Текст книги "Сны Брахмы"

Император

1

Двадцать девятого числа шестого месяца двести пятидесятого года император Сунь Цюань поднялся с постели особенно поздно. День был солнечный, окна императорской спальни выходили в сад, возделанный лучшими садоводами царства У. На деревьях висели фрукты, которые могли бы усладить вкус самого изысканного гурмана, на клумбах росли самые прекрасные цветы, которые только могли быть выращены заботливыми руками человека. С ветки на ветку перелетали экзотические птицы, привезенные из самых дальних земель и способные излечить своим пением любой душевный недуг.

Но ничто не радовало императора. Император старел, и осознание этого факта не давало покоя его душе. Уже давно удалился он от дел и посвящал все свое время воспоминаниям о молодых годах. Сунь Цюань принадлежал к знатному роду, владевшему большими территориями, а его отец был генералом империи Хань. Все его воспитание с самого раннего возраста было подчинено военному делу. В десять лет он метко стрелял из лука, ловко управлялся с тяжелым копьем и был превосходным наездником, а с двенадцати лет наравне со взрослыми ходил в военные походы.

В восемнадцать лет, после смерти старшего брата, Сунь Цюань встал во главе большого войска и активно включился в борьбу за власть и новые земли. Когда империя Хань неуклонно катилась к распаду, Сунь Цюань сумел военной силой, а кое-где и политической хитростью или тонким расчетом, захватить и поставить под свою власть варварские народы в среднем и нижнем течении Янцзы. Последний император империи Хань Сянь-Ди наградил его титулом «генерала, покоряющего варваров». Сунь Цюань создал сильный речной флот и стал грозной фигурой, с которой вынуждены были считаться соседние царства.

В 229 году он провозгласил себя императором. Физическая сила, железная воля и гибкий ум – вот главные составляющие любого успеха. Так полагал он до тех пор, пока жизнь его шла в гору, а счастливая звезда безошибочно указывала путь вперед. Но едва достигнув вершины, он вдруг увидел, что его счастливая звезда погасла, а удача отвернулась от него. Он понял, что звезда освещает только путь наверх, а путь вниз пролегает во все более сгущающейся тьме. Военная удача все чаще стала изменять ему, а мечта стать единоличным правителем всего Китая так и не осуществилась. Правители царств Вэй и Шу, присвоив себе титул Сына Неба, поставили под вопрос его состоятельность как единственного легитимного властителя Поднебесной.

Но не сомнение в собственном могуществе разъедало душу императора. По одному его слову могло исполниться все, чего бы он ни пожелал, он мог казнить и миловать, созидать и разрушать. Тысячи наложниц услаждали его бренное тело, лучшие поэты и музыканты Китая ласкали его слух стихами и песнями в его честь, самые искусные повара дарили истинное наслаждение его вкусу. Но безжалостный демон надвигающейся старости, сковывающий и иссушающий его некогда мягкие и в то же время налитые мощной энергией члены, вселял страх в его сердце, разрушая его волю и все более ослабляя ум.

2

Чжэ Сян взглянул на крохотное зарешеченное окошко, которое служило единственным источником света в его камере. Оно располагалось почти под самым потолком, так что узник не мог дотянуться до него, чтобы увидеть, что происходит снаружи. Сквозь решетку пробивался луч света, который падал на противоположную стену и в течение десяти минут медленно двигался вдоль серой шершавой поверхности, чтобы затем бесследно исчезнуть до следующего утра.

Узник не спеша прополоскал рот водой, затем встал лицом к окну, благо что оно выходило прямо на Восток, и начал питать свое тело «нефритовым бульоном». Он провел языком сначала по верхней, а потом по нижней внутренней поверхности рта, собирая слюну. После этого он в три глотка отправил слюну внутрь своего тела, чтобы она, поднявшись вверх, укрепила мозг и, опустившись вниз, омыла пять внутренних органов. Затем началось самое главное действо – путешествие «пневмы девяти небес». Чжэ Сян сделал вдох, пневма вошла через нос. Он повел ее в почки, провел через пять внутренних органов и шесть вместилищ[1]1
  В даосской традиции пять плотных органов – это селезенка, сердце, печень, легкие и почки. Шесть хранилищ – это внутренние полостные органы – желчный пузырь, желудок, тонкая кишка, мочевой пузырь, толстая кишка и тройной обогреватель. Тройной обогреватель – это некий тройственный канал, включающий в себя проходы в пищевод, желудок и мочевой пузырь. – Прим. автора


[Закрыть], посредством внутреннего зрения направил ее по венам в «океан пневмы», находящийся ниже пупка, через промежность вывел к позвоночнику и через канал позвоночника довел до головного мозга. После этого пневма опустилась в сердце и должна была вытолкнуться легкими через рот. Однако Чжэ Сян поднял комок пневмы до горла и проглотил, мысленно проталкивая его в пищевод и сопровождая обильной слюной. Эту сложную процедуру он повторил несколько раз до полного насыщения. Вот уже несколько лет он питался «нефритовым бульоном» и «пневмой девяти небес», а луч света, посещающий по утрам его убогое жилище, дарил ежедневную радость его сердцу. Чжэ Сян был полностью удовлетворен своей жизнью, называя свою камеру «домом уединения».

3

Отец Чжэ Сяна Чжэ Синь был почитаемым даосским наставником, а также одним из идейных вдохновителей и руководителей восстания «Желтых повязок». Народ, поверивший в красивую утопию об эпохе Жёлтого неба – прекрасном времени великого благоденствия и равенства, провозглашенном даосскими проповедниками, поднялся на борьбу с правящей династией Хань. В 200 году Чжэ Синь с армией повстанцев потерпел поражение от великого полководца Цао Цао, был схвачен и казнен. В 215 году Цао Цао захватил последнего руководителя великого крестьянского восстания Чжан Лу, наставника даосской общины «Пять ковшей риса». Однако Цао Цао не только помиловал его, но даже сделал своим министром и пожаловал ему огромное состояние. В чем была причина столь непоследовательного поведения одного из самых коварных и безжалостных воинов и политиков в истории Китая? Все дело в том, что Цао Цао почувствовал себя в цепких объятиях приближающейся смерти и готов был отдать все, лишь бы Чжан Лу открыл ему тайну бессмертия. Последние годы стареющий полководец провел в страхе за свою жизнь. Он нажил множество врагов, которые несколько раз покушались на него. Но самым страшным его врагом была подступившая старость и последовавшая за ней физическая немощь. Однако тайные знания Чжан Лу не смогли спасти Цао Цао, а может быть, наоборот, ускорили его кончину, наступившую в 220 году.

Спустя 20 лет Чжэ Сян стал наставником и руководителем даосской общины «Великого спокойствия». После того, как восстание «Желтых повязок» было подавлено, влияние общины значительно снизилось. Но это не сильно беспокоило даосского патриарха, он удалился со своей общиной в горы и вел уединенный образ жизни. Поскольку руководители общины «Пять ковшей риса» были преданы правителям царства Вэй, потомкам Цао Цао, Сунь Цюань решил пригласить к своему императорскому двору Чжэ Сяня, пообещав ему все почести и богатства, которые он пожелает. Однако Чжэ Сян отказался от всего, заявив, что истинная добродетель несовместима с богатством и титулами, и вновь удалился в горы.

Пять лет назад императора начали одолевать демоны физических болезней и душевных страданий. Он велел отыскать Чжэ Сяня, схватить его и насильно привести к нему во дворец. Упрямому даосу был выдвинут ультиматум: либо он открывает императору секрет бессмертия, либо он уже никогда не выйдет из стен тюрьмы, куда будет помещен в случае отказа. Два года Сунь Цюань ждал, что Чжэ Сян сдастся. На третий год он приказал морить его голодом, подавая лишь стакан воды в день. Император был уверен, что непокорный старик уже давно мертв.

4

Попав в тюрьму, Чжэ Сян благословил свою судьбу и императора, предоставившего ему удивительную возможность посвятить оставшуюся жизнь медитациям и поиску Пути. Изо дня в день обращал он свой взор внутрь собственного тела, совершая путешествия в пространстве Великого царства. Сначала посещал он девять дворцов, расположенных в голове. В точке между бровями нужно было отыскать вход в Великое царство, затем пройти по Желтой галерее, которая находится справа от центра лба, или выйти на пурпурную террасу – слева. Боги-стражники Террасы и Галереи охраняют входы в девять дворцов. Если злые духи будут стараться проникнуть внутрь этих дворцов, стражники должны предотвратить их вторжение, сохраняя божественную чистоту тела.

Поклонившись стражникам, а затем и чиновникам девяти дворцов, исправно ведущим свою канцелярию, Чжэ Сян отправлялся по Мосту с двенадцатью пролетами, пролегающему вдоль трахеи, чтобы навестить двенадцать Привратников, которые управляют подъемом и спуском пневмы. Властитель Сердца – Распорядитель судеб, живущий во дворце Живой жемчужины, был особенно расположен к Чжэ Сяну, совершившему множество добрых дел и всегда сочувствовавшему бедному люду, не имеющему материальных средств или внутренних сил для достижения спасения. Легким кивком головы всегда приветствовал он благочестивого даоса. Далее путешественник встречал на своем пути божеств печени, легких и селезенки, которые должны были охранять Нефритовую преграду нижних позвонков. В распоряжении каждого из них был прекрасный дворец со множеством этажей, чиновников и слуг. Около каждого дворца был разбит удивительный сад, где божества могли насладиться благословенным отдыхом. И каждый бог требовал к себе особого внимания и сердечного отношения. Тысячи богов проживают в Великом царстве, управляя жизнедеятельностью костей, мозга, кожи, волос, глаз, носа и кровеносных сосудов. Каждого из них сумел разглядеть своим внутренним взором Чжэ Сян, каждому низко кланялся и каждого вспоминал добрым словом, обеспечив себе таким образом долгую жизнь без болезней и душевных страданий.

Но только этого недостаточно было для достижения бессмертия. Три злобных демона – Голубой старик, Белая девушка и Кровавый труп, обосновавшиеся в трех киноварных полях (в голове, в груди и в пояснице) и сеявшие смерть и разложение вокруг себя, должны были быть уничтожены. Пневма «кровавой пищи» питала этих демонов, но, отказавшись от мяса и злаков, Чжэ Сян убил своих злейших врагов, избавив свое тело от дряхления и смерти. Затем император оказал даосскому наставнику еще одну неоценимую услугу, лишив его всяческой пищи. Тем самым была устранена даже малейшая возможность проникновения злобных духов в тело извне. Три года питался узник императора лишь собственной слюной и пневмой девяти небес, и его тело стало носителем божественных сил, свободным от любой скверны.

Но даже это не смогло упокоить его мятущийся и свободолюбивый дух, устремившийся за пределы любой определенности. Последний год своего заточения узник посвятил освобождению духа через совершенную медитацию, когда ум утрачивает любую активность, а сердце становится настолько пустым, что исчезает из поля зрения. Тело и дух становятся Единым, и через это единство происходит раскрытие Дао. Двадцать девятого числа шестого месяца двести пятидесятого года, погрузившись в истинное созерцание, Чжэ Сян ощутил, что он уже не находится вне вещей, что он и есть Дао, пустота или предельная реальность всего сущего. Став настоящим императором духа, он приготовился обрести бессмертие.

5

Проводя долгие утренние часы в томительном бездействии, Сунь Цюань неожиданно вспомнил, что три года назад он безвинно обрек на мучительную смерть одного из даосских патриархов, которого почитала как великого наставника, по меньшей мере, четверть населения царства У. Злоба, мстительность и страх определяли тогда мотивы его действий, ослепляя разум и разрушая сердце. Но за эти годы воля императора ослабела, и совесть все чаще напоминала ему о тех или иных его вероломных деяниях. Поднявшись с постели, Сунь Цюань послал за начальником тюрьмы. Через пять минут тот уже стоял в опочивальне, низко склонившись перед могущественным правителем Поднебесной.

– А скажи-ка мне, любезный, где был захоронен почтенный Чжэ Сян, и были ли ему оказаны подобающие почести? Ведь, насколько мне известно, это ты был виноват в его смерти, не обеспечив должного ухода человеку столь преклонного возраста.

– О, Великий император, Повелитель четырех морей, Владыка десяти тысяч лет! Но почтенный Чжэ Сян жив. Каждый день мы подаем в его камеру стакан воды, как и было приказано Вами, о Высочайший. Он не выказывает никакого недовольства и, более того, каждый день благодарит стражу за все, что делается для его скромной персоны.

– Почему же я узнаю об этом только сейчас, негодный? По-видимому, ты ждешь не дождешься, когда твоя голова будет разлучена с телом, пораженным недугом разврата и лености.

– Но ведь Вы не спрашивали о нем, а я не смел беспокоить Вашу Светлость, докладывая о том, что приказ Владыки Поднебесной неукоснительно исполняется. Следить за исполнением Ваших указаний – это мой священный долг, от которого я не могу отступить даже на один ли[2]2
  Ли – название китайской единицы измерения расстояния. В данном контексте ли составляет ⅓ мм. – Прим. автора


[Закрыть].

– Я хочу немедленно видеть этого святошу, перехитрившего смерть, а может быть – тебя, тупоголовый болван!

6

«Не сегодня!» – пронеслось в голове у Чжэ Сяня, когда гулко заскрежетали засовы, со скрипом открылась тяжелая дверь, петли которой не смазывались, наверное, целую вечность, и в проеме обозначился силуэт самого начальника тюрьмы. В последний раз эта странная фигура появлялась в стенах камеры три года назад, чтобы озвучить очередной приказ императора. Едва различимая шея, словно единым ударом вдавленная в плечи каким-то жестоким силачом, плечи, будто сами поднявшиеся вверх от того же удара, яйцевидной формы голова с маленькими, бесцветными и давно потухшими глазами, слишком широкая, но приплюснутая, грудная клетка и усохшая, почти безжизненная левая нога – все это безошибочно указывало на то, что начальник тюрьмы – старый воин, не только участвовавший во многих сражениях, но также переживший много горя и унижений. Три года назад доброе сердце Чжэ Сяня сжалось при виде этого искалеченного жизнью человека. Но сейчас уже ничто не могло вызвать хоть малейшее шевеление чувств в существе, ставшем равновеликим Единому.

Сунь Цюань решил провести аудиенцию в Зале Правительства и облачился в парадные одежды из тончайшего шелка, чтобы предстать перед загадочным мудрецом во всем своем величии. Несмотря на то что ему было почти семьдесят лет, он был высок ростом, и фигура его еще сохраняла былую стать. Благородный овал лица, обрамленный редкой клиновидной бородкой, придавал императору значительность, а в глазах еще можно было уловить особый металлический блеск, который когда-то повергал в замешательство врагов и вызывал неподдельное почтение у подданных.

Чжэ Сяня привели закованным в кандалы. Он был невысок ростом и очень худ. Однако императору сразу же бросилась в глаза та легкость, с которой он передвигался, несмотря на тяжесть оков, как будто даже сила притяжения не действовала на этого старика. Волосы его едва тронула седина, а взгляд был живым, как у молодого.

– Приветствую тебя, о почтенный Сын Неба! – тихо произнес Чжэ Сян и улыбнулся. – Благодарю за ту милость, которую ты оказал мне, оставив в полном уединении и лишив соблазна вкушения пищи, разрушающей тело.

После этих слов Сунь Цюань вдруг почувствовал, сколь тщетными были все его усилия по поддержанию своего ложного величия, каким ничтожным и беспомощным выглядит он рядом с этим удивительным человеком. Пять лет назад он чувствовал свою власть над ним, сейчас же он ясно осознал, что тот обхитрил его, ускользнув не только от карающей силы его могущества, но и от цепких объятий смерти.

И император склонился перед Чжэ Сянем.

– О мудрейший из наставников! Я не смею что-либо требовать от тебя, но прошу тебя о милости! Когда-то я поступил очень вероломно, велев схватить тебя и отправить в заточение. Сегодня я глубоко раскаиваюсь в содеянном. Я вижу, что никакие радости этого мира не нужны человеку, величие которого простирается выше небес и не имеет пределов, человеку, ставшему равным бессмертному Дао, которое никогда не возникало и никогда не исчезнет. Я вижу, что никакие лишения не смогли навредить тебе, а сделали еще более могущественным. Я не прошу тебя открыть мне тайну бессмертия, понимая, что не достоин этого, но я прошу тебя избавить меня от страданий души и тела, которые приносит с собой старость. Ведь ты не откажешь в столь малой услуге своему императору?

– Великий император! Твое могущество простирается на восток и на запад от реки Янцзы, тебя почитают все населяющие твое царство народы и опасаются правители соседних царств. Жизни всех твоих подданных находятся в твоей власти. Но чего стоит все это, если ты не можешь распоряжаться собственной жизнью? Много лет ты питал себя иллюзиями, и вот настало время расстаться с ними, какими бы сладкими они ни были и как бы крепко они ни держали тебя в своих объятиях. Когда-то ты оказал мне неоценимую услугу, и теперь мой долг отплатить тебе тем же.

Прежде всего тебе необходимо очистить свое сердце и умилостивить богов, проживающих в твоем теле. Для этого ты должен совершить сто двадцать добрых дел. Но если при этом ты совершишь хотя бы один проступок, все твои предыдущие заслуги будут потеряны и придется все начинать сначала. Ты слишком долго медлил, надеясь получить бессмертие, окружив себя лекарями-шарлатанами и принимая предлагаемые ими волшебные пилюли. На это же рассчитывал и Цао Цао, которого уже давно нет среди живых и которого вряд ли можно будет обнаружить в сонме бессмертных. Теперь у тебя осталось очень мало времени.

Если же ты все-таки успеешь совершить свои сто двадцать добрых дел, возможно, это привнесет покой в твое сердце и облегчит твои телесные страдания. Кроме этого, ты получишь шанс стать бессмертным уже после своей кончины. Такую возможность община «Великого спокойствия» предоставляет для простолюдинов, у которых нет времени и средств, чтобы заниматься духовными практиками, ведущими к спасению. После твоей смерти верный человек должен будет закопать глубоко в землю десять футов шелка и металлический талисман с изображением дракона. Это дар, который позволяет откупиться от богов преисподней. Если боги примут его, через тридцать два года твои кости обрастут плотью, ты вернешься в свое тело и отправишься в рай для бессмертных. Но не рассчитывай на милость богов, если не совершишь заветное количество добрых поступков.

Это все, что я могу сделать для тебя. И, естественно, ты не получаешь никаких гарантий, это – привилегия мудрецов. А теперь я должен вернуться в мой «дом уединения».

С этими словами Чжэ Сян поклонился императору и удалился. Оставшись один, Сунь Цюань глубоко вздохнул, вдруг ощутив чудовищную усталость, тяжело опустился в мягкое и удобное кресло, украшенное золотом, закрыл глаза руками и горько заплакал.

Луна

1

Я – лунный человек, живущий по правилам, которые диктует мне ночное светило. Человек несчастен лишь тогда, когда хочет обладать свободной волей, быть независимым от любых внешних влияний, когда, снедаемый гордыней, стремится он быть сильным и самодостаточным. Я презираю эти влечения и привязанности человеческого эго, ибо я – человек Луны. Я столь же изменчив и столь же несамостоятелен. Я тоже свечу лишь отраженным светом и путешествую в глубинах собственного существа, не имея надежного пристанища и постоянного образа.

Я принадлежу к почти вымершей породе людей, я – осколок древности, едва заметная частица теневой стороны современного мира. В современном мире правят люди Солнца. Им принадлежат все блага этого мира, они успешны, энергичны и жизнерадостны. Преодолевая трудности, они пробиваются к свету. Своим разумом, сердцем или силой духа, взращенными в ходе долгой эволюции человечества, они побеждают тьму. Ибо они – раса победителей. Свет сознания, однажды осветивший им путь, стал для них путеводной звездой, безошибочным маяком, ведущим вперед к новым свершениям. И уже ничто не может заставить их свернуть с этого пути, они тверды и несокрушимы, подобно граниту. «Осознанность» – вот что начертано на знамени, которое они гордо несут в авангарде своих рядов. «Будьте осознанными в каждом мгновении проживаемой вами жизни, освободитесь от навязанных вам стереотипов и коллективных установок, станьте свободными, и тогда свет и радость войдут в ваши сердца!» – так говорят самые лучшие, самые мудрые из них, те, кто навсегда победили тьму и обрели свое истинное «Я». Но разве может свет существовать без тьмы, и разве нуждается тьма в свете? Стремясь к осознанности, человечество питает и демона тьмы, а войско его – это люди Луны.

Когда-то очень и очень давно, когда еще не было Солнца и мир пребывал во тьме, существовало племя людей, не знавших смерти. Они были могущественны, подобно богам, парили над бескрайними водами, покрывающими Землю со всех сторон, и не нуждались в свете, ибо глаза их были внутри и ничто не могло ускользнуть от их взора. Не знали они болезней и усталости, не нуждались они в отдыхе, в тепле и в пище, ибо всю энергию носили в себе и всегда были полны ею. И правила тем миром Луна, ничего не знавшая о своем совершенстве и оттого прекрасная без меры.

Но однажды над миром взошло Солнце, осветив своим удивительным светом все вокруг. И осознал человек себя в мире, и полюбил мир, и стал изменять мир. И разделился мир на день и ночь, свет и тьму, радость и печаль, жизнь и смерть. И разделились люди на два племени: людей Солнца и людей Луны. Когда-то люди Луны правили миром по праву старшинства, их мудрость покоилась на знании, внушенном им эманациями лунной энергии. Они завещали потомкам не забывать того, что было в начале, чтить богов, сохранять мир неизменным и поклоняться Луне.

Затем власть захватили люди Солнца. Они энергичны и продуктивны. Они генерируют новые идеи, созидают новые смыслы и двигают вперед локомотив прогресса, становясь образцом для подражания, идеалом подвижничества во имя светлого будущего. Они осветили даже ночь, наступая искусственным светом на природную тьму и все более изгоняя ее из своей жизни. Люди Луны в современном мире – это аутсайдеры, печальные ипохондрики, проигрывающие битву за осознанное существование, ибо Луна лишает разума того, кто попал в ее сети, заставляя жить по своим правилам. Безумие неотступной тенью преследует и меня, но я не болен, я признал свое поражение на солнечной стороне мира и, отдавшись власти Луны, питаюсь энергией древней и безраздельно правившей когда-то тьмы.

2

В небе показался тонкий серп едва народившегося месяца. Он прекрасен, как прекрасно все, что окружает меня. Я вижу его тонкую, слегка ироничную улыбку, чувствую легкое прикосновение его призрачных ладоней и улыбаюсь в ответ. Я как будто прорываю какую-то оболочку, отделяющую меня от мира. Предметы, явления и события, окружающие меня или происходящие со мной, перестают быть объектами, которые я хочу понять, оценить, сравнить с чем-то.

Безоценочное наблюдение создает вовлеченность, включенность в какую-то волшебную реальность. Все вокруг преображается, становится понятным без всякого анализа и оценки и просто фактом своего существования утверждает мудрость, красоту и значимость этого мира. Каждая, даже самая мелкая или неказистая на вид деталь обретает черты вселенской гармонии, неискаженной и незамутненной придирчивым взглядом скептика или восторженными возгласами романтика.

С невообразимой ясностью я различаю все краски и линии, каждый звук или запах, вижу, слышу и ощущаю бесконечное разнообразие форм бытия. Все это соединяется в некое прекрасное полотно, но это соединение осуществляет не разум, а как будто сердце или даже все мое существо от макушки до кончиков пальцев рук и ног. И каждый штрих, каждый стежок в этом полотне уже утверждает полноту жизни, которую невозможно разрушить. Едва родившийся клейкий листочек, робко выглядывающий из раскрывшейся почки, дерзко нахохлившийся воробышек, беспокойно озирающийся по сторонам, резная и почти невесомая снежинка, совершающая неспешное путешествие прямо с небес ко мне на ладонь – все ценно само по себе безотносительно чего бы то ни было.

Как радуют душу контрасты: гроздь ярко красной рябины, доверчиво склонившаяся к тянущемуся ей навстречу сугробу, или пурпурный закат, словно взорвавший серую гладь горизонта. Как успокаивают и почти усыпляют монохромные пейзажи: серое свинцовое небо, как будто накрывшее собой все мироздание, или снежная даль, подсвеченная фонарями и от этого совсем теплая и живая. Что же происходит в мире? Просто все вдруг оказывается на своем месте, и даже я, включенный в неспешный поток бытия наблюдатель.

Я как будто достигаю вершины, пика той радости, которую способна принести жизнь. Молодой месяц вступает в свои права, а в сердце живет таинственный отсвет Солнца, раскрасивший удивительными красками все, что окружает меня. Какое-то хрупкое равновесие света и тьмы наполняет меня, и в этом равновесии открывается высшая мудрость бытия.

3

Я полностью теряю власть над собой. Это расплата за то, что, пока Луна все более уходила в тень, я предался невольной радости, которую дарит тепло солнечных лучей. Я возомнил себя одним из тех, кому принадлежит этот мир – человеком Солнца. А ведь по рождению, по своей сути, данной мне от природы, я созерцатель.

Но вот Луна снова набирает силу, все более выходит из тени, отражая солнечный свет, и я оказываюсь в ее сонных, но цепких объятьях. Ее неумолимая сила в мягкости, и этой мягкости невозможно противостоять. Тело превращается в безвольную тряпочку, не способную к каким-либо мышечным усилиям. Все, на что я способен, – это лежать, не напрягая ни зрения и ни слуха, в полной тишине и темноте, стараясь минимизировать или даже исключить любые телодвижения. Даже поворот с боку на бок приходится осуществлять после длительной моральной подготовки и только в силу крайней необходимости, которая может не наступать часами. В голове – пустота, невольная пустота, позволяющая полностью отдаться во власть каких-то неведомых сил, которыми правит Луна. Кажется, что сон не кончится никогда, я сплю, сплю и сплю. Если я не сплю, то нахожусь во власти странных видений или иллюзий, порожденных искаженным или просто освобожденным от любого внешнего воздействия сознанием. Что это – депрессия, очень сильная усталость или очередная репетиция неизбежного погружения в беспросветную тьму небытия?

Я переживаю эти часы как маленькую смерть, которой не нужно бояться, и которая также естественна, как смерть большая. Это – сброс программы, расставание с ненужным грузом прожитого, за которым следует новое рождение, обновление. И вот в душе, уже выбирающейся из мрака разрушения, поселяется апатия – равнодушный свидетель всего происходящего вокруг. Разве стоит вся эта суета того, чтобы тратить на нее свои эмоции, мысли и телодвижения? Не проще ли замереть, раствориться и перестать быть бесполезным генератором и растратчиком жизненной энергии, которая в сумме своей все равно стремится к нулю. Хочу быть черепахой, неспешно проживающей свою жизнь в темпе Largo, или вялым ленивцем, существующим в режиме жесткого энергосбережения.

4

Постепенно апатия перерастает в неспешную задумчивость, в которой чувствуется нарастающее тепло жизни, набирающей свою силу. Я уже возвращаюсь в мир, уже двигаюсь в нем, но иногда вдруг наступают мгновения, когда мир вокруг меня как будто замирает. Это всегда происходит неожиданно, без какой-либо подготовки. Внешне ничего не меняется, все движется, не останавливаясь ни на секунду. Мимо меня снуют торопливые прохожие, я заглядываю в их озабоченные и напряженные лица. Они кивают мне в ответ, пытаясь угадать во мне старого, но уже забытого знакомого. Машины несутся взад и вперед с бешеной скоростью, сливаясь в единый поток бытия, в котором мне уже нет места. Воздух наполняется каким-то особым эликсиром, вдыхая который я как будто пьянею, теряя привычные ориентиры. Что-то внутри меня вдруг останавливается, высвечивая иллюзорность любого движения. В такой момент даже в самом громком потоке несущейся жизни большого города я погружаюсь в звенящую тишину, наполняющую покоем душу и благоговением сердце. И начинается созерцание.

Именно в нем сосредоточена главная суть моей жизни, ее квинтэссенция, ее главный смысл. Мне кажется, что именно в эти моменты происходит свидетельствование моего истинного «Я» о своем присутствии в мире здесь и сейчас, без любых оценок, рефлексий и аналитических выкладок. Я отрешаюсь от всех ложных желаний, устремлений и сомнений, ум обретает покой и уже не мешает мне наслаждаться своим присутствием в мире. В такие мгновения я ощущаю незримое и неслышное присутствие Бога. Луна полностью выходит из тени, проявляя себя в мире.

5

Показав свое истинное лицо, войдя в мир во всей своей красе, Луна снова начинает уходить в тень, скрываясь от власти сознания. Мое существо тоже постепенно преображается.

Я теряю едва обретенное равновесие, едва ощутимую гармонию бытия. Внутри моего тела рождается и укрепляется какая-то новая сила. Сердце стучит чаще, иногда вырываясь за пределы дозволенного, и тогда я явственно ощущаю его присутствие. Я чувствую, что ему тесно внутри грудной клетки, оно рвется качать кровь все быстрее и быстрее, нарушая размеренный ритм моей жизнедеятельности. Я погружаюсь в иллюзию деятельного присутствия в мире.

В такт сердцу активизируются мышцы – эти мощные двигатели, качающие энергию Солнца. Я ощущаю невыразимую радость движения, хочется бежать или даже лететь, навсегда расставшись с навязчивой меланхолией и эфемерностью своего существования. Все призраки, порожденные тьмой, побеждены. В голове роятся новые планы, ждущие своего воплощения, надежды, которые должны, наконец-то, сбыться. Вот именно теперь пришло время, именно сейчас настал тот момент, когда будет достаточно сил, чтобы сбыться, чтобы оставить свой след на земле, чтобы воплотить то, ради чего ты пришел в этот мир.

Не хочется без дела сидеть на месте, ведь нужно столько всего успеть. Я как будто обретаю свою истинную суть в действии, воплощаюсь в ней, разрастаюсь и сам становлюсь действием. Мне кажется, что я что-то напутал. В моей жизни просто мало движения, это порождает странный дисбаланс, периодически погружающий меня в меланхолию и апатию. Но именно теперь я смогу победить их, ведь на самом деле я – человек Солнца, а значит, в моем существе нет места безвольному прозябанию во тьме за пределами ясного сознания. Любой человек, живущий на земле, – дитя Солнца, но не все еще смогли победить тьму внутри себя.

Я ощущаю неистребимую потребность в общении, хочу попасть в водоворот событий, встреч и расставаний, хочу насытиться впечатлениями, поделиться опытом, наполниться новыми смыслами. И вот я выхожу на свет, радуюсь людям, словам, жестам, наслаждаюсь ощущением упругой твердости своего тела, готового выполнять любые мои приказания. Проходит день, два, три – и вот я уже наполнен. Мне уже нужен совсем другой опыт, рожденный Солнцем, но уходящий внутрь моего существа, чтобы осветить его самые глубокие недра.