Текст книги "Сложнейшие сочинения по русской литературе. Все темы 2015"

Поэтический мир Анны Ахматовой (по лирике А.А. Ахматовой)

Читать можно много раз одно и то же. Перечитываешь каждый раз по-новому. Внезапно находишь оттенки, ранее не замеченные. Открываются красоты, мимо которых проходил, как слепой. Громко отдаются перезвучия, к которым был глух. Блистают новые грани, наплывают новые смыслы. В сотый, в тысячный раз набредаешь на открытие, что в истинной поэзии царит согласие значения и звучания. Как кристалл в насыщенном растворе, вырастает на глазах ценность строфы, строки, слова. Хочется перевести ее на караты – единицу стоимости алмазов.

Перечитываешь и одновременно выходишь за рубежи стихов и строф. Раздвигаются горизонты поэзии. Между стихами, разделенными годами, протягиваются магические нити. Из ростка, проглянувшего в одной строчке, произрастают целые циклы. Богатства поэзии высокой пробы не сразу даются в руки. Читатель стихов – своего рода старатель. Таким старателем становлюсь и я, вновь и вновь перечитывая стихи любимого поэта.

В удивительном даре превращать крупицы самой обычной жизни в драгоценный слиток поэзии и заключается, на мой взгляд, то новое, что принесли с собой первые сборники, ахматовских стихов: «Вечер» (1912), «Четки» (1914), «Белая стая» (1917), «Подорожник» (1921).

И поэтому так естественны были в стихах Ахматовой, так необходимы точные подробности каждодневного хода вещей:

 
Я сошла с ума, о, мальчик странный,
В среду, в три часа!
Или вот это:
Двадцать первое.
Ночь. Понедельник.
Очертанья столицы во мгле.
 

Самые заурядные мелочи вводились в стих: «На стволе корявой ели муравьиное шоссе», «Ноги ей щекочут крабы, выползая на песок», «И везут кирпичи за оградой». Казалось бы, все очень обыденно, приземленно. Но тогда почему так завораживают ее стихи?

По складу своего таланта Ахматова открывает мир с помощью такого тонкого и чувствительного инструмента, дарованного ей природой, что звучащие и красочные подробности вещей, жестов и событий легко и естественно входят к ней в стих, наполняя его живой, полудетски праздничной силой жизни:

 
Пруд лениво серебрится,
Жизнь по-новому легка?
Кто сегодня мне приснится
В легкой сетке гамака?
 

Много лет спустя, раздумывая над трудностями и капризами поэтической работы, она написала:

 
Когда б вы знали, из какого сора
Растут стихи, не ведая стыда,
Как желтый одуванчик у забора,
Как лопухи и лебеда.
 

Вновь я перелистываю страницы давно знакомой мне книги стихов и начинаю понимать: не в «несказанности», не в отрешенной таинственности черпала она энергию стиха, а в самой гуще невзгод, радостей, треволнений живого сердца. Сердца, ждущего любви. Сердца, жаждущего любви.

 
Дорогу вижу до ворот, и тумбы
Белеют четко в изумрудном дерне.
О, сердце любит сладостно и слепо!
И радуют пестреющие клумбы,
И резкий крик вороны в небе черной,
И в глубине аллеи арка склепа.
Сердца, опьяненного любовью.
 

И сердца, раненного любовью:

Стихотворение «Обман» обращает на себя внимание тем, что здесь обострены «все впечатленья бытия». Мимолетные явления мира ощущаются как бы обновленными, первозданными. «И тумбы белеют четко в изумрудном дерне». Удесятерены и зрение, и слух. Удивительно, как разрозненные мгновения приведены в гармонию, объединены и слиты в поэтическом звучании слова.

А как пронзительны траурные строки стихотворения «Хорони, хорони меня, ветер»!

 
Закрой эту черную рану
Покровом вечерней тьмы
И вели голубому туману
Надо мною читать псалмы.
 

Да, поэзия Ахматовой вырастала из житейской почвы, не чуждаясь ее, никогда не порывая с ней.

Еще приметней поразительная драматическая емкость и насыщенность лирического (как правило, очень небольшого – три-четыре строфы) стихотворения Ахматовой. Она необычайно сблизила обе поэтические стихии – лирическую и драматургическую. Драматическое начало вторглось в лирику. Но не ослабив и не оттеснив, а придав ей неведомый дотоле облик и наполнение.

Созерцание, раздумья, порывы, томления, ожидания – все это, разумеется, было в ахматовской лирике. Но застучал, заколотился гулко пульс живой человеческой судьбы. Лихорадочно затрепетала чья-то доля, чья-то участь:

 
Все тебе: и молитва дневная,
И бессонницы млеющий жар,
И стихов моих белая стая,
И очей моих синий пожар.
 

Драматическое содержание влекло за собой и драматургическую форму. Не о лирической драме в стихах идет здесь речь, а о драматургии, врезавшейся в краткое лирическое стихотворение, объявшей его.

 
…Он вышел, шатаясь.
Искривился мучительно рот…
И сбежала, перил не касаясь,
Я бежала за ним до ворот.
 

Ведь это театр, не правда ли? Скупой диалог. Прекрасная мизансцена на лестнице. На первом плане «физическое действие» героини. «Перил не касаясь…». Удивительно мастерство поэтессы. Правда и глубина человеческого характера, сложность и драматизм отношений могут быть вложены в точно найденный жест.

Мне вообще кажется, что редко у какого лирического поэта наблюдалось такое богатство жеста, как у Ахматовой, и такое тончайшее проникновение в душевное состояние через жест.

Как красноречивы руки в ее стихах:

 
И слезы со щеки стереть
Ослабнувшей рукой.
…
Сколько раз рукой помертвелой
Я держала звонок-кольцо.
…
Мои рука, закапанная воском,
Дрожала, принимая поцелуй…
 

Руки, ослабнувшие, сухие, «восковые», помертвелые, проникающие, сжатые, холодеющие… И актер, и режиссер, и живописец могут позавидовать необычайному владению оттенками и глубокому смыслу этих оттенков.

Перечитываю часто одно стихотворение, почти балладу, – «Побег». Непрерывное действие, напряженный сюжет, лаконичный диалог.

 
«Нам бы только до взморья добраться,
Дорогая моя!» – «Молчи…».
И по лестнице стали спускаться,
Задыхаясь, искали ключи.
 

Как на экране, быстро сменяется место действия. После спуска по лестнице – панорама: «мимо зданий, где мы когда-то танцевали, пили вино». Все зримо и слышимо. И все в динамике.

Правда, это сюжетное стихотворение стоит особняком. Ахматовская лирика гораздо больше тяготеет к психологической драме.

Вновь перечитывая любимые стихи поэтессы, приходишь к мысли, кажущейся неожиданной – Ахматова более, чем кто-либо из русских лириков, восприняла излучения, идущие от могучего психологизма русской прозы. Это давно открытая истина. Еще Мандельштам сказал, что Анна Ахматова принесла в русскую лирику огромную сложность и богатство русского романа XIX века.

В чем выражается «оглядка на прозу»? На мой взгляд, прежде всего в отходе от психологической однозначности. Ахматовская лирика круто замешана на отношениях осложненных и жестких. В четырех, восьми, двенадцати строчках Ахматовой вмещалась целая лавина низвергающихся на человека страстей.

 
Как подарок, приму я разлуку
И забвение, как благодать.
Но, скажи мне, на крестную муку
Ты другую посмеешь послать?
 

Вчитаемся в строки этого стихотворения. Бешеные всплески сталкивающихся, клокочущих чувств: «Ты угадал, моя любовь такая, // Что даже ты не мог ее убить». Или: «И с улыбкой блаженной выносит // Страшный бред моего забытья». Противоборство отменяющих друг друга, несовместимых, но накрепко спаянных желаний.

Это стихотворение во многом раскрывает поэтику Ахматовой, указывая на ее любовь к кратким поэтическим конструкциям, на ее уверенность в том, что за пределами тесного круга строф вырастает обширный мир переживаний и событий.

Перечитывая еще раз давно знакомые стихи, понимаешь: в лирике Ахматовой совмещаются полярные начала: чуть заметные штрихи, тончайшие психологические черточки и столкновения, доведенные до грани, до бурь.

Каждый раз возвращаясь к любимым строчкам, убеждаешься: за всем, к чему прикасалась рука Ахматовой, стоит ее личность, исполненная величия, женственности, мужества и красоты.

Сочинение по творчеству А.А. Ахматовой (тему формулирует учащийся)

Поэзия – это душа подвига, обращающего красоту в добро.

М. Пришвин

Человеческие чувства – это не односложные реакции на боль и пищу, тепло и холод. Сильное чувство окрашивает наши отношения с жизнью вообще. Чем острее человек чувствует, тем богаче и разнообразнее его связи с миром. Описать чувства – значит описать и эти связи. Ахматова стала для меня поэтом огромного духовного богатства, пронзительной искренности и изящества.

Поэзию Анны Ахматовой иногда считают чуть ли не личным дневником, немудреными записями пережитого.

Но всмотримся пристальнее в изображенную ею природу. Образов русской природы в поэзии Анны Ахматовой великое множество. Они щемяще выразительны, печальны, трогательны. Драматические диалоги героев Анны Ахматовой очень часто происходят в окружении природы. «У кладбища направо пылил пустырь, // А за ним голубела река»; «Иглы сосен густо и колко // Устилают низкие пни».

И вот эти строчки:

 
Затянулся ржавой тиною
Пруд широкий, обмелел,
Над трепещущей осиною
Легкий месяц заблестел.
 

Это лишь несколько примеров из юношеских стихов Анны Ахматовой. Зоркость ее поразительна. Все эти примеры – не только фон для личных переживаний. Они вполне самостоятельны, эти пустыри и пруды, сосновые иглы и поросшие лебедою огороды, тонкая паутина и обледенелый сад.

Мне кажется, что человек, занятый только собой и своим чувством, не может вместить столько богатств внешнего мира.

Природа у Анны Ахматовой не только выразительна сама по себе, но и являет нам тонко подмеченные черты народной жизни: «У грядок груды овощей // Лежат, пестры, на черноземе»; «На взбухших ветках лопаются сливы, // И травы летние гниют». Тут в каждой строке приметы сельского труда, крестьянских забот, огорчений, радостей.

А известные стихи о том, как «памятна до боли Тверская скудная земля»!

 
Журавль у ветхого колодца,
Над ним, как кипень, облака,
В полях скрипучие воротца,
И запах хлеба, и тоска.
 

И еще заметим: Анна Ахматова не отбирает в природе лишь исключительные красоты. Да, она любит пышные города, памятники, сады, парки, цветы. Но она легко соединит «бензина запах и сирени». Она оценит «едкий, душный запах дегтя», «груды овощей», «листву растрепанной ольхи». Свободно рядом с изысканными признаками поставит самое обычное, самое простое.

Читая эти точные и богатые наблюдения, забываешь об «интимном романе». Не одна лишь любовь занимает ее ум.

Однако об Анне Ахматовой говорят, прежде всего, как о поэте-психологе, а о ее поэзии – как о поэзии чувств. Она действительно остро и глубоко переживала все то, о чем писала, хотя и редко произносила слова «любовь», «гнев», «печаль», «радость».

Об их содержании мы узнаем по тому, как Анна Ахматова видит природу, какие детали быта бросаются ей в глаза. Чувства ее тесно связаны с предметным миром, они как бы обостряют ее зрение:

 
Я вижу все. Я все запоминаю,
Любовно-кротко в сердце берегу.
 

И в самом деле, каждое стихотворение Анны Ахматовой наполнено подробностями окружающей жизни, обстановки, в которой действуют ее герои, признаками счастья, тоски, радости, размолвок, разлук…

 
Дверь полуоткрыта,
Веют липы сладко…
На столе забыты
Хлыстик и перчатка.
Круг от лампы желтый…
Шорохам внимаю.
Отчего ушел ты?
Я не понимаю…
 

Чувства здесь не названы. Но это и не просто перечень разного рода мыслей. Каждая подробность играет свою роль в том, что случилось.

Взволнованный взор фиксирует следы недавно происшедшего. Полуоткрытую дверь, в которую он только что вышел. Его поспешность и взволнованность. Вещи, столь необходимые дли верховой езды, оставленные в смятении и гневе: «На столе забыты // Хлыстик и перчатка». Заметьте, одна перчатка – признак чрезвычайной взволнованности и рассеянности.

А дальше – одиночество покинутой, склонившейся в желтом круге лампы, надеющейся, что он опомнится и вернется – «шорохам внимаю».

Придумывающей утешение и уговаривающей себя: Радостно и ясно // Завтра будет утро. // Эта жизнь прекрасна, // Сердце, будь же мудро.

Вся эта сцепа полна психологического смысла. Кипят настоящие страсти. А мы видим полуоткрытую дверь, перчатку, хлыстик, круг от горящей лампы. Душевное состояние героев отразили окружающие их вещи.

И так у Анны Ахматовой очень часто: ожидание, томление, муки, покинутость, счастье узнаются по горячей подушке, по морозному узору на окне, по лыжному следу… И еще – по жесту, по взгляду, брошенному на собеседника, по наклону головы или соприкосновению рук.

И мне кажется, что это – найденный способ передать состояние. Окружающий мир хранит психологические приметы, если смотреть на него взволнованным, неравнодушным взглядом. Восхищаешься тем, что чуть ли не всякое сердечное движение Ахматова может выразить через предмет, жест, позу. Как она умеет соотнести их с внутренним самочувствием героев!

Но Анна Ахматова не ограничивается лишь этим кругом личных чувств, психологических жестов. Ее чувства, вырываясь из заколдованного круга личных отношений, обращаются к природе, к Родине.

Анна Ахматова может единым духом и взором, одной стихотворной фразой объять многое и разнообразное. «Малиновые костры, словно розы, в снегу цветут». Как далеки и мало соединимы в своей сути розы, снега и костры! Но Анна Ахматова с зоркостью необыкновенной уподобляет костер розе в снегу, соединяя беззащитную хрупкость цветка и убийственную силу холода. Можно сказать, что Анна Ахматова совмещает лед и пламень. Но при этом и лед не плавится, и пламень не гаснет.

В ее лирике найдется немало страниц трагических и печальных. И наверное, выстраивая ее драматические образы в один ряд, можно было б нарисовать портрет поэта мрачного и скорбного. Но это неверно. Анна Ахматова не была таким поэтом. У ее трагизма существует тайна перехода в жизнелюбие. Стихотворение «Тот город, мной любимый с детства…» трагично воспоминаниями о безвозвратных потерях, сожалением, что «все унеслось прозрачным дымом». Но оно подводит к удивительно сильным заключительным строчкам:

 
И дикой свежестью, и силой
Мне счастье веяло в лицо,
Как будто друг, от века милый
Всходил со мною на крыльцо.
 

Не только в давних любовных стихах, принесших ей когда-то славу, сказалась Анна Ахматова. Она проявила незаурядную силу характера, стойкость и волю, осуществленную в искусстве поэзии.

Сами стихи ее как бы становятся судьбой поэта. В них мы находим внутреннюю его биографию.

Главные жизненные центры поэзии Анны Ахматовой – природа, Родина, Россия. Границы личного дневника сметены глубоким и жадным интересом к внешнему миру.

Простые чувства оказались не отдельно – любовью, отдельно – дружбой, отдельно – восприятием природы. Они связаны со всей жизнью человека, где одно немыслимо без другого, немыслимо без любви к этому миру. И сквозь нее мы видим картины милой природы, то шепотом, то громко беседуя с родной землей. Все, что произвела на свет Любовь – будь то ребенок или озарение мастера, – всегда прекрасна. И в этом бессмертная тайна Любви и Поэзии, которую нам, смертным, суждено разгадывать до конца своих дней. Именно так прекрасна и загадочна поэзия Анны Ахматовой.

«И если в этом мире не дано нам расковать последнее звено, пусть смерть приходит, я зову любую! (по лирике Н. Гумилева)

Никто не может сказать о поэте больше, чем он сам может сказать о себе. Ни близкие поэту люди, ни его друзья не могут рассказать о нем больше, чем он сам говорит о себе в своих стихах. Поэт – это целый мир переживаний, радостей, мечтаний, желаний…

Огромное влияние на Серебряный век оказал Золотой век, век великого Пушкина. Среди поэтических звезд конца XIX – начала XX веков известны такие поэты как Гумилев, Брюсов, Цветаева и многие другие истинные таланты.

Не многие поэты дожили до старости, видимо, судьба уготавливает для поэтов не только неординарную жизнь, но и необычный ее конец. Судьба щадит их, даруя им вечную молодость.

Среди таких вечно молодых поэтов – и муза русского поэта Николая Гумилева. Поэта, чье имя более полувека было под запретом, но чьи стихи проникали из одного десятилетия в другое. Проникали, в очередной раз доказывая миру, что судьба больше поэта; что можно убить творца, но не память о нем, но не его стихи.

На примере Гумилева можно судить о трагической судьбе русской интеллигенции начала XX века. Интеллигенции, ярким и полноправным представителем которой был Гумилев.

Николай Гумилев – человек сильной, можно сказать, «стальной воли» – делал себя сам, и потому признавал над собою только собственный суд. Было в нем что-то властное, гордое, что-то, что заставляло людей, не менее гордых, прислушиваться к нему, подчиняться ему. Так, Гумилев смог создать «Цех поэтов», в который вошли такие знаменитости, как Мандельштам, Зенкевич, Ахматова, Городецкий.

Необычайной смелостью, своеволием, непокорностью, непримиримостью с обстоятельствами обладал этот человек.

Судьба словно предсказывала «бурную жизнь» Николаю Гумилеву, родившемуся в штормовую весеннюю ночь. У поэта действительно была особая жизнь – он всегда был вождем.

Большое внимание на творчество поэта оказал Валерий Брюсов, особенно в первые годы самостоятельного творчества.

Любовная лирика поэта непосредственно связана с Анной Горенко, известной под именем Анны Ахматовой, с которой поэт знакомится в 1903 году и посвящает ей ряд стихотворений. Необычайно красиво стихотворение «Она», посвященное, несомненно, Анне Ахматовой. Вообще, красота и певучесть характерна всем стихотворениям Гумилева.

Гумилев действительно любил, даже преклонялся перед Ахматовой:

 
Назвать нельзя ее красивой,
Но в ней все счастие мое.
 

Мы узнаем, что у женщины, которую любит поэт, «четки сны ее, как тени».

Так можно сказать только о поэтессе.

Экзотика в поэзии Гумилева никогда не была самоцелью, но если сначала она присутствовала как выражение мечты («Озеро Дели»), то затем, в зрелом возрасте, стала отражением его, гумилевского мировидения и бытия.

Романтика прекрасно уживалась в нем с трезвым отношением к поэзии, ибо одно было формой существования, второе – делом жизни, и в личности этого человека они являли единый сплав.

Прекрасно по своим художественным качествам стихотворение «Отравленный». Оно просто наполнено романтикой:

 
И приду к ней, скажу: «Дорогая,
Видел я удивительный сон.
Ах, мне снилась долина без края
И совсем золотой небосклон».
 

И вообще, слово «золотой» очень часто встречается в стихотворениях Гумилева: «звенели золотом копыт» («Царица»), «золотой небосклон», «стакан золотого вина», «и одно золотое с рубином кольцо» («Баллада»). Видимо, золото ассоциировалось у Гумилева с властью, гордостью, что было близко его душе.

Хотя сомнений в себе, в своем таланте немало, Гумилев не отступается от мысли, что человек может сделать себя сам – даже поэтом.

Вечно актуальная тема поэта и поэзии ярко отразилась в произведениях Гумилева. Подобно Лермонтову, Гумилев чувствовал, что поэт немеет:

 
Они запуганы и бледны
В громадах каменных домов.
 

Но он более оптимистичен, нежели Лермонтов, если тот определенно скорбит об утерянном призвании поэта, то Гумилев говорит: «И ныне есть еще пророки».

Гумилев так же, как и Лермонтов, скорбит о поэтах, к которым теряется интерес:

 
Но только духи темных башен
Те речи слушают, смеясь.
 

Поэт и толпа – тема, ярко выраженная в творчестве Гумилева. И здесь он особое внимание уделяет пророческой речи поэта и тому, что эта пророческая речь никому не нужна.

Еще очень многое можно сказать о поэте Гумилеве, и еще многое можно сказать о человеке Гумилеве, но всего в одном сочинении не скажешь.

В заключение я хотела бы сказать, что Гумилев – один из самых полюбившихся мне поэтов Серебряного века. Особенно в его творчестве мне импонирует его открытость, красота стихотворений. Нет в его лирике резкости, скачков – просто текучая, «медная музыка стиха».

И если уж так красивы его стихи – не могут их не читать.

«Сегодняшняя поэзия – поэзия борьбы, каждое слово должно быть, как в войске солдат» (по лирике В.В. Маяковского)

Сатира должна быть колкою и веселою.

Вольтер

Маяковский – один из самых талантливых сатириков XX века. Он создал классические образцы сатиры нового типа, отрицая и обличая все, что мешало успехам социализма, и тем самым расчищая путь для движения советского общества к коммунизму.

В творчестве Маяковского прослеживаются традиции русской классической сатиры Гоголя, Некрасова, Салтыкова-Щедрина. В начале творческого пути Маяковского его сатира была направлена против старого мира. Затем она служила целям защиты рождающегося социалистического общества. Наконец, она стала орудием строительства нового общества и новых отношений.

К дореволюционному творчеству Маяковского относятся сатирические гимны. Уже сами названия гимнов дают представление об их направленности. Они обращены к явлениям идеологического порядка либо, напротив, к тому, что существует извечно. Общим для всех гимнов является основной прием изображения сатирического персонажа. Главная черта, подлежащая осмеянию, гиперболизируется. Так возникает гротеск. Этим приемом пользовались многие сатирики: Гоголь, Салтыков Щедрин, Некрасов. Уже в названиях гимнов звучит ирония. В «Гимне судье» гипербола воспринимается как шутливый каламбур и вызывает смех, но «Гимн ученому» уже не является смешным. Герой «Гимна критику» вызывает не смех, а чувство гнева. В «Гимне обеду» сатира достигает трагического гротеска. Этот образ уже не смешон, а страшен. Но какие бы явления капиталистического мира ни освещал Маяковский, он видит в них одну общую черту, характеризующую строй в целом, – его враждебность к человеку.

Маяковский чутко реагировал на события, происходящие в стране. Во время революционных событий, когда кадеты пытались обмануть народные массы, поэт создал «Сказку о Красной шапочке», в которой отозвался о кадетах так:

 
«Жил да был на свете кадет.
В Красную шапочку кадет был одет.
Кроме этой шапочки, доставшейся кадету,
ни черта в нем красного не было и нету».
 

Сатирические произведения Маяковского 20-х годов поражают своим тематическим разнообразием. Кажется, нет такого отрицательного явления, которое не попало бы под увеличительное стекло поэта-сатирика. Перед нашим взором «целая лента типов тянется»: новый буржуй, вредитель, обыватель, ханжа, трус, взяточник.

Важнейшими темами произведений Маяковского 20-х годов являются темы мещанства, нового быта. Врагов революции Маяковский делит на два лагеря: враг внешний и враг внутренний. Самый страшный для него внутренний враг – бюрократизм и мещанство. Против этих явлений общественной жизни направляет Маяковский острое перо сатирика. Мещане в разные времена по-разному меняют свой облик, но сущность их остается прежней. Единственный принцип мещанина – собственное благополучие. Мещане опасны, так как мещанство разъедает душу и тем самым лишает революцию ее бойцов. По мнению Маяковского, мещанство и гражданственность несовместимы.

Образ советского мещанина дан в стихотворении «О дряни»:

 
«… стеклись они,
наскоро оперенья переменив,
и засели во все учреждения.
Намозолив от пятилетнего сидения зады,
крепкие, как умывальники,
живут и поныне
тихие воды.
Свили уютные кабинеты и спаленки».
 

Политическая в своей основе сатира Маяковского проникает и в сферу быта, нравственности, эстетики. Прозаседавшиеся помпадуры, сплетники, трусы, обыватели, приспособленцы из категории «служителей муз» превращаются у Маяковского в людей, опасных для строительства новой жизни, утверждения новых духовных ценностей. Чтобы привлечь к ним внимание, сатирик пользуется различными способами укрупнения и заострения образа, создает особую, необычную ситуацию, близкую к фантастике.

В 1920–1921 годах поэт создает ряд произведений, которые в жанровом отношении ближе к стихотворному фельетону. Это бытовая сценка «Сухаревка» (1920), «Рассказ про то, как кума толковала о Врангеле без всякого ума» (1920), «Сказка о дезертире, устроившемся недурненько» (1920–1923).

Фельетоны и памфлеты, портреты и эпиграммы – еще не вся сатира Маяковского. Кроме легкой «кавалерии острот» Маяковский создал комедии «Клоп» и «Баня».

Высокая культура сатирического смеха, богатство ритмики, острое слово – все это отлило форму драматического жанра. Маяковский продолжал традиции русской классической сатиры, безжалостно разоблачал любое зло. Эту традицию он завещал искусству будущего, искусству нашего времени.