Текст книги "Ларт Многодобрый"

…Ты тоже забыл.

Демон смеялся, а я едва сдержался, чтобы не обругать его. Но с демонами нельзя разговаривать! Даже если они говорят полезное. Можно принять совет, можно притвориться, что не услышал, но разговаривать с ними нельзя. Иначе он никогда не уйдет.

А я не гайнул, да и забыл я не все. Я многое помню. Но все это разорвано на отдельные нити. Когда я сплету из них узор, вспомню все. И демон уйдет. Ему не останется места в моей голове.

Купец самый низкий из нас, но он разговаривает так, будто самый главный в караване – это он. И на охранников своих он кричит, и на слугу, даже на кипана. Еще в то утро, когда я брал мазь, он хотел, чтобы караван пошел дальше. Но кипан не стал уводить караван от воды. Сказал, что, пока проводник жив, они будут ждать. А когда умрет и за ней придут другие Читающие, тогда они дадут еще одного проводника. Если их хорошо попросить.

Похоже, кипан давно ходит по Пыльной Земле. Я не знал, что за мертвым проводником приходят. Или я это забыл?

Еще кипан сказал, что купец может идти сам, не дожидаясь каравана. Если очень торопится. А караван не пойдет вперед без проводника. И назад не пойдет – никто ведь не запомнил пройденный Путь и все ловушки.

Но молодой так и не ушел. И охранники его остались. А ночью они мешали мне спать. Тогда-то я и не дал им поиграть с молодым слугой.

Сразу заснуть в ту ночь у меня не получилось – слуга купца сидел возле моего поала. С той стороны, где не было раненой.

Я дал ей воды, поправил подстилку, на которой она лежала, сам напился. А молодой все не уходил. Я расстелил свой плащ, лег, завернулся в него, закрыл глаза и притворился, что сплю. Но он так и не ушел. Когда мне надоело, что он сидит и молчит, я спросил:

– Зачем ты здесь?

– Я пришел отблагодарить тебя… миной.

– Не называй меня так. У тебя уже есть хозяин.

– Я иду с ним первый раз. И больше с ним не пойду.

Такое часто бывает. Многие становятся попутчиками, но, когда путь каравана окончен, они расстаются, чтобы больше не встретиться. Только кипан и его воины редко делают это. Но они не попутчики, они – стая.

Пока я молчал, молодой придвинулся ко мне и зашептал:

– Миной, я не могу заплатить тебе, но если ты хочешь поиграть со мной…

Он снял качиру. Его волосы и лицо были светлыми. Я никогда не видел такой светлой кожи и потрогал ее пальцем. Кожа была теплой и гладкой – волосы на ней еще не росли. Молодой всхлипнул, но отодвигаться не стал.

…Еще один озабоченный. Блин, тут что, все бледно-синие?

Я не понял, что сказал демон, но играть мне не хотелось. Я мечтал выспаться, а не дремать еще одну ночь вполглаза, слушая, дышит раненая или нет.

– И часто ты предлагаешь такую плату?

Я вытер руку о штаны. Пальцы еще помнили, какая мягкая кожа у молодого слуги.

– Нет, миной. Я никому такого не предлагал. Даже брату моей матери!

Потом он всхлипывал и говорил, говорил и всхлипывал, а я слушал и дремал сидя.

Ролус – маленький обломок большого камня – такое дорожное имя взял себе молодой. Еще сезон назад у него был дом, мать и отец, два старших брата и младшая сестра. Но все они вдруг заболели и умерли. Он тоже заболел, но остался в живых. Пока он думал, что ему делать с большим пустым домом, с лавкой и с мастерской, появился брат матери и забрал все это себе. За долги, как он сказал. Ролус никогда не слышал, чтобы отец говорил о долгах, но с братом матери пришел отряд стражи, и дом пришлось оставить. Потом и из мастерской, где Ролус переночевал всего две ночи, он вынужден был уйти. А вскоре и из города. Брат матери назвал его вором, что забирается в чужие мастерские. Если бы Ролус согласился поиграть в нору и зверя, его не стали бы наказывать за мастерскую, но он отказался и убежал. Он не думал, что брат матери обзовет его вором. Вот и пришлось срочно уезжать из города. А в поясе у него оставались только те камни, что сам гранил и шлифовал. Дешевые и простые камни, с какими отец разрешал работать. Их и придется показывать будущему наставнику. Если найдется такой, кто захочет взять ученика без рекомендации и учить в долг. Купец пожалел Ролуса и позволил идти с караваном. Сказал, что еда и охрана стоят дорого и что платы в конце пути не будет. Но если ведущая караван выберет Ролуса, тогда пояс с сабирами будет его.

Не знаю, зачем молодой рассказал мне все это. Демон сказал, что парню выговориться приспичило, но с какой стати, я так и не понял.

– Нип…

Пришлось открыть глаза и посмотреть на попутчика. Его кожа сияла в лунном свете, а лицо… Такое лицо должно быть у жены, а не у мужа. Жаль, что Ролус родился не женой.

– Нип, а какая она? Та, что ведет караван.

– Зачем тебе?

– Я боюсь. Вдруг она… некрасивая. Как брат моей матери.

Некрасивая? Никогда не думал так о Читающей.

Она высокая, темная. И кожа у нее темная, и волосы. А тело худое. Но сильное. Волосы на теле мягкие и короткие. У многих тиангий есть волосы на теле. Красивая она? Не знаю. Но я не отказался бы поиграть с такой. Потом, когда высплюсь. Вот только меня она не выберет. Она выберет молодого, который не знает, что делать с сильной женой. Может, и жены у него еще не было. Даже такой, что стоит полтибола.

– Нип, а если я не смогу так, как Ситунано?

– Не сможешь так – сделаешь лучше.

– А лучше можно? – удивился Ролус.

– Можно.

…Блин, нужно! А тот великий трахальщик такую пургу гонит – оборжаться можно.

Молодой охранник рассказывал много смешного. Но говорил он тогда, когда возле огня оставались только Ролус и гайнул. Когда старшие мужи не могли слышать его рассказов. Охранник хвастался своей победой над Ориси.

Все молодые начинают с Ориси. Если не знаешь – она научит, а если не можешь – поможет. И не будет смеяться и торопить. Та Ориси, что стоит полсабира и больше. За это ей и платят так много. А та Ориси, что стоит полтибола, за один круг примет десять мужей. Тех мужей, которые торопятся. Но ни с одной Ориси нельзя сделать то, о чем рассказывал Ситунано. Ни у одного мужа нет столько зверей, чтобы сразу забраться во все норы Ориси.

– Ты меньше слушай этого… песнопевца. И у тебя все получится.

– А песнопевцы говорят не истину?

– Истину. Но на зерно истины добавляют две горсти песка выдумки. Отдели истину от выдумки и спи спокойно.

– Благодарю тебя, Нип. Я буду спать спокойно.

Ролус стал укладываться под боком моего поала. Возвращаться к кутобе купца он не захотел.

Я подошел к раненой, намочил и положил ей на лоб повязку, сам напился и наполнил флягу. Утром в колодце остается мало воды, когда все напьются и наберут воды, чтобы готовить еду.

Я вернулся к поалу, а молодой еще не спал. Он крутился под своим плащом, вздыхал, вздрагивал. Или замирал, сжавшись в комок, и слушал ночные шорохи. Совсем не опасные, но он боялся. Под белой луной всегда плохо спится. Я расстелил плащ, сел.

– Ролус, ты спрашивал про Читающую, – тихо сказал я, и молодой тоже сел. Ни у кого я не видел таких больших и таких блестящих глаз.

– Да, Нип, спрашивал.

– Ты видел жен с темной кожей?

– Темной? Как ночь без луны?

– Нет. Как шкура моего поала под солнцем. И даже еще светлее.

– Как танипа?

– Ролус, я не знаю, что такое танипа.

– Это камень. Очень дорогой и красивый. Он светлее, чем шкура твоего поала. И сквозь него видно солнце, – молодой улыбнулся. – Она красивая, да?

– Красивая.

Скоро Ролус заснул. Он дышал тихо и улыбался во сне. Я задремал, когда Белая ушла к горам.

Утром купец и кипан опять ругались. Теперь уже из-за меня. Купец требовал плату за лечение своих охранников – я был не очень осторожен с ними ночью. А кипан говорил, что вывихнутая рука и два выбитых зуба не стоят трех сабиров. Даже тибола не стоят. Сколько платят лекарю за такие раны, кипан хорошо знает. Но если охранники купца стоят так много, то их самих надо лучше охранять и не разрешать им ходить по ночам. В белую луну так легко упасть и пораниться. А наказывать меня кипан сегодня не будет. И завтра тоже. Охранников в Пути не наказывают. Вот когда караван придет…

…Ага, я накажу его потом. Если не забуду.

Демон смеялся. Кипану тоже было весело. Только купец злился. Он хотел, чтобы я заплатил убыток, извинился и поработал у него охранником, пока его собственные больны.

– А ты не хочешь, чтобы Нип поиграл с тобой в зверя и нору? – спросил кипан.

Тут я и вышел из-за кутобы.

Купец посмотрел на меня, как на товар или на гайнула, которому можно приказать снять одежду, стать на колени, и тот с радостью снимет и станет.

– Хочешь, чтобы я извинился – выставляй бойца на поединок. Победит он – извинюсь.

Купец промолчал, а я пошел к костру за едой.

Скоро к костру подошел и старший охранник.

– Нип, я твой кипан. И я решаю – быть поединку или нет, – тихо сказал он, когда набрал миску асты и сел рядом со мной.

– Да, Крант. Ты мой кипан. Я не буду драться, если ты запретишь.

Я говорил так же тихо, как и кипан.

– Ты будешь драться. Если тебя вызовут. – И совсем другим голосом спросил: – Как она?

– Спит.

Кипан доел и ушел. А ближе к обеду меня вызвали на поединок. Вызвал тот, кому я выбил два передних зуба. Он пообещал мне выбить все. Охранники у купца большие и высокие. Я дорос только до плеча супротивника. Он улыбался и облизывал губы. Ярко-красные и сухие. От охранника пахло желтым грибом. Пыль гриба дает мужу и поединщику много силы, но заставляет думать о воде.

Уговорились драться до первой крови. И без меча.

…Блин, так дай ему в нос! И все дела.

Как ударить в нос и убить – это я знал. А вот как пустить кровь и оставить живым?.. Тут надо быть осторожным как никогда.

Я разбил нос супротивнику, когда стукнул его зверя сапогом, и беззубый нагнулся.

Поединок закончился быстро. Не все успели к его началу.

Когда я возвращался к раненой, кипан вспомнил, что хотел наполнить флягу, и пошел вместе со мной. Пока мы шли среди поалов и тюков, кипан молчал. Только недалеко от Столбов он тихо покашлял, не открывая рта. Старший всегда так делал, когда собирался говорить. Но он все шел и молчал. И тогда я спросил:

– Крант, ты мне хотел что-то сказать?

– Да, Нип. Я вижу, ты любишь заводить врагов.

Странные слова сказал кипан – я не ожидал таких от него.

– Мне надо было проиграть?

– Нип, тебе так не хотелось извиняться?

– Крант, ты думаешь, купцу хватило бы извинения?

Я хотел, чтобы кипан повернулся ко мне, но он шел и смотрел вперед.

– Нип, ты знаешь, как зовут купца?

– Нет.

– Рапилуто.

– Что это?

– Черная змея. Она тоньше пальца, но от ее яда нет противоядия.

Кипан ушел к Сломанному Столбу. В сторону навеса, под которым лежала Читающая, даже не посмотрел.

Я поднял край полога и присел возле раненой. Повязка у нее на лбу опять была сухой. Когда я намочил повязку и умыл Читающую, она вдруг открыла глаза. Желтые, как Санут. Я дал ей воды, и она стала пить, глядя на меня. Совсем не так, как смотрел купец. Я не знал, о чем с ней говорить. Она вернула мне флягу и начала первая:

– Это ты лечил мою голову?

Глупо прятаться в тени, когда ты пропах жареным мясом.

– Да, тиангия. И качиру с тебя снимал тоже я.

Глаза у Читающей стали опасными. Она провела рукой по груди. Нащупала повязку.

– Одежду с меня тоже ты снимал?

– Да.

– Кто еще тебе помогал?

– Никто. Я сам.

Читающая молчала и смотрела. Как тогда, когда я только встретил караван.

– Если я обидел тебя, то… извини.

Она молчала. Совет кипана не помог.

– Тиангия, если тебе этого мало, то… я приму твое наказание. …Блин, хорошо, когда много врагов. Если кто-то достал – всеостальные обломались. Пустячок, а приятно.

– Накажу. Потом.

И Читающая улыбнулась. Глазами улыбнулась. И губами. Не показывая зубов. Так все тианги улыбаются. Зубы они показывают только врагу.

После обеда караван ушел от Трех Столбов.

3

Я видел смерть Беззубого и радовался ей.

Когда я проснулся, то сразу же услышал его голос. У Беззубого громкий голос. А еще охранник хотел, чтобы я слышал его. Он сидел у костра и рассказывал, как ему хочется запустить своего зверя в мою нору. Когда я подошел к костру, Беззубый замолчал. Я набрал асты и сел завтракать. Те, кто уже поели, отошли от костра совсем недалеко. Они не стали уходить, надеясь увидеть то, что я сделаю с наглецом. Или что он сделает со мной. Но охранник купца молчал. Я тоже ел молча. Если бы Беззубый и дальше болтал, я бы ответил ему. Кулаком или сапогом. Чтобы не отвлекал меня от еды своими глупыми мечтами. Но он мечтал, когда меня не было рядом. А за мечту не бьют. Даже если я услышал ее и она мне не понравилась.

…Блин, абыдно-то как!

Другие охранники смотрели на нас и посмеивались. Мы оба были чужими для них. Когда дерутся два поала, лучше не становиться между ними, но посмотреть на драку – желающие всегда найдутся.

Только кипан разговаривал со мной как с равным. Остальные же говорили, когда нельзя было промолчать, и молчали, если можно было не говорить. Молодой охранник, что так и не поменял себе имя, держался от меня подальше. А вот молодой слуга старался быть ближе ко мне на привалах. Вечером он укладывался спать под боком у моего поала. Купец притворялся, что ему все едино. А я не забывал следить за Черной Змеей. Говорят, что даже вода, которую пьет черная змея, становится ядовитой.

..Ага. Поцелует тебя в спину

И откусит половину.

Демон все еще со мной. Он смеется и показывает мне то, что не истина. Уже вторую ночь я вижу во сне смерть Беззубого, а утром – его живого.

Читающая тоже не умерла. Она не повела караван в горы, а направила нас к старой дороге, что проходит под горами. Ее построили еще древние. Она начинается от самой большой трещины Пыльной Земли и заканчивается в озере, за горами. В том озере нет воды – только туман. Он дрожит и светится ночью.

Отец рассказывал о дороге Ролусу, а он поведал мне. Он много говорил: об отце, о братьях, о редких и ценных камнях, сквозь которые видно солнце, а еще о том, что услышал от песнопевцев. Я его только слушал. Или нет, но ему это было все равно. Его тянуло на воспоминания, когда мы укладывались возле поала, но еще не спали, зато днем он молчал.

С Читающей я больше не разговаривал. Даже не подошел к ней ни разу. Когда караван идет, то она находится впереди и одна. На привале она тоже держится отдельно от всех. Только кипан может подойти, поговорить с проводником. Но недолго. И опять она остается одна. Даже если я прохожу мимо, она не смотрит в мою сторону. Это в пути ей надо смотреть по сторонам и вперед, а на привале проводник отдыхает.

Уже второй день мы обходим трещину. Не очень широкую, но переступить через нее нельзя. А там, где человек не перейдет, поал тоже не будет. Горы давно остались позади, мы опять идем в глубь Пыльной земли. Но пыли пока мало. Даже мелкие камни и узкие трещины видны под ней. Все глыбы, что попадаются нам на пути, меньше той, возле которой я ждал караван. А каменные столбы тонкие и невысокие – в три или четыре поальих роста. И потрескались они не очень сильно. Читающая не боится подходить к ним близко.

Последний привал у нас был в тени Толстого Столба. Там, где четыре Столба стоят так близко, что поал не смог бы пройти между ними. Даже если бы захотел добраться до воды или травы. Со стороны все четыре Столба кажутся одним большим и толстым. Вода здесь солоноватая, но до следующего источника идти день и еще полдня. Если путь к нему не перекрыла новая трещина. Такое часто бывает в Пыльных Землях.

К вечеру мы дошли до того места, где трещина начала сужаться. Нам удалось ее преодолеть, когда небо стало светло-серым. Над Пыльной землей не бывает солнца. Луны тоже редко смотрят на отравленную территорию. Так много смертей и колдовства впитала она. Даже ветер боится летать над ней.

Когда пыль между двумя Столбами зашевелилась и потекла к каравану, Читающая этого не увидела. И никто этого не заметил, кроме меня и раба госпожи, что ехала в первой кутобе. Он шел за последним поалом, и подбирал поальи лепешки. Я тоже ехал в хвосте каравана – сегодня такой жребий мне достался. Передо мной шли поалы купца. Те, что с грузом, связанные по двое. Первую двойку вел Ролус, вторую – старый раб купца Слева за поалами присматривал Беззубый, справа – другой охранник. Охранники купца много разговаривали сегодня – чаще при помощи пальцев, чем в голос – потом начинали смеяться, оборачивались назад. Над кем они смеялись, надо мной или над рабом, – я об этом не думал.

Пыль дотянулась до поала Беззубого, и животное упало.

Поала трудно свалить, но если он падает на бок, то поднять его еще труднее.

Поал Беззубого рухнул и придавил седока. Беззубый закричал и задергался. Поал тоже кричал, дергал ногами и ерзал на левом боку. Второй охранник погнал своего поала к кутобе купца. Остальные тоже пошли быстрее.

Пыль между Столбами поднялась в половину поальего роста и дрожала, как ткань под ветром. Потом один язык пыли отделился и потянулся к упавшему поалу. Беззубый сумел выбраться из седла и откатиться в сторону. Подальше от тропы. Однако язык зацепил его и потащил к столбам. Поала тоже, за шею и переднюю ногу, но тот больше не дергался. А вот Беззубый кричал не переставая. Совсем как в моих снах. Но тогда этот крик радовал меня, а теперь я хотел, чтобы он быстрее прекратился.

Караван уходил все дальше от опасного места. А я, раб и два поала остались там, где остановились. Пыльные языки отрезали нас от остальных. Даже очень голодному демону не проглотить сразу весь караван. Нас ему хватит…

…Ага, на первое, второе и третье. Блин, ну и урод!

Сначала я услышал своего демона, а потом увидел того, кто прятался за пылью.

Чужой демон был очень большим. Я разглядел только его голову. Она протиснулась между Столбами и немного не дотянулась до нашей тропы. Голова длинная и узкая, как у чирухи. Только без ушей. И без меха. На морщинистой морде блестели глаза и шевелились усы, длинные и очень сильные. Это они тащили поала и Беззубого. Но рот у демона был не такой большой, чтобы поал там поместился. Да что там поал, даже охранник вряд ли.

Пока я стоял и смотрел, усы демона начали подбираться к моему поалу, да и к тому, что вез лепешки для костра. Раб ухватился за поала и молчал – у него не было языка, но глаза его сделались очень большими.

Я хотел уехать и оставить всех остальных демону, но проклятые усы выползли на тропу с двух сторон. Тогда я снял плащ, спрыгнул на землю начал рубить усы, что закрывали мне путь к каравану. Это было нелегко – демонские усы толще моей руки, но у меня хороший меч. Я отрубил два из них, когда что-то ударило меня по ногам.

Обрубок! Он притворялся мертвым и ждал, что я подойду к нему.

Я еще раз ударил по нему, но часть его успела обмотаться вокруг ноги тройным браслетом. Быстро идти у меня уже не получалось, а на тропу выползали новые усы и тянулись ко мне. Даже обрубки поползли в мою сторону. Когда я понял, что к каравану мне не пробиться, то направился к демону, отрубая по пути те усы, что мешали мне бежать.

Если есть голова, ее всегда можно отрубить.

Демон рвал поала и запихивал куски в рот. Лап у демона я так и не увидел, но их заменяли ему усы.

Беззубый уже не дергался и не кричал. Теперь его можно было называть Безногим. Он тихо лежал рядом с тем, что осталось от поала.

Вблизи демон оказался еще больше. Напрасно я сравнил его с чирухой – ни крыльев, ни лап у него не было. Больше всего демон походил на змею, толстую старую змею. Но я так и не увидел, от чего можно отрубить его голову. Кажется, кроме головы у него ничего не было.

«Если не можешь отрубить голову – бей по глазам!» Так меня учили.

Я почти запрыгнул на его голову, когда сразу три уса метнулись в мою сторону. Два я успел отрубить, а третий вцепился мне в ногу. Но и его я тоже отрубил, однако теперь на двух моих ногах шевелились толстые браслеты. Они так сильно стиснули мне конечности, что я закричал. Даже сапоги не помогали! Я не мог стряхнуть их, чтобы избавиться от демонских браслетов. Ко мне теперь тянулись те усы, что уже разорвали поала и остались без добычи.

Ударить демона по глазам у меня не получалось – я не смог забраться на его голову. Тогда я ударил по морде. Наотмашь. Еще и еще раз. Я хотел, чтобы раны были большими, чтобы меня приняли за опасного врага и не захотели жрать.

Раны получились большими. Вот только крови не было. Вместо нее выступила желтая слизь. Демон завизжал и мотнул головой.

У меня потемнело в глазах от его визга, а во рту стало горько и солоно. Потом спине сделалось больно и жестко. Противник отбросил меня к каменному Столбу.

Упасть я не мог – проклятый ус вцепился мне в руку и начал трясти и бить о камни. Меня подняли не очень высоко, но отрубить ус я все-таки не мог – рука с мечом торчала кверху. Перехватить оружие я не успел, хоть меня и перестали трясти, – голова врага придвинулась ко мне совсем близко. Он посмотрел на меня сначала одним глазом, потом другим. Глаза у демона были мутно-синие. Потом губы его вытянулись, будто он хотел меня поцеловать. От его ран воняло так, что у меня слезы наворачивались на глаза.

Все, что я съел вчера и сегодня, сразу же подкатило к горлу.

…Бей вонючку!

И тогда я ударил его. Кулаком в нос. Изо всех сил.

Демон рассыпался в пыль.

Я упал возле Столба. Горький комок, что стоял в горле, вылился из меня. В пыль, что была когда-то демоном.

Потом я пополз. На четвереньках. Туда, где стояли раб и два поала. Части тела, за которые хватал демон, болели так сильно, будто я совал их в огонь. Но живых браслетов на руке и ногах уже не было. Однако подняться и идти дальше я не мог. Все тело болело и дрожало. Земля тоже качалась подо мной. Проклятый демон заколдовал меня!

…Обычный отходняк после стресса. Только и всего.

Я не сразу вспомнил, что меч нужно убрать. Только когда раб начал усаживать меня на поала. Кулак, которым я ударил демона, не захотел разжиматься. Когда я посмотрел на него, то испугался так, как не боялся, даже глядя в глаза демону.

У меня в кулаке был Пьющий Жизнь.

4

Надо мной была огромная каменная плита. Меня положили под нее после битвы с демоном. Если все это мне не приснилось, как накануне смерть Беззубого. А может, это опять шутка моего демона и скоро я услышу голос охранника…

– Нип, ты хочешь пить?

– Хочу.

Вода была вкусная и совсем не соленая. И дал мне ее Ролус. Не заговори он со мной, я все едино узнал бы его. По дыханию, по запаху. По тому сиянию, какое вижу вокруг него. Даже когда глаза мои закрыты.

Ролус чего-то боялся.

Охранникам купца нравится пугать его. Они говорят молодому злые и обидные слова, а он от страха убегает. А если не может от них скрыться, то начинает плакать. Тогда охранники смеются еще громче. Купец молчит и не останавливает их.

– Ролус, где Беззубый?

У охранника есть другое имя, но я стал называть его так после нашего поединка, и слуга купца тоже. Когда тот его не слышит.

– Его нет.

– А где он?

– Его убил демон. – Голос у Ролуса дрожал.

– Ты сам это видел?

– Нет. Видел кипан, видели охранники, видели лекарь и купец.

– А Читающая?

– Она тоже. И велела сжечь Беззубого, а его пыль рассыпать над трещиной.

– А это ты видел?

– Да. Но совсем немного. Кипан сказал, чтобы я и тисани не смотрели. Я сразу отвернулся, а Ситунано смотрел долго. Потом у него заболел живот.

– Еда вышла верхним путем?

– Да. А откуда ты знаешь? Ты видел? Нип, ты же тогда спал на поале.

– Не видел. Но мой живот тоже так болел. После битвы с демоном. Ролус, дай мне еще воды.

– На, пей. – И молодой протянул мне флягу. – Ты и на поале просил воды. И потом, когда кипан положил тебя здесь.

– Это он велел тебе сидеть возле меня?

– Нет. Это я сам.

– Почему?

– Нип, ты горячий, ты много пьешь, а фляга у тебя маленькая.

– Здесь много воды?

– Очень много! Как под Сломанным Столбом.

Там был родник на дне каменной чаши. Чаша большая – только плащом можно прикрыть ее. Рано утром вода выливалась из нее и стекала в маленькую трещину. А вечером воды в ней оставалось так мало, что родник можно было накрыть рукой. Тогда он облизывал ладонь, как детеныш поалихи.

Я быстро выпил всю фляжку, и моя кожа сразу стала мокрой. Я вытер остатки влаги на лице, а рубашку мне помог стянуть Ролус.

– Ты всю дорогу так пил. А лекарь сказал…

Молодой замолчал и стал выкручивать мокрую рубашку.

– Нип, я ее постираю. Когда ты заснешь.

– Так что сказал лекарь?

– Что твои раны нельзя вылечить. Что ты скоро умрешь. Что воду на тебя тратить не надо.

– А я много выпил?

– Много. Свою фляжку, мою, кипана и… еще два буримса.

Я выпил столько воды, что можно было в ней искупаться.

– Это он велел открыть буримсы?

– Да.

– А что Читающая сказала?

– Чтобы ты пил. Что вечером еще будет вода.

Проводники не любят говорить, что будет вечером или утром – потому что этого может и не быть. Пыльная Земля полна ловушек и неожиданностей.

– Она еще что-то говорила?

– Да. Но я не понял.

– Про мои раны?

– Нет. Она сказала, что ты закрыл Демону пасть и она теперь долго не откроется.

– А что она сказала о моих ранах?

Ноги и рука болели не сильнее всего остального.

– Ничего. Велела помыть тебя и ушла.

– Лекарь их видел?

– Нет. Он сказал, что если от раненого так воняет, то он скоро умрет.

От меня воняло. Очень сильно.

– Ролус, помоги мне встать.

– Зачем? Я принесу полную флягу и…

– Ролус, я хочу помыться. Отведи меня к воде.

– Я отведу, Нип, но…

Молодой вздохнул так, будто хотел заплакать.

– Говори!

– Читающая сказала, чтобы я не мыл тебя рядом с Чашей. Тогда ты не отравишь воду.

– Ты теперь не боишься ее?

– Боюсь. Но Беззубого я боялся больше. А еще я боюсь, что ты скоро умрешь.

– Я умру, когда Мюрту позовет меня. Сегодня я не слышу его зова.

Караван остановился под Спящим Столбом. Места здесь хватило бы для десятка караванов, но все поалы и люди расположились возле самого выхода. Только меня положили далеко от костра. Там, где Столб почти касался камней. Когда я поднялся, то достал рукой до плиты над головой. Где-то с правого бока слышался голос воды.

– Ролус, как ты донес меня сюда?

Молодой ростом с меня, но тонкий и слабый, а поал здесь не пройдет – для него слишком низко.

– Это не я. Это кипан нес тебя. Он очень сильный!

– Сильный.

– И смелый!

– Смелый.

Спорить было бы глупо.

– Нип, а кто сильнее – ты или он?

– Мы не мерились силой. А почему ты не спросил: кто из нас смелее?

– А я знаю! Ты смелее!

– Это тебе Читающая сказала?

– Нет. Это я сам понял. Кипан убежал от демона, а ты нет. Ты убил демона! Ты смелее! Я так и сказал Ситунано.

Мне смешно было слушать, что говорит молодой. Он больше не боялся, он весь светился радостью. Мне не хотелось, чтобы он и дальше хвастался мной.

«Запомни, о тебе не должны говорить, тебя не должны знать. Ты – никто, тебя здесь нет и никогда не было. Только так тебя не найдут и не убьют…»

Не помню, кто говорил мне такое, но это не тот демон, что часто смеется надо мной.

– Ролус, я тоже хотел убежать. Но демон стоял на моей тропе.

– Нип, ты говоришь не истину. Ты не хотел бежать. Скажи, что ты не хотел!..

Сияние вокруг молодого стало не таким ярким.

…Давай, скажи ему, не скромничай. Народ должен знать своих героев!

Отвечать я не стал. Ни Ролусу, ни демону. Только велел принести ведро воды, и начал раздеваться. Один сапог я снял сам, а на другой сил уже не хватило. Пришел Ролус и помог мне. Долго стоять у меня не получилось и пришлось мыться сидя. А спину и голову мне помыл Ролус. Пыль желтого гриба делает воду мутной и пахучей. В такой любят купаться жены. Я придерживал ведро коленями, смотрел на мутную воду и дремал.

Мой демон опять показал мне страшный сон. Я дернулся, ведро сложилось, и вода вылилась на камни.

Демону нравится меня пугать.

…Да делать мне больше не фиг!

– Я принесу! – Ролус подхватил ведро, тряхнул, и оно опять распрямилось. – Нип, тебе нельзя подходить к Чаше.

– Я помню.

Молодой убежал, а я завернулся в плащ и посмотрел на костер. Сегодня он большой и яркий – в огне много лепешек – поалы сегодня долго стояли. Возле костра собралось много путников. А вокруг любого из присутствующих я видел сияние. Цвет у каждого был свой, но сияние имелось у всех. Даже у госпожи, которая зашла в кутобу. Ткань не мешала мне видеть сияние. Даже у поалов оно было. Я видел всех живых, что собрались у самого входа. Я не слышал, о чем они говорили, – но живые не собираются вместе, если им не страшно.

Не надо быть провидцем, чтобы понять, кого они боятся. Я и сам не стал бы подходить к путнику, который может призвать Пьющего Жизнь.

Мне было сезонов десять, когда я услышал об этом оружии. Тогда я боялся и очень хотел, чтобы отец умел призывать Пьющего и чтобы убил всех, кто нас искал. Когда я рассказал о своей мечте, мать ударила меня по губам. А отец пообещал научить меня прятаться и защищаться.

Стало темно. День закончился, а луна еще не появилась. И только Мюрту знает, увидим мы сегодня луну или нет.

Кто-то из путников пошел в мою сторону. Или к воде. Он двигался медленно и осторожно, как ходят в темном незнакомом месте. Свет от костра любит обманывать глаза: он может превратить маленький камень в большой, а большой – в неприступный столб.

Мне опять стало жарко, и я сбросил плащ. Ролус наступил на него, когда принес ведро, и вскрикнул. Вода опять разлилась – кожаное ведро не может само стоять на камнях. Молодой схватил его и снова убежал. Темнота не мешала ему.

Тот, кто направлялся к нам, замер, а потом стал двигаться еще осторожнее.

Ролус успел вернуться, когда путник добрался до моей подстилки. Он не знал, что меня там нет. Когда он нагнулся, сияние вокруг него стало ярче. Он выпрямился, и его сияние опять побледнело.

– Эй, молодой, ты где? – позвал пришедший, и я узнал его.

– Мы здесь, кипан!

Ролус тоже узнал голос и радостно отозвался, а я вспомнил, что мой меч остался рядом с подстилкой.

Кипан боялся, а испуганный охранник опаснее бешеного поала.

– Нип, ты живой?

– А я нужен тебе мертвым?

– Нет. Это лекарь сказал, что ты скоро умрешь.

Я мог и ошибиться, и кипан не держался за меч, когда склонялся над моей подстилкой.

…А может, небольшое кровопускание пошло бы тебе на пользу.

– Умру? Про Читающую он тоже так говорил, но ты ему не поверил.

– Ее не кусал демон, а тебя…

– Меня тоже он не кусал. У этого демона не было зубов.

Кипан говорил и шел на мой голос. Тихо и осторожно. Я тоже умею так ходить. И ножи бросать на голос умею. Те ножи, что у меня в сапогах. Но сапоги лежат под штанами, которые я так и не надел. Все рядом, только руку протяни и возьми. Но бросать ножи мне не хотелось, пока я не узнаю: враг передо мной или все еще мой кипан.

– А чем же он отгрыз ноги охраннику?

– Он не отгрыз, а оторвал.

Я говорил так же, как и кипан – тихо и держа перед губами ладонь. Так голос слышится ниже и звучит как бы в стороне от говорящего. Молодые часто попадаются на эту уловку. Немолодые иногда тоже, даже если знают ее.