Текст книги "Колодец душ"

14

Мы с Алексием в молчании доехали почти до самого Дрепунга.

– Попроси водителя остановить машину где-нибудь у гостиницы для паломников.

Машина сделала еще пару поворотов и притормозила у неказистого строения. Я сама не понимала, почему я проигнорировала встречу с Хаддаром и поспешила сюда. Мы шли по мощеному камнем пыльному двору, не имея ни малейшего понятия, что нам делать дальше. Двор этой древней гостиницы для приезжих был абсолютно пуст.

По ветхой лестнице мы поднялись на второй этаж, но и там никого не было. Всюду валялись старые тряпки, сломанные доски, грязная битая посуда. Казалось, что люди давно покинули эти места. Только по свежему пеплу костровища у одной из стен во внутреннем дворике можно было понять, что какая-то жизнь здесь все-таки была. Алексий брезгливо озирался вокруг, стараясь ступать как можно осторожнее.

– Мы уже все здесь осмотрели? Теперь можем ехать обратно в гостиницу?

Я молчала. Почему простые слова, что нужно приехать до захода Солнца, привели меня сюда? Солнце уже висело на краешке горы, готовое быстро соскользнуть вниз за гору. До темноты оставалось не больше часа, а я все еще не знала, что нам делать. Пока я предавалась раздумьям, а Алексий нудно причитал что-то про комфортабельно-чистую гостиницу, я быстро двинулась по направлению к боковой комнате с развалившейся дверью. Эта самая дверь висела на одной петле, грозя в любой момент оторваться, но меня ото совсем не смущало. Я резко дернула за ручку Оторвались обе – и ручка, и дверь. Я едва успела отскочить в сторону, так чтобы падающие доски меня не задели. Гулкий грохот разнесся по всему внутреннему дворику. Не обращая на это никакого внимания, я решительно двинулась в пустую темную комнату. Алексий прервал свои причитания и пошел за мной. Посреди полуразрушенного захламленного помещения стояла довольно чистая кровать с белоснежным бельем, не застеленная, словно оставленная впопыхах. В углу комнаты мирно дремал мальчишка лет десяти. Страшный грохот оторвавшейся двери не разбудил его. Алексий потряс мальчика за плечо;

– Чья это комната?

Мальчик открыл мутные глаза и, зевнув, сказал:

– Немца, он ушел куда-то утром. Приказал мне караулить, чтобы ничего не стащили.

Алексий критически оглядел сонного охранника.

– Что-то ты не очень здесь охраняешь. Да и нет никого.

– Скоро придут. У них сегодня кора.

Алексий пояснил:

– Кора – это ход паломников вокруг монастыря. Обычно ходят вокруг Джогханга.

– Немец на коре?

Мальчишка засмеялся.

– Нет, он на службы не ходит. Он тут с фотоаппаратом и с девушкой. Страшная такая.

– Она с ним живет?

– Нет, она в хорошей гостинице, дорогой. Сюда он ее не приводит.

– Откуда знаешь, что с ним девушка?

Алексий протянул мальчишке десятку. Мальчишка быстро взял деньги и важно сообщил:

– Их все видели. Они в Дрепунге много раз были, в Потале и в Сэре. Он везде фотографирует. Она смотрит и просто ходит за ним.

– А во сколько он возвращается?

– Когда как. Поздно.

Алексий протянул мальчику еще купюру, и мы вышли на балконный коридор, тянувшийся вдоль всего этажа. Странное чувство вины не давало мне покоя. Словно я что-то важное пропускаю, хожу совсем не там, делаю не то, что должна.

Спустившись вниз, я пошла не по общей тропе, а свернула в сторону, к большой лысой горе. И почему ее называют Священной?

– Надо торопиться. Они оба скоро умрут, если мы не поторопимся.

Алексий, обычно флегматичный, встрепенулся:

– Кто умрет?

Я больше не могла выносить это создание природы и почти бежала по узкой тропинке, спотыкаясь о торчащие из-под земли камни. Сумерки сгущались, и темнота наступала быстро. Вдалеке в воротах монастыря показались две темные фигуры монахов. Снова у меня сжалось сердце. Я достала телефон и набрала Алку. Подруга не отвечала.

Алексий, хоть и бежал рядом, из последних сил сопротивлялся:

– В горы? Ночью?

– Пожалуйста, двигайся молча.

Мы сбавили темп и теперь шли почти на ощупь, пока не оказались у странной хижины, из которой слышались едва различимые стоны. Я нащупала крючок с внутренней стороны низенькой двери и осторожно открыла ее. Через маленький дворик было видно, что в ветхой хижине у стены сидят две фигуры. Достав сотовый и посветив перед собой, я увидела совсем белого мальчика, который сидел, скорчившись, как от боли. Руки его были холодны как лед. Алексий прошипел:

– Это те самые мертвецы, про которых ты говорила?

– Один. А где второй?

– Вторая. Вот, только осторожно, не наступи.

Он показал своим телефоном на Старуху, сидевшую чуть поодаль. Я пыталась сообразить, что нам делать с этой находкой.

– Они не дышат, но почему-то мне кажется, что еще живы,

Алексий наклонился к Старухе и пощупал пульс у нее на шее.

– Едва-едва, Может умереть в любой момент. Что с мальчиком?

Я, потеряв и страх, и разум, схватила мальчика, который начал медленно сползать на пол, и приложила руку к его шее.

– Что-то есть.

– Значит, еще живы. Похоже на отравление.

Алексий развел руками:

– Скорую мы не вызовем, они сюда не доедут. Что с ними случилось, мы не знаем, так что можем только положить их ровненько, чтобы умирали себе спокойно.

Ненавидя свое бессилие, мы стояли в тусклом освещении телефона, который Алексий привязал под потолком, и старались вспомнить, что надо делать при отравлениях.

– Надо промыть им желудки.

Мы оба поежились от мысли, какие манипуляции нам предстоит проделать, чтобы вызвать к жизни эти два щуплых тела. Деваться было некуда, и мы начали…

Алексий старался не смотреть на свои ноги, чтобы не видеть, во что превратились его прекрасные замшевые туфли. Когда процесс начал давать результат и наши подопечные зашевелились, я выскочила из хижины и бросилась по тропинке обратно к постоялому двору. Там царило некоторое оживление. Алексий, который едва поспевал за мной, больше не делал попыток вернуть меня в гостиницу и с решительным видом шел рядом. Во дворе стояла корова, привязанная к чахлому дереву. Трудно было сказать, кто из них был более древний – дерево или корова, но выбирать было не из чего. Я толкнула в бок Алексия:

– Спроси, сколько стоит эта корова!

Алексий, вытаращив глаза, уставился на меня:

– На кой нам этот суповой набор? У нее кости едва шкурой прикрыты!

Я сверкнула глазами и повторила:

– Спроси, сколько стоит…

Алексий с опаской подошел к корове, и тут же из небольшой группы паломников выделился хозяин несчастного животного и, видя интерес странного существа к его корове, начал что-то живо объяснять Алексию. Алексий не проявил должного внимания, и жуликоватый мужчина уж было расстроился, но я решительно вмешалась в разговор:

– Скажи, что мы покупаем это животное, если он доведет его до хижины и там привяжет.

Алексий начал соображать, куда я клоню. Он неторопливо торговался с мужиком, который никак не хотел ни уступать, ни вести куда-то ночью свою корову. Наконец они сговорились. Алексий отсчитал триста долларов – неслыханная сумма за такое животное, а мужик весело повел животинку к хижине. Алексий, глядя на тощий коровий зад, за которым мы медленно шли по тропинке, неожиданно спросил:

– Вы умеете доить корову?

Только сейчас я поняла, что ни он, ни я не имеем ни малейшего понятия, что нам делать с этим животным. Мужик открыл воротца, завел корову во двор и быстро привязал к забору. Животное, привыкшее к путешествиям, совсем не сопротивлялось. Алексий пошарил в нехитром хозяйстве и добыл небольшой котелок, довольно чистый. Он протянул котелок мужику. Тот поначалу наотрез отказался, но, увидев десятидолларовую купюру, сразу согласился нам помочь.

Алексий стоял рядом, не спуская глаз с мужика, который ловко орудовал руками под тощей коровенкой. Ему с трудом удалось надоить с литр густого вонючего молока, но нам этого было на первый раз вполне достаточно…

Алексий, уверовавший в исцеление наших подопечных, запричитал:

– Я уже четыре раза ходил к ручью! Сколько еще воды нам нужно?

– Не ворчи. Осталось только напоить скотинку. Чтобы она хоть что-то дала нам утром.

– Не думал, что вы знаете про коров!

– Про коров я до этого дня знала только, что они дают молоко. Но чтобы получить жидкость от коровы, ее надо жидкостью напоить. Это логика.

– А как насчет накормить?

– Об этом мы подумаем завтра. Может, ее просто надо отпустить, пусть себе пасется.

– Здесь нельзя. Святые места, да и монахи могут украсть и съесть,

– Как они ее съедят, если это буддийские монахи, которым нельзя убивать животных?

– Они их и не убивают. Просто подгоняют к обрыву и сталкивают. Так животное само умирает, а они его по-тихому съедают.

– Ладно, спрячем ее здесь, во дворе.

Когда все вопросы с домашним животным были решены, мы опустились на деревянную скамью и только сейчас почувствовали, что смертельно устали. Странная парочка – старуха и мальчик – лежали в доме на циновке, прямо на полу, и мы с моим гламурным спутником всю ночь поили их и обтирали ветошью.

Утром, совсем обессилившие, мы заснули, Еще ни разу в жизни я так сильно не хотела, чтобы эти чужие, но слабые, открытые всем напастям существа выжили. Может, я не хотела проснуться утром рядом с трупами, а может… Что-то подсказывало мне, что я отдаю долги. Далекие, из прошлой жизни…

Нас разбудил телефонный звонок. Усталый Алкин голос, старательно выговаривая слова, звучал как из-под земли:

– Они похоронили его.

Я с трудом открыла глаза. Солнце еще не поднялось, но было уже довольно светло.

– Ты где?

– Еду домой, в гостиницу. А вы, разве вы не дома?

– Нет, мы еще возле Дрепунга.

– Тогда я к вам. Не хочу быть одна.

Трубка всхлипнула и отбилась…

15

Миниатюрная фигурка подруги смотрелась нелепо в кочевых условиях тибетской хижины. Как будто в крестьянский дом принесли господскую дорогую куклу. Кукла имела вид отрешенный, но так было даже лучше. Пока Алексий спал в причудливой позе на скамье, мы с Алкой старались говорить тихо.

– Они похоронили его?

Алка кивнула. Говорить она могла с трудом. Не жалея подругу, я утоляла свое любопытство:

– Как тебе Хаддар?

– Странный. Сидит один в темной комнате. В руках зеркало.

– Зеркало? Странно.

– Думаешь, мужчина не может держать в руках зеркало?

Я сказала то, чему удивилась сама:

– Есть только одно зеркало, которое он хотел бы держать в руках. Но оно утоплено на дне озера и засыпано землей.

Алка присвистнула.

– Это ты про него говорила в Джогханге, что знаешь, что непальская принцесса спрятала на дне озера?

– Да, она спрятала его от Хаддара. Не мог он сидеть с Зеркалом в руках.

Подруга помолчала немного, потом, тщательно оглядевшись, достала из сумочки сигареты и затянулась.

– Пусть меня простят духи этого места, но я больше не могу без сигареты. Мне показалось, что господин Хаддар ждал вовсе не меня. Он выглядел разочарованным, когда увидел, что я одна.

– И что?

– Был вежлив. За то, что я нанесла ему визит вежливости, он составил мне протекцию перед монахами. Меня пустили на небесные похороны. Правда, показали мне место у стены, откуда почти ничего не видно.

Я внутренне передернулась.

– И как тебе?

Алка с безразличием пожала плечами.

– Как в разделочной, и запах ужасный. Если бы монахи не жгли свои благовония, я бы сознание потеряла или, что еще хуже, – меня бы вывернуло.

– Это хорошо, что ты сильно сердилась на своего бывшего. Иначе с ума сойти можно, глядя, как разделывают того, кто еще недавно делил с тобой постель. Только не понимаю…

Алка внимательно посмотрела на меня.

– Чего?

– Как они решились избавиться от трупа иностранца? Да еще таким ритуальным способом. У них же дебет с кредитом на границе не сойдется.

Подруга лишь махнула рукой.

– Подумаешь, невидаль. У них тут партиями пропадают. Глупые иностранцы начитаются всякой ерунды и лезут на священную гору Кайлас. Там таких неподготовленных к встрече со святым местом и с жесточайшей гипоксией за каждым камнем знаешь сколько валяется? Редко кто выживает. Просто пропадают и все. Формально их, конечно, ищут, но реально просто ждут, когда какие-нибудь смельчаки придут в полицию с заявлением, что видели труп в горах, а еще лучше им этот труп притащат. А как опознать его? Звери расправляются с телом за одну-две ночи.

Меня передернуло от таких рассказов и от обыденного тона, с которым Алка рассказывала про европаломников.

– Наверное, твой Ян кому-то помог в прошлой жизни, раз его не бросили в горах, а принесли в монастырь и скормили грифам, как полагается.

Алка призадумалась.

– Я немного разбираюсь в трупах. Знаю, как должен выглядеть человек после кислородного голода, прежде чем окоченеть. Так вот… Ян лежал на камне, как будто спал.

Холодок пробежал у меня по позвоночнику.

– А может, он… просто спал?

Алка подскочила.

– Не говори ерунды. Хотя… Что-то мне не хочется думать об этом…

На скамейке зашевелилось еще одно мужское тело. Алексий приподнялся на лавке и потянулся:

– Я так со студенчества не спал. Как пациенты?

– Дышат, но бледные. Надо их напоить молоком.

Наша троица вышла во двор, где стояла наша волосатая ди, привязанная за рога к забору. Алексий нашел котелок, в который в прошлый раз мужик надоил почти литр и протянул его мне:

– Вот. Теперь можете попробовать сами.

Я уставилась на котелок и пожала плечами.

– Попробовать, конечно, могу, но результат не гарантирую.

Я с опаской приблизилась к корове, но та стояла довольно смирно, не обращая на меня никакого внимания. Вымя у нее было на редкость волосатое, и я поискала рукой соски. Корова вздрогнула и попыталась меня лягнуть. Я отскочила в сторону, но не слишком быстро. Грязное копыто оставило след на рукаве и синяк на руке. Выругавшись прямо в святом месте, я решительно двинулась к корове.

– Зря ты меня рассердила. Теперь держись.

Я осторожно, но крепко сжала сосок, и желтоватая теплая жидкость потекла в котелок. Промучившись не меньше часа, я надоила половину посудины. Алексий недовольно покачал головой:

– На двоих едва хватит. А надо им еще запас оставить.

– Оставлять их здесь одних нельзя. Так что следующая дойка все равно твоя, вот и посмотрим, кто у нас лучшая доярка.

Алка, услышав мои неслыханные речи, запротестовала:

– Я доить не буду.

Алексий презрительно фыркнул:

– Не барское это дело?

Алка согласилась.

– Не барское. Я лучше приведу того, кто умеет.

– Тогда иди в монастырь и поищи среди монахов. Им деньги всегда нужны.

Алка вздохнула, вышла за ворота и нетвердой походкой поплелась в монастырь. Вернулась она через час, не раньше. Мы к тому времени уже напоили наших больных, которые начали подавать признаки активной жизни, и снова уселись на скамье, вытянув ноги на солнышке. Едва взглянув на нас, подруга зашипела:

– Этих идиотов ни на минуту нельзя оставить. Жаль, что вы не в купальниках. Эффект был бы полным.

Мы переглянулись:

– Это ты про что?

– Это я про суперпорцию ультрафиолета, которую вы, как я понимаю, уже получили. Теперь будем ждать покрасневшей кожи и жутких экземных высыпаний.

Она покрутила пальцем у виска и скомандовала:

– Быстро в тень!

Алексий нехотя поднялся:

– Получилось договориться с монахами?

– Получилась. К обеду сюда придет мальчик, он и займется нашей коровой. Можно вообще договориться, чтобы он присмотрел за нашими больными, и поехать себе в гостиницу. Не мешало бы нам помыться и переодеться,

Я запротестовала:

– Мы не знаем, кто отравил этих двоих. Может, этот самый мальчик. И оставлять на его попечение двух беспомощных мы не можем.

Алка отпрянула от меня, как от прокаженной.

– На кой они тебе сдались? Первая помощь оказана. Смерть им больше не угрожает. Слабоваты, но вполне жизнеспособны. Теперь у них даже корова есть. Так что вполне можем считать задачу выполненной и двигаться дальше.

Я не стала впадать в дискуссию,

– Ал, ты езжай в гостиницу, я еще понаблюдаю за ними. Привезешь мне что-нибудь чистое, а то меня корова уделала.

Алка всем своим видом выражала недовольство. Пока она старалась выглядеть еще более недовольной, чем была на самом деле, у нее в сумочке запрыгал мобильник. Алка отработанным жестом выудила его и приложила к уху:

– Привет, Да. Твоя жена не просто купила корову, она теперь сестра-хозяйка у двух нищих. Может, прошлые грехи?

Я не стала слушать ее излияния. Повернувшись к Алексию, я попросила:

– Сгоняй за лепешками. Там крестьяне продают внизу, у входа в монастырь,

Алексий понимающе кивнул и быстро вышел. Как только его фигура скрылась за поворотом, я накинулась на Алку:

– Слушай, милая, это по твоей милости мы здесь – сопровождаем тебя в твоем путешествии. И эти люди не случайно оказались на нашем пути.

Алка молчала. Потом, словно выдавливая слова, тихо сказала:

– На твоем пути было много людей, но ты не возилась с ними, как с этой старухой.

– У меня такое чувство, что я когда-то знала эту женщину…

16

Ровно в полдень к калитке нашего временного пристанища подошел молодой монах с умными живыми глазами. Мы уже чувствовали себя как дома, не обращая никакого внимания на толпы туристов и паломников, которые стаями кружили возле странного места и фотографировали двух белых дамочек, ведущих нехитрое хозяйство в тибетской хижине, и молодого светловолосого европеоида, который старательно доил корову и время от времени таскал ей траву и свежие ветки. Монах окинул взглядом все это безобразие и что-то крикнул мальчику в одежде послушника. Тот метнулся обратно к монастырю и вскоре привел другого монаха, постарше. Между этими двумя завязалась громкая перепалка. Я попробовала оторвать Алексия от коровы:

– Чего это они так возбудились?

– Боятся, что вы тут зарабатывать начнете.

– А что, это возможно?

– Говорят, что место бойкое. Старухе его выделили за особые заслуги, а у вас никаких таких заслуг нет, вот и хотят вас отсюда выгнать.

– Скажи, пусть поставят дежурного, который проследит, что у нас тут одни расходы, никаких доходов,

– Это не поможет.

– Почему?

– Знаю я этих монахов! Скажет, что доходы есть, если только мы не дадим ему хороших отступных.

– Насколько хороших?

– Думаю, долларов пятьсот, не меньше.

– Договоримся,

Алка, молчаливо наблюдавшая за нами, решила вмешаться:

– Вложения обязательны?

Я пожала плечами, но ничего объяснять не стала.

– Думаю, что к вечеру старуха совсем оправится, она уже встает. Мальчик еще слаб, но тоже идет на поправку. Так что скоро твои мучения кончатся, и мы сможем наконец поехать в отель.

Монахи спорили, не обращая на нас никакого внимания, как вдруг раздался резкий крик на непонятном мне языке.

Наша старуха стояла в дверях, едва держась на ногах и что-то кричала, показывая пальцем на монаха, которого Алка ангажировала доить корову. Монах побледнел и бросился вон из нашей хижины к монастырю.

Мы обе вцепились в Алексия:

– Что ото было? Почему он сбежал?

– Наша старуха кричала, что это он отравил ее и мальчишку Вот он и поспешил уйти.

Я многозначительно посмотрела на подругу:

– Я же тебе говорила, что нельзя их оставлять с кем попало! Может, он и доить-то не умеет. Пришел посмотреть, что тут происходит.

Алка больше не сопротивлялась, решив, что моя болезнь уже не лечится.

– Хорошо, будем сами доить эту страшилу и выносить нечистоты за больными.

Старуха, словно услышав наш разговор, подошла к нам ближе и что-то тихо сказала. Алексий не стал ждать наших вопросов и сам перевел:

– Говорит что-то про молодого мужчину, которого похоронили вчера ночью.

Мы с Алкой переглянулись. Подруга тихо прошептала:

– Так она же в отключке была. Откуда она знает про мужчину и про то, что его похоронили?

– Меня не спрашивай. Ее тоже. Просто слушай, что она будет говорить.

Старуха жмурилась на солнышко, как облезлая старая кошка, и присела на ту самую лавочку, с которой нас утром прогнала Алка. Видно, ультрафиолет на нее не действовал. Она подставила свое сморщенное лицо солнцу и что-то тихо мурлыкала себе под нос.

Алексий кивнул и жестом показал, чтобы мы подошли ближе. Женщина окинула нас оценивающим взглядом и долго что-то говорила. Алексий от изумления даже присел. Он старался не пропустить ни слова, время от времени что-то переспрашивая. Старуха была с ним терпелива, старательно объясняла ему и что-то показывала на пальцах. Когда она закончила, Алексий поднялся и потащил нас к выходу:

– Пошли отсюда скорее!

– Это еще почему?

– Нордан так сказала. Это ее имя. Нам надо немедленно уходить.

– А как же она сама?

– Она справится. И мальчик уже идет на поправку, так что у нее скоро будет помощник.

Закрывая маленькую дощатую дверь, я встретилась глазами с Нордан. Она засмеялась, показывая пальцем на корову, покачала головой и приложила руку к сердцу.

Алексий начал было переводить, но я остановила его,

– Не надо. Я поняла. Расскажи лучше, что она тебе говорила.

– Говорила, что заберет душу, которая гостит в тебе. Что она ее хорошо знает, и еще, что теперь тебя никто не тронет…

Его прервал резкий Алкин вопль.

– Хватит с меня Тибета! Я хочу в отель!