился о своём весе) кусок буженины, и опрокинула в рот стопку водки совсем не женским движением. Саша неодобрительно наблюдал за ней. По его мнению, женщина должна следить за тем, как она выглядит со стороны. И уж совсем недопустимо ругаться матом и пить, как сапожник, как это делает Мила. Впрочем, Мила – его племянница, родная душа, единственная, кстати, которая от него не отвернулась в то тяжёлое время, когда он понял, что его влечёт к мужчинам. Поэтому к ней можно относиться более лояльно. Тем более она только что испытала настоящий шок, увидев собственную мать в постели собственного же любовника. Так что можно и выпить по такому поводу. А мать Милы, свою же сестру, Галку, он всегда терпеть не мог, даже в детстве.

– Бедняжка, – он сочувственно потрепал певицу по щеке.

Мила укусила маринованный огурчик и запихнула в рот бутерброд с бужениной. Саша вновь отвёл глаза. Миле не хватает утончённости, манерности. А в шоу – бизнесе без этих качеств – никуда. Перефразируя поэта, можно сказать: певицей можешь ты не быть, манерами владеть обязан. Ну, что-то в этом духе. Именно поэтому все начинания Милы проваливаются, именно поэтому её отец – продюсер, по совместительству то ли шурин, то ли деверь Кравчука, не может заставить известных поэтов и музыкантов написать песню специально для неё. Ну не потянет Мила хит, провалит только, лажанёт даже самую великолепную песню.

– Знаешь что, – внезапно озарённый идеей, произнёс дядька, – твой отец должен вложить деньги в раскрутку группы, а не твоего сольника. Если ты будешь петь в группе, то быстро станешь популярной.

– Здрасте, я ваша тётя, – Мила отстранилась и уставилась на Сашу.

– Да нет, мамочка, ты путаешь, – пошутил он, – пока что это я – твой дядя! Впрочем, можешь считать меня и за тётю…

Мила расхохоталась. Вот что ей нравилось в дядьке – это абсолютная искренность и самоирония. Он знает, что голубой, и знает, что все остальные тоже знают. И ничуть этого не стыдится, хотя и не выставляет на показ, само собой.

– Ну что ты смеёшься? – обиделся он. – Я ведь серьёзно говорю. Помнишь, лет пять назад на эстраде выступала эта… как её… Артемида? Ну, помнишь? Такие песенки слащаво – плаксивые…

– Ты с Булановой спутал, – отмахнулась Мила.

– Нет, я про Артемиду. Так вот, она поняла, что уходит в тираж, и быстренько вышла замуж, уехала за границу и несколько лет оттуда носа не показывала. А потом вернулась, и поёт уже в составе новой группы. «Импульс». Да ты слышала, конечно же, эти песенки по всем радиостанциям крутят! Так что тебе пора, мамочка, менять приоритеты!

– Я так и собираюсь делать, – уверила его Мила и опрокинула очередную рюмку «Гжелки».

– Будешь выступать в группе? – обрадовался стилист. – Я тебе и имидж новый сооружу…

Он сделал глоток мартини, отставив мизинчик с длинным ногтём в сторону.

– Я собираюсь выйти замуж, балда, – Мила ласково посмотрела на Кравчука, – тоже, между прочим, как Артемида…