Текст книги "Враг моего сердца"

Мелькали день за днём веси, одна на другую похожие. Сменялись обширные луга и лядины дремучими, похожими на сердитые всклокоченые чудища, лесами. С того памятного дня Леден сторонился ельников. Даже на короткие дневные привалы они старались не устраиваться под их густыми лапами. Как будто сходил помалу след с шеи, но отчего-то Елица чувствовала себя всё хуже. Показалось сначала, что просто застудилась. Но скоро к слабому ознобу, что наваливался чаще всего по вечерам, добавилась ещё и тошнота. Мира испугалась было: мол, дело в том, что Леден княжну едва не придушил, повредил ей что-то. Но, конечно, тот досадный случай был ни при чём. Елица пила бодрящие отвары из сушёной малины и рябины с листами смородины. Но от вечного питья можно было и лопнуть, пожалуй, а легче от него становилось ненадолго.

Поначалу никто из отряда не замечал, что с ней что-то не так. А вот княжич начал обращать к ней подозрительный взгляд раньше других. Только не спрашивал ничего. Но теперь при каждой остановке он торопился спешиться раньше неё и подходил, чтобы помочь спуститься наземь. Елица упрямилась всё ж, не позволяла себя коснуться, не давала себе повода проявить слабость. Но однажды, когда прибыли они в последний погост – Житиху – перед тем, как добраться уже до Радоги, она едва не кубарем рухнула из седла в руки княжича – так сильно повело голову.

– Брашко! – кликнул он отрока. – Беги к большухе, спроси, есть ли у них травница или лекарка какая.

Тот кивнул и, бросив повод своего тяжеловоза ближайшему из кметей, умчался.

– Пусти, княжич, я устала просто, – Елица попыталась оттолкнуть его.

Но тот только под колени её подхватил, взял на руки и понёс в одну из гостиных изб.

– Много я видел усталых людей, – проворчал с укором. – Но ты, вроде, спишь получше моего, и голодом тебя никто не морит, а из седла валишься.

И никак-то с этим не поспоришь. Она и сама не понимала, что с ней творится. Подумала бы, что пьёт вместо нужных отваров отраву какую. Да она ведь травы тоже ведала – недаром жила пять лет со Сновидой – и уж распознала бы в питье что-то вредное.

Леден уложил Елицу на незастеленную ещё в ожидании гостей лавку. Вошёл следом кметь Балуй, пробурчал, погода-де нынче промозглая, шмыгнул носом громко и уставился на них исподволь.

– Ты мне тут не зыркай да уши не востри, – одёрнул его Леден.

Балуй хмыкнул и принялся растапливать печь-каменку, что стояла в противоположном от двери углу. Княжич присел рядом с Елицей, поглядывая на соратника, а как тот вышел помогать остальным разбирать нужные на ночном постое вещи, расседлывать лошадей, склонился к ней. Она, пытаясь успокоить сбившееся от накатившей мути дыхание, взглянула на него.

– И долго же ты скрывать собиралась, что дурно тебе, княжна? – заговорил он тихо. – Я уж какой день только и думаю о том, что стряслось с тобой. И почему молчишь.

Елица нахмурилась, подумывая, не решил ли он зло над ней пошутить. Но княжич и правда смотрел на неё с тревогой и как будто злостью. Может, за то, что с той, чья помощь ему была нужна, случилось вдруг несчастье. А может, потому что она ничего ему не сказала до сих пор.

– И что же ты понял, княжич? – она усмехнулась одним уголком рта.

– Сегодня понял, что ты подступила к самой грани, – он покачал головой. – Только не пойму, как так случилось.

– Я тоже не пойму.

Совсем жутко становилось от осознания правдивости его слов, что находили смутный отклик в душе. Елица размотала платок на шее, стянула его, мучаясь оттого, что он будто бы слишком колючий. Раскинула в стороны, уже не смущаясь, что останется с непокрытой головой перед Леденом. Будто не видел он её всякой. Княжич поймал её руку холодными пальцами и склонился ближе.

– Разве синяки не должны были уже сойти?

– Ты сильно меня придушил, видно.

В дороге никак не доводилось рассмотреть себя получше, а потому Елица и не знала толком, что там творится. Мира утверждала, что всё уже почти прошло.

– Сильно, не сильно… – неопределённо проворчал Леден.

Он приложил ладонь к отметинам – Елица дёрнулась, не желая, чтобы он её касался. Но от прохлады, что исходила от его кожи, становилось как будто чуть легче. Развеялся туман в голове, и нутро перестало тошнотно вздрагивать. Распахнулась дверь в избу – дунуло из сеней прохладой. Вошёл Брашко, а за ним – Мира, и женщина, только переступившая порог зрелости, что уж на старость поворачивала. На ходу распахивая изрядно поношенную свиту, она быстро обогнала отрока и челядинку, не слишком почтительно оттеснила княжича, даже не разбираясь, кто он такой. Блеснули украшенные узорами колты её перед взором, и глаза, тёплые, что земля под солнцем.

– Здравствуй, красавица, – улыбнулась женщина. – Меня Жданой кличут. А ты, стало быть, княжна Елица? Слыхала о тебе много. Говорили, у князя нашего Борилы Молчановича дочка диво как хороша. Теперь вижу, не врали ничуть…

Продолжая болтать о разной неважной чепухе и вгоняя тем Елицу в странную дремоту, Ждана оглядела её, хмурясь и покачивая головой. Её лёгкие, словно пушинки, пальцы ласково скользили по коже, а голос журчал в голове ручейком, успокаивая, унимая мучения.

– Что скажешь, знахарка? – нетерпеливо окликнул её княжич.

Вокруг уже начали собираться кмети – отогреваться после долгого дня под ветром и сырой моросью. Они вносили вещи и припасы, скидывали одежду в начавшей прогреваться избе. И все то и дело с любопытством поглядывали на Елицу.

– Хочу увидеть снадобье, которым её лечили, – совершенно спокойно ответила Ждана. – Ведь лечили же эти синяки на её шее?

Она внимательно взглянула на Ледена, а тот желваками дёрнул и отвернулся. Опять ударили по его вине, заставили ощутить с новой силой. Он махнул челядинке, подзывая, а та подошла, едва не на полусогнутых ногах, испуганно пригибая голову. Княжич схватил её за ворот и тряхнул, что сказал – нельзя было услышать, но Мира вся с лица спала.

– Закончилось снадобье, – пискнула.

– Тогда горшочек от него неси, коли не вымыли, – улыбнулась знахарка без тени злобы.

– Проследи, – приказал Леден отроку, и тот вышел вслед за девкой.

Скоро они вернулись, и Мира отдала Ждане пустой горшочек, где раньше мазь была. Той на дне и правда оставалось всего ничего – только наскрести, может, получится. Елица медленно села, борясь с дурнотой и слабостью, что нагнало на неё монотонное, словно заговор, бормотание знахарки. Та внимательно заглянула в посудину, поддела пальцем остатки снадобья и понюхала осторожно.

– Хорошая мазь, – Ждана отдала горшочек обратно челядинке, а та будто просветлела от её слов. – Быстро помогла бы… коли не было бы на ней заговора. Он её силу другой стороной оборачивал. Из целебной – ядом сделал. А княженка ослаблена очень. Будто кто силы из неё не так давно пил – вот и довела её эта мазь до беды.

Мира и руку к груди приложила, охнув. Зато Леден её удивлению не поверил: схватил за локоть и дёрнул к себе.

– Ты княжну извести хотела? – рявкнул прямо в ухо, а та так и присела. – Отвечай!

– Не хотела извести, – запричитала та. – Я и заговоров толком не знаю. Так, кровь остановить немного да головную боль унять…

Княжич развернул её к себе лицом и встряхнул. Кмети зароптали, подходя ближе и прислушиваясь к переполоху. И судя по тому, каким страшным холодом повеял направленный на девку взгляд княжича, ничего хорошего её не ждало.

– Подожди, княжич, – Елица встала, покачиваясь.

И так вдруг захотелось, чтобы снова прохлада его кожи остудила жжение, что волнами пробегалось по шее. Да, получается, он из неё силы выпил, когда в прошлый раз касался – больше некому. Теперь вдвойне осторожнее надо быть да подальше от него держаться.

– Что? – хмыкнул тот. – Попросишь, чтобы я и эту змею отпустил с миром? Своя жизнь не дорога вовсе?

Елица подошла и положила ладонь на его запястье, ощущая гладкость стальной наручи на нём и призывая отпустить Миру. Он прищурился, даже не двинув рукой и не ослабив хватку.

– Снадобье это тебе предназначалось, – продолжила Елица. – Не хотела я, чтобы жена старосты в Беличе увидела, что со мной случилось. И на мысли нехорошие наводить. Остёрцев и так всюду не любят. Сказала, что мазь для тебя нужна.

– Вот спасибо, – он покачал головой.

Гнев тут же сошёл с лица княжича, уступив место заметному недоумению. Получается, его отравить хотели, извести. Против него Годана зло удумала, а Елица случайно пострадала. Леден выпустил плечи челядинки и отступил на шаг. Та закрыла лицо ладонями и всхлипнула жалостливо. Но всё ж она видела, что синяки вовсе не сходят с кожи Елицы, а лгала, получается. Зачем?

– Прости меня, княжна, – захныкала Мира. – Я сказать тебе должна была, что мазь эта не лечит совсем. Только хуже делает. Не думала, что до такого дойдёт. Просто припугнуть хотела. Чтобы…

Она и вовсе разрыдалась. Леден нахмурился, неподвижно глядя на неё, а после рукой резко махнул, ничего не говоря, и вышел прочь. За ним поспешили и несколько кметей, самые ближние. Видно, допытаться хотели, что всё ж случилось. Ждана вздохнула понимающе и сунула руку в свою суму, что висела у пояса на перекинутом через плечо ремне, что-то выискивая. Брашко сел на лавку, с укором посматривая на девку, с которой за время пути успел, кажется, сдружиться – и теперь в его взоре виделось нечто вроде омерзения.

Припугнуть хотела… Чтобы Елица и вовсе подходить к Ледену боялась. Неужто придумала себе, что хоть сколько-то ему интересна, кроме как потешиться порой, почувствовать, как девица его ублажает? Уж стары, как сам мир, эти пустые надежды, что вот на этот раз княжич, а то и князь сам обратит внимание на ту, которая прислуживает ему. Да так редко такое случается, что и не вспомнить ни единого сказания о том даже на девичьих посиделках.

– На вот, возьми, – Ждана наконец отыскала в своей холщовой суме какое-то снадобье и протянула его Елице. – Оно точно тебе поможет.

Вложила в руки прохладный горшочек и к двери направилась, не дожидаясь вознаграждения.

– Спасибо, – только и успела сказать Елица перед тем, как она скрылась в сенях.

– Пойдём, княжна, – Брашко встал, пряча взгляд от Миры, которая сейчас, кажется, искала на его лице хоть каплю понимания. – Тебе избу поменьше приготовили. Натопили уж и вещи твои туда снесли. Подождём теперь, как оправишься. Только как тебя теперь с ней оставлять?

Он качнул головой в сторону челядинки. Та вдруг бросилась к Елице, едва на колени не падая, схватила за рукав, пытаясь встретиться с ней взглядом.

– Прости меня, княженка! – затараторила сбивчиво. – Ума лишилась, не знаю, что в голову мне взбрело. Только не прогоняй. И не отдавай на наказание княжичу.

Елица высвободилась резким движением. Как бы знать, что и дальше не случится от Миры какой-нибудь подлости. Боится ведь, едва удерживает новые слёзы, что дрожат, грозясь пролиться, в покрасневших глазах. Знает, что многие мужчины наказывать умеют так же страстно, как и ласкать ночами. Таков ли княжич – Елица не знала. Но раз девка так испугалась, то раньше ей с Леденом было очень хорошо. Неприятно кольнула эта мысль.

Но больше всего кололо недоверие, что поселилось теперь в душе к Мире. И правда – как жить теперь рядом с ней, в одной избе, полагаться на её помощь…

– Как скажет княжич, так и будет, – бросила она, отступая.

Всё ж не отправлять её теперь одну обратно в Велеборск. Пусть попытается оправдаться, если и правда сожалеет о сделанном. Елица вздохнула, крепче сжимая в ладонях согретый теплом рук горшочек. Вокруг шеи до сих пор словно верёвка пеньковая вилась, и слабость во всём теле не давала забыть о пережитом недуге. Она кивнула Брашко и вышла за ним во двор, оставив взбужораженных кметей шуметь, осуждая поступок челядинки. А та, испугавшись, поторопилась следом.

У самой избы они едва не столкнулись с Леденом. За ним спешил невысокий, крепко сбитый мужчина, что-то на ходу ему объясняя. По тому, как он был одет, по добротному мечу, что висел у его пояса вместе с ножом, уж можно было догадаться, что не из простых оратаев. Может быть, кто из старейшин или из дружины местной десятник. Завидев Елицу, княжич поднял руку, останавливая поток слов, что изливался из уст его сопровождающего. Тот быстро закрыл рот и вперился в неё, а через миг расплылся в улыбке.

– Здрава будь, княженка, – он поклонился почтительно да не так низко, как кланялся бы её отцу.

Она наклонила голову в ответ, старательно запахивая платок, ещё не завязанный толком.

– Ну, что ты решила? – Леден окинул её суровым взглядом. – Оставишь Миру при себе? Или другую спутницу тебе здесь найдём?

– А разве эта тебе уже надоела? – не удержалась она от колкости. Глаза княжича вмиг заледенели, словно родник морозной ночью. – Не надо другую. Уживёмся как-то.

Леден хмыкнул, покривившись, и всё его выражение лица как будто говорило: я так и знал. Мягкой её считает и доброй слишком. Может, оно так и хорошо?

– И что? Просто так ей всё спустишь? Если бы мазь та не закончилась, да не случилось тут Жданы, так она и отравила бы тебя насмерть, бестолочь.

– Наказать её можешь так, как нужным посчитаешь, – Елица с трудом заставила себя произнести это.

Княжич вдруг осклабился недобро. Переглянулся с мужем, что так и стоял рядом.

– А чего это я вместо тебя наказывать её буду? – резанул его голос издёвкой. – Я в каты тебе не нанимался. Княжить хочешь в Велеборске, а значит, и силы имей карать тех, кто против слова твоего идёт. Да жизнь твою и в куну не ценит.

С этими словами он вместе со своим спутником скрылся в избе. А Елица так и уставилась ему вслед, зная, что он прав. Самой нужно что-то решать. Вся сущность её противилась наказанию челядинки, но и понимала она, что это необходимо. Всё ж до беды она могла довести, то ли по злости, то ли по незнанию. А вышло бы всё равно плохо. И коли попустить такой проступок, дальше от безнаказанности только хуже может сделаться, как бы сейчас Мира ни плакала и ни причитала.

Брашко проводил Елицу до избы, что для неё предназначалась. Прежде чем она успела зайти в сени, придержал её за локоть, шепнул:

– Позвать кого из кметей Доброги? Приказ отдашь?

Она кивнула благодарно: всё ж отрок у Ледена гораздо более понимающий, чем он. Скоро зашёл Прислав – воин из велеборской дружины – выслушал не слишком смелый приказ о наказании Миры с таким видом, будто заранее всё знал. На душе стало немного легче, хоть и прознает всё равно княжич о её слабости.

Как только кметь ушёл, Елица умылась и сама, не доверив Мире, намазала шею снадобьем, оставленным Жданой. Слушая напряжённую возню служанки, она прилегла, дожидаясь, пока мазь впитается. И сама не заметила, как уснула: до того хорошо стало. Только поздним вечером открыла она глаза, как услышала резкий вскрик, что донёсся из двора. Поморгала, ничего толком не сумев разглядеть в тёмной избе: лучины давно прогорели, да и печь почти уже потухла. Визг повторился и потонул в молчании. И снова вспыхнул среди тишины через мгновение.

В голове мутно сделалось, а во рту горько от осознания, что сейчас творится снаружи. Но на счастье скоро всё закончилось. Загомонили глухо мужские голоса, кто-то прошёл мимо избы. Елица наконец встала и разожгла огонь повсюду, отгоняя нехорошее, липкое ощущение, словно замаралась. Вспомнилась насмешка в глазах Ледена: хочешь править, умей и наказывать, если нужно. Пока она возилась с едва не потухшей печью, открылись в сенях двери, а после и в избу вошёл кто-то. Шаркая ногами по полу, Мира доплелась до ближайшей лавки и села на неё, уперев взгляд в пол.

Елица встала, вытирая руки полотенцем. Служанка не выглядела совсем уж обессиленной: видно, Прислав отстегал её кнутом не так рьяно, как мог. Ну, лежать будет неудобно первую ночь, а так – ничего особо страшного. Кметь хоть брови хмурил сердито, а разумел, что, если служанку сильно избить, то ехать дальше она не сможет ещё много дней. А это всем препона лишняя.

Ни единым словом до самой ночи они с Мирой не обмолвились. Повечеряли тихо да и спать разошлись. Только успела Елица увидеть, когда девка переодевалась, яркие алые полосы, что пересекали её спину.

Ещё на день пришлось задержаться в Житихе. Хоть Елица убеждала Ледена, что чувствует себя уже хорошо, но тот никак не пожелал отправляться в путь с утра. Его самого целый день не было: пропадал у старосты, о чём-то с ним разговаривая. Уж каким тот приветливым оказался, даже неспокойно становилось: как бы не решили снова княжича отравить.

Но всё обошлось. Следующим утром кмети собрали скарб, что успели вынуть из телег на постое, да снарядились ехать дальше. Елица нынче чувствовала себя и вовсе так, будто ничего и не было. Да и Мира уже бегала в хлопотах так же бодро, как до наказания. И безмолвно решено было между ними случай тот глупый и досадный не вспоминать более. Если повода больше не случится.

Вместе они вышли во двор. Челядинка устроилась на облучке телеги рядом с Брашко, который весь день накануне воротил от неё нос. Нынче отрок, кажется, даже оттаял слегка, заговорил с ней тихо, но быстро отвернулся, ещё храня обиду. Кмети погрузились на коней, улыбаясь ясному дню, что обещал лёгкую и приятную дорогу до Радоги. Оставалось до него пути всего суток двое, коли не задержит снова какая напасть.

Вышел последним из сеней гостинной избы Леден. Окинул всех взглядом придирчиво и вновь к Елице подошёл, которая в этот миг здоровалась со своей покладистой кобылкой, потчуя её солёной горбушкой. На сей раз она не стала противиться тому, чтобы княжич помог ей в седло подняться. Вытерпела и его руки, что крепко обхватили талию, опёрлась на твёрдое плечо. Раз важно ему такую заботу оказать – то что уж упрямиться нарочно.

Они выехали по хорошо просохшей за день дорожке. С границы обширного пала подступал зеленовато-серой стеной лес. В груди так легко делалось от смолянистого духа сосен, что перемежались здесь с нарядными берёзами, которые как будто задышали тихо, когда пустился по их стволам сок. Чудно было ехать в проснувшемся святилище Хозяина, что с каждым днём весны будто сияло ярче. Заливались кругом птицы на разные лады. Мелькали, вспархивая с земли или веток среди рыже-бурых стволов и тоненьких остовов прошлогодней иссохшей травы.

И, хвала всем Богам и духам, что окружали отряд путников все дни пути до Радоги. Ничего скверного больше не приключилось.

А вскоре Елица начала узнавать так запавшие когда-то в душу места. Древние скалы, что прятались в чаще, то и дело показывая на свет мшистые бока. И заливные луга, что раскидывались просторными равнинами в пойме реки Сойки. И защемило где-то под сердцем от воспоминаний. Как ехала Елица впервые к жениху – знакомиться. И как после навещала его с отцом, увязываясь за ним так часто, как могла. Радим сразу пришёлся ей по нраву, и ничуть она не пожалела, что таким стал выбор Борилы жениха для дочери. Да и мало она тогда жизни знала. После только поняла, что многое в ней случается вовсе не так, как хотелось бы. Мыслила она себе счастье рядом мужем любимым, а оборвалось оно едва через луну после свадьбы.

И казалось теперь, что каждый куст в окрестностях Радоги, каждая тропка и каждая поляна напоминают о несбывшемся. Не хотела она сюда возвращаться. Думала, утешение в другом найдёт. А вот теперь словно по живому её резало.

Скоро показалась впереди охваченная светом предзакатного Дажьбожьего ока весь: стена невысокой скалы среди леса – и раскиданные полукругом у её подножия избы. Въехал отряд на кишащую людьми, точно летний воздух – мошкарой, улицу – и плеснула по ней весть о чужаках, что понеслась вперёд к самой избе старосты.

И потому встретил их у высоких ворот в окружении ближней дружины, что напоминала городскую, сам Остромир. По Ледену, что впереди ехал, он только взглядом мазнул, а вот Елицу сразу заметил. И пробежала по его лицу тень – как будто и обрадовался, но и опечалился тоже. Потому как понимал, что вряд ли она приехала сюда просто погостить-повидаться.

– Здрав будь, Остромир, – громко поздоровался с ним княжич, обращая на себя внимание.

Остановил коня прямо перед ним и склонил голову чуть набок, ожидая подобающего ответа.

– Здрав будь, княжич, – чуть поразмыслив, кивнул староста. – Вижу, с делом важным приехали, раз не поленились столько вёрст отмахать.

– Тебе важнее сейчас должно быть, что мы приехали с добром, – Леден усмехнулся и спешился.

Встал перед ним, возвышаясь на добрую половину головы, и кметям своим махнул, приказывая проезжать дальше.

– Тоже верно, – согласился Остромир. – Раз никакого зла с собой не привезли, то будете гостями.