Текст книги "Культурный конфликт (сборник)"

Елена Ронина
Культурный конфликт

© Е. Ронина, 2014

© Е. Нечаева, оформление, 2014

© Д. Мерсер, фотография, 2014

© Издательство «Водолей», оформление 2014

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

Да, так устроен шар земной

И так устроен будет вечно:

Рыдает кто-то за стеной,

когда смеемся мы беспечно[1]1
  Все эпиграфы в книге – из лирики Евгения Евтушенко.


[Закрыть]

Голос

Мы в разных временах,

Как в разных странах.

И в разных заблудились мы обманах,

Но заблудились одинаково.

Надеяться?

На что и на кого?

КАК СЛУЧИЛОСЬ, что, едва услышав этот голос, я поняла, что такое настоящая любовь?

И полюбила я не человека, а голос.

Что это – наваждение, страсть, судьба? Как назвать? Почему это произошло именно со мной и в моей жизни?

Я не знаю…

Я только знаю, что голос этот будет преследовать меня всю жизнь.

Чего больше принес мне обладатель этого голоса – счастья, боли? Как оценить? Где критерии? И как говорить об этом, когда прошло столько времени? Это очень сложно. Но я знаю точно, этот голос останется со мной до конца моих дней. И даже не история любви или романтического знакомства, а именно голос.

1

– ОЛЬ, сколько времени?

– Десять уже!

– А почему ты не в кровати, и вообще, почему я должна тебе кричать через всю квартиру! Иди немедленно в свою комнату и ложись спать. И куда родители смотрят? Ну совершенно ребенком не занимаются!

«Значит, десять часов. А он так и не позвонил. Почему? Что я ему такого сказала? Или палку перегнула? Ну, в конце концов, это он хочет со мной познакомиться, а не я с ним! Или я уже тоже хочу?»

Маша задумчиво листала конспекты по политэкономии, но в голову явно ничего не шло. Просто кошмар какой-то, но без этого глупого телефонного звонка вечер казался полностью испорченным.

– Оль, а где вообще телефон?

– Я по нему с Орловой разговариваю, уже заканчиваю! Тебе срочно?

«Господи, оказывается, у нас занят телефон, а я тут себя накручиваю!»

– Ольга, немедленно в кровать! Ты о чем вообще думаешь? Ты уроки все выучила? По телефону она, видите ли, разговаривает! И что можно обсуждать так долго? Нет, это уму непостижимо!

– Ой, да ладно, просто скажи, что звонка ждешь. И не нервничай. Кому надо – дозвонится. Взяла моду болтать каждый вечер по часу неизвестно с кем. Тоже мне – «Каждый вечер в одиннадцать»!

– Олька, убью, лучше убирайся подобру-поздорову! И вообще, в двенадцать лет старшей сестре советов не дают!

Олька показала язык, скорчила одну из своих дежурных рож типа «плевала я на вас всех» и неторопливо пошла стелить постель.

«А ведь в принципе Оля права. Ситуация действительно очень напоминает популярный фильм. И я действительно каждый вечер, правда, необязательно в одиннадцать, разговариваю по телефону с мужчиной, которого не знаю и никогда не видела».

Маша не торопясь закрыла конспекты – всё равно никакого толку. Пока он не позвонит, учить было невозможно. В конце концов, впереди целая ночь. Глядишь, на традиционную четверку ответить удастся. На четвертом курсе уже не заваливают.

Эта история началась дней десять назад. Было понятно, мужчина просто ошибся номером. Вежливо попросил позвать к телефону Машу. Маша сразу поняла, что того, кто звонит, она не знает, что нужна была какая-то совершенно другая Маша, а она никакого отношения к этому молодому и приятному голосу не имела. Но, сама не зная почему, Маша вдруг начала подыгрывать. Отвечала на вопросы и всё ждала, когда ее раскусят, когда поймут, что это совсем другая Маша. Но на том конце никто ничего не подозревал. В процессе разговора Маша поняла, что, видимо, знакомство произошло совсем недавно, молодой человек взял номер у девушки и вот теперь звонит. То ли он ошибся, записывая, то ли девушка специально дала чужой номер, но результат был налицо. Позвонили Маше этой, а не другой, Маша ответила и тем самым приобрела нового знакомого.

Несколько дней она его разыгрывала, с удовольствием принимая правила игры, а когда он наконец предложил встретиться, созналась, что на самом деле она совсем не та, за кого все эти дни себя выдавала. Сознаваясь, Маша расстроилась. Неизвестно же, как новый знакомый отреагирует на то, что его столько времени водили за нос. И кто! Какая-то девчонка непонятная.

А у Маши с этими телефонными разговорами началась совсем другая жизнь. Полная романтики. Маше жаль было терять нового друга, так интересно приобретенного.

Что, в конце концов, было у нее в жизни такого уж интересного? Большей частью, как ей казалось, тоска смертная. Ну, девочка из хорошей дружной семьи, ну, предпоследний курс Плехановского института. Семинары, лекции, обязательные семейные ужины, опять же семейные воскресные прогулки. Иногда, как светлое пятно, поездки в дом отдыха «Лесные дали». Безусловно, папа мог вывозить туда семейство каждый выходной. Но по ему одному понятным причинам он пользовался своими заслуженными благами крайне редко.

– Нечего вам там делать, – обрубал он.

А делать-то там как раз было что. Маша с Олей безумно любили эти редкие поездки. Там можно было от души повыпендриваться. Нарядиться во что-нибудь красивое, манерно и с достоинством сидеть за столиком в ресторане, поглядывая по сторонам – все ли видят, какие они красавицы.

Дом отдыха «Лесные дали» – одно из тех редких мест, где сестры не ругались, а изображали великую любовь друг к другу. Они понимали, что так они намного интереснее смотрятся со стороны. И на них действительно заглядывались. Обе черненькие, стройные. Старшая, Мария, маленькая, как статуэтка, с огромной копной кудрявых волос и бездонными карими глазами. Младшая, Ольга, наоборот, не по возрасту высокая. Карие глаза у нее не такие большие, как у старшей сестры, но зато очень выразительные и всегда с небольшой смешинкой. Оля вообще была жуткая хохотушка, чем вызывала иногда страшное раздражение у Марии. Понятное дело, не всегда Олькин смех был кстати. Старшая шипела: «Куда родители смотрят? И почему кроме меня твоим воспитанием никто не занимается?»

Олиным воспитанием родители, конечно же, занимались. Как и Маша, она ходила и в английскую школу, и в музыкальную. Просто Оля была поздним ребенком. Все эксперименты родители уже поставили на Маше, а Оле просто радовались. Или действительно немного сбросили Олю на Машину голову, понимая, что у нее получается гораздо лучше.

В «Лесных далях» Маша Олю не воспитывала, здесь было не до того. Здесь была возможность завести новые знакомства, и Маше нравилось изображать заботливую старшую сестру, тем более что она всегда понимала – Оля ее немного оттеняет. На ее фоне она казалась еще стройнее, еще миниатюрнее, еще утонченнее. Девчонки томно перемещались по коридорам главного здания, разговаривали неестественными голосами. По приезде домой папа нервно начинал отчитывать дочерей:

– Дуры! Что вы опять из себя изображали, перед кем бисер мечете? Неужели вам могут нравиться эти недоделанные маменькины и папенькины сыночки?! Они же в жизни своей ничего не добились! Неужели джинсы для вас самое важное? Неужели вы такие поверхностные? Вы же выглядите смешно. Ну скажи, Мария, что ты там глаза закатывала? И что это за смех дурацкий? Это я, Ольга, к тебе обращаюсь. Вы же умные девочки! А так ведь и не подумаешь никогда! Вы же в жизни такими голосами не разговариваете! Представляете, если ваша мама будет так разговаривать?

– Действительно, мам, попробуй, даже интересно, а то мы с Машкой точно не представляем!

– Нет, с вами невозможно. Вера, воспитай своих дочерей. Ты же такой не была!

А сестрам были важны и джинсы, и атмосфера «Лесных далей». Но папе этого не объяснишь. Конечно, можно было не выпендриваться и вести себя так, что никому ничего в голову не придет и родители волноваться не будут, и ездить себе в «Дали» каждый выходной. Но это было невозможно. Маша как только видела эти пушистые ковры на полу в фойе кинозала и ступала по ним в туфлях на высоких каблуках, тут же представляла себя заграничной дивой и получала от этого такое удовольствие, что справиться с этим не могла. Пусть хоть раз в месяц, пусть папа будет потом рвать и метать и в следующий раз не возьмет их с Олей, зато сегодня она – героиня этой сказки. И пусть родители ругаются, пусть воспитывают – им не понять.

Ну что она видит в своей «Плешке»? Да, институт престижный. Попасть туда было жуть как непросто. Родители целый год работали на репетиторов. И что? Скука смертная! Может, институт и престижный, а факультет-то бухгалтерский! Ну какой нормальный мальчик пойдет учиться на бухгалтера?! На дворе начало семидесятых. Все одноклассники рванули в инженеры. Все хотят в науку, осваивать космос. Век физиков и лириков. А в бухгалтеры пошли даже не неудачники – неудачники попали в армию, чтобы после армии опять прорываться в физики, – а те, у кого, видимо, что-то с головой. Ну что за мечта – быть бухгалтером? Маша не могла представить своего возлюбленного в нарукавниках и со счетами. Ой, ну как же банально! Вот в «Лесных далях» можно было познакомиться с будущим физиком или даже с будущим дипломатом, если повезет!

– Да вы поймите, это всё не их заслуга! Это родители мальчишек туда запихали. А что они сами умеют? Как у них жизнь сложится? Ведь папа с мамой их всю жизнь за руку водить не будут!

– Они их зато на хорошую работу потом запихают, куда-нибудь за границу, – встревала Оля.

– Ольга, замолчи! Я вообще сейчас с Марией разговариваю! Мария, тебе это не нужно. Поверь, я этих сынков знаю. Мне их папы такое про них рассказывают!

«Ну почему папа уверен, что он точно знает, что мне нужно, а что нет? Да, моих одногруппников никто за границу работать не устроит. Но ведь тоска берет смотреть, как у них глаза загораются при мысли, что баланс сошелся. Ужас, просто ужас», – Маша не могла согласиться с папой. Хотелось праздника, хотелось чего-то особенного. Мама с папой явно этого не понимали. Им хотелось для Маши стабильности, а не праздника. Периодически происходили какие-то специальные знакомства с мальчиками из правильных семей. Маша даже начинала с ними встречаться, но кроме чувства неловкости и скуки эти встречи ничего не вызывали.

И вот это странное знакомство, этот удивительный телефонный звонок. Маше начинало казаться, что оно послано ей судьбой. Она уже рисовала себе этого молодого человека. Кто может быть обладателем этого потрясающего, завораживающего голоса? Всегда спокойного, ровного, с легкой смешинкой и приятными интонациями. В мечтах Маше рисовался красивый мужественный человек, явно старше нее, уже состоявшийся. Ну куда с ним тягаться сыновьям маминых приятельниц и бедным студентам? Просто смешно. Поэтому, когда тайна Маши для нового знакомого раскрылась и наконец выяснилось, что Маша совсем не та, за кого себя выдает, голос был явно обескуражен. В нем появились металлические нотки и явное неудовольствие. Вчера попрощались холодно. И вот уже десять вечера, а звонка всё нет. Неужели больше не позвонит? И что теперь делать? Как Маше его найти? Наверное, надо было вчера построить разговор как-то по-другому. Может, извиниться. Она ведь даже не знала, как его зовут. Ну а как спросить-то, если они вроде знакомы? Ужас, ужас! На глаза начали наворачиваться слезы.

Неужели Маша влюбилась? В кого? В человека-невидимку? В неизвестно кого? Ну как же неизвестно? Человек с таким красивым голосом и правильной речью не может быть неизвестно кем. Он должен быть только самым лучшим. А Машка, дура, его потеряла.

– Маш, ты плачешь, что ли? Из-за этого, что ли? Что не позвонил? Ну не плачь. Я с Орловой 40 минут разговаривала. Он, может, и звонил…

– Нет, Оль, я ему вчера созналась, наконец, что я совсем не та Маша. Он больше не позвонит. – Маша растирала слезы по лицу.

– Но ведь ты же за эти дни смогла в него влюбиться! Наверняка ты ему тоже небезразлична. Звонил же! И потом, он же не с той девицей, а с тобой по телефону всё это время беседовал. Ну не плачь, – Оля обхватила Машу за шею. Маша уткнулась мокрым лицом в Олины волосы.

– Понимаешь, это был обман. Я его обманула. Он, наверное, думает, что я двуличная.

– Ну хочешь, я ему позвоню, скажу, что это я тебя научила. Хочешь?

– Куда ты ему позвонишь? Мы даже его имени не знаем, – Маша разрыдалась пуще прежнего.

– Девочки, что тут у вас? – в дверь заглянула Вера.

– Этот идиот телефонный Машке не позвонил. Она расстраивается. А может, радоваться надо? Мы ж его совсем не знаем, правда, мам?

– Неправда. Во-первых, он не идиот. А вообще, Маш, я тоже из-за этого знакомства непонятного немного переживаю. Все-таки странно. Ну что мы знаем про этого человека? Только то, что грамотно говорит по-русски и у него есть чувство юмора. Но это всё. Ну сама вдумайся. Знакомится на улице с девушками, потом ночами разговаривает с ними по телефону. О чем это говорит?

– Ни о чем это не говорит. Мам, мне кажется, я его люблю! – Маша продолжала всхлипывать.

– Дочка, нельзя полюбить человека, ни разу его не увидев. И потом, ты же нарисовала себе какой-то образ. А вдруг он окажется совсем другим?

– Вот-вот, на костылях, например, или вообще негр? – Оля со своей стороны тоже пыталась успокоить сестру.

– Маш, у тебя завтра во сколько экзамен? – Вера беспокойно смотрела на дочь.

– К двенадцати поеду.

– Ну тогда быстро спать, а завтра я тебя в шесть подниму, успеешь всё повторить и с мыслями собраться. И не расстраивайся, дочь. Жизнь всё сама расставит по своим местам. Вот увидишь!

2

ЗВОНОК раздался через два дня.

– Маша, я никак не мог решить, звонить тебе все-таки или нет. Я оказался в дурацкой ситуации. Но знаешь, за эти дни понял, что разговоров с тобой мне мучительно не хватает. Что-то в них есть такое, что в моей жизни впервые. Может, чистота потрясающая. Боже, что я говорю! Понимаешь, у самого не вяжется. Да, с одной стороны, этот обман. А с другой стороны, я просто понял, что это была игра, шалость детская. И не было это обманом в том самом смысле. Был просто интерес – чем дело закончится. Ну, это с твоей стороны. А с моей, видимо, за эти наши вечерние разговоры возник интерес к тебе. И мне стали нужны эти разговоры. Я чувствую без тебя пустоту в своей жизни. И, – голос немного помолчал, – я заинтригован. Кто ты, Маша? Давай начнем всё сначала. И давай, наверное, для начала я все-таки представлюсь. Я ведь потом уже понял, что по имени ты меня ни разу не назвала потому, что просто не знаешь, как меня зовут. Евгений Евгеньевич, переводчик с немецкого, французского и английского. Перевожу литературные тексты. Основной язык немецкий. Два остальных тоже активные, но слог не очень, сам чувствую. Свободный художник, работаю дома, поэтому рабочий день ненормирован. Работаю по вдохновению. Тридцать восемь лет. Просьба не пугаться. Может, уже не мальчик, но в душе юн. Увлечения – фортепьянная музыка. Часто бываю дома у Рихтера. Его игра для меня всё. Если хочешь почувствовать мой духовный мир, просто послушай Первый концерт Рахманинова в исполнении Рихтера, и тебе всё станет ясно. Ну, что еще? Сова. Утром не поднимешь, работаю в основном ночью. Теперь про тебя. Живешь с родителями, девятнадцать лет, судя по тому, что на четвертом курсе учишься. Институт Плехановский, факультет экономический. Ах да, имеется младшая сестра Ольга. Лет десять. Всё верно?

– Нет, – почти шепотом сказала Маша, – ей уже двенадцать.

– Ну, если я ошибся только в этом, не беда, – голос, теперь уже с именем Евгений Евгеньевич, знакомо и приятно усмехнулся. – Предлагаю, Маша, переварить тебе эту информацию, а завтра вечером я позвоню. Спокойной ночи, – и он повесил трубку.

Маша как оглушенная сидела с телефонной трубкой и пыталась проанализировать услышанную информацию.

– Ну что, позвонил? – за рукав ее теребила Оля. – Ну, что сказал? Что ты молчишь?

– Оля, я думаю, я его люблю…

– Везет тебе! Вот здорово! Ну а говорил-то что?

– Ну, что всё это время про меня думал. Он переводчик, представляешь, книжки переводит на иностранные языки.

– Неужели на японский?!

– Почему на японский?

– Ну раз ты так удивляешься! На английский каждый дурак может перевести! Вот мне дай, я переведу. Не зря ж я в английской школе учусь.

– Не болтай. Ой, Олька, он такой человек интересный! Просто не знаю, как до завтрашнего вечера доживу. Представляешь, сразу угадал, что тебе десять лет!

– Мне ж двенадцать!

– Оль, не придирайся! У нас есть пластинки с симфонической музыкой?

– С какой стати?

– Понимаешь, мне нужно Рихтера послушать, срочно! Чтоб его внутренний мир понять!

– По-моему, ты, Машка, не в себе. С чего это, чтобы понять человека, нужно какую-то пластинку слушать? Может, лучше с ним встретиться и в глаза ему посмотреть? А лучше адрес узнать и с соседями пообщаться. Они тебе тут же весь его внутренний мир обрисуют. Ты, конечно, можешь в магазин грампластинок сбегать. А я в это время давай лучше с бабушками на скамеечках перед домом поразговариваю. Адресочек не оставил случаем? И главное, сколько ему лет?

– Говорит, тридцать восемь, – Маша так и продолжала сидеть с телефонной трубкой, мечтательно улыбаясь. Что говорила сестра, она слышала через слово.

– Ты что, обалдела?! Он же старик!! Мам, Машкиному ухажеру сорок лет!

– Не ори! Что ты орешь? Родители уже спят, небось!

– Девочки, что тут у вас? Посмотрите сколько времени! Кому сорок лет?

– Мама, не слушай Ольку. Не сорок, а тридцать восемь.

– Что, позвонил все-таки?! Ну давайте по порядку. Позвонил – это хорошо. Неправильно, когда вот так на непонятной ноте заканчиваются отношения. Но тридцать восемь лет – это, конечно, многовато. Это же человек другого поколения. Я просто не понимаю, будет ли тебе с ним интересно? Ну ладно, не будем думать о плохом. В конце концов, он взрослый человек и, надеюсь, порядочный. Ну зачем ему морочить тебе голову? Всё как-нибудь само устаканится.

3

И ЗВОНКИ возобновились. Ежевечерние, регулярные. Вся семья знала: телефон занимать нельзя. С десяти вечера им владела Маша полностью и безраздельно. Разговаривали обычно долго. Евгений Евгеньевич рассказывал, сколько глав перевел за день, или в каком фильме снимается сейчас его друг Карапетян, или кого он сегодня провожал за границу в международном аэропорту. Всё это было для Маши абсолютно из другой жизни. Эти скульпторы, музыканты, прогоны, премьеры… Даже просто от слов новых, сплошь заморских, и то дух захватывало. Потихоньку эта совершенно другая телефонная жизнь стала частью обычной, Машиной.

– Вчера в «Октябре» была премьера нового французского фильма. Столько народа! – со знанием дела рассуждала Маша.

– Можно подумать, ты там была! И вообще, почему он с тобой не встретится-то никак? – Оля смотрела в корень. Маша и сама уже начинала нервничать. Разговаривают уже месяц, а встречи всё откладываются и откладываются. Маша не понимала почему, но самой этой встречи уже начинала бояться. В том, что Евгений Евгеньевич ей понравится точно, Маша не сомневалась. А вот она? Маша никогда не была собой довольна. Она была из девушек вечно в себе неуверенных. Это у нее было от мамы.

Вера, миловидная молодая женщина с прекрасной фигурой, никогда не считала себя красивой. Но она от этого не расстраивалась. Красивыми должны быть артистки. А Вере зачем? У нее и так в жизни всё хорошо: муж, две дочери, интересная работа.

Маша, наоборот, безумно хотела быть красивой. И постоянно искала в себе разные недостатки, постоянно страдала от этой неуверенности.

И только Оля в их женском коллективе была абсолютно и бесповоротно уверена в своей красоте. Особых причин для этого у нее не было. Но уверенность была настолько велика, что потихоньку в ее красоту начинали верить и все окружающие. Маша поражалась младшей сестре, радовалась этому ее качеству и удивлялась: ну почему у нее всё не так! Сестры же!

– Машенька, по-моему, нам пора друг на друга посмотреть. Как у тебя со временем в субботу?

– Со временем? – Маша тянула время. Сердце начало колотиться так, что она не могла найти правильных слов. Да хоть в субботу, хоть в понедельник. Хоть утром, хоть ночью. Но как об этом сказать? Как не выдать себя?

Маша сразу вспомнила последние романы из «Иностранки», которые прочитывались залпом, – ни один номер не оставался без внимания. Иностранные персонажи в этом случае говорили: «Мне нужно посмотреть в своей записной книжке. Так я не помню».

Маше в книжку смотреть было не надо, для этой долгожданной встречи время нашлось бы всегда и при любых обстоятельствах!

– Думаю, в субботу возможно, – тем не менее протянула она, изо всех сил стараясь, чтобы голос не дрожал.

– Ну и славно. Я заеду часам к двум. Ты ведь живешь в том доме, где «Детский мир»? Я припаркуюсь на углу и буду тебя ждать.

Припаркуюсь! У Маши никогда не было кавалеров с машинами. Наконец-то она его увидит. Господи, как же дождаться? А вдруг она не понравится?

– Маш, ты чего такая? Что он сказал? Или ты опять наврала, а он тебя поймал? – Оля крутилась под ногами.

– Он меня встретиться пригласил!

– Здорово! Я с тобой пойду! Мне ж тоже посмотреть хочется, кто это моей сестре так голову заморочил, что она меня уже месяц не воспитывает! Маш, я так могу и по дурной дорожке пойти!

Маша не слышала ничего.

– Как думаешь, куда он меня пригласит? Одеться понаряднее?

– Как одеться – это главное, – Оля села на своего конька. – Я пойду в юбке джинсовой и в «лапше», ну той, в полосочку. Босоножки можно твои красные надену? Тебе они зачем? Ты лучше белые надень. Красные, мне кажется, для тебя все-таки не совсем то.

Наконец Маша очнулась.

– Ну что ты несешь, при чем здесь ты? Никуда ты не пойдешь. Разрешаю посмотреть из окна, так и быть – надо ж потом обсудить с кем-то. И что это ты про мои босоножки красные рассказывала? Может, ты их носишь втихаря? У тебя же нога на размер больше! Ты ж мне всю обувь перепортишь!! Ты что, забыла, какими трудами они мне достались? Я в ЦУМе за ними четыре часа в очереди стояла!

– Ну ладно, ладно, из окна посмотрю, не вопрос, – Оля из всех сил пыталась сменить тему. – Думаю, тебе нужно надеть платье голубое, с короткими рукавами – оно твою фигуру подчеркивает. И туфли белые на каблуках.

– Думаешь? А вдруг холодно будет?

– Он же вроде на машине? Или просто показать ее привезет, а так вы пешком ходить будете? Или, может, рядом постоите? Не думай даже. Не замерзнешь, лето на дворе. Голубое! Туфли белые!

– А сумка?! У меня сумка, кажется, порвалась. Мам, где моя сумка?!

– Что, неужели встретиться пригласил? Вон твоя сумка, в коридоре на тумбочке, – Вера принесла сумку.

– Ну вот, видишь, вполне приличная. Ой, да при чем здесь сумка? Он же тебя тоже не видел. Ну неужели он сумку твою рассматривать будет?! Он на тебя будет смотреть! – Оля не понимала Машиных проблем, ее неуверенности в себе.

«Лучше бы он на сумку смотрел, – думала в это время Маша. – Сумка уж точно хорошая. А я? Я какая?»

– Он наконец пригласил ее встретиться. Вадим, как же всё это неспокойно.

Вера с Вадимом могли спокойно поговорить только поздно вечером у себя в спальне. В семье был негласный закон, который строго соблюдался: никаких обсуждений при детях, никаких ссор, никаких споров – у родителей всё в порядке и мнение всегда единое. Если Вадим что-то говорил дочерям, Вера всегда кивала. И только вечером в спальне могла высказать мужу, в чем она с ним не согласна. Но при детях ни-ни. Иначе что это за воспитание? Может, благодаря этому в семье царили мир и покой. И главное, полное доверие. Девочки ничего не скрывали от родителей, делились всеми своими горестями и бедами. И все свои сердечные тайны родителям доверяли. Знали, что не будет запретов, не будет обсуждений и поучений. А вот совет хороший они смогут получить всегда.

– Говоришь, с женой не живет, а дочь воспитывать помогает? Сколько ему лет-то? Тридцать восемь? Практически наш ровесник. Да… Что ж нам делать, Вера? Похоже, беда в наш дом пришла. И не пустить мы ее сейчас не можем. Значит, она должна пройти этот путь. Выхода другого нет. Запретом тут ничего не добьешься. А закончится всё, понятное дело, чем-нибудь нехорошим. Ей же сейчас ничего не объяснишь. И потом, это Оля у нас сильная, а Маша – она ведь такая нежная… Пройдется мужик по ней грязными ногами – она же веру в людей потеряет. В любви разуверится! Нехорошо-то как. Может, мне поговорить с ней, Вер, ты как думаешь? Или сама лучше?

– Лучше сама. Пусть все-таки сначала его увидит. А уж по ее реакции будет всё понятно.

– Вера, прошу тебя, сейчас всё время будь рядом с Машей. Надеюсь, глупостей не наделает? – Вадим со вздохом обнял Веру. Как же тяжело иметь дочерей! Как же непросто справиться с этим самым страхом за них! Как же отпустить их в этот жестокий мир? Как уберечь?

В голове у Веры проносились те же мысли. И оба понимали, что они теперь только наблюдатели. У их дочери начинается своя жизнь, и они не имеют права вмешиваться.

Так дай ей Бог!