Текст книги "Колодец душ"

22

Сильвестр был не в духе, но Данил и не ждал от него приятного обхождения. Оба молча сидели в машине, каждый думал о своем. Снег резко прекратился, и за окнами накрапывал противный мелкий дождь. Машина едва проходила по чавкающей грязи из жирной глины нового кладбища. Остановившись на обочине, Данил посмотрел на Сильвестра.

– Кажется, здесь. Вот номер участка, можно посмотреть.

Сильвестр, поморщившись, спрыгнул вниз и тут же увяз в своих тонкий ботиночках по самую щиколотку. Выругавшись, он махнул рукой Данилу:

– Лучше не выходи. Я сам посмотрю участок. Если не понравится, придется возвращаться и начинать всю канитель сначала.

Данил аккуратно, подобрав полы своего нового пальто, спустился на мокрую землю. Посмотрев на Сильвестра, сказал:

– Стой на месте. Я сейчас.

С этими словами обошел машину и нажал кнопку багажника. В багажнике был технический беспорядок – коробки, палатки и котелки лежали вперемешку и являли характер хозяина.

– Хорошо, что я не дал водителю убраться здесь, вот и пригодилось.

Он пошарил в коробках и вытащил резиновые сапоги. Бросил их Сильвестру и сказал:

– Если не наденешь, обратно в машину не пущу.

Сильвестр нахмурился:

– Ты хочешь, чтобы я простудился? Резина зимой?

Данил улыбнулся.

– Свои ботиночки ты уже вряд ли найдешь в этой грязи, так что не вредничай, одевайся, как внедорожник.

Сильвестр с большим трудом, держась за дверцу машины, переобулся и бросил испорченные ботинки в коробку.

– Жалко выбрасывать. Удобные, может, кто их реанимирует.

Данил посмотрел на телефоне номер участка и включил навигатор.

– Это недалеко.

Они медленно двинулись на северо-запад, отсчитывая металлические колышки, вбитые в землю. На одном из них была табличка с надписью масляной краской «№ 167. Продается». Сильвестр огляделся,

– От дороги недалеко. Дерево большое на участке, это хорошо. Беру.

Данил выдернул табличку и бросил на землю. По пути к машине он набрал помощника:

– Евгений, оформляйте на господина Федорова 167-й участок.

Помолчал немного и добавил:

– Участок сегодня оформят. Ограду поставят послезавтра, так что в пятницу можно хоронить.

Сильвестр молча побрел к машине. Если бы Данил встретил его здесь случайно, то никогда бы не узнал со спины своего приятеля, так сильно тот изменился за эти полчаса…

Теплый пол приятно согревал озябшие ноги, и оба мужчины, не сговариваясь, сидели босыми на кухне. Сильвестр, почувствовав на своих ногах что-то тяжелое и теплое, сначала пошарил ногой под столом, потом не удержался и заглянул под стол:

– Я думал, ты плед туда кинул. Хороший у твоего помощника кот. Куплю себе такого же.

– Это он напоминает, что пора подкрепиться. Приходит и ложится на ноги.

Данил молча сунул под стол кусок колбасы. Кот брезгливо посмотрел на неразумных мужчин и пошел прочь из кухни. Сильвестр отодвинул ногой от себя большой кусок колбасы под столом и вздохнул:

– Залесный, ты чем меня кормишь? Даже кот это не ест.

– Ничего, ночью здесь Патрик промышляет, он и съест. А ты, значит, хочешь, чтобы я тебя кормил тем, что ест кошка?

Поразмыслив немного, он набрал какой-то номер. Трубка что-то пропыхтела, и спустя минуту из нее полился звонкий голосок подруги жены:

– Даже не представляю, что тебе могло понадобиться от меня, что ты даже не интересуешься, как дела у твоей жены.

Что-то в интонации вездесущей подруги насторожило Данила.

– И как у нее дела?

– Она купила корову.

На всякий случай Данил решил не удивляться.

– Это нормально. Ее покупкам в нашем доме тоже давно не радуются.

– Теперь и в нашем не будут. Так что там у тебя?

– Мне срочно нужна твоя Маргарита. Я уже знаю, что Полина с братом гостят у своего отца, так что твоя домработница почти свободна. Поделишься?

Алка немного помялась. Ей не хотелось срывать Маргариту с насиженного места, чтобы у той вдруг не развилась тяга к путешествиям.

– Ладно, сейчас переговорю. А чем мне ей аргументировать?

– Скажи, что два престарелых ребенка больше не хотят есть колбасу. И передай Алексию, что его кот тоже отказывается это есть.

– Бери билет, Залесный. Маргарите скажи, что встретишь ее сам. И не вздумай рассказывать

Алексию, что ты предлагал его коту колбасу Нам сейчас его истерики здесь не нужны.

Данил от удовольствия потянулся и, подмигнув Сильвестру, пропел:

– Порядок, Завтра будем ужинать по-человечески. И животинка, какая водится в доме, тоже будет под присмотром.

23

Тусклая лампа под низким потолком едва освещала грязную, заваленную каким-то хламом комнату. Стальной разделочный стол маленького морга был залит темной густой кровью, вяло стекавшей в отводную воронку. Коренастый мужчина в синей куртке ловко орудовал маленьким черпаком, поливая водой из-под крана полый изнутри труп. Маленькие плоские ребра желтели ровными распилами, едва выступая из темного старушечьего мяса. Рядом на столе лежали все внутренности покойной, образуя единый беспорядочный ворох. Невысокая девушка в очках, обращаясь к группе студентов, обступивших стол со смешанным чувством омерзения и детского любопытства, комментировала действия темноволосой коротко стриженной женщины – патологоанатома.

– Вот теперь можете сами увидеть трансмуральный инфаркт миокарда.

Темноволосая спокойными отточенными движениями ножа и ножниц переворачивала огромный кровяной ворох, планомерно разрезала и отщипывала ножницами по маленькому кусочку от каждого органа и складывала в маленькую стеклянную баночку из-под джема. Разрезая сдувшееся студенисто-жидковатое сердце, она выдавила из бледных розово-синих трубочек маленькие желтые крошки:

– Вот этим были закупорены сосуды.

Девушка в очках снова обратилась к студентам:

– Посмотрите на срез сердца. Отмирание тканей привело к разрыву.

Студенты, кто подавшись вперед, чтобы получше разглядеть, кто отпрянув назад, на облупившийся крашенный синей краской подоконник, создавали живую неразбериху в этом мире мертвого порядка. От нестерпимого запаха крови, теплой воды и хлорки мутило и было трудно дышать. Повязки на лицах становились влажными. Глаза тускнели.

Когда патологоанатом закончила, удалившись в обнимку с баночкой образцов, студенты неровной походкой один за другим выходили на свежий зимний воздух, срывали повязки и изо всех сил старались не показывать друг другу, как рады они оказаться на свободе, где нет ни хлорки, ни перепачканного кровью свежеразделанного трупа.

Мужчина, ассистировавший врачу, подмигнул:

– Что-то твои сегодня быстро испарились.

– Душно у тебя здесь. Надо бы вытяжку получше.

Мужчина усмехнулся.

– Хорошо хоть лампу поменяли. Теперь вижу, куда лью и что режу. Сейчас выпотрошу кишечник, промою, и можно будет ставить заглушки на гортань, чтобы из головы потом ничего не потекло сюда. Здесь у меня все чистенько.

– Да, Ефимыч, моешь ты хорошо. А что у тебя, только один свежий труп, или есть еще? Мне надо еще группу привести. Есть что-нибудь не слишком старое?

Мужчина хитро подмигнул:

– Не слишком старое? Это ты про лежак или про возраст?

Девушка вздохнула:

– Какой уж там возраст. Лишь бы сохранность была нормальная.

Ефимыч призадумался.

– Есть тут у меня одна неопознанная. Но твоим не подойдет.

– Почему не подойдет? Они у меня не привередливые. Смотрят что дадут.

– Не подойдет. Они у тебя сердце по программе проходят. Так вот у этой красотки его нет.

– Заспиртовали? Кто-то уже поработал?

– Нет, милая. Я ее у двери на каталке нашел, Уже вскрытую, но резали профессионалы.

– Откуда знаешь?

– По надрезам. Ровные крестики и чуть в скос. Сначала думал, кто из наших пошутил. Помнишь, как коллеги-сменщики мне подарок на мой день рождения зашили в старика и колпак Деда Мороза на него надели? Пришлось распарывать, потом снова зашивать.

– Зачем?

– Ну, чтобы подарок достать. Они записку к нему прикололи. Вот и эту когда нашел, думал, снова дурачатся. Подурачатся, а потом придут и оформят. Так не идет никто. Так что придется, видимо, ментов вызывать. А пока не вызвал, говори, будешь смотреть со своими студентами или нет?

– Ладно, покажи, я определюсь.

Мужчина бросил черпак в раковину и вытер руки о серое полотенце, висевшее на гвоздике на стене.

– Иди за мной. Она в холодильнике. Доставать неохота. Так смотри.

Сине-белое лицо молоденькой девушки с прилипшими к щекам темными волосами смотрело на нее болезненным оскалом.

Достав дрожащей рукой телефон, девушка в очках, набирая номер, тихо шепнула Ефимычу:

– Никому ее не показывай. И полицию не вызывай. Я знаю, кто это…

24

Невысокий худощавый мужчина в темном пиджаке и бледно-голубой рубашке резко выделялся своей свежестью и какой-то сторонней чистотой посреди небольшой приемки с сонными медсестрами в застиранной униформе и домашних кофтах поверх рабочей одежды. Мужчина сидел на самом краешке больничной кушетки в глубокой задумчивости. Он ждал. Медсестры старались не болтать в его присутствии и лишь изредка поглядывали на часы. Когда стрелки подошли к половине первого, одна из сестер подняла трубку старого грязного телефона и набрала внутренний номер:

– Екатерина Семеновна, вас ожидают.

Буквально через пару минут на пороге возникла девушка в очках и дрожащим голосом сказала:

– Зачем же вы, Константин Петрович, ждали здесь? Я бы сразу спустилась.

Мужчина махнул рукой.

– У вас лекция, мне сказали. Дело теперь не спешное. Да и мне надо было поразмыслить немного, прежде чем начинать.

– Я буду через минуту. Только отпущу студентов и сразу к вам.

Мужчина поблагодарил сестер и вышел на крыльцо. На пандусе стояла скорая, из которой никак не могли достать носилки. Водитель с санитаром суетились возле распахнутых дверей, из которых слышались приглушенные стоны. Кто-то дотронулся до его плеча:

– Невесело тут у нас.

– Да уж. Не приведи Господь попасть в ваше ведомство.

Девушка двинулась было по привычке пешком, но ее остановили:

– Куда же вы, Екатерина? Сегодня беготни будет много. Так что давайте на машине.

Не найдя глазами машину Кеглева, девушка застыла в нерешительности.

– Какая на этот раз?

Мужчина показал рукой на небольшую ауди:

– На этот раз самая неприметная. Нам сейчас светиться нельзя. Вон та серая старушка.

Екатерина с безразличным видом побрела к ауди.

– Без шофера?

– Сам. Все сам.

Екатерина еще раз осознала серьезность ситуации. Если Кеглев, который уже семнадцать лет не садился за руль, предпочитает обходиться без лишних свидетелей, то что ждет ее с Ефимычем после завершения этого страшного дела?

В голове Кеглева тоже роились беспокойные мысли. Это же надо было случиться такому именно в их тихом городке! Москвы им мало, что ли? Сидели бы в своем мегаполисе и разбирались бы на месте. Так нет, всех тянет на природу!

Машина тихо подползла к самому крыльцу старенькой полуразрушенной покойницкой и замерла возле ступеней. Екатерина нехотя вышла из машины, осторожно прикрыв за собой дверь.

Стол был пустой, чисто вымыт, и само небольшое помещение было обработано какой-то пахучей гадостью. Кеглев с непривычки закрыл нос платком. Ефимыча где-то не было, так что Екатерина сама прошла к холодильникам и открыла тяжелую дверцу из грубо сваренной нержавейки.

– Вот ваш труп. Никто его не оформлял, так что можете забирать, никто и не заметит.

Дверь тихо скрипнула, обнаружив присутствие хозяина заведения. Ефимыч неуверенно запротестовал:

– Как же не заметит? Я вчера вызвал бригаду. Они все оформили. Хотели забрать, но у них что-то с машиной не получилось. Сказали, что сегодня после обеда приедут.

Тошнота и головокружение подкрались к Екатерине так внезапно, что она судорожно прижалась к стене, чтобы не упасть.

– Ефимыч, родненький, что же ты наделал? Я же просила тебя никого не вызывать и труп никому не показывать.

Ефимыч оскалился:

– Если я, кумушка моя, трупы никому показывать не буду, а буду складывать их здесь тайным образом, то ничего хорошего отсюда не выйдет.

Кеглев поспешил успокоить Екатерину:

– Не волнуйтесь вы так, Екатерина Семеновна. С милицией я договорюсь. Им только на руку, что никакого висяка на них не будет.

Обратившись к Ефимычу, сказал по-хозяйски:

– Помещение сейчас закроете. Ключи отдадите мне.

Ефимыч опешил от такого обращения:

– Это почему вам? И кто вы такой, чтобы я отдал вам ключи? Я лицо материально ответственное, мало ли что вы тут надумаете?

Кеглев жестко оборвал тирады ответственного лица:

– Так, значит, хотите материально за все отвечать? Вот и славно.

Ефимыч почувствовал что-то недоброе в его словах.

– За что отвечать?

– Труп сюда поместили вы. Без документов. Бригаду вызвали только спустя неделю.

Ефимыч побледнел. Он понял, куда клонит этот маленький жесткий человек.

– Так ведь я думал…

– В тюрьме сокамерникам будете рассказывать, что вы думали. За убийство дадут не меньше пятнадцати, так что ждите бригаду. Они и труп переоформят, и вас заодно.

Ефимыча как громом поразило. Так ведь могут! Он жалобно посмотрел на Екатерину:

– Екатерина Семеновна, скажите ему, что я здесь вовсе не при делах.

Екатерина отмахнулась от глупого Ефимыча:

– Делай, как говорят. И не скули. Теперь уже все мы вляпались, так что не тупи, отдавай ключи и проваливай.

Екатерина сама себе поражалась. Она, бывало, слышала, как студенты общаются столь неформально, но самой пока не доводилось. Мысленно усмехнувшись, она пробормотала:

– Вот так быстро пропадает лоск воспитанности и хороших манер.

Прежде чем Ефимыч отвязал дрожащей рукой ключи от дома, которые были у него на общей связке, и убежал, Кеглев успел задать вопрос:

– Где одежда убитой?

– Не было никакой одежды. Так и была, сердешная, в одних простынях.

Кеглев осторожно отвернул простынь, обнажив лицо девушки. Большой мягкий нос и синеватый подбородок резко выделялись на мертвенно-бледном лице.

– Да, не красавица. Даже смерть ее не украсила, Бедный ребенок…

На простыне не было никаких штампов.

– Значит, не больничная,

Екатерина прикрыла дверь за Ефимычем и подошла к Кеглеву, который пытался получше рассмотреть простыни покойной.

– Может, перенесем ее на стол, под лампу, так удобнее будет.

– Давайте попробуем.

Не успели они взять закостеневшее замороженное тело, как дверь со скрипом распахнулась.

На пороге застыли два кругленьких черных мундира, в изумлении таращась на происходящее. Кеглев улыбнулся.

– Вот и помощники.

Он подмигнул Екатерине, чтобы та отпустила тело.

– Давайте, ребятки, кладите на стол, будем осматривать.

Двое в форме нутром почувствовали, что приказания строгого дяденьки нужно исполнять, хоть он и не является их непосредственным начальством. Они аккуратно сложили на подоконник свои фуражки и привычными движениями подхватили тело.

– Куда нести?

Екатерина оживилась:

– На стол. Кладите осторожно.

Тот, что помоложе, усмехнулся, глядя на Екатерину.

– Да ей теперь все равно.

Тот, что постарше, подождал, пока Кеглев с Екатериной выйдут обратно к холодильникам, прикрикнул на своего веселого коллегу.

– Ты сильно-то не веселись. Дело нешуточное, если сам Кеглев здесь.

– А кто это, Кеглев?

– Как бы тебе лучше объяснить? Это такой человек, который если захочет, так ни ты, ни твоя семья в этом городе жить не будут. Понял?

Младший немного притих.

– Сразу бы сказал, а то я как обезьяна с гранатой.

– Я тебе сразу и сказал. Так что веди себя при нем тише и приказы его слушай, как будто наш полковник отдает. Они там наверху всегда договорятся.

Кеглев вернулся в операционную с выражением крайнего неудовлетворения на лице.

– Никаких зацепок. Откуда привезли? Кто привез?

Он серьезно посмотрел на своих помощников:

– У меня двое суток, чтобы доложить обо всех обстоятельствах. Значит, у вас только сутки.

Полицейские переминались с ноги на ногу.

– Так, Константин Петрович, у нас ресурсов маловато. Куда бежать?

– Ресурсы я вам обеспечу. А куда бежать – это ваше дело.

Старший вздохнул. Не вовремя оказались они на дежурстве. Вот теперь попали. К удивлению мужчин, стоявших в нерешительности, Екатерина подошла к телу и сняла одну из простыней. Она внимательно посмотрела на ткань и улыбнулась.

– Это не больничная.

Кеглев вздохнул.

– Это для меня не новость, милая барышня. Штампов нет.

– Даже если бы на ней были десять штампов, эта простынь не могла быть больничной.

Кеглев внимательно смотрел на нее, ожидая, что дальше.

– Это очень дорогая простынь. Хлопок с шелком, вот, видите, метка производителя вышита, а на дешевых она просто пришита. Даже на самых больших распродажах они стоят кучу денег, Значит, это из частной клиники, причем небедной.

– Это нам мало чем поможет. Богатых клиник в нашем государстве немало. И простыней таких тоже может оказаться огромное количество.

– В том-то и дело, что не может. Это как дорогие часы. Их не так много, и тех, кто их покупает, продавцы хорошо знают. Но дело даже не в этом. На самом трупе…

Кеглев знаком приказал полицейским подойти и внимательно слушать Екатерину. Те стояли, стараясь не пропустить ни слова.

– Посмотрите на надрезы.

Она подошла к телу и щипцами отвернула кожу на надрезе.

– Это сделал профи. Причем высокого уровня.

– Продолжайте.

– У нас в больнице так не режут. Инструменты допотопные. Даже если и обновляют, то все равно работаем самыми дешевыми. Простыми так не вырезать. Здесь нужны особой закалки, и вот, смотрите, прижигали сосуд. Работал хороший кардиохирург, на отличном оборудовании, хотя и не самом новом. Такое только в больших кардиоцентрах. Или у частников.

– Вы хотите сказать, что в частных клиниках есть такие игрушки? Это оборудование стоит миллионы…

Екатерина позволила себе замечание:

– Миллионы? И что? Частникам это не под силу?

Кеглев задумался. Да, пожалуй, частников стоит проверить. Это вполне решаемые деньги для хороших бизнесменов. Есть несколько частных клиник, но все московские, до периферии это еще не дошло…

25

Саматов Николай Васильевич, врач, хирург высшей категории, вынужден был сидеть в аэропорту Лондона вовсе не по причине плохой погоды. Его срочно вызвали из Америки, где у него были каскадные операции. Голова кружилась, но есть он не хотел. Его помощница заботливо посмотрела на Саматова:

– Может, выпьете чаю?

– Нет уж, увольте. Этот их английский чай я бы с удовольствием заменил стаканом хорошей русской водки с красной икрой.

– Зачем с красной? Вам по статусу уже черная положена.

– Черная мне не нравится.

– Как хотите. Принесу красной.

Саматов капризничал.

– Ирина Александровна, где вы в аэропорту найдете хорошую красную икру?

– Как будто мало летаете! В Duty Free вам и красная, и любая найдется. Так мне сделать вам бутерброд?

Ирина Александровна была не просто помощницей Саматова, в ее обязанности входило следить за полным обеспечением этого хирурга – чтобы все было вовремя, расписание выполнялось, все помощники и пациенты были в нужном месте в нужное время; билеты, самолеты и гостиницы были вовремя, чтобы он не ел ничего вредного и вообще ел. Еще в начале своей карьеры, только поступив на службу к Федорову, молодой доктор Саматов как-то упал в голодный обморок, хорошо еще после операции. После проведенного особыми службами расследования выяснили, что, увлекшись, он просто забывает есть. Думает об операции, инструментах, особенностях пациентов, приборах, их исправности и сбоях, но не о еде. И поскольку хирург подавал большие надежды, Федоров приставил к нему опытную медсестру, которую жаль было отправлять на пенсию, но и держать на работе было невозможно из-за все растущих мировых требований к квалификации и возрасту персонала. Дамочка была расторопная, и вскоре доктор начал выдавать весьма неплохие показатели. Главной задачей Ирины Александровны было ликвидировать простои в работе хирурга. Теперь уже Саматов мог проводить не одну-две, а четыре-шесть операций в день. Федоров был доволен. Небольшая зарплата Ирины в две с половиной тысячи окупалась сполна.

Ирина Александровна была особой уравновешенной. Она не впадала в истерику и не испытывала угрызений совести. Она просто делала свою работу.

26

Маргарита Тимофеевна не спеша ставила тяжелые бокалы на стол, чтобы они оказались строго симметричны огромным ослепительно-белым салфеткам. Она чуть нагнула голову, проверяя, как отражается свет в глубокой резке на чистом кристалле. Довольно кивнув, она повернулась к Залесному:

– Только два прибора? Гостей не будет?

– Три. Себе тоже поставьте.

Маргарита недовольно скривила губы.

– С господами не приучена. На кухне выпью.

– Тогда и нам накрывайте на кухне, если вам здесь не комфортно.

Маргарита сдвинула брови и назидательно произнесла:

– Не годится вам занимать место животных в доме. Будете ужинать здесь, в столовой.

Залесный с Федоровым переглянулись. Хозяин дома первым решился высказаться:

– Что вы имеете в виду?

– На кухне я кормлю Патрика и кота. Они знают свое место и приходят вовремя. Вот и вам не мешало бы знать свое место и приходить к ужину вовремя,

Федоров впервые столкнулся с ситуацией, когда в доме наводят беспощадные порядки и главный вовсе не он.

– Позвольте, Маргарита Тимофеевна… Вы наверняка тоже знаете свое место…

Не успел он договорить, как Маргарита всей своей тяжелой артиллерией надвинулась на него:

– Я-то свое место знаю. В данный момент я приставлена нянькой к двум престарелым детям, которые не желают есть в столовой и собираются сесть за стол с прислугой. И, что еще хуже, пугают животных своими причудами.

Залесный сделал слабую попытку оправдаться.

– Так этой столовой почти никто не пользуется. Для двоих она слишком большая. Кухня как-то привычнее, уютнее.

Маргарита была неумолима.

– Туалетом вы пользуетесь, хоть он и превышает размеры малогабаритной квартиры, в которой я живу Почему-то не ищете по дому, где поуютней, чтобы присесть. Так и столовой надо научить себя пользоваться.

Она дала понять, что разговор окончен и что ужин начинается через семь минут. Мужчины переглянулись и бросились врассыпную по своим комнатам. Надо было успеть переодеться, чтобы в достойном виде предстать перед Маргаритой.

Чертыхаясь и на ходу застегивая штаны, Федоров первым ворвался в столовую. С видом победителя он занял себе место у окна и с удовольствием наблюдал, как Маргарита строгим взглядом встречает Залесного, как учительница встречает разгильдяя, который опоздал на урок. Проследив, чтобы оба мальчика аккуратно разложили салфетки на коленях, она торжественно внесла горячее и выплыла из комнаты. Как только стихли ее шаги, Федоров с видом заговорщика подмигнул Залесному:

– Откуда это сокровище?

– Одолжил у подруги жены.

– Я хочу ее перекупить. Мне такая Фрекен Бок позарез нужна.

– Ничего не получится. Она страшной клятвой связана с Алефтиной и ни на шаг от нее не отходит. Нам повезло только потому, что Алка сама ее попросила присмотреть за нами до возвращения жены. Кстати, а зачем тебе домоправительница?

– Я человек одинокий. Прихожу в пустой дом. Никто меня не гоняет переодеваться и не заставляет ужинать в столовой. Я уже совсем как дикое животное – ем где хочу, сплю где хочу.

Залесный пожал плечами:

– По-моему, это не плохо, делать, что хочешь,

– Это ты говоришь так потому, что женат. И жена решает, где ты будешь есть и спать. За меня давно никто ничего не решает.

– Так женись. И все у тебя будет по полной программе,

Федоров отложил вилку и долго вертел в руке тяжелый блестящий нож.

– Ничего не получится.

– Проблемы?

– Да, проблемы. За время, проведенное с третьей женой, я слишком хорошо познакомился с женщинами.

– А с первыми двумя своими женами ты знаком не был?

– Первые прошли без осадка, как вода сквозь пальцы. А вот третья оказалась редкой стервой,

– Зачем тогда жил с ней четырнадцать лет?

– Дочь.

Мужчины помолчали и выпили залпом без тостов.