Текст книги "Сложнейшие сочинения по русской литературе. Все темы 2015"

Раздел VI. Тема, связанная с мастерством писателя XX века

Мастерство художественной детали в рассказах А. П. Чехова

В русской литературе Чехов заговорил голосом такой искренности и правды, что после него стало невозможным ничто приблизительное, ничто фальшивое…

А. Н. Толстой

Антон Павлович Чехов – великий драматург и писатель. Мы почитаем его не только потому, что он является нашим земляком, но и потому, что рассказы его, знакомые нам с самого детства, раскрывают нам основные жизненные принципы самого Чехова. Чехов говорил: «… Мое святая святых – это человеческое тело, ум, здоровье, талант, вдохновение, любовь и… свобода от силы и лжи… Я ненавижу ложь, насилие во всех их видах… Фарисейство, тупоумие и произвол царят… в науке, в литературе, среди молодежи». Именно против этой косности, лжи и злобы восстает Чехов в своих рассказах. Заслуга его состоит в том, что он довел жанр до совершенства, добился того, что рассказ при небольшом объеме отражал с наибольшей глубиной, силой и правдивостью все стороны жизни.

Рассказы Чехова впечатляют своей краткостью. Писатель говорит: «Краткость – сестра таланта». Он стремится устранить из рассказа все ненужное, излишнее, сделать материал наиболее компактным. Максимально сокращая написанное, но без утраты того ценного, нового, что хочет сказать писатель, Чехов создает оригинальные короткие рассказы, в которых заново решаются вопросы о композиции образа, о соотношении действующих лиц, о языке автора. Писатель не придумывал каких-то новых элементов художественного произведения, но уточнил их роль, исходя из требований сжатого рассказа и имея в виду того читателя, на которого такой рассказ рассчитан.

Читателя, на которого ориентируется Чехов, нельзя назвать буржуа или обывателем, увлекающимся бульварной литературой. Это демократически настроенный интеллигент, способный понять смысл рассказов и оценить тонкий юмор писателя. Это читатель не романа, не повести, а короткого рассказа, умеющий в малом увидеть большое. Он должен о многом догадываться сам, для чего ему необходима активная, очень интенсивная работа. Для того чтобы помочь читателю разобраться в рассказе, писатель не должен загромождать рассказ обилием проблем и героев, а обязан найти средства, держащие читателя в напряжении. Это касается прежде всего действующих лиц.

Чехов стремился к тому, чтобы действующих лиц в рассказе было немного, характеры были готовые, сложившиеся и, по возможности, контрастирующие друг с другом. И мы видим, что все персонажи Чехова являются яркими людьми, выделяющими и подчеркивающими недостатки и достоинства друг друга.

Сюжеты рассказов Чехова строятся на одном эпизоде, очень занимательном и остром. Чехов не разбавляет драматическое действие сценками, так как считает, что читателя нужно держать в напряжении. Разумеется, в коротком рассказе не все в характерах и отношениях людей удается раскрыть, но Чехов предоставил читателю право самому додумать недостающее. Рассказы Чехова можно разделить на три основных вида. Это юмористические, сатирические и лирико-драматические рассказы.

В юмористических рассказах Чехов берет существенные стороны жизни и дает правдивые широкие обобщения. Центральное место в этих рассказах принадлежит комизму характеров и быта, все остальное играет второстепенную роль и помогает полноценно раскрыть действующих лиц и общий смысл рассказа. Сюжеты юмористических рассказов Чехова всегда служат цели осмеяния в человеческих характерах того, что действительно заслуживает насмешки. В основу сюжета берется исключительный, но правдоподобный случай, который наилучшим способом показывает смешное в характере и быте героя. Примерами являются рассказы «Неудача», «Радость» и другие.

Наряду с сюжетом другим очень существенным средством юмора Чехова является диалог. Это сжатая речь, направленная на то, чтобы выявить наиболее характерные черты героя и показать его в комическом освещении. В индивидуальной речи героев Чехова нередко отражается их бескультурье, темнота, неумение логически мыслить. Чехову не нравятся шаблонные речи. Несоответствие слов и мыслей давало писателю обильный материал для юмористических рассказов. Персонажи чеховских рассказов чаще всего смешивают три речевых стиля: просторечие, литературный язык и научные термины. На таком смешении лексикона построен комизм языка в рассказах «Винт», «В овраге», «Сельский эскулап».

Дополнительным средством, помогающим осветить характеры героев, является портретная характеристика. Обычно портреты Чехов дает не сразу, а частями, по ходу действия. Особым приемом Чехова являются контрастирующие портреты. Это ярко проявляется в рассказе «Последняя могиканша», где даются конкретные портреты Досифея Андреича Хмыкина и его жены.

Подобно портрету, одним из средств юмористического изображения в рассказе Чехова является пейзаж. Природа и окружающие предметы участвуют в жизни людей, разделяют их радости и печали. Примером этого может служить рассказ «Дачники» и другие рассказы.

Наряду с юмористическими рассказами Чехов создал также множество сатирических рассказов, где острие сатиры было направлено на правящие классы, на царских чиновников, на семейные нравы.

Писатели-сатирики часто пользуются аллегорическими образами, эзоповским языком. Этим путем пробовал идти и Чехов. Однако аллегорические образы не заняли много места в сатире Чехова. Он создал всего несколько произведений с аллегорическими образами.

Чехову больше нравились гиперболы. В ситуации сатирического заострения герой поставлен в особое положение, находится в необычном состоянии, взволнован, раздосадован, раздражен, и присущие ему грубость, деспотизм или нечто другое проявляются с особой силой и делают его не только неприятным, но и смешным. Таков гиперболичный и панический страх перед начальством у Червякова в рассказе «Смерть чиновника», таково назойливое стремление вмешиваться не в свое дело у Пришибеева в рассказе «Унтер Пришибеев».

Приемом гротеска Чехов пользуется очень редко. В рассказе «Толстый и тонкий», например, раболепство мелкого чиновника передается и его вещам: «его чемоданы, узлы и картонки съежились, топорщились». Однако Чехов в сатире старается не допускать фантастики, а предпочитает говорить ясными образами.

В 90-е годы основную линию творчества писателя определили лирико-драматические рассказы. В основе этих рассказов всегда лежит драматический конфликт. Внимание Чехова привлекает стремление человека к свободе, счастью, правде и его неизбежное столкновение с общественной средой, традиционными взглядами, предрассудками. Поэтому конфликт носит социальный и семейный характер.

С драматизмом рассказов тесно связан лиризм, окрашивающий характеры героев. Иногда лирическую настроенность рассказа передает персонаж, а иногда автор говорит от себя, вплетая в повествование свои собственные переживания. Такой характер лирического отступления мы можем проследить в рассказе «Дама с собачкой».

Лирико-драматические рассказы Чехова, помимо мечты о лучшей жизни и драматической напряженности, обычно включают в себя элементы юмора и сатиры. Юмор и сатира, освещая среду, которая подчиняет себе героя или вызывает его на борьбу, раскрывают всю сущность конфликта, лежащего в основе рассказа.

Для раскрытия конфликта Чехов пользуется различными художественными приемами: прямой характеристикой, внутренним монологом героя, психологическим пейзажем, лирическими отступлениями. Одним из приемов, наиболее характерным для лирико-драматических рассказов Чехова, является двуплановость композиции. Писатель понимает, что у людей часто бывают две жизни: внешняя, видимая всем, и внутренняя, незаметная и часто неинтересная для других. Именно противопоставление этих двух сторон жизни Чехов сделал сознательным художественным приемом. Мы встречаем двуплановую композицию в рассказах «Тоска», «Поленька» и других.

Таковы, на мой взгляд, основные принципы мастерства А. П. Чехова.

Когда мы читаем рассказы А. П. Чехова, то невольно поддаемся обаянию юмора писателя, задушевному лиризму и все больше понимаем мастерство великого писателя. Оно получило широкое признание и за рубежом, как на Западе, так и на Востоке. Дж. Пристли утверждал, что «художественный метод Чехова – это метод, который усвоят лучшие мастера повествовательного искусства». Рассказы Чехова занимают особое место в литературе, ибо писатель вкладывал в них всю свою душу. Он раскрыл новые пути для литературы. Мне хочется закончить словами А. Н. Толстого: «Чехов – это русская слава».

…Даже просто непонятно, как из такого простого, незатейливого, совсем даже бедного по содержанию рассказа вырастает в конце такая неотразимая, глубокая и колоссальная идея человечества.

И. Е. Репин

Наблюдая за жизнью героев Чехова, за их поведением, мы видим, как умел Чехов проникать в глубину человеческой души, каким он был тонким и чутким психологом. Но прежде чем изучать творчество Чехова, надо уметь читать его произведения. Легко ли читать Чехова? Ответ на этот вопрос напрашивается сразу же: Чехов пишет просто, легко и ясно, и читать его нетрудно.

Эта простота сказалась не только в языке произведений Чехова, но и в их сюжетах. Чеховские сюжеты развертываются спокойно, без «опасных поворотов» и поражающего воображение читателя рокового стечения обстоятельств.

Редко прибегает Чехов и к ретроспективному описанию событий, к их перестановке во времени. Отступление от хронологической последовательности событий он допускает только в произведениях, где, кроме обычного повествования, есть еще и герой-рассказчик, который делится с другими героями воспоминанием о каком-либо случае из жизни.

Двух охотников, учителя гимназии Буркина и ветеринарного врача Ивана Иваныча Чимша-Гималайского, застигла ночь, и они, расположившись в сарае деревенского старосты, коротают время за разговорами. Учитель вспоминает историю своего бывшего сослуживца Беликова. Эта история и составляет главное содержание рассказа «Человек в футляре».

В другой раз охотников застает в дороге проливной дождь, и они, укрывшись в усадьбе помещика Алехина, коротают время за воспоминаниями о том, во что превратилась мечта Николая Иваныча Чимша-Гималайского об имении с крыжовником («Крыжовник»), а Алехин рассказывает о своей любви к Анне Алексеевне («О любви»).

Все три истории происходят в прошлом, а настоящее дает толчок к воспоминаниям. Замкнутая жизнь Мавры в первом рассказе напоминает Буркину историю человека в футляре; Иван Иваныч Чимша-Гималайский, находясь под впечатлением рассказа Буркина, приводит историю брата; а исповеди Алехина дает толчок присутствие в доме красивой горничной Пелагеи, которая любит непутевого пьяницу – повара Никанора.

Как видим, хотя события прошлого и настоящего в этих рассказах следуют в обратном порядке, связь между ними гармонична. Никаких диссонансов и ошеломляющих читателя параллелей между авторским повествованием и рассказом нет, перекличка между ними основана не на контрастах, а на сходстве явлений, наблюдаемых героями в момент встречи, и событиями прошлого.

Сам Чехов в большинстве случаев отзывался о своих рассказах шутливо или пренебрежительно, и если бы собрать вместе все авторские высказывания этого рода, впечатление было бы малоутешительным.

«… Маленький, чувствительный роман для семейного чтения» – этот ироничный отзыв относится к «Попрыгунье».

«Кончаю повесть, очень скучную, так как в ней совершенно отсутствуют женщина и элемент любви. Терпеть не могу таких повестей», – так писал Чехов о «Палате № 6».

Камерным произведением выглядит в оценке Чехова один из самых значительных его рассказов – «Дом с мезонином»: «У меня когда-то была невеста… Я ее очень любил. Об этом я пишу».

А какая усталость слышится в словах писателя в его последнем рассказе – «Невеста»: «Такие рассказы я уже писал, писал много раз, так что нового ничего не вычитаешь».

Между тем содержание этих произведений значительно шире и глубже, чем это может показаться из слов самого писателя. Сюжет «Попрыгуньи» выходит далеко за рамки «чувствительной» истории о том, как жена изменяла своему мужу, и он потом погиб. А «больничным» духом проникнуто одно из самых глубоких художественных воплощений российского режима в русской литературе – повесть «Палата № 6». Лирический рассказ о девушке с нежным именем Мисюсь – «Дом с мезонином» – возбудил в критике шумные толки о способах улучшения бедственного положения крестьян, о теории «малых дел», о нравственной обязанности человека перед народом.

Словами о незначительности своих сюжетов или их художественном несовершенстве Чехов выдавал одну из главных тайн своего творчества. И история семьи Дымовых в «Попрыгунье», и больничная жизнь в «Палате № 6», и любовь художника к Мисюсь в «Доме с мезонином» – все это, действительно, составляет стержень повествования в названных произведениях. Но тем-то и сильна зрелая проза Чехова, что конкретные, как будто бы незначительные события в ней почти незаметно для читателя подводят к какой-то общей, всегда значительной идее. Незримость связи между тем, о чем рассказывает повествователь, и мыслями автора, вытекающими из всего содержания рассказа, – одна из сильнейших сторон искусства Чехова-рассказчика.

В рассказах Чехова дети – самые активные защитники справедливости, они вступают за обиженных и возмущаются дурными поступками взрослых. Они умеют быть благодарными за доставленную им радость, умеют и сами заботиться о тех, кто слаб и нуждается в помощи. Дети появляются уже в самых ранних произведениях Чехова: гимназист-двоечник в рассказах «Папаша» и «Случай с классиком», «злой мальчик» в одноименном рассказе. Но пока это эпизодические лица. Они лишены того главного свойства, которое составляет прелесть будущих маленьких героев Чехова, – наивного и свежего взгляда на мир. Для начинающего писателя душа ребенка словно еще закрыта. Только в 1885 году с рассказа «Кухарка женится» начался цикл собственно «детских» рассказов Чехова («Гриша», «Мальчики», «Дома», «Степь», «Событие», «Житейские мелочи», «Детвора», «Беглец» и др.).

Вспомним, какой человечностью и справедливостью освещены надежды девятилетнего Ваньки Жукова на возвращение в деревню. Это вовсе не поэтическая мечта об улучшении только собственной участи, это движение души, нравственно чистой и доброй. Когда, измученный выволочками хозяев, насмешками подмастерьев, обессилев от недоедания, недосыпания и не по возрасту тяжелой работы, Ванька в своем письме просит деда взять его обратно в деревню, то ни на минутку не забывает о самом дедушке. Он не старается сесть на шею старика и заранее обдумывает возможность заработка: «А ежели, думаешь, должности мне нету, то я Христа ради попрошусь к приказчику сапоги чистить, али заместо Федьки в подпаски пойду». Ванька мечтает о том, чтобы быть полезным дедушке, он готов для него и табак тереть, и Богу молиться… «А когда вырасту большой, то за это самое буду тебя кормить и в обиду не дам, а помрешь, стану за упокой души молить, все равно как за маму Пелагею», – так выражает мальчик свою готовность отплатить добром за добро.

К рассказам более зрелого возраста писателя можно отнести следующие: оскудение души («Крыжовник», «Ионыч», «Человек в футляре»), душевность без духовности («Душечка»), духовная драма старого человека («Скучная история»), пробуждение совести («По делам службы», «Случай из практики» и др.), навстречу новой жизни («Невеста»).

Чехов-психолог не только замечательно создавал и значительные, и ничтожные характеры, но и предъявлял высокие моральные требования к своим героям.

Чеховские герои расплачиваются неудачной личной жизнью за настойчивые поиски смысла жизни. Счастливых людей в мире Чехова нет, но зато есть люди ищущие, думающие, и мысли их часто обращены прямо к нам.

…М. Горький, познакомившись с Чеховым в последние годы его жизни, писал после смерти писателя: «Хорошо вспомнить о таком человеке, тотчас в жизнь возвращается бодрость, снова входит в нее ясный смысл».

Новаторство Чехова-драматурга (по пьесе «Вишневый сад»)

Человек, который задолго предчувствовал многое из того, что теперь совершил, сумел бы принять все предсказанное им.

К. С. Станиславский

Антон Павлович Чехов является в истории русской драматургии не только выдающимся драматургом – автором известных пьес «Три сестры», «Чайка», Дядя Ваня», но и драматургом-новатором. И его творческое своеобразие особенно проявилось в пьесе «Вишневый сад».

Эту пьесу Чехов назвал комедией. В своих письмах он неоднократно подчеркивал это. Но современники воспринимали его новую вещь как драму. Станиславский писал: «Для меня «Вишневый сад» не комедия, не фарс, а трагедия в первую очередь». И он поставил пьесу «Вишневый сад» именно в таком русле.

Эта постановка, несмотря на шумный успех у зрителей, не удовлетворяла Чехова: «Одно могу сказать: сгубил мне пьесу Станиславский». Сгустив драматические краски, Станиславский, очевидно, нарушил чеховскую меру в соотношении драматического с комическим, грустного со смешным. Получилась драма там, где Чехов мечтал о лирической комедии.

Но в этой удивительной по содержанию и точности «предсказаний» драме Чехов воплотил свою идею о том, что «все давно уже отжило, состарилось», и все только ждет «начала чего-то молодого, свежего». Возможно, этим и объясняется своеобразие «новой чеховской драмы».

Прежде всего Чехов разрушает ключевое событие, организующее сюжетное единство классической русской драмы. С его исчезновением сюжетные линии отдельных героев в пьесах Чехова децентрализуются. В пьесе нет главного героя, как, например, в пьесе колосса русской драматургии Островского «Гроза» – Катерины. Основные действующие лица этой пьесы совершенно отчетливо делятся на три группы: старые хозяева Гаев и Раневская; Лопахин, представляющий собой новый класс буржуазии, который придет на смену поколению дворянства; и последняя группа образов – это Аня и Трофимов – новая социальная сила, противостоящая дворянству и буржуазии. Однако драма при этом не рассыпается, а собирается на основе иного, внутреннего единства. Из множества разных, параллельно развивающихся жизней, из множества голосов различных героев вырастает единая судьба, формируется общее для всех настроение.

С исчезновением сквозного действия в пьесах Чехова устраняется и классическая одногеройность – сосредоточенность драматургического сюжета вокруг главного, ведущего персонажа. Уничтожается привычное деление героев на главных и второстепенных, каждый ведет свою партию, а целое, как в хоре без солиста, рождается в созвучии многих, равноправно звучащих голосов и подголосков. Господа и слуги, старые и новые хозяева сада, отцы и дети – все они объединены вишневым садом, который сплачивает и разъединяет их.

Чехов приходит в «Вишневом саде», в других пьесах к новому раскрытию драматургического характера. В классической драме герой выявлял себя в поступках и действиях, направленных к достижению поставленной цели. Чехов открыл в драме новые возможности изображения характера.

Он раскрывается не в борьбе за достижение цели, а в переживании противоречий бытия. Пафос действия сменяется пафосом раздумья. Возникает неведомый классической драме чеховский «подтекст».

У героев Чехова смыслы слов размыты, люди никак в слово не умещаются и словом исчерпаться не могут. В «Вишневом саде» во втором акте пьесы в глубине сцены проходит герой Епиходов – живое воплощение несуразности и несчастья. И это нескладность чувствуется даже в диалоге, когда речь заходит о Епиходове:

Любовь Андреевна (задумчиво). Епиходов идет…

Аня (задумчиво). Епиходов идет…

Гаев. Солнце село, господа.

Трофимов. Да.

Души героев через обрывки слов показывают о неустроенности и нелепости своей несложившейся, обреченной жизни. При внешнем разнобое и нескладности диалога есть внутреннее душевное сближение, на которое откликается в драме какой-то космический звук: «Все сидят, задумались. Тишина. Слышно только, как тихо бормочет Фирс. Вдруг раздается отдаленный звук, точно с неба, звук лопнувшей струны, замирающий, печальный».

В драме Чехова умышленно стушевана речевая индивидуализация героев. Речь их индивидуализирована лишь настолько, чтобы она не выпадала из общей тональности драмы. По той же причине речевая стихия героев Чехова мелодична, напевна, поэтически напряжена. «Аня. Я спать пойду. Спокойной ночи, мама». Вслушаемся в эту фразу: перед нами ритмически организованная речь. Эта ослабленность речевой индивидуализации и поэтическая приподнятость языка героев нужны Чехову для создания общего настроения, пронизывающего от начала до конца его драму и сводящего в художественную целостность царящий на поверхности речевой разнобой.

События в драмах Чехова можно назвать лишь репетицией, лишь проверкой или предварительной подготовкой к решительному конфликту, которому пока разыграться не дано, но который наверняка произойдет в будущем. А пока идет лишь медленное накопление драматических сил, к решительным поединкам они еще не готовы. Драматичность «Вишневого сада» в том, что самые трагичные процессы произойдут после окончания пьесы. Нам неизвестно, что произойдет с героями дальше, как сложится их жизнь. Ясно одно – это будет трагедия.

Для чеховских драм характерно четырехактное построение. Первый акт начинается с относительно медленного вступления, как бы экспозиции к действию. Движение первого акта довольно быстрое, бодрое.

Затем второй акт – замедленный, движение и общая тональность приглушены, общий характер этого акта – лирическое раздумье. В этом акте психологически подготавливается кульминация.

Третий акт у Чехова обычно кульминационный. В нем происходит нечто важное. Движение этого акта всегда оживленное.

Последний акт необычен по развязке. Движение его замедляется. Последовательный спад возвращает действие после взрыва в обычную колею. Будничное течение жизни продолжается. Чехов бросает взгляд в будущее, развязки как завершения человеческих судеб у него нет. Поэтому первый акт выглядит как эпилог, а последний – как пролог драмы.

Новаторство Чехова-драматурга граничит с гениальностью. Вероятно, это и является разгадкой того, что пьесы Чехова и сейчас в репертуарах не только российских театров, но и зарубежных. И каждый из нас, кто вновь и вновь встречается с драмами А. П. Чехова, заряжается вечными человеческими ценностями: надеждой, верой и любовью.