Текст книги "След от солнечной тени"

След от солнечной тени
Елена Наумова

© Елена Наумова, 2017

ISBN 978-5-4485-8957-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава первая

Проснувшись раньше, чем обычно, Ник долго валялся в постели. Будильник неприятно звенел, означая зов трудовых будней. Из – за ночных выходок его друга, он страшно, просто до невозмутимости не выспался. Джон, снова напился в каком – то дешевом пабе из – за подозрений жены в неверности, и вновь завел пластинку о тех СМС, что прочитал в ее телефоне и странных звонках посреди ночи. Джон Малкович хороший образованный парень, и Нику его действительно жаль. Жаль, потому что он позволяет жене проявлять такое неуважение к себе, а чувства? В них Ник сам давно не верит, поэтому старается не ссылаться на них в разговорах. Особенно с пьяным Джоном. Да и как сказать другу о том, что любимая его ни во что не ставит? Пару лет назад, когда он впервые наведался к Нику, последний так и сказал, а потом всеми силами пытался вынуть из рук Джона нож, когда тот хотел покончить с собой. С того момента Ник выступал лишь в роли слушателя. Каждый раз, убеждаясь, какими иногда глупыми бывают женатые люди, прося совета у того, у кого и семьи то нет. В итоге они с Джоном просидели у него на кухне почти до 3 – х ночи, выкурив пару пачек сигарет. А после всего Ник немного приободрил его несколькими «шаблонными» советами, посадил в такси и отправил домой, к женушке, которой наверняка тогда не оказалось дома. Он только успел посмотреть на часы, которые показывали 3:42.

Встав с постели, он шел по узкому коридору, ведущему в кухню, и включил чайник. Первые лучи солнца откидывали тени на стены, обрамляя небольшие окна. Проходя мимо гостиной Николас заметил это свечение, которое заставило его вспомнить о том, о чем он не хотел ни думать, ни вспоминать. Квартира ему досталась от родителей, находившаяся в спокойном районе Уинчестера, хотя, в этом по нынешним меркам небольшом городке Англии безопасным принято считать каждый район. Приняв душ и одевшись в чистое, он приступил к самому приятному, что только может быть по утрам – кофе. Аромат растворенного кофе был приятным, но его не сравнишь с тем, что подают в кафе за углом. Он сел на стул, что стоял напротив окна и наблюдал за просыпающимся Уинчестером. Зрелище, надо признать, довольно однообразное. Хозяйка с собакой, разносчик газет, школьники, и снова хозяйка с собакой. Утро уже взяло бразды правления в свои руки. Солнце уже поднялось над горизонтом, свежесть его лучей наполнило колоритную улочку, все предвещало новый день. Николас любил это состояние. «Ощущение простого одиночества. Его плюс в том, что оно всегда разное. Нет того гнетущего состояния, что было бы если бы я жил не один. Ведь именно сейчас я свободен. Свободен от людей, принципов, стереотипов. Мне не нужно надевать маску и разноцветный карнавальный костюм, сейчас я тот, кем являюсь на самом деле». Кофе остывал. Пить его холодным уже вошло у Ника в привычку. Иногда задумавшись, он не замечал, как звонит его телефон, что уж о кофе говорить. Портреты отца и матери Николаса висели на одной стене, рядом друг с другом. В детстве он часто слышал их крики, скандалы, и после их смерти решил, что они больше не будут ругаться. И действительно, он больше не слышал их криков. Надо признать, что у него квартире иногда тихо играл альтернативный рок, чего Макс действительно не понимал…

– Как рок может играть тихо?! – возмущался Макс, когда они очередной раз вчетвером собрались у Ника.

– Обычно, Макс – развалившись в мягком клетчатом кресле у окна, и продолжая медленно цедить пиво из кружки, невозмутимо отвечал Николас.

– Но ведь рок нельзя слушать тихо! Он должен раскрывать сердца, освобождать души! – не переставая громыхал Макс, что его светлые волосы летали из стороны в сторону.

– Послушай парень, кто – то перепил, и прошу тебя, слезь со стула, иначе завтра на своем рабочем месте я раскрою твое сердце и душу – Джон и Ричард невольно издали смешок и продолжили свою дискуссию по поводу жены Малковича. Тем временем Макс слез со стула пролив немного пива на пол, и поняв, что хозяин вечеринки этого не заметил, быстро вытер пятно ногой, а ногу вытер об ковер.

– Ну, так что, друзья мои, вы закончили спорить о громкости музыки, которую один из вас не слушает, а другой не понимает? – Ричард решил остановить этот хаос и вмешаться. Он повернулся к Максу и тот увидел его самодовольное выражение лица. Самодовольное и пьяное. Ричард подошел к Нику и похлопал его по плечу, так что тот ощутил запах его дорогого парфюма и почувствовал боль на ключице от объятий огромных наручных часов Рича.

– Оу, а вы мистер «Благодетель» приложили все свои усилия, чтобы помочь? Хватило ли у вас смелости и УМА, дабы грамотно разобраться в несчастной любви Джона? – улыбаясь, съязвил пьяный Ник, оттаскивая галстук от шаловливых рук Рича.

– Но ребята…

– Я хочу помочь ему Ник!

– Не заводись ты, знаешь сам, что все это шутки. Мы все это понимаем. В который раз.

– Когда же ты научишься процеживать слова через сито в своей патологоанатомовской головке? Ему же плохо, а ты смеешь издеваться! Как тебе не стыдно?!

– А ты считаешь, что сможешь ему помочь? И это ты указываешь мне на стыд?! И у тебя нет такого права. Считаешь раз у тебя в жизни и жена и любовницы, значит, ты во всем разбираешься и можешь влезать в души людей и рыться в них? Копаться, как бомж копается в мусорном баке у меня за домом?! Ты всегда лишь делаешь видимость, что помогаешь, а на самом деле от тебя нет толку, к тому же потом об этих разговорах узнает одна из твоих подружек.

– Ребята послушайте..

– Ты явно пьян Ник, ты просто невразумительно пьян! Несешь чушь! У меня нет желания…

– Остановитесь вы, наконец! – Вскричал Джон, громко поставив кружку с пивом на стойку. Он подошел к Ричарду и Николасу стоявших рядом, даже не смотрящих друг на друга. – Сначала один напоминает мне о несчастной любви и сравнивает мою душу с мусорным баком, а второй считает, что у меня есть проблемы и он обязан их решать!

Ник и Ричард стояли, повернувшись к Джону лицом в полном недоумении.

– Но постой, разве не ты ПОСТОЯННО говоришь о Кларисии? Нытик ты чертов! Мы слушаем тебя, но за три года можно было бы и решить все проблемы, разве я не прав парни? – Взбешенный Макс повернулся к ребятам, стоящих уже пьяно опираясь друг на друга. Они ничего не ответили. А Джон явно не ожидал такой реакции от Макса. Минута тишины. Каждый успокаивался, приходил в себя. Естественно никто и не вспомнит про этот разговор завтра, не посмеет, ну или просто не сможет из – за выпитого алкоголя (что более вероятно). Вот уже Ричард и Ник сели за барную стойку, Макс к ним присоединился. А потом пришел и поникший Джон. Ей Богу, ну, что еще взять с пьяных мужчин?

***

Взглянув на портреты родителей в молодости, что висели рядом на стене, он снова насладился тишиной. Допив свой холодный кофе, он схватил легкий пиджак светло – серого цвета, еще раз поправил темные волосы, свисающие прядями на лицо, и выбежал навстречу последнему летнему дню.

«В детстве мы точно знаем, кем хотим стать в будущем, но как только то самое будущее наступает, большинство людей уже утратили и самих себя»

Глава вторая

Больница, в которой работает Николас, является единственной в Уинчестере. Длинное здание высотой в 6 этажей, лифтом и собственной столовой, где в обед собираются юные санитарочки в поисках опытного хирурга или не женатого терапевта. Подходя к входу в больницу, он увидел пару молодых ребят, что – то нервно обсуждающих и курящих без перерыва. Хм..

– О, мистер Макензи! Доброе утро!

Хорошенькая миловидная девушка, поправив очки, выглянула из – за своей стойки регистрации и, светясь, посмотрела на только что вошедшего в двери больницы Ника.

– Доброе утро, Софи. – Он на минуту решил остановиться возле стойки.

– Как прошли выходные? Я купила вам шоколадный пончик, мало ли вы проголодаетесь, ведь до обеда еще много времени и вы захотите перекусить.

Звенел тонкий голосок Софи.

– Благодарю за этот… милый жест. А, выходные? Выходные как всегда…

– Размерено и спокойно. – Продолжила она.

– Именно. – Улыбнулся Ник. – Сегодня есть… кто – нибудь для меня?

– Эм..да. Пожилая леди, 68 лет. Мужчина такого же возраста и..ребенок. – Протянула она.

– Родственники? – Нахмурившись, спросил Ник

– Нет. Очередное совпадение. Их досье уже на вашем столе, мистер Макензи.

– Спасибо, Софи. – Он откланялся и направился к лифту. В больнице уже было достаточно народа, что сидели в очередях. «Старики, дети, взрослые… и у каждого свои проблемы и каждый хочет рассказать о них. Хорошо, что я избавлен от таких мучений» – думал Николас, озираясь по сторонам.

– Мистер Макензи! Мистер Макензи! Вы забыли свой пончик!

Громко закричала ассистентка, выбежав к нему навстречу.

– О, благодарю, вас. Вы слишком заботитесь обо мне.

– Да я просто не…

– Не стоит, дорогая… – Опередил ее Ник и затем вошел в пустой, подъехавший лифт. Нажав кнопку с цифрой – 1 он открыл коробочку с пончиком, и запах свежей выпечки заполнил эту движущуюся железную коробку.

Когда лифт остановился, и двери открылись, Николас увидел свой родной этаж. Этаж, куда привозят тех несчастных, кто уже не сможет ощутить этот аромат, что исходит от свежей выпечки, погулять с собакой, или сходить в ресторан. Длинный коридор, ведущий вдаль, был освещен множеством ламп и замкнут десятком дверей в кабинеты врачей, занимающихся в основном тем же, чем и сам Ник. Он зашел в первую дверь слева.

– Просыпайся Дэни, я пришел! – Прокричал Ник, посильнее хлопнув дверью.

– О, Боже мой! Еще 5 минут. Я не спал всю ночь.

Отмахнувшись от Ника, молодой санитар перевернулся на другой бок.

– Ты в курсе, что тебе нельзя так со мной разговаривать, малец? В конце концов, мне завидно. Так что поднимайся.

– Ну что на сегодня?

– Шоколадный пончик

– Ммм, люблю шоколад. – Проговорил Дэни, нарочно облизав губы.

– Знаю, поэтому и взял.

Николас снял пиджак и повесил его в шкаф, а затем надел белый халат, на котором были бережно вышиты его инициалы нежными ручками Софи.

– А вас не напрягает, что она каждое утро что – нибудь приносит вам и опекает? Да и лебезит перед вами постоянно как… кстати как?

Спросил Дэни и, потянувшись, наконец – то встал с дивана и сонливо протер глаза.

– Как глупая влюбленная девушка.

– Почему бы вам не позвать ее на свидание? Или отплатить как – нибудь даже за этот вкусный пончик? Бедная. Это ж надо встать раньше на пол – часа, зайти в пекарню, выбрать, купить и по приходу на работу еще привести себя в порядок. И все ради вас, между прочим.

Дэниэл посмотрел на него в ожидании какой – либо реакции, но наткнулся лишь на невозмутимый взгляд Николаса.

– У меня создается ощущение, что я с девушкой говорю. Не неси чушь.

– Что??

– Может, сходим на свидание? Если ты не против, конечно. – Проговорил томным голосом Николас, а затем наклонил свое туловище над телом еще не проснувшегося санитара, что их носы почти коснулись друг друга.

– Мистер Макен..

– Ну, а что ты мне в голову суешь глупые мысли? Я, правда, ей благодарен, по – моему, – он выдержал паузу, – но делать это для меня не просил, поэтому ничем Софи не обязан. Это ее инициатива, к тому же я давно дал понять, что все напрасно. Я до сих пор удивлен, что ей не доложили, что все ее вкусные подарки съедаешь ты. Хотя, может, и доложили, но она продолжает это делать. Зачем? Вот вопрос. По глупости. Вот ответ.

Николас уже сидел на стуле и пил кофе, скрестив ноги, что уже переодеты в рабочие эспадрильи.

– Да вы правы.

– В чем именно?

– В том, что она глупа. Тратить свои лучшие годы на такого как вы, бесчувственного, упрямого и жестокого эгоиста. Человека, у которого нет желания просто сделать приятное кому – то кроме себя, улыбнуться в ответ, даже этого вы не можете, когда с вами говоришь, ощущаешь дикое желание, исходящее от вас – поскорее избавиться от собеседника. Да, это действительно глупо. Прошу прощения, мне пора домой.

– Тогда сам позови ее на свидание. – Произнес Ник, даже не глядя на собеседника, и, поставив опустошенную кофейную чашку на стол, встал со стула, добавив: – И кстати, я сегодня ей улыбнулся.

– Рад за вас, сэр.

И тяжелая дверь захлопнулась за Дэниэлом.

«Так, у этого парня получилось выбить меня из колеи на 10 минут, должен заметить, он определенно прогрессирует. А теперь за работу» – Думал Ник, направляясь в свой личный кабинет, что был в самом конце коридора. Его кабинет был выполнен в стиле минимализма. Он не терпел загроможденности на рабочем столе, поэтому у него всегда лежала на нем пара папок с делами его «клиентов». Так же у стены находился архив с документами за текущий год, из – за чего к нему часто заходили Лили и Сэм из соседнего кабинета. Они могли часами сидеть у него, и говорить о составе картона не замечая, Ника. В общем, экстраординарная парочка. Сегодня же на его столе лежали всего три папки.

– Хм, с кого начать? Маленьким надо уступать, и женщинам тоже, так что простите… Мистер… Ламон, вы у нас последний. Начнем.

Николас вышел в коридор и вошел в тяжелую дверь напротив. Это и было основное место работы. Несколько трупов лежащих на кушетках. При свете ярких ламп их тела отдавали ужасным зеленым цветом. Ждущих, когда придет врач и обследует их уже бездыханные тела. Он взял первую папку в руки.

– Так, значит вы у нас Саймон Андерсен, 13 лет. Избиение дома. Приятно познакомиться. Меня Ник зовут. Давайте посмотрим на вас, дорогой друг. У вас красивые черты лица. Глаза, какие… о, карие. Кровоподтек под нижней челюстью справа, многочисленные ушибы, расположенные на спине, слева от печени образовалась гематома. Хм. Ко всему прочему открытая черепно – мозговая травма, что и является причиной смерти. Боже мой. Кто же с тобой такое сотворил? Тебя били родители? А может ты сам это сделал с собой? Тринадцатилетний подросток – самое время для несчастной любви. И если этот так, то нет в тебе романтики, малец, ибо проломить себе голову не совсем эстетично. Нужно было повеситься у нее перед домом, со слезливой запиской в руках в стиле «Я тебя люблю. Это ты виновата…» Эх, как жаль, что мне не рассказывают ваши истории дорогие друзья. Как жаль! А, нет, все – таки родители, что находятся в данный момент на допросе, если верить моим часам и достоверности записей в документах. Так с вами все ясно. Сейчас я приду к вам… Миссис Брэштон, готовьтесь!

Николас сел за деревянный стол, что стоял в углу этого большого помещения и, заполняя карту мальчика с подробным описанием ранений и анализом его состояния, вспоминал слова Дэни, когда тот упрекнул его в цинизме: «Но как не стать циничным, когда каждый день видишь трупы? Когда единственное развлечение, что тебе позволено так это разговоры с ними? Цинизм всего лишь защитная реакция. Разве нормальный человек стал бы советовать трупу тринадцатилетнего мальчика, как правильно сводить счеты с жизнью? Я уже привык к таким фразам и выражениям, обращенным в свой адрес. Обвиняя в этом, выбранную профессию, я на самом деле получаю странное удовольствие от того, что причиняю им боль… и я не о трупах»

– Дальше у нас вы, прекрасная леди. Должен признать вы неплохо сохранились. И скольких избалованных мужчин за свою долгую жизнь вы пленили этими ножками? Особенно правой, которая у вас сломана. Милая леди, вы позволите мне немного интимнее вас осмотреть? Конечно да, вы же мертвая. Так, тут все чисто. О, у вас сломана шея, вот же как неловко вышло. С лестницы упали, возможно. Несчастный случай. Только не говорите, что это было быстро и вам не хватило. Обещаю, позже я вас опишу более подробно, чем того парнишку. Покидаю вас, прелестница.

– И, конечно же, вы, мистер Ламон. Рядом с вами лежит прекрасная леди, а вы даже не дышите. Это нехорошо с вашей стороны. Ох, да у вас огнестрел. О вас я сообщу моим друзьям из другого отделения, пусть разбираются. Что еще вы мне можете предложить? Кровь на руках, нужно взять биопсию. Хм, похоже, это все. Надеюсь, это не она в вас стреляла. Роковая женщина, поверьте мне, я же ее вижу. Сквозное пулевое ранение в живот. Куда же вас занесло старина? Да и кому вы нужны в свои 65 лет, чтобы стрелять в вас? Подозрительный вы тип. Пожалуй, я закончил с вами, мои милые мертвецы. Надеюсь, мы с вами больше не увидимся.

«Я пытался покончить с этим, но не смог. Много времени прошло, и я просто не замечал этого. А когда, наконец, осознал, было уже поздно. Я уже был поглощен этими чувствами и страшными желаниями»

Глава третья

Сидя в своем кабинете, Николас, тщательно и дотошно описывал осмотренные тела. Коряво выводя каждую букву, он старался не упустить ни малейшей детали своего анализа. Он забывал обо всем, когда поглощался в рабочие моменты. Работа заполняла его полностью, погружая в себя все глубже и глубже. Он тонул в собственных мыслях. Раскуроченные тела поступали крайне редко, но к ним Николас спешил сильнее, чем к «обычным» телам. Он хотел увидеть и прочувствовать те мучения, которые отражались на телах. Кровь, раны, порезы, шрамы, все это казалось Николасу интересной историей жизни. Он читал их, как книги. Разгадывал загадки жизни людей, изучая каждый надрез. Узнавал людей таким образом, избегая прямого общения с ними. Их надоедливости и спонтанности, которые были чужды ему. Ему нравилось, что те молчат, что не имеют желаний, потребностей, а лишь ждут окончательного диагноза и долгожданного спокойствия, которое, им может дать только Николас.

Сэм сидел напротив него и читал личное дело одного из трупов.

– Мне вот всегда было интересно, что чувствуют люди в последние минуты своей жизни. О чем они думают. А может их мысли уже не с ними в эти минуты? Может, они просто осознают, что вот и все? Что происходит с их сознанием до того, как они выдохнут последний воздух из легких.

– Ты в курсе, что на работе пить нельзя?

– Да, конечно. Я абсолютно трезв. Что вообще за вопрос?

– Думаю, они сожалеют. – Николас наконец – то оторвался от своей писанины и, подойдя к вентиляции, он закурил.

– Сожалеют? – Сэм с недоумением посмотрел на него.

– Именно, Сэмми. Людям свойственно все драматизировать, более того, им всегда мало. В последние моменты жизни они поглощаются в воспоминания. У них мелькают картинки с самыми хорошими моментами в их жизни. Появляется мысль «А почему так мало?», а затем они вспоминают то, на что не хватило смелости. Вот тут они и понимают трагичность всей ситуации. Кто – то не погнался за девочкой, в которую был влюблен и до конца своих дней прожил в одиночестве или даже что – то типа обыкновенного прыжка с парашюта. Ты вот прыгал? Уверен, что нет. Говоря о сожалении, я не имел в виду тех, кто самовольно решает умереть, кто уже стоя на крыше, сначала проклинает этот мир, а потом благодарит всех, кто был в его жизни по – отдельности, громкими речами, сантиментами..и вот делает шаг в бесконечную ночь. Кажется такой сценарий. Драматично, не так ли? – Николас самодовольно улыбнулся собеседнику и продолжил. – По их мнению, у них уже все закончено и изведано… Ты знаешь, я никогда не устану поражаться человеческой глупости. А те, кто умирают от элементарной старости, плачут в самом конце. Это и есть сожаление обо всех этих мелочах.

– Знаешь, ты сейчас говоришь «они, люди», будто себя не относишь к «ним». Да и ведь есть куча случаев, когда пожилые сами просили дать им таблеток, чтобы… по – скорее это случилось, для них смерть – это спасение.

Николас тяжело выдохнул табачный дым, легкая ухмылка появилась у него на лице.

– А я и не считаю себя принадлежащим к ним. Ничего кроме гневной жалости я к ним не чувствую. Я не хочу быть одним из «этих». Возвращаясь к твоему вопросу, ну, а кто попрет против простой усталости? Усталости от постоянных трубок, капельниц, таблеток и терапий? И у тех потекут слезы в конце. Каждому есть о чем сожалеть.

– Ты тоже о чем то сожалеешь?

– Не равняй нас. Бывало.

– Расскажешь?

– Нет, конечно. С чего ты взял?

– Я просто думал, что..

– Что? – резко оборвал его Ник – Что узнав про мои сожаления, ты поможешь мне? Что я буду откровенничать с тобой после этого разговора и потом мы станем друзьями, что каждое воскресенье собираются у кого в гостях и дарят подарки на Рождество? На это рассчитывал? – Все так же ухмыляясь, Николас смотрел в упор на погрязшего в смятении Сэма.

– Я наверно пойду, Ник.

Сэм немного привстал со стула.

– Да сиди, ладно. На чем мы остановились?

– Ты много куришь, это уже вторая за последние пять минут.

– Тогда я тебе обещаю, что обязательно сожалею об этом перед смертью. Продолжим. Ты читал досье на мальчишку?

– Да, мельком.

– Что скажешь?

– Избиение, жалко парня.

– В этом я не могу не согласиться.

– Серьезно? Тебе кого – то жаль? – Не без иронии проговорил Сэм.

– Не издевайся. И да, мне его жаль. Сейчас то, что я скажу, прозвучит жестоко, но мне нужно это сказать, ибо, не зная этого, ты меня не поймешь.

– Да я и так тебя не совсем понимаю.

– Ко мне попадают тысячи мертвых людей в год. Тысячи. И что хочу сказать, мне не столько жаль младенцев, сколько таких парней как Саймон Андерсен. Ибо парни в его возрасте уже умеют думать, они знают, что это такое «Знать, планировать, действовать». У них даже, возможно, есть план на ближайшее будущее, возможно, великое будущее..и тут нелепый случай портит все. Понимаешь? Все. – Он щелкнул пальцами. – Нить оборвалась. И подумай, что было в его голове, когда он чувствовал удар за ударом? Его избили родители до смерти. Те самые люди, которые были обязаны заботиться и защищать его пока есть силы, избили собственного ребенка. О чем он думал, во время всего этого? Уж не о жестокости родителей, о силе их ударов. А о том, что бы это прекратилось, о том, сколько всего он уже не сможет сделать. Сэмми, он представлял все это это и сожалел. А в твоем возрасте только спустя время осознаешь всю полноту утраты. Это не писанный и в то же время нерушимый закон, который подкреплен чувствами, имеющими разную природу происхождения. Сожаление – самое распространенное и САМОЕ гадкое чувство из всех. Честно. Оно столько людей сломало и перекроило, что не сосчитать. И если ты думаешь, что перенесешь обидное событие без него, то я тебе скажу – ты глубоко ошибаешься. Вспомни, неужели ты не сожалел, когда твоего пса сбила машина или, когда ты расстался с девушкой в институте? Повсюду это ощущение. Знаешь, как оно действует? Хотя, мне плевать, я все равно расскажу, я уже вошел во вкус. Так вот, сначала оно кидает в тебя камнем, да, именно камнем, чтобы ты почувствовал удар и для того чтобы образовался синяк, а лучше гематома, так чтоб наверняка, затем пропадает на время, давая тебе время прийти в норму. А вот после этого оно снова бросает камень побольше в то же место и боль от этого намного сильнее, чем в первый раз, рана глубже и серьезнее. И так будет продолжаться до тех пор, пока весь ты не будешь покрыт ссадинами. Но я тебе открою секрет – есть средство против этого. Есть тот самый щит. Нужно лишь возвести вокруг себя стену. Желательно из кирпича. Красного печного и огнеупорного. На случай вспышек эмоций. И тогда ни одно чувство не сможет причинить тебе боль. У тебя будет все, что нужно для проживания жизни, но не будет ничего для воспоминаний. Согласись, небольшая цена за целостность и сохранность души и сердца?

«И пару лет назад я окончательно пропитался ими»