Текст книги "Прилив. Стихи"

Прилив
Стихи
Елена Никандрова

© Елена Никандрова, 2017

ISBN 978-5-4485-8297-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

1. Недавние стихи

Священный женский мир

Священный женский мир: на плечиках наряды —

Для офиса, в театр и те, что в бёдрах жмут;

В коробках туфли спят и сумки, с ними рядом

Косынки/пояски, закрученные в жгут.

Священный женский мир: воланы, рюши, складки,

В шкатулках россыпь бус, мерцание камней;

Прозрачную вуаль колышет запах сладкий,

И каждый узелок хранит секрет о Ней.

Священный женский мир: кувшины, вазы, штофы,

На стенах акварель и вышитая гладь, —

Он где-то по краям отбелен и заштопан,

Но силится следы укрыть от лишних глаз.

Священный женский мир: обманчивый и странный,

То буднями зажат, то розами увит.

На кухонном столе – для разных блюд приправы,

У зеркала духи – приправы для любви.

День города

Над городом летал воздушный шар,

Не круглый, а с фигурой дирижабля.

И музыка менялась каждый шаг.

Старинные костюмы, ружья, сабли —

Прошел драгунский полк. И вслед за ним

Танцо'вщицы вспорхнули мотыльками.

Случайно, с губернатором самим

Попали мы под вспышки фотокамер.

Был день роскошный! Правда, ровно в три

Пролился дождь пузырчато и дерзко,

Но вмиг исчез, гуляющих взбодрив,

А городу добавив больше блеска.

Манил нас, руки-ноги не щадя,

Не мог угомониться шумный праздник.

По улицам водил и площадям,

Доказывал, что мы еще горазды.

К полуночи чуть было не померк,

Но тут же всех заставил удивиться:

На небе разразился фейерверк,

Букеты звёзд роняя нам на лица.

Летний саммит

Выходит длинноногий дождь

И под окном шумит часами.

Он – предводитель, гу'ру, вождь.

Он открывает летний саммит.

А высший круг – собранье туч

И молний дерзких ассамблеи —

Сигналят городу: мы тут!

Июль так рано сентябреет,

Хотя не стар еще, не стар,

И дарит лилии невестам.

Но ливень с пеною у рта

Ему указывает место.

А тот на солнечном луче

Повис и куст черники нежит.

Он точно знает время «че»,

Но от дождя в секрете держит.

Четверги

Нас утешает эта зелень,

Но дождь твердит,

Что нет суббот и воскресений,

Есть четверги.

Должно случиться что-то после,

Но день померк.

А завтра снова будет послан

Такой четверг,

Который много обещает,

Но это – ложь:

Нас расстреляет из пищали

Вояка-дождь.

Четверг вчера, четверг сегодня.

Четвертый день

В текущем лете очень моден.

Салют – воде!

Три гувернантки и дитя

Одна из них дурманит, та – морозит,

А эта – «листья желтые летят»:

Три женщины – весна, зима и осень.

И лето – непослушное дитя.

Мы женщинам прощаем все на свете:

Поплачет, посмеется – ерунда!

Но эти три заботятся о лете —

От завязи до сладкого плода.

И что растят нам нынче гувернантки?

Ребенок неулыбчив и плаксив,

Он носит вместо сланцев и панамки

Болоньевую куртку и носки.

Звучит не так, и лишнее надето —

Так мальчика играет травести.

Как будто бы не мы проводим лето,

А лето нас готово провести.

Не верить в лето

Чужим не следуем советам,

Ходить не любим по врачам.

И даже так – не верим в лето,

Тепло включая по ночам.

Спешим на чартерные рейсы

Билеты выгодно купить.

Слетает поезд-лето с рельсов

И загоняется в тупик.

Шепнув «прощай» июню-плаксе,

Июль не ждем – мы на борту.

А он придет и скажет: «Здрасьте!»,

Катая вишенку во рту.

Сонное

Поднадоевшая метель

Накроет дом вуалью белой

И, завершаясь мягким «эль»,

Вильнёт хвостом – ушла по делу.

А дом застынет в тишине,

Безделью сонному предавшись.

Поняв, что вьюги больше нет,

Мой дом, не то ещё видавший,

Весь превратится в колыбель,

Делясь на кельи-комнатушки,

На окнах грея голубей,

Взбивая тёплые подушки.

«Не уезжай, не уезжай», —

Споёт, окутывая ленью.

И тут же эхом: «Очень жаль».

И: «Сожалею, сожалею».

Янский месяц

Треть окна заштрихована инеем.

Чайник курится «белым ключом».

Настроение кухонно-зимнее

Преподнёс нам январь-новичок.

От рождения будучи слабеньким —

Мелкий дождик да мокрый снежок —

Он, окрепнув за долгие праздники,

Ледяными ветрами обжёг.

Янский месяц, вперёд и со знаменем —

В самый раз начинать и решать.

Но в ответ выдаёт подсознание

Свой вердикт – торопись не спеша.

А морозам – спасибо отдельное!

Их реальные цели ясны —

Неспроста же друг друга одели мы

В поцелуи, объятья и сны.

Кальвадос

Ну что с того, что в доме все удобства?

Лечить хандру, задабривать декабрь

Живым огнем и рюмкой кальвадоса

Еще в какие! принято века.

Сегодня ветер и плохие сводки,

А три-четыре месяца назад

Не снились нам ни яблочная водка,

Ни искорки каминные в глазах.

Тогда, домой являясь с жару, с пылу,

Едва ли успевая отдохнуть,

Кричали мы: «Так много яблок было!

Получится из них хоть что-нибудь?».

На карликах-деревьях крупный штрейфлинг

У крепкого ствола и там, и тут

Отламывал натруженные ветви,

Подпоркой не считая тонкий прут.

От медно-золотистого напитка

Стихает и тревога, и метель.

Ползет зима – ленивая улитка,

Укутывая в ночь короткий день.

Нижний

Рассевшись на горке, разлегшись на стрелке,

Ногами на север, в огнях – голова,

Он смотрит, как жмутся великие реки

Боками друг к другу, кроят рукава.

Восьмое столетье пульсирует сердце

За красной стеной с часовым у ворот

И жизнь раздает по сосудистой сетке —

По венам шоссе, альвеолам дворов.

Откосы ступенями тянутся в небо,

Трамвайчик рогатый по кругу бежит.

Голодные краны почти ежедневно

В домах-новостройках клюют этажи.

Разлегшись на стрелке, рассевшись на горке,

Со снегом красив и с цветением вишни —

Мой город, записанный в паспорте Горький,

Мой город, зовущийся коротко Нижний.

Взгляды

Вот женский взгляд – он без меня не сможет

Найти носки и разогреть еду,

Сменить белье постельное на ложе

И порошками вылечить недуг.

Он не отыщет в дебрях антресолей

Свой инструмент, кого-то там кляня,

Не разберет, чем перчат и чем солят,

И не завяжет галстук без меня…

И взгляд мужской – чуть что, она заплачет,

Ей все не так, и вещи – по местам.

В ее глазах я вечно буду – мальчик.

Но за нее я голову отдам!

Ко мне пришел

Ко мне пришёл прощаться год,

присел на стул и вынул папки.

И начал в строчку «итого»

вносить какие-то поправки:

– В графе «доходы» есть прирост?

И сумму точно укажите!

А я сказала:

– С гулькин нос,

да как у всех – я средний житель.

А вот расходы возросли —

налоги, пошлины и штрафы.

Год уходящий сразу сник,

считая сводные затраты:

– Я, извините, не хотел,

у нас бывают перекосы.

Тем более, что мой удел

быть не простым, а високосным.

А в личной жизни?

– Хорошо!

– И со здоровьем?

– Слава богу!

– Ну что же, я тогда пошёл —

для счастья нужно-то немного.

Ждать чуда

Ждать чуда долгих десять дней,

Гадать на картах и на звездах,

В кофейной чашечке на дне

Искать ответы на вопросы.

Ждать чуда десять вечеров,

Ночей, понятно, тоже десять.

Все ожидания в чулок

Сложить и празднично повесить

За пять минут до волшебства,

Всего за несколько мгновений,

Считая мысленно: «Раз… два…».

И на «двенадцати» – поверить…

Сочельник

Ольге

Фонарь стеклянный из Икеи

Был принесен сто дней назад.

Он примостился в уголке и

Не попадался на глаза.

Пустой фонарь, – внутри для свечки

Имелось место у него, —

Он ждал, когда настанет вечер,

Когда наступит ночь… И вот,

Возник в квартире запах ели,

В окно ударила пурга.

Упало с чьих-то губ: «Сочельник».

Неспешно тонкая рука

Фонарь поставила к постели.

И ароматная свеча

Зажглась в его стеклянном теле,

Чтоб осветить… чтоб освещать…

Ода игристому

Откроем «Крымское», «Ламбруско»,

Полусухое или брют.

Кружок лимона – на закуску.

Салют прощальный – декабрю.

Вино игристое игриво

Бежит из горлышка в бокал.

И красных кижучных икринок

Блестят округлые бока.

И тает долька шоколада

На языке, а не в руках.

И за окошком канонада

Не успокоится никак.

В бокалах пенится, клокочет

Вина задорная душа.

Давай остаток этой ночи

Допьём с тобой на брудершафт!

В маленьком городе

В маленьком городе сумерки-вечер,

Сумерки-утро и сумерки-день.

Всё безыскусственно: взгляды и речи,

Дым из трубы, в палисаднике ель.

В маленьком городе чистят дороги,

Топят дровами, пекут пироги.

Люди друг другу желают здоровья

И поделиться спешат дорогим.

В маленьком городе звон колокольни

Слышен повсюду, до крайних домов.

Греют коты под собой подоконник,

Лают собаки на звуки шагов.

В маленьком городе ставится тесто,

Свечи горят, накрывается стол.

В маленьком городе празднично-тесно,

Как и положено быть в Рождество.

У нее в холодильниках

У нее в холодильниках пачки, брикеты

Пересчитаны, втиснуты в стенки коробок.

Самый главный начальник – короткое лето.

Самый стойкий противник – сады-огороды.

Остановка поблизости делает прибыль.

Покупатели разные – взрослые, дети.

Вдруг мелькнет от усталости: «Мимо прошли бы.

Что за радость в мороженом? Дайте присесть-то!».

А на улице очередь, чуть ли не ссора.

«…Шоколадное кончилось, мелочь ищите…».

В павильончике тесном, наверно, под сорок,

Но пломбира не хочется ей, продавщице.

Гадать на пуговицах

Гадать на пуговицах: куколка, балетница…

Искать «секретики» под камнем и кустом,

Смотреть как бабушка в углу кому-то крестится,

Ходить по лету в сарафанчике простом.

Считать, что могут всё испортить парикмахеры:

Опять под мальчика, а нужно, чтоб – коса.

Медведя плюшевого прятать в шкаф от страха и

Канючить утром: «Не пойдём сегодня в сад?».

Читать не азбуку, а столбики газетные,

И, разучившись спать в режимный тихий час,

Мечтать о том, чтоб разрешили шестилетней – мне

Пойти с косичкой и портфелем в первый класс.

В эйфории

В эйфории, почти что в нирване

Подбираю себе гардероб:

Юбки-блузки лежат на диване

Применительно к методу проб

И ошибок, ботинки из замши,

На платформе и без – сапоги,

Мягкий шарфик, шанелью пропахший —

Я оденусь не хуже богинь.

Вот еще – капюшон или шапка?

Рюкзачок или сумка-баул?

В куртке – простенько, в шубе мне жарко.

А на ша'рфе котенок заснул,

Перепутав, наверное, с пледом.

Есть другое кашне, но не в тон.

Это я собираюсь за хлебом.

Далеко ли? Да здесь, через дом.

Анданте

Стояло пианино у окна,

Старинное, оформленное чу'дно.

И все, кто заходили в гости к нам,

К нему спешили в первые секунды.

И каждый раз, откинув чёрный клап,

Из клавиш извлекали что попроще,

А музыка родиться не могла —

Здесь требовался опытный настройщик.

Вздыхало пианино в уголке

Ослабленными струнами… Когда-то…

Когда всё это было, где и с кем —

И «форте», и «легато», и «анданте»?

Расстроено, расстроено теперь,

Забыты вечера, беседы, танцы.

Но кто-то же играл, играл и пел,

По клавишам скользили чьи-то пальцы.

Потому что

Потому что мы становимся старее,

Увеличиваем мелкое – стеклом.

Потому что в этом доме батареи

Не дают необходимое тепло.

Потому что завихрений, полнолуний

Избежать, как ни стараешься, нельзя.

Потому что мы не будем как Полунин

С телефоном объясняться: «Асисяй!»

Потому что – в ту же воду… те же грабли…

Нет страховки от ошибок и обид.

Потому что, строя собственный кораблик,

Умудряемся его же и топить.

Мужское и женское

Мужское дело – быть масштабным.

Наперекор любой зиме

По перелескам, по ухабам

Ходить за тридевять земель.

И, если ставки, то большие.

Иметь убежище, коня.

И территорию расширить,

И от набегов охранять.

А дело женщины – незримо

В его присутствовать делах.

Быть кроткой, но неуязвимой.

Кормить и ложе застилать.

И дело женщины – пытаться

Стоять подальше от руля.

Самой природой: взглядом, танцем,

Да чем угодно – вдохновлять.

Гибискус

Двенадцать месяцев не цвёл

Гибискус (или просто ро'зан).

Был реже весел, чаще квёл,

Во всём искал себе угрозу:

В палящем солнце за стеклом,

В холодном воздухе из щели…

«Он любит влагу и тепло

И не выносит помещений

Неосвещённых, сквозняков,

Неравномерного полива».

Тогда сказала я: «Легко!»,

А продавец: «Хороший выбор!»…

Но тот не цвёл, а зеленел.

Он становился изумрудным.

И ветки всё длинней, длинней.

И разрастались листья крупно.

Я так ждала пусть одного,

Пусть небольшого, но бутона.

Цветок стоял, смотрел во двор

И оставался однотонным…

И вдруг! Пришёл февральский день,

Прихорошившись как на кастинг,

И высветил среди ветвей

Махровый, алый, языкастый —

Похож на розу, на пион,

На мотылёк и чудо-птицу…

Но как же догадался он

В твой день рожденья распуститься?!

В шкатулках

Храню воспоминания в шкатулках,

Запутавшись, что раньше, что потом.

Здесь церковь разорённая – в Кату'нках,

И в Чкаловске – последний дедов дом,

Где груша плодоносит так же щедро,

Как десять или двадцать лет назад,

Когда у самовара шли беседы,

Шумел за дверью яблоневый сад.

Субботний пар, клубящийся у бани,

И бабушкин (на праздники) платок,

И чёрные лепёшки с отрубями,

И карточки для русского лото,

И розовая пенка от варенья,

И вышивка на пяльцах по канве —

Всё это оживает на мгновенье,

Едва приоткрывается конверт.

В шкатулках деревянных им комфортно —

Так память продлевает службы срок —

Обрезанным фигурно старым фото

И письмам, говорящим между строк.

Врозь

Я так люблю, когда мы врозь,

Когда не слышат стены-уши

Моих сентенций, вздохов, просьб,

И в доме верхний свет потушен.

Молчит экран, один лишь звук —

Часы отмеривают время

Соединений и разлук,

Уходов наших, появлений.

Ничто не движется внутри,

И, кажется, застыли тени.

Идут часы – двенадцать, три…

С тобой не шли они – летели.

С тобой сплошная карусель

Открытий, страхов и восторгов,

Гостей незваных и друзей,

Подарков, купленных без торга,

Фантазий, их не перечесть,

Идей, рождённых нами в спорах…

Часы идут – четыре, шесть,

Густеет цвет на тонких шторах.

**********

Спугнёт с карниза тишину

Хлопком привычным дверь в подъезде.

И снова тени оживут.

Я так люблю, когда мы вместе.

В двух словах о Нижнем

Где реки сливаются – Волга с Окой,

Где берег – изгибом красивым,

Поставили крепость, да так высоко,

Что взять ее не было силы.

Селились на правобережье Оки,

Построили храмы, дорогу.

Здесь Минин с Пожарским собрали полки

И вышли Москве на подмогу.

Большой перекресток торговых путей —

Все знают про Ярмарку эту.

А город – и автор научных идей,

И кузница нашей Победы.

От первых походов и древних икон

До первых сеансов «вай-фая»

История тянется – восемь веков —

К которой и я прикасаюсь.

О расставаниях

Весна несёт своё потрёпанное знамя,

Кичится звоном пересёкшихся колец.

Мы расстаёмся и, надолго ли, не знаем.

Как будто кто-то предугадывал конец!

Опять «Баллада о прокуренном вагоне»

Звучит назойливо в тяжёлой голове.

Но нам не хочется ни фарса, ни агонии.

Мы расстаёмся. Не навек же? Не навек.

Сигналят стрелки на вокзальном циферблате.

Меняет строки электронное табло,

Там мелким шрифтом между строк – не расставайтесь!

А мы друг другу поцелуем метим лоб…

На взлётном поле, на причале, на перроне

Летят обрывки: «…первым рейсом… позвони…»

И героини смотрят вслед своим героям.

И расстаются. Не на миг же? Не на миг.

Не думать о плохом

И никогда не думать о плохом.

Есть шоколадку «Кофе с молоком»,

Пить свежий чай с вареньем из черники,

Смотреть как в чашке кружатся чаинки.

Раскрыть окно и слышать, что трамвай

Идет по кругу, что уходит май,

Развесив щедро веточки сирени.

Не уставать от этих повторений:

От смены лет, сезонов, дней-ночей.

Считать себя то чьей-то, то ничьей.

Не различать, кто пеший, кто верхом.

И никогда не думать о плохом.

Другие коты

Я – средней пушистости кошка. А ты —

Породистый и гладкошёрстный.

Тебе невдомёк, что бывают коты

Другого окраса и роста.

Вот Рыжий, к примеру. Родился седьмым

В деревне. И выжил бы вряд ли.

Но был переброшен зигзагом судьбы

К соседке на тёплые грядки.

И женщина эта совсем не глупа.

Увидев на зелени «персик»,

Подумала: «Надо же, с неба упал!»

Без лишних сомнений и версий…

А Серый в черте городской обитал.

Плохое ли место – на мойке!

Ходил за владельцем авто» по пятам,

Хвостом подавая намёки.

Он верил, однажды знакомый «Ниссан»

Вернётся, доставив мужчину

Печального (кот выбирал его сам),

И дело не в марке машины…

Твоя родословная – яркий буклет,

Свидетельство важной персоны.

Но кожа холёная прячет скелет

Такой же, что выдан бездомным.

Котами наполнены рынок, вокзал

Не только для поиска пищи.

Ты знаешь, какие бывают глаза

У тех, кто хозяина ищет?

Чем ближе лето

А пропадешь на день, на два,

Утонешь в майской акварели —

Никто вопросов не задаст,

В коробке чай, к нему варенье.

Набиты разной чепухой

Твои планшеты и карманы.

И где-то справа птичий хор,

Левее – грозы и туманы.

Такая свежесть – от морей,

Там перемены – ежечасно.

Чем ближе лето, тем скорей

С ним, непутевым, разлучаться.

День набухает калачом,

В солонку бросив горстку ночи.

И лето рядится врачом

Для эпидемий одиночеств.

Там в шестидесятых

Там автоматы с газированной водой,

И на плакатах улыбаются спортсмены.

Там мама юная, и папа молодой

Фотографирует на шосткинскую «Свему».11
  Свема – предприятие в городе Шостка, выпускавшее фотопленку


[Закрыть]

Смешная мода, на дорогах нет авто.

Толпятся очереди в кассу и к прилавку.

В любом дворе есть легендарный управдом.

И кто-то вечно выдает кому-то справку.

Идет премьера в кинозалах – «Три плюс два».

В метро читают «Три товарища» Ремарка.

И лучшим городом считается Москва.

А «Волга» с ГАЗа22
  ГАЗ – Горьковский Автомобильный Завод


[Закрыть] – респектабельная марка.

Река-море

В воде резвятся малыши,

Лучи скользят по мокрой коже.

Река, растянутая вширь,

На море вечером похожа.

На то из множества морей,

И неспокойных, и притихших,

Где – пирамиды тополей,

Где непоседливые рикши

Развозят радостных людей

По незнакомым белым пляжам.

Где солнце каждый божий день

Для всех прощальный танец пляшет.

Где есть дельфины и киты,

Которым волны – вместо ложа.

Где я под зонтиком. И ты…

Смотри – река, а так похожа

На то, вернее, те – моря,

Где растворяется тревога…

Вдали – плотина, шлюз, маяк.

Войди хоть дважды, это – Волга.

Если будешь

Если будешь мне сниться, то просто снись

Без особых страстей, для картинки чисто.

И носи при себе ОМС и СНИЛС —

Так, на всякий… да мало ли что случится.

Если будешь звонить мне, то… не звони.

(Ты подумал сейчас: «Ну а что такого?»).

В телефоне мне слышится твой двойник,

Каждый раз сочиняющий новый повод.

Если будешь искать, я уже – не там:

Пристяжная лошадка ушла из стойла.

Я сегодня свободна, но – занята.

Если будешь мне сниться, то снись пристойно.

Зашифровано лето

Зашифровано лето – искусно, детально.

В каждом звуке и в каждом оттенке живёт,

Расцветает какая-то новая тайна,

Суть которой – и мне, и тебе тяжело

Разгадать… Засекречена ночь соловьями,

Лепестком номер пять удивляет сирень.

Беспрестанно дождями, дождями, дождями

Отбиваются ритмы и точки-тире.

В проводах трясогузки расселись по нотам,

Если помнишь сольфеджио – знаешь мотив.

Предприимчивый шмель в лабиринтах-полётах

Недовольных прохожих сбивает с пути…

На исходе второй или третьей недели

Ты примеришься к шортам, и я – к солнце-клёш.

Одуванчик цветёт, а соседний седеет —

Философию лета не сразу поймёшь.

Нескончаемы игры: то верю-не верю,

То другая – про холодно и горячо…

В наше лето легко открываются двери —

Полтора оборота обычным ключом.

Piccolo amore

На каждом облаке – по галочке.

Наверно, кто-то их считает.

На берегу расселись парочки:

Четыре… пять… и вот – шестая.

А я сижу одна, непарная,

Тяну какую-то настойку

И разговариваю с ба'рменом

В кафе прибрежном – через стойку.

По-русски он – чуть-чуть, malissimo33
  malissimo (итал.) – плохо


[Закрыть],

Но на улыбки не скупится.

И всё влюблённостью пронизано.

И с четырьмя сырами пицца

На пьедестале ловко вертится,

Размерчик крошечный – пиццетта44
  пиццетта – пицца маленького размера


[Закрыть].

На итальянском слово «встретиться»

Приходит в голову зачем-то.

Ну что ж, давай ещё по маленькой!

Пора на море мне, на море.

И льётся песня из динамиков

С припевом: «Piccolo amore»55
  Piccolo amore (итал.) – маленькая любовь


[Закрыть].

Мамин платок

В четвертом ящике комода:

Крючки, растрепанный моток,

И тут же – вышедший из моды

Прозрачный газовый платок.

В таких ходили наши мамы,

Гордясь подарком дорогим —

На фотографиях жеманны,

А в жизни несколько строги.

Повяжет газовый платочек

И брови сделает вразлет.

Ни сыновей еще, ни дочек.

И замуж может быть возьмет,

А может нет – смешливый парень,

Живущий в доме за углом…

Но сарафан на ней – отпарен,

Платок – с кокетливым узлом.

Частокол

Заросший хмелем частокол…

Толкнешь калитку в эти дебри:

У входа грядка с чесноком —

Узлом завязанные стебли,

Правее свекла – крупный лист

Сиреневатого оттенка.

«А тыквы нынче удались», —

Услышишь бабушку за стенкой.

Пройдешь вперед, где дверь в сарай

Открыта – веточки душицы,

Мелиссы, прочих разных трав

На полку собраны – сушиться.

А дальше – яблонь хоровод,

Кусты смородины, малины,

Крыжовник, этот – сразу в рот,

Хотя поспел наполовину.

И вдруг покажется – зовут,

Там голоса и смех знакомый.

И тут же выбежишь на пруд,

Толкнув калитку частокола.

Пропущенный звонок

Пропущенный звонок – такая малость,

Но сбиты все настройки до нуля.

И не припомнить, чем я занималась,

Когда ты через космос заявлял

О чем-то несущественном и важном

В эфире отражаясь ровно миг…

Послания в конвертиках бумажных,

Тем более, с французским «мон ами»

Немодны в наше время, архаичны

Почтовый ящик (тот, железный!) пуст.

Теперь звонок приходит «в руки лично»,

Хотя и с ним случается конфуз…

Прости меня за легкую небрежность

Ну что тебе в обыденном «алло»?

В пропущенном звонке – такая нежность,

С которой не сравнится диалог.