Текст книги "Лейла и Меджнун. Поэма"

14

Шли годы, Меджнун надуманной виною перед судьями был одержим.

Дракона беспощадного вины и кары себе он сам же сотворил.

В небытие Меджнун с драконом каждый миг сражался,

Борьбе со страхами, с самим собой отдался.

Хотел быть чистым, совершенным полностью Меджнун.

Казались страсть и гнев, и злость греховными ему.

Но побороть себя не может человек.

В желании и ярости плохого нет.

Вина придумана. А нужно просто быть.

Не нужно самого себя судить.

Меджнун пока того не знал.

Дракону, бредя, головы он отрубал.

Но тут же вместо срубленной появлялась ещё большая драконья голова.

Безмерною была Меджнуна пред собою и судьёй вина.

Меджнун страдал невыразимо.

Он был в небытие, он здравый мир покинул.

А нужно лишь себя как есть принять.

В борьбу с виной и страхом не вступать.

Чтобы конец страданиям Меджнуна положить,

Та страсть, что в нём жила, их все – весь бред сумела перекрыть.

Меджнун вернулся из страдания небытия.

В пустыню грёз отныне страсть его вела.

Себя он принял в миг, когда всё вспомнила Лейли.

Она Чандана голос вдруг услышала в ночной тиши!

«Лейли, зачем ты мучаешь меня!

Зачем меня не слушаешь!» – взывал Чандан.

Как молнии из боли был в сердце то Лейли удар!

Лейли такую боль почувствовала в этот миг!

Она всё вспомнила, воскликнув: «Я люблю Чандана! Люблю всю жизнь!»

Лейли всю страсть тогда к Чандану осознала!

Она Меджнуном любящим навечно стала!

15

«Чандан! Чандан!» – безудержно Лейли кричала.

Она семью свою тем криком напугала.

К Чандану бросился Меджнун.

Но стражники закрыли к падишаху путь.

Но всё ж в ночи Лейли увидела Чандана.

Он снова говорил «без слов» с ней в мире тайном.

Чандан сказал: «Как мы давно с тобой не говорили…»

О, сколько грусти и тоски в его голосе было!

«Ты помнишь меня?» – спросил Чандан Лейли.

«Да», – ответ её коротким был.

«Я не знал, что ты меня помнишь», – Чандан был удивлён.

Я ничего не забывала, я помню всё.

«Сыграй со мной в ту самую игру», – сказал Меджнун.

Меджнун – «Я, что тебя достойна, докажу!»

«Игра жестокая», – ей возразил Чандан.

Чандан – «Страдание и боль лишь там».

Лейли сказала: «Я до конца её пройду!

Что я тебя достойна, докажу!»

Чандан сказал: «Я боль твою не вынесу.

Я на себя её возьму».

«Нет, это я не вынесу твоей боли», – сказала Лейли.

Лейли – «Я на себя её возьму сама.

Дай мне игру пройти!»

В тот миг Лейли к бумаге прикоснулась, что осторожно ей Чандан хотел подать

Чандан сказал: «Забыла ты слова учителя. Что ж, чему быть суждено, того не миновать».

Чандан сказал: «Пусть будет так, Меджнун, в пустыню ты пойдёшь,

И там чрез страсть и боль освобожденье от былого бреда обретёшь».

Чандан – «Не знаю я, вернёшься ли назад оттуда ты».

Лейли ответила: «Я для тебя на света край и на любые муки готова пойти!»

«Я не могу с тобой пойти», – сказал Чандан.

Чандан – «Но мысленно с тобой я буду там».

Лейли сказала: «Чандан, я всё тебе отдам!»

Чандан ответил ей: «Мы далеко зашли, пора вернуться нам».

Лейли безудержно его любила в этот миг!

Так близко были снова души их!

«Давай сольёмся», – попросила Лейли.

Чандан сказал: «Не время. Возвращайся» И они в себя пришли.

И снова внешне стал далёким падишах,

Словно с Лейли «без слов» и явно он говорит на разных полюсах.

«Не назову тебя при всех своей», – сказал Чандан Лейли.

Чандан – «Меджнун неровня шаху. Одна в пустыню ты должна пойти».

«Я буду ждать тебя назад», – Чандан сказал.

Лейли ответила: «Вернувшись, уваженье обрету в твоих глазах».

16

Лейли смотрела на Чандана.

Очарование его неповторимости её околдовало!

За эти годы он ещё сильней похорошел:

Как плод, налитый соком, для Лейли созрел.

Округлей, обтекаемей его формы и изгибы тела стали.

Глаза Лейли его безудержно желали!

Лейли влекло к Чандану непреодолимо!

Всё его тело её желаньем было!

Душа его куда загадочнее тела,

Лейли влекла: она душою слиться с ним хотела.

А чтобы слиться телом с ним,

Лейли вслух не могла вообразить.

Как может она ровней такому человеку быть?!

Он обаянием своим весь Раджастан пленил!

Бескраен, словно ширь вселенной, цветник его наложниц был.

Лейли не смела раньше явно и мечтать,

Чтобы как женщина его завоевать.

Она всегда его безмерно уважала.

Под уважением и дружбой в ней любовь и страсть скрывалась.

Та самая, что при их разговоре первом тайном появилась.

Теперь при разговоре тайном их вторым она любовью страстной явно проявилась.

Лейли настолько сильно Чандана полюбила всем своим естеством,

Что умереть без колебаний была готова за него.

Чандан её цветком любимым называл. Он её любил!

Что он нашёл в такой простой Лейли?

Тот, кто любою женщиною мира может обладать,

Нашёл в простой душе Лейли себя.

Лейли не думала с цветами его цветника сравниться.

Она себя не знает. Она – богиня страсти: в сравнение никто с ней не годится!

Но Луноликий шах Чандан прекраснее Лейли.

Богиня страсти, ты пыль дорожная перед сиянием Луны!

Овал лица его незабываем.

А ночь волос спустилась прядью над бровями,

Что, как натянутые луки, готовы сердце поразить,

Чтоб взора стрелами, до глубины души пройдя, смотрящего покоя, воли, разума лишить!

Все, кто Чандана взгляд видели хоть раз,

Не в силах вырваться на волю из плена этих глаз!

Чандан, взгляни же на меня опять!

Дай мне почувствовать в крови неодолимую твою всю власть!

То сладкое вино, с горчинкой шоколад!

Наполни им меня, собою опьяни мой взгляд!

А кожа пряная твоя ещё сильнее услаждает:

Сочнее дыни …, а губы твои сочные желанием прельщают!

О, сладкая мечта – твой поцелуй сорвать!

Съешь поцелуями мня!

Готова сладостью твоей я стать!

А твой животик нежный – вершина вожделенья!

Он округляется, я от желания немею!

Не в силах красоту твою я больше описать!

Пьяна я через край! Мне придётся замолчать.

А твои руки движутся, подобные волнам…

То вверх, то вниз… Я в трансе, я в экстазе, забытье…

Мой рот полуоткрыт и в нём слюна.

Мои зрачки расширились…

Желаньем непреодолимым я пьяна…

А твоя шея нежная лишит меня сознанья!

Я от желанья и истомы умираю…!

Вот так, Чандан, ты автора довёл!

Рассказа нить он потерял

И в омут вожделения ушёл!

Лейли Чанданом не могла налюбоваться, но им пришлось проститься.

В пустыню грёз пришлось Меджнуну от всего мира удалиться.

17

В пустыне я, но как здесь многолюдно.

Здесь призраки минувших лет.

Воспоминанием о прожитом, слезами омыт здесь каждый мой рассвет.

Отторгнул меня мир и прочь прогнал,

В цепь одиночества, разлуки заковал!

И время бег остановило. Миг слился с вечностью.

Я жду, что ты ко мне придёшь, бесплодное томленье бесконечно.

Меня покинул ты зачем?

В страдании моём мой голос нем.

Недвижимо бессчётное количество часов лежу,

И солнца свет над головой померк.

Тебя я жду, не пью, не ем. И в голове моей лишь бред.

Зачем оставил ты меня?

Неужто, предал ты меня?

Нет, ты меня не предавал.

Ты ничего не обещал.

18

Меджнуна люди выгнали в пустыню.

Лейли с Чанданом за её безумство разлучили.

О, мир! Исчезни с истиной жестокою твоей!

В пустыне грёз я буду в утешенье миражей.

Лейли рвалась назад к Чандану.

Но перед ней стена глухая.

Ворота города закрыты на засов.

Жестокий стражник не впускает из пустыни никого.

Вот караван с провизией в ворота городские входит. Помчался к ним Меджнун.

Но страж поймал его, схватил и руки заломал ему.

Меджнун кричал, а страж его в сухой колодец бросил.

Меджнун упал. Колодец пленными был полон.

Разбойников туда бросали в наказанье.

Там мрак и вонь и духота – страданье.

Спросил разбойник у Меджнуна:

«За что сюда был брошен ты?

Какое преступленье совершил?»

Меджнун сказал: «Я полюбил!»

Меджнун часам и дням счёт потерял.

День равен ночи для него в колодце стал.

Меджнун лежал, не двигаясь, не пил, не ел.

Он этот мир покинул разумом совсем.

Лейли душой Чандана звала.

Что заберёт её назад, она напрасно ожидала.

Меджнун от мира и тела своего почти что отрешился.

Но вот в колодец страж один спустился.

Меджнун взглянул и видит: то Чандан!

То был мираж и бред, обман его глазам.

Лейли воскликнула: «Чандан!»

И в мир живых вернулась из небытия.

«Я не Чандан», – ответил страж.

Лейли поверить не могла его словам.

Она настолько сильно жаждала Чандана пред собою увидать,

Что человека первого была готова за него принять.

И всё же стражнику Лейли внемла.

Он не Чандан. Она одна здесь – поняла.

Лейли слезами залилась.

Пустыня вся услышала Меджнуна плачь!

19

 
Газель Лейли
 

О, Чандан! Из заточенья мрака я к тебе взываю!

Свет Луны твоей сюда не проникает!

Мир мне клеткой стал!

Здесь, куда ни глянь, страданье!

Я не помню, как сияет солнце.

Дня и ночи я не различаю!

Почему за мной ты не приходишь!

Нас стена с тобою разделяет!

Я бежать хочу отсюда.

Страж меня жестокий не пускает.

Вижу пред собой людей, давно ушедших.

Призраки передо мной восстали.

Я живу стремленьем лишь к тебе вернуться!

Мыслью о тебе я лишь питаюсь.

Это место страшное жизнью не могу назвать!

Что же ты меня не забираешь!

Потеряла времени и дням я счёт.

Что же ты меня оставил!

Но я всё перенесу, чтобы тебя увидеть вновь!

Я вернусь к тебе – я обещаю!

Не вини меня, что за тебя другого приняла я.

Жаждала я так тебя увидеть!

Помутился мой рассудок от желанья.

Ты единственный мною любим!

От людей я прочих отрекаюсь!

Я преодолею всё и вернусь к тебе.

Я достойной пред тобой предстану!

Я оковы разорву! Не удержат меня цепи!

Я надеждою к тебе вернуться выживаю!

20

Меджнун в колодце запертом томился.

Во мраке ночи свет Луны ему в глаза струился.

Во мраке вечно пребывая, он поднял голову наверх.

А сквозь решётку на него Луны струится свет!

«Моя Луна!» – Меджнун воззвал! —

«В твоём сиянье Чандана вижу я лица овал.

То взор его проникновенный, брови,

То его щёки милые, то матовый узор на коже.

Моя Луна! Пришла любимого ты мне напомнить!

Благодарю тебя! Теперь никто Чандана от меня не скроет.

Пришёл ко мне мой падишах!

Раба он не оставил своего в цепях!

О, как люблю тебя, моя Луна!

Ты отражение любимого лица.

Нет, не Луну небесную люблю.

Чандану отдана моя любовь лишь одному!

О, Луноликий падишах! К тебе взываю!

Тебе газель тоски желания вручаю!

Луна – Чандни отныне в честь тебя пускай зовётся.

Моя газель перед тобой как слёз поток пусть льётся!»

21

 
Газель Меджнуна
 

О, Луна моя, собою мне тебя явила!

О, Чандни, оставленного миром ты не позабыла!

Всеми был покинут я в темнице.

Мрак тоски моей ты озарила!

На тебя смотрю, веселья полон!

Ты чрез столько дней меня в неволе навестила.

Но решётка между нами: ты на воле, я в колодце.

Облако овал твой от меня закрыло.

Не крадите мою Луну! Тучами не закрывайте её!

Мне с тобой в разлуке быть невыносимо!

Танцевать хочу от возбуждения, тебя увидя!

Ты меня восторгом опьянила!

Не удержат меня цепи и решётки!

Моя страсть с тобою быть неодолима!

Не зови меня безумным, стражник жуткий

Силы разума и всего мира превзошла моя любовь и победила!

Наяву приду к тебе, в слезах к тебе припав!

От тебя моя любовь и страсть неотделима!

Я свободен духом. Что мне тело?!

В моём теле духа несгибаемая сила!

О, моя Луна, благодарю тебя!

Ты черты любимого передо мной открыла.

Я приду в его чертог и перед ним склонюсь.

Моя жажда с Луноликим быть неодолима!

22

Разбойники Меджнуна ежечасно избивали.

Им стражники в том помогали.

Лицо Меджнуна всё в крови разбито было, в синяках.

Стоять не мог от слабости он на ногах.

Пред ним змея коварная шипела,

Его ужалить каждый раз хотела.

Но словом ту змею Меджнун изгнал,

Ударил её цепью, хвост ей оторвал.

Меджнун совсем мог с миром этим полностью проститься,

Если б Чандана голос в голове Лейли не появился.

Лейли услышала Чандана

И говорить с ним в мыслях стала.

Лейли сказала: «Не забыл меня любимый!»

Чандана голос был с Лейли незримо.

Лейли вернулась к жизни, в мир назад придя.

Меджнун очнулся от небытия.

И начала Лейли своё ослабленное тело укреплять.

Чтоб мышцы накачать, она стала руки, ноги сгибать и разгибать.

Лейли окрепла, крепко на ногах смогла стоять,

Чтоб спину прямо в драках удержать.

С тех пор Лейли поверженной в колодце не лежала.

Она держала спину крепко, расставив ноги широко, и разбойников всех в драках побеждала.

Одна мечта – Чандана видеть – в мир живых её вела.

Она с ним говорила постоянно мысленно, она его звала.

Лейли звала: «Приди ко мне, Чандан!»

И его голос, к ней проникнув в разум, отвечал.

Лейли казалось, что Чандан незримо с нею был,

Казалось, дух его в неё входил.

И лёжа на земле, Лейли всем телом шевелила,

Когда энергия Чандана в неё входила.

Чандан, войди в меня и тела моего не покидай!

Хоть миражом во мне ты пребывай!

Я чувствую тебя в своих руках, ногах, во всей себе.

С любимым стать одним – вот счастье на земле!

Любимого в себе держать – блаженство!

В сознание тебя впускать – блаженство!

Тебя в себе всем телом ощущать – блаженство!

С тобой единым телом стать – блаженство!

А как захочешь ты вернуться, меня покинь.

Я отпускаю тебя, выпускаю, в себя приди.

С душой Лейли душа Чандана не сливалась.

Он гостем был. Она собою оставалась.

Лейли звала Чандана. Он входил в неё и выходил.

Он миражом воображения желанным запредельно был.

Чандан, неужто ты со мною мысленно на расстоянии не говорил?

Неужто, мой рассудок бред затмил?

Я так хотела как тогда «без слов» с тобою говорить!

Я опыт тот одна пыталась повторить.

Неужто виноват влюблённый, что он с любимым слиться жаждой одержим?!

Неужто заберёшь свои слова назад потом, скажи!

Лейли, впустив Чандана в своё тело и рассудок, с ним бродила.

Она с ним пищу, солнца свет делила.

А когда покидал Чандан Лейли,

Часы её в слезах, тоске и одиночестве текли.

23

В одежде у Меджнуна был спрятан ценный амулет.

Пятьсот он стоил золотых монет.

И так Меджнун купил свою свободу.

Он стражнику за выход из колодца амулет тот отдал.

Открыл решётку стражник и выпустил Меджнуна на свободу.

Лейли увидела свет солнца и почувствовала свежий воздух.

Она поверить, что свободна, не могла.

Всё дальше от колодца, не узнавая мир вокруг, она брела.

Пред ней раскинулась пустыня!

По доброй воле в ней живёт Лейли – Меджнун отныне.

Чандан, весь мир – пустыня без тебя!

И каждую песчинку наполняет красота твоя!

Нет ничего ценней свободы! Вкус её пьянит.

Ценней свободы лишь того, кого люблю я, жизнь.

Лейли сначала вкус еды не ощущала.

Она эмоции и чувство вкуса потеряла.

В ней злость и ярость дикая жила.

В колодце стражники сожгли её душу всю почти дотла.

Но было у Лейли в душе живое —

Любовь к Чандану не убила в ней неволя.

Чандан, ты чувств моих родник живой!

Пить из него всегда позволь!

Ты – моя радость, страсть и боль!

Я не отдам к тебе любовь!

Она живёт и будет вечно жить во мне!

Она живёт – настоящее слилось с вечностью в одно бытие.

Лейли почувствовала вкус еды со временем и радость.

Она природою пустыни наслаждалась.

Нет ничего вкусней лепёшки, каши и яйца!

Кто голодал, тот знает, как еда вкусна!

Но кажется порою мне: вдруг я сплю в темнице?

И там проснусь, а это всё мне снится?

Не знаю я, что есть мир реальный.

Но я свободна, раз своё я тело – боль в нём ощущаю.

А в этом бытие и ты со мною здесь, Чандан.

Не нужно мне реальности другой, когда могу тебя здесь встретить я.

Свобода иллюзорна – знает тот, кто её терял.

Весь мир тюрьмою предо мной большой предстал.

И моё тело – для меня тюрьма.

Но не живёт без тела здесь душа.

Душа бескрайня, тело же моё предельно.

Что было бы, если бы бескрайнею волною было тело?

Но в этом мире этого мне не познать.

Я буду здесь пускай, чтобы тебя реально здесь встречать.

24

Лейли в пустыне увидала караван.

То мимо на верблюде проплывал Чандан.

Издалека его приметив,

Лейли волненье страшное почувствовала, трепет.

Ей ожидание мучительным казалось.

Толпа погонщиков к ней плавно приближалась.

Лейли чадрой лицо покрыла,

Чтобы очарование Чандана её не ослепило.

Увидел он среди песка оазис и шатёр

И отдохнуть вошёл под этот кров.

Лейли, закрыв лицо ладонями, его встречала.

Хоть колотилось её сердце, она словно не дышала.

Чандан переступил её жилища скромного порог.

Лишь он ей радость чистую доставить мог.

Лейли ждала приход Чандана,

Как Солнце после урагана.

Чандан взглянул в лицо Лейли.

Плачевным после заточенья был её вид.

Слова приветствия он ей сказал,

Но на людях, что её знает, не признал.

Лейли его как гостя усадила.

Орехи лишь имела. Их ему и предложила.

Лейли теперь не смела на Чандана посмотреть.

Она смущалась и стыдилась чувств своих теперь.

Но ей лицо Чандан сказал открыть.

В чадре неловко перед другом быть.

Как близко пред Лейли сидел Чандан!

Он раньше никогда её к себе не приближал.

За время их разлуки не изменился внешне падишах.

Но когда он заговорил с Лейли, то его голос, тембр изменив, дрожал.

«Восстань из пепла», – он сказал Лейли.

Чандан – «В душе мир прежний обрети».

«Я никогда не говорил с тобою мысленно в колодце», – сказал Чандан.

Чандан – «Забудь всё то, что голос мой в бреду тебе сказал».

Лейли спросила: «Неужто недостойна я твоей рабыней стать?»

Чандан ответил: «Нет, я не могу тебя при всех принять».

Лейли – «Тогда мне остаётся притворяться,

Скрывая боль и слёзы, улыбаться,

Чтобы хоть изредка, хоть издали мне на тебя взглянуть».

Чандан молчал. Притворства выбран ими путь.

Притворство – это правда, что молчит.

Когда ты знаешь правду, её накидкою молчания не скрыть.

Чандан сказал: «Танцовщицей ты можешь приходить ко мне и танцевать.

Я в полнолунье каждое буду средь прочих тебя ждать».

«О, я приду», – ответила Лейли.

Лейли – «Рабыня страсти как может к господину не прийти!»

Чандан поднялся и собрался уходить.

Лейли, его сдержать не в силах, за ним последовала, чтобы его проводить.

Чандан так близко к ней стоял.

Лейли желанья пыл объял.

Она его роскошным телом любовалась.

Округлость форм его ещё нежней казалась.

Чандан на миг нагнулся, и мягкий живота изгиб его халат не скрыл.

Лейли его в истоме взглядом осязала. О, как он близок был!

Чандан простился и шатёр Лейли покинул.

И караван его путь дальше двинул.

И опустел шатёр Лейли.

Чандан! Молю тебя, не уходи!

На что весь мир мне, когда тебя рядом нет!

Пусть притворяюсь я при всех.

Но я люблю тебя! Отчаянно люблю!

Тебе я это откровенно говорю.

Своим приходом ты моё жилище озарил!

Больную пожалел и ко мне жалость проявил.

О, как я жаждала тебя увидеть!

И ты пришёл ко мне – мой взор собою наконец насытить!

Чтобы тебя хоть изредка мне увидать,

Готова притворяться я теперь и ждать!

Ты лишь заговори со мною снова, Луноликий!

Двух близких душ что может разговора быть ближе!

От встречи к встрече я живу.

В порядке жизнь моя, когда я знаю, что к тебе приду.

25

Позволь тебя, Чандан, представить?

Воображенье разреши в твой облик мне добавить.

Твой чёрный бархатный халат узором золотым расшит.

И жемчуг, украшая твою грудь в ожерелии блестит.

И серебро блестит, но что всё это пред тобой?

Ты зачаровываешь неподдельной красотой!

Не счесть браслетов золотых, что на твоих руках.

Браслеты грубые. А твоя рука нежна.

Чаруют меня пальцы длинные и нежные твои.

И манят взгляд на коже волоски.

О, как жажду я к твоим рукам припасть!

И твои пальцы и ладони и запястья целовать!

И каждый волосок твой обласкать,

Губами твои руки, языком лизать.

Животик жёлтым поясом широким твой обвязан.

Твоя округлость – для меня соблазн!…

О, как бы я хотела этой жёлтой тканью стать,

Чтобы в объятиях животик твой округлый и бока сжимать.

Проникнуть в твой хочу пупок, почувствовать его.

Тебя коснётся мой игривый язычок.

Поэт опять ход мысли потерял. Стр. 48

Тебя представил и от вожделения пропал.

Не золото одежд твоих меня чарует.

Я твоим телом, мысленно их сняв, любуюсь.

На что вино мне! Я тебя глазами пью.

Ты вожделения источник, к тебе я жадным взглядом и губами припаду!

О, мне тобою не напиться!

Сколько ни пей, предела наслажденью нет! Мне не остановиться!

Как твоя шея нежная сладка!

Желанием пленительным полна.

На голове твоей высокая чалма

Из синей ткани. Как тебе идёт она!

Ведь ты индийский падишах.

Все знатные мужчины здесь ходят в украшеньях и чалмах.

Пускай идёт тебе чалма,

Она лишь для собраний во дворце нужна.

В простые дни сними её, не одевай.

Волос твоих игривых пряди не скрывай.

Открой свой нежный лоб, и брови ввысь пусти.

Их чернотою солнца свет затми!

О, не скрывай своей желанной красоты!

Одеждой формы тела подчеркни!

Пускай лишусь я дара речи и последней мысли, лишь на тебя взглянув!

Пусть чёкнутый поэт, тебя увидя, забудет все стихи, в блаженстве утонув!

26

Я стремлюсь тебя увидеть и в глаза тебе взглянуть.

Каждой мыслью своей к тебе я мчусь.

Неужели двери городские предо мной закроют.

Неужели окажусь я пред глухой стеною?

Я иду к тебе в волненье, я пустыню покидаю.

Перед всеми я себя танцовщицей Хусною называю.

Нету в мире места для простой, бесхитростной Лейли!

Но на празднике любом найдётся место для танцовщицы Хусны.

Для тебя лишь колокольчики мои звенят.

Для тебя лишь буду я сегодня танцевать.

Не увидят танец мой в других домах,

Ни на улицах и ни на площадях.

Если не могу с тобой я прямо говорить,

В танце я могу себя открыть.

Смолкни, город, во врата твои вхожу.

Не хочу людей я видеть, слов чужих я слышать не хочу.

Я иду по пыльным улицам, и повсюду шум.

И не знают рядом люди, что газели я тебе в руках несу.

И не знают женщины в прекрасных сари,

Что себя прекрасней всех я ощущаю.

Только ты меня куда прекрасней.

С радостью я это принимаю.

Пыль я пред твоим очарованьем.

Я лицо чадрою закрываю.

Не хочу людей я видеть и чужим лица я не открою.

Только для тебя глаза я подвела сурьмою.

Солнечно ль на небе или тучи есть, я не пойму.

Для меня любой день солнечный, когда к тебе иду.

Смолкни, город, я в волненье.

Ветер волосы мне треплет.

Неопрятной как прийти к тебе посмею,

Вот у врат дворца я твоего стою.

О, впусти меня, привратник!

К падишаху я на праздник танцевать иду.

Имя моё в список посетителей скорей впиши.

Не задерживай танцовщицы Хусны!

Я вошла, волнуясь, по ступенькам поднимаюсь.

Голос слышу твой и успокаиваюсь.