Текст книги "Официантка"

– Ну а я-то что? – пробормотала Карина. – У меня-то ведь всё очень просто.

– И ты тоже. Что у тебя? Как это, блин, называется… Пастораль! Уси-пуси, Валерик-холерик – не обижайся… А родители там, у нас дома, по-другому всё это представят! Да, и простоквашу твою, и то, как вы по парку за ручку гуляете!

– Почему?

– Потому что им кажется, что в Москве всё по-другому, что страшно всё, а люди кругом бандиты или обманщики. Что, не так?

– Ну… Так, – сказала Карина и вспомнила, как со слезами провожали бабушка и мама сестёр в Москву, поступать в институт. Как уговаривали никому не верить, в разговоры ни с кем не вступать, пристёгивать деньги булавкой к белью, позже девяти часов вечера на улицу не выходить… Причитали бабушка с мамой так, словно Карина с Мариной ехали не в столицу нашей Родины, а в мрачный город ужасов, населённый маньяками и грабителями.

– Само собой, что так. – Марина вновь села, потому что оглянулась и увидела, как немолодая пара, расположившаяся под солнцезащитным зонтиком на скамейке, с интересом к ней приглядывается и прислушивается. – Поэтому, Каринка, даже не смей такого родителям писать. Они же сразу про твоего ангела Валерочку такого напридумают, что ночей спать не будут.

– Почему?

– Потому что им будет казаться, что Валерочка хорошим только прикидывается. А на самом деле он один из тех бандитов и гангстеров, которыми нас пугали. – Марина пристально посмотрела в лицо сестре, как любила смотреть, когда хотела добиться более эффективного подтверждения своим словам. – Папа же с мамой думают, что хорошие мальчики только в нашем городке живут. Что, я не права? Вот то-то и оно. И ничего ты им не докажешь.

– Вообще никак? – спросила Карина.

Что-то мешало ей верить словам сестры.

– Единственный способ успокоить их – приехать Валере к нашим родителям на тройке с бубенцами и просить твоей руки, – сказала Марина и твёрдо добавила: – Или когда твоё письмо будет начинаться именно с такого текста. Что есть в природе стопроцентный жених, он сделал мне предложение, и вот теперь этот жених едет просить вашего благословения, дорогие папа-мама. Я, мол, тоже присоединяюсь к этой просьбе и скоро буду. Только так. И никак по-другому.

– Какого ещё благословения? Ты бред, Марина, несёшь. – Карина отодвинулась от сестры и спрятала письмо, – у нас родители совершенно нормальные, они всё правильно понимают.

– Ты им не объяснишь, что замуж в девятнадцать лет не рано. – Марина махнула рукой, прикрыла глаза панамкой и легла на одеяло. – А после такого письма они будут думать, что раз ты к мальчику на дачу ездишь, с родителями знакомишься, то, значит, всё хорошо и дело идёт к свадьбе. Это замечательно, подумают они. А то, гляди, ещё прикатят все вместе в Москву спасать тебя от обманщика и негодяя. Неужели ты этого не понимаешь, Карина?

– Не знаю…

– У наших родителей чистое и светлое сознание – может быть, самое хорошее и правильное. Они из него на нас смотрят, исходя из него свои выводы делают. Но у нас-то всё тут очень непросто. И как в старину, то есть, как в сказках у нас не может быть.

– А если это самое хорошее, если это, как в сказке, то я хочу, чтобы и у Валеры, и у меня было такое же чистое сознание, как у наших родителей, – уверенно произнесла Карина.

– У тебя такого не может быть. – Марина даже панамку приподняла, чтобы на сестру посмотреть. – Ты клиентов обсчитываешь и ресторан обкрадываешь. А наша мать за всю жизнь ничего со своей фабрики не утащила. А про папу-бессребреника я вообще молчу.

Сказала так Марина и увидела, как глаза Карины наполняются слезами.

– Ты же… Ты… – задыхаясь от волнения, проговорила Карина. – Ты сама говорила, что мы только буржуев обсчитываем, у кого деньги ворованные или отмороженные. Что у нас выбора нет…

– Есть. – жёстко проговорила Марина. – Ещё не поздно в честные дворничихи записаться.

– Какие дворничихи! Ну что ты всё… – и Карина заплакала.

Марине стало очень неловко. Она не хотела разбивать хрустальную мечту Карины, кто ж счастья своей родной сестре не желает? Но Марина боялась, как бы жизнь не стукнула Карину по макушке как раз в то самое время, когда она расслабится и потеряет бдительность в своей доверчивой привязанности к Валерочке. С его родителями среднего достатка, дачным коттеджем в три этажа с зимним садом и тому подобным простецким счастьем. Это он сейчас так активно проявляет преданность и верность. А потом пообвыкнется – и что?

Но Марина не могла исполнять роль учителя жизни. Сама-то она чего добилась? Да, планы её реализовывались, но так медленно, что иногда хотелось просто в Бабу-ягу превратиться, чтобы взять метлу и подогнать их неспешный ход.

Марина затормошила сестру, попросила даже прощения за резкие слова, потому что считала Карину самым светлым человеком на свете. И когда говорила свою обличительную речь, то просто боялась, как бы доверчивая Карина глупостей не наделала. Лучше пусть она думает хуже обо всём, что её окружает, – меньше обидит её жизнь.

Карина же думала совсем о другом. Собирая вещи (сёстры решили ехать домой: солнце показалось им слишком жгучим, а пруд скучным), она изредка бросала взгляды на Марину и уверенно думала, что они с Валерой никогда и никому её в обиду не дадут.

Они с Валерой – так она думала о себе всё чаще.

Глава 9. На двух фронтах

Тот день, когда сёстры загорали в Серебряном Бору, был последним свободным днём Марины. На следующее утро она выходила на работу в «Сакунталу» – как и собиралась, простой официанткой.

Чтобы не потерять деньги и не лишить сестру работы, она продолжала трудиться и в «Зеркале», где никто, кроме Карины и Руслана, не знал о том, что Марина трудится теперь в двух местах.

Для Марины началась работа на износ. Оттрубив два дня подряд в «Зеркале», следующие два дня она работала в «Сакунтале», затем опять в «Зеркале» – одним словом, выходных у неё не стало. Через полмесяца Руслан, который видел Марину только поздно ночью или засыпающую уже на сиденье машины, попытался устроить сцену. За что и был назван тираном и бесчувственным человеком.

Марина же предстала замученной и обиженной и с благородным негодованием отвергла все попытки Руслана просить прощения. Через несколько минут он, совершенно расстроенный и подавленный тем, что незаслуженно её обидел, да ещё и оскорбил своими тиранскими замашками, уехал вон из Москвы.

Руслан даже представить себе не мог, что он может страдать из-за женщины. Он, такой властный и сильный, никогда раньше не позволяющий женщинам себя «раскручивать» и заставлять так переживать… А теперь он считал себя виноватым перед Мариной – и мир повернулся к Руслану самой тусклой своей стороной. Никогда раньше не любивший водки, парень запил, сутками пропадая на дачах или в загородных домах своих приятелей. В своей любимой «Сакунтале» он больше не появлялся. И в «Зеркале» дальше кабинета директора не заходил.

Марина не звонила ему…

А в «Зеркале» жизнь шла без изменений.

…До полуночи было ещё около двух часов, повара несколько раз звали Карину с Мариной поесть: обед они пропустили и могли остаться без ужина, время которого для работников ресторана тоже давно закончилось.

– Ну вы чего не идёте есть? – выглядывал повар Дима из двери кухни. – Давайте-ка, вы что?

Но сёстрам было действительно некогда. Они устали.

Примерно полтора часа назад метрдотель посадила за столик Шевеляевым томного восточного мужчину, пришедшего в обнимку с двумя дамами. Вслед за ним в ресторан вошли ещё двое очень похожих на него, и сели за соседний столик. Они были явно знакомы друг с другом. И теперь, когда время приближалось к полуночи, начали активно привлекать к себе внимание. Они не отпускали Володю Шевеляева от столика, заставляя его находиться при них неотлучно. Мужчина говорил мало, в основном слушал щебет своих подруг, улыбался, не спеша прикладывался к рюмочке коньяку, курил, сосал лимон и изредка перебрасывался фразами на непонятном языке со своими соседями, что шумно пировали за столиком рядом. Он говорил, затем значительно откидывал голову назад, словно наслаждался произведённым эффектом, иногда шептал что-то своим дамочкам, и те восторженно хихикали, а два его собрата становились от этого всё оживлённее и злее. В ответ на его неспешные фразы они громко вскрикивали, резко поднимали руки в воздух, быстро и сбивчиво говорили что-то частично на русском, частично на своём родном языке.

Наконец он сказал что-то, от чего самый шустрый и задорный из двух его соседей вскочил, подбежал к нему и, размахивая рукой, быстро заговорил:

– Что? Что ты сказал? Не нравится, да? Пойдём выйдем, слушай? Пойдём, да?

Но главный герой никуда выходить не хотел. Об этом он, видимо, и сообщил, не теряя своего невозмутимого вида и даже не меняя барско-ленивой позы. Не спрашивая их желания, он заказал своим дамам по мороженому, а себе ещё коньяка и шашлык. Володя Шевеляев с радостью унёсся исполнять заказ.

Когда же он вернулся в сопровождении брата с мороженым и коньяком, стычка продолжала набирать обороты. Задорный пытался теперь подскочить как можно ближе к своему обидчику, но тот был со всех сторон огорожен дамами, которые на всякий случай прижимались к нему плотнее, хотя и выглядели очень раскованно. Томный герой заказал дамам вина, отослав Володю, и оставил возле своего столика теперь Шевеляева Костю (хотя, скорее всего, был уверен, что это всё тот же человек, что и раньше ему прислуживал).

Тем временем жаждущий битвы задорный, глаза которого уже начали наливаться кровью, принялся громко кричать, облокотившись одной рукой о край столика своего обидчика:

– Что? Ты трус, да? Ну вставай, Хан, вставай, пойдём!

«Трус» идти никуда не собирался, он медленно пережёвывал мясо и смотрел на разошедшегося молодого джигита с явной усмешкой.

– А… – пытаясь вывести его из себя, прохрипел задорный, и его приятель что-то проговорил ему негромко, кажется, дал совет.

И задорный, гневно раздувая ноздри, заговорил снова на своём родном языке, тыкая пальцем почти в самый нос томного противника. Тот, выразительно усмехнувшись, отмахнулся от его руки, как от комара. Это необычайно взбесило задорного, он схватил бокал, стоящий на столике, хотел немедленно выплеснуть его или просто кинуть в нагло усмехающееся лицо невозмутимого соперника, но Костя Шевеляев успел перехватить этот бокал. Растопырив пальцы, разъярённый джигит бросился хватать что-нибудь ещё на столике, но Костя быстро отгрёб от него всё, что могло попасться ему в руки из бьющейся посуды.

Поток оскорблений на никому из присутствующих не известном языке громко разносился по ресторанному залу, и даже музыка не могла замаскировать его. Карина и Марина остановились, унося посуду от очередного своего столика, и стали смотреть на то, что происходило там, где громко кричали.

– Девочки, что вы там увидели? – Подошла к ним Альбина, которая, признаться, особенно не спешила принимать меры по успокоению разбушевавшихся героев. Ей, вообще-то, пора было домой, но что-то, видимо, особенно важное задержало её. И вот теперь Альбине, как на грех, приходилось вмешиваться. Она подозвала Наташу Орехову, зашептала ей что-то, та махнула рукой, мол, справимся. И Карина с Мариной услышали, как Альбина сказала Наташе:

– Да ладно, это мужиков столик, Костя и Володька сами разберутся.

И ещё раз заглянув в нишу, где находились столики горячих кавказских гостей, удалилась из зала.

– Смотри, наглеют, а? – прошептала Марина на ухо метрдотелю.

– А что поделаешь? – шепнула ей в ответ Наташа. – Видишь, тот, с масляными глазами. Это очень важный дядька. Друг чуть ли не всех тут начальников. Так что пойте ему и пляшите.

Марина кивнула и постаралась подробнее рассмотреть «друга чуть ли не всех начальников».

А за столиком события двигались к кульминации. Вскочивший экспансивный молодчик никак не мог вызвать своего противника на бой. На каком языке он только ни оскорблял его, какие эпитеты его дамам он ни придумывал – всё было тщетно. Дамы начинали даже обижаться, им бы и самим уже хотелось, чтобы кавалер вступился за их честь или хоть что-нибудь возразил обидчику. Но тот продолжал спокойно сидеть и самодовольно улыбаться, доел шашлык, выпил и теперь ещё крепче прижимал к себе своих женщин.

Под рукой разгоряченного джигита ничего не было, и теперь он принялся дёргать за листья искусственную пальму, что стояла у стены между столиками, отрывать от неё кусочки и вместе с обидными словами швырять их в сторону не желавшего с ним «разбираться».

– Пожалуйста, не трогайте пальму, – нерешительно проговорил официант Костя, обращаясь к нему.

– Пошёл вон! – крикнул джигит, отщипнул кусок пальмы и бросил его в Костю.

– Извините, пальма дорогая, двести долларов стоит! – склонившись в подобострастной позе, пробормотал Костя. Пальму пришлось бы оплачивать, понятное дело, ему и брату: это же их клиент её портит.

– Отвали, я сказал! – Весь свой гнев джигит обратил на Костю и, взмахнув рукой, толкнул его, отчего в воздух полетели куски, оторванные от пальмы, а Костя отскочил в проход и лишь чудом не упал.

Подбежал Володя, попытался собрать со столика посуду, предложил принести счёт, но его тоже прогнали, и Володя так же угодливо удалился.

– Вы что же им так угождаете? – спросила Марина, едва братья приблизились к бару. – Выгнать их надо, охранников позвать. Что это они так глумятся?

– Да, слуги вы им, что ли? – поддержала её Карина, которая тоже видела весь концерт.

– Ничего, ничего, – прошептал Костя, прислоняя ладони к горящим щекам, – они хорошие клиенты.

– Это – хорошие клиенты? – не поняла Карина.

– Конечно, хорошие. Я таких клиентов чувствую. Они сейчас покобенятся, а зато потом знаете какие бабки отвалят, – уверенно добавил Володя Шевеляев. – Хан с друзьями – надо знать таких клиентов и уважать.

– И что, нужно так перед ними прыгать? – сморщилась Марина.

– Нужно, если денег тут заработать хочешь, – ответила за братьев метрдотель Орехова, продолжая внимательно приглядываться к тому, что происходило за столиком кавказцев. – Тем более что это гости Хана. А Хан – это о-го-го, и значит, гости тоже.

– Если научишься сразу вычислять клиента, который деньги тебе хорошие отстёгивает, ковром перед ним будешь стелиться, чтобы ему понравиться, тогда всё классно, – поддержала Орехову Светка, хлопая Павлику на стойку листок с заказом.

– А если они не заплатят? – спросила Марина.

– А если придётся милицию и «скорую помощь» вызывать? – поддержала её Карина.

– Всё бывает, конечно, – пожала плечами Орехова, – но мы этого не допустим. Ага? Ну-ка, Шевеляевы, бегите-ка к столу, кажется, началось.

Марина и Карина, якобы по делу прошмыгнув мимо столика, особых перемен там не заметили. Джигит общипал всю пальму, от неё остался драный столбик с развевающейся мочалкой на конце. Ободранные листья валялись повсюду, даже в тарелках и фужерах, парочка зелёных веток запуталась в пышных волосах дамы-блондинки.

Непрошибаемый восточный мужчина по-прежнему не желал драться, сидел спокойно, попивая сок, а его оппоненты оживленно советовались за своим столом. Володя попытался начать собирать набросанные обрывки пальмовых листьев, но невозмутимый герой взмахом руки приказал ему удалиться.

И вот тут-то началось самое главное. Задорный вдруг резко подскочил, бросил какую-то фразу, торжествующе засмеялся и кинулся к выходу из ресторана. Метрдотель встревоженно дёрнулась в его сторону, сделала знак охранникам, те открыли дверь, выпустили его, но тоже торопливо бросились за ним на улицу.

А джигит подбежал к одной из машин на стоянке, высоко подпрыгнул и как можно тяжелее плюхнулся на её капот своим задом. Раздался громкий вой сирены, словно машина обиделась на такое нахальство и закричала, призывая на помощь.

Вот тут-то её хозяин, отстранив своих дам, резко вскочил, чуть не перевернув стол, взревел, как раненый медведь, и бросился на улицу. Только глумление над машиной смогло, оказывается, оказать на него воздействие.

Следом за ним немедленно выскочил и второй из тех, что так долго пытались раззадорить владельца машины и вынудить на драку.

Выманенный на улицу воем сирены своей драгоценной машины кавказец первым делом отключил сигнализацию (что заняло у него несколько секунд) и только после этого бросился на поджидающего обидчика. Они сцепились, не переставая темпераментно покрикивать, третий участник драки бегал вокруг, как рефери, с нескрываемой радостью на лице давал советы, вопил что-то и вскоре принялся призывать бойцов расцепиться и помириться.

Охранники и Наташа Орехова стояли на ступеньках и смотрели за происходящим. Никто не вмешивался.

Разгорячённые противники ничего не замечали. Вот уже оторванный воротник, как лента победителя, свисает на грудь одному из них, струйка крови нерешительно дёрнулась из ноздри другого. И, наконец, кто-то из них произнёс-таки заветное слово, рефери встал между ними, все трое хлопнули по рукам, обнялись и, громко переговариваясь, отправились внутрь ресторана. Вся обслуга выстроилась по ходу их движения, улыбаясь и понимающе кивая.

Подобревшие джигиты уселись за столики, сдвинули их, как им хотелось, принялись обхаживать дам, совершенно забытых ими для более важной миссии – ритуальной драки, заказали море закусок и выпивки. Жизнь наладилась. Володя и Костя были обласканы, а качество ресторанной еды особо похвалено.

Марина подстерегла томного кавказца возле туалета. Она предложила ему душистую одноразовую салфетку. Тот принял её, как персидский шах, и пропал в туалетной комнате.

Сомнений у Марины не было – она видела этого героя в «Сакунтале».

«Вот там я, пусик, с тобой и познакомлюсь. Надо поднимать планку».

Когда, наконец, вся компания собралась уходить, Володя и Костя, всё так же провожая гостей радушными улыбками и поклонами, лишь слегка напомнили про пальму – и в её кадку упали три бумажки по сто долларов. На бланк счёта посетители тоже не обратили внимания, рефери, щуря свои острые черные глаза, небрежно сунул в руку Володи пачку долларов разными купюрами. И к торжественным проводам этой компании до гардероба присоединилась Наташа Орехова с пожеланиями приходить почаще. Охранники провожали их тоже. Швейцар дядя Миша долго держал открытой дверь, пуская в ресторан холод, пока все пятеро не вышли на улицу. Томный мужчина, не глядя, двумя пальцами протянул дяде Мише денежку.

На стоянке охранник Рома подождал, пока хозяева рассядутся, придержал двери дамам – и тоже что-то заработал.

Машины, как смогли, уехали, и, видно, никакая милиция не могла помешать погулявшим на всю катушку героям.

– Ну что, братья? – держа в руках деньги, которые получили с клиентов Шевеляевы, уже утомленно, но с радостью на лице проговорила метрдотель Орехова. – Посчитаем? Сколько нам вся эта камарилья будет стоить?

Выходило, что стоить это всё будет прилично, и охранников это тоже касалось: заработали.

– Вот, девчонки, как с клиентами надо, – усталым, но довольным голосом продолжала Орехова. – И так мы им насчитали по полной программе, и ребятки эти ничего оказались – за то, что дали им покуражиться, щедренько так накинули…

– Как за моральный ущерб? – спросила Карина.

– Да. А над кем же им тут в ресторане глумиться, как не над официантами. А раз хотят глумиться, они ж не дураки, всё понимают, значит, тогда пусть и платят после за своё шоу. Ничего. Мы этих знаем, они мирные.

– А если кто-то начал буянить, а вы их не знаете? Если они в первый раз пришли?

– Тут уж рисковать надо и головой хорошо думать. Бывали случаи, что пролетали мы. А бывает ничего: улыбаешься, улыбаешься, угождаешь, – Орехова вздохнула, – и уж если видишь, что клиент хороший, податливый и денежный, то разводишь его, как можешь. Все способы хороши, если денег хочешь. Да, и за свой труд, и за улыбки и поклоны… А пальму мы эту дурацкую завтра до открытия новую купим – я видела у себя около дома в магазине. Тысяча рублей этой пальме цена или даже меньше. Слышишь, Володька, заедете с утра за мной, мы её купим и привезём по-тихому.

Возле дверей снова произошла драка: теперь кто-то хотел пройти в ресторан, который уже собирались закрывать и где, к тому же, не было ни одного свободного столика. С этими драчунами уже никто не церемонился, охрана выбежала на улицу и в момент навела порядок.

– Карина, я сейчас просто упаду, как же я устала, – прошептала Марина, глядя через стеклянную входную дверь, как на улице охранники разводят подравшихся, а замученная метрдотель Наташа Орехова бегает вокруг, – ты смотри там за столиками, я покурю, может, полегчает.

Она взяла сигарету из пачки на столе метрдотеля и вернулась к входным дверям.

– Много куришь, подружка, – увидев Марину, разочарованно вздохнул охранник Рома, успешно выполнивший свой профессиональный долг, – ну что ж вы, девчонки… Совсем жениться не на ком.

Марине стало совсем плохо. Сердце её забилось часто-часто, двери, лица и огни поплыли перед глазами, комок подкатил к горлу. Марину замутило.

– Да не расстраивайся, шучу. Вы девчонки что надо! – улыбнулся Рома, решив, что она так близко к сердцу приняла его слова.

Неверными шагами Марина двинулась в зал: нужно было рассчитывать очередной столик. Сестра взяла её за руку.

– Потерпи, скоро поедем домой! – на пути к столику проговорила Карина. – Это просто день сегодня такой сумасшедший. А так всё будет хорошо!

– Да. – Марина облизала сухие губы и уставилась в одну точку. – Будет. Мы всех сделаем.

Она улыбалась, она верила, что заслужила чаевые, поэтому чуть дольше обычного задержалась со сдачей, так что клиенты не дождались её и ушли, а за их столик метрдотель тут же посадила других людей.

«Всё будет по-моему, – не переставала думать Марина, и это придавало ей сил, – ещё чуть-чуть – и будет!».