Текст книги "Сюжеты одной пианистки"

Бабочка

Вы давно не играли с кошечкой в бабочку? А зря. Надо любить своих питомцев и заниматься с ними. Чего стоят эмоции, которые дарят вам ваши любимцы? Вот ваша киска навострила уши, затаилась, приготовилась к прыжку, когда её глаза загорелись, увидев блестящую, шуршащую, сложенную из конфетных обёрток бабочку. Напряжённый момент: бабочка тянется за ниточку. Наконец кошка прыгает и вцепляется лапками в свою жертву. Бабочка в её когтях. Она поймана. Она теперь её. Жалко, бабочка только из конфетного фантика, а самой конфеты нет. Но сама бабочка, с которой играет кошка, дорогого стоит.

И я играю тоже с бабочкой… вернее, в бабочке. Она чёрная, концертная. Висит в моём шифоньере. Я её подшивала по размеру своей шеи. А всё для того, чтобы выступить на музыкальном концерте.

Там выступали скрипачи и пианисты. Все в красивых белых кофточках, мальчики – в рубашках. И все обязательно в тёмных туфлях.

Ах! Бабочка! Какое она чудо! Она стоит стольких воздыханий и трепета. А сама такая тонкая, и маленькая, и изящная. С ней весело. А это значит, что не стоит огорчаться даже под самую печальную мелодию. Пусть чёрная бабочка всегда будет на шее музыканта-мастера во время его выступления на концерте.

А если всё-таки будет обидно, вспомните свою домашнюю любимицу-кошку… и поиграйте с ней в бабочку.

Дама в деке

1

В одной весёлой компании всегда любили музыку и не упускали случая что-нибудь поиграть на пианино.

– Вот Леночка – прекрасная пианистка. Она нам сыграет, – делал мне рекламу Марик. – Миша, послушай-ка.

– Я сам играю. Могу предложить ноты.

– Нет, нот не нужно, я знаю наизусть, – сказала я, села за фортепиано и начала играть.

В комнату вошла Оля. Она училась в музыкальной школе и прислушалась к игре.

– Ты сделала мне сегодня подарок на день рождения. Такая музыка, как будто падают снежинки и танцует куколка, – сказал Марик, когда я кончила играть.

– Это вальс Шопена, – объявила я.

– Замечательно.

– А у меня есть с собой блок-флейта, – сказал Миша, – сейчас я тоже сыграю.

Он вытащил из портфеля флейту и сыграл известную мелодию Бетховена. Но звуки тянулись очень тоскливо и жалобно. И всех настраивало на задумчивость.

– Я знаю эту мелодию. Это песня «Сурок».

– Да, да, она.

– Но что мы загрустили? Давайте же выпьем за именинника.

Весёлый вечер подходил к концу, когда мы, отметив день рождения, возвращались по домам.

Новые друзья познакомились со мной и узнали о моём умении играть на фортепиано.

С тех пор частые встречи с ними проходили за игрой на пианино и с пением известных песен.

– Леночка, тебя стало не узнать: то ты о чём-то грустила всегда, а теперь и глядишь весело. Будь всегда такой, – сказал как-то мне Марик.

– Буду стараться, – ответила я и улыбнулась.

Но слова «будь всегда такой» эхом отозвались в моём сердце, и я подумала: что-то здесь не так.

2

Я пришла домой в сильной задумчивости. И, отыскав свои старые исписанные ноты, села за пианино. Что же тянуло меня заново просмотреть их? Медленно проигрывая каждую ноту, я прислушивалась к звукам, осторожно поднимала пальцы, будто ходила на цыпочках по клавишам, ожидая для себя какого-то прозрения. Может, я заново прочувствую музыку? И она не станет такой машинальной и холодной, как была последнее время. Будто тонкий механизм мастерства после моих выступлений сломался, и я по интуиции хотела его восстановить. Я прикасалась к клавишам, как к хрустальным подвескам: то они напоминали мне сахарный дворец, который опасно задеть, ибо нарушится его целостность, то хождение по канату – одно неловкое движение и нарушится вся музыка.

Только мне казалось, что мелодия куда-то убегает. Я стала играть её, останавливаясь на каждой фразе. Каждый звук в пьесе для меня был наполнен смыслом и значением.

Случайно я посмотрела на деку. И в полировке увидела отражение силуэта. Почему-то я вздрогнула. Мне показалось, что это отражение – не я. Будто какая-то важная дама размышляла и кокетничала передо мной в этом отражении, полная, как и я, романтической увлечённости. «Что же это такое?» – не поняла я. Та незнакомка то резвилась, как безумная девушка, раскачиваясь перед пюпитром, то задумывалась грустно, то печаль сменялась весельем.

Вдруг роковым мотивом звуки, как в трубу, загудели «Марсельезу», будто спрашивая меня: «Зачем всё это? Дай ответ себе». И теперь я превратилась в немого музыканта-философа и молча слушала свою музыку.

Но опять передо мной появилась женщина в деке и заулыбалась: «Звуки давно воспитали твою душу, иди же смелей», – звала она, усмехаясь, за собой. На мгновение я почувствовала силу. И радостно заиграла. Но настроение быстро изменилось, и я испугалась. Теперь только я задумалась, кто она, эта, в деке. Но при одной мысли о ней дама куда-то исчезла. И я только слышу где-то за спиной: «Ты меня не знаешь».

Шаги на снегу

Уже за месяц до Нового года все улицы были готовы к празднику. Маленькая Лиля шла с дедушкой по большому проспекту столицы. На них сыпались узорные снежинки, застревая в меховых манжетах и воротниках пальто. И Лиля невольно любовалась ими. На улицах пестрели украшенные наряженными ёлками витрины с мелькающими огнями. Иногда на засыпанных снегом дорожках проступал лёд, и девочка скользила на нём.

Случайно Лиля с дедушкой прошли мимо магазина музыкальных инструментов. Яркий свет падал на новогодние игрушки и блестящую мишуру.

Девочка взглянула на витрину и удивилась.

– И это всё для музыки? – спросила Лиля, глядя на множество различных инструментов.

– Да, на всех этих инструментах играют музыку, – сказал дедушка.

Дома у Лили было пианино. И она немного играла на нём. И поэтому понимала, что такое музыка. Но Лиля плохо знала другие инструменты и засмущалась, увидев их.

– Смотри, дедушка, как нарядили эти странную куколку – повязали ей пышный бант.

– Это скрипка. Она действительно поёт и плачет. Но это не кукла, а мать музыки, – сказал дедушка. – Ты ещё узнаешь, как она страдает и радуется, волнует других и зажигает своим «огнём».

– Мать музыки? Давай же зайдём в магазин и лучше рассмотрим другие инструменты, – попросила Лиля.

Потоптавшись у витрины, дедушка с Лилей открыли дверь и вошли в магазин.

Среди ударников, больших барабанов и золотистых тарелок стояли новые аккордеоны с мехами, блестя клавиатурой. Вдоль стены по возрастанию были струнные: скрипки, виолончели. В углу, словно большой кит, стоял чёрный рояль с открытой крышкой, как на концерте. Лиля подошла к нему и нажала три клавиши. Они легко провалились под пальцами, извлекая короткие мелодичные звуки.

Неожиданно, нарушив лёгкий шум в магазине, в углу заиграла музыкальная шкатулка. Услышав мелодию, Лиля сразу подошла к шкатулке и стала рассматривать её. На блестящем корпусе были изображены балерины, танцующие в белых пачках, звучал «Танец маленьких лебедей». Музыка напоминала игру на колокольчиках, отстукивающих каждую ноту. И Лиля очаровалась ею.

– Какая волшебная музыка, – сказала она дедушке.

– Это играет музыкальная шкатулка, – ответил он, – музыка из балета «Лебединое озеро» – «Танец маленьких лебедей». Шкатулку только надо заводить, и она будет играть.

– Как чудно! – подпрыгнула Лиля. – Я приду домой и обязательно сыграю этот танец.

Она слушала игру до тех пор, пока не прекратилась мелодия.

– Как жалко, что музыка закончилась. Пойдём, – сказала девочка.

Но она ещё немного задержалась у лежащих виолончелей и контрабасов.

Они казались важными особами и напоминали о дедушке, когда тот сидел дома в кресле или лежал на диване.

Постояв у инструментов, Лиля спросила:

– И на каждом исполняют свою мелодию?

– Да, но на этих инструментах играют вместе в одном оркестре, и даже очень красивую музыку.

Лиля с дедушкой вышли из магазина. Они долго ещё шли до метро, и Лиля напевала мотив музыкальной шкатулки. Усиливающийся снег засыпал их следы.

Придя домой, Лиля сбросила пальтишко и подошла к пианино. Под светом люстры оно было блестяще-чёрное, а резной узор на деке будто заманивал. Жёлтые свечи наклонились по бокам. Чёрные фигурные ножки украшали его и были похожи на шахматные фигуры. Пианино было старинное, не такое, как в магазине, и внушало к себе уважение. И Лиля представила себя королевским вельможей в старинном замке, где горят свечи. Она осторожно открыла крышку, вздохнула и села играть. Свет падал на пюпитр, под которым была витиеватая надпись названия фирмы «Шредер», сделавшей пианино.

Лиля немного знала ноты. Она взяла хрестоматию и быстро отыскала «Танец маленьких лебедей». Она стала разучивать пьеску. Пальцы её погружались в клавиши, как следы на снегу, и ей чудилось, что она подходит к музыкальному магазину и снежинки тают на её руке, как короткие звучащие нотки. И ей казалось, что всё закружилось вокруг под эту музыку, как падающий снег, как прыгающие балеринки. И ей самой хотелось танцевать, надеть воздушное белое платье и подпрыгнуть в нём высоко-высоко. Она играла и пела.

– Как это чудно, – думала Лиля, играя танец.

Закончив занятие, она позвала дедушку.

– А знаешь, что – я всем сделаю сюрприз на Новый год. Только ты никому не говори раньше срока. Я сыграю эту волшебную музыку, что была в музыкальной шкатулке, – сказала Лиля.

И, сев за пианино, она снова и снова повторяла мотив чарующей музыки.

У одной учительницы

У одной учительницы, впрочем, у моей учительницы, жил-был кот. Старый был кот, ленивый, флегматичный и толстый, медленно переваливающийся с лапы на лапу. Звали его Тиша. Кот был рыжий, как солнце, и пушистый, что говорило о его породистости. И только белый носик выделялся с неаккуратно рыжими пятнами, будто грязными отметинами непослушного котяры, который сунул свою любопытную мордочку в банку с абрикосовым желе. Глядя на него, можно было подумать, что он проказник, и его носик очень смешил.

И только кличка Тиша говорила о достоинстве кота. Впрочем, кот любил, как его звали, и вёл себя благородно, откликаясь на уважительный тон. Тиша чувствовал себя полным хозяином дома, и я ему сразу удивилась, как только увидела его на своём первом музыкальном занятии.

Я принесла ноты и гаммы, чтобы мне преподавали азы музыки.

Учительница поставила стул к пианино, и я села. Но ноги мои свешивались.

– Непорядок, – сказала учительница, – ноги должны стоять, а ты – сидеть животом прямо к клавишам. Нота «До» должна быть, где твой пупок.

Мне стало очень смешно, как учительница долго меня усаживала перед игрой. И вот я села и вздохнула, ожидая чего-то таинственного, открывая крышку пианино, как секретную коробочку.

Невольно я осмотрелась. Пианино было старое, резное, и напоминало эпоху королей. На нём стояли изящные цветы «Венерин волос» и красивая девушка из соломки с большим венком.

«И я люблю девушек, тем более красивых», – подумала я. И чувство возвышенного стало наполнять меня.

– Ну, покажи, что ты можешь играть, – отрывая меня от мыслей, попросила учительница.

И я сыграла одну простенькую пьеску.

– Хорошо. Но пальцы у тебя должны быть крепкими, будто ты держишь яблоко.

«Яблоко, – услышала я и удивилась, сразу подумав о соломенной девушке. – Наверное, она богиня любви Афродита, которой Парис вручил яблоко. Конечно, это она».

И опять мысли, как мечты, унесли меня.

Но вдруг дверь приоткрылась, и в комнату вошёл… кот.

– А, Тиша идёт. Он любит музыку. Ну, иди сюда.

Учительница села за стол, перелистывая ноты, и, отложив их, позвала кота. Тот на лохматых лапках, словно в тапочках, тихо прошёлся по ковру и послушно вспрыгнул на стол. Учительница погладила его за ушком.

– А ты играй. Теперь мы вдвоём будем тебя слушать, – сказала она мне, и я приступила к пьесе.

Кот шагнул на ноты и улёгся на них.

Из окна падал свет прямо ему в глаза, и он прижмуривался. Я играла коротенький танец и слышала, как кот мягко бил хвостом в такт музыке, будто дирижёр, а учительница внимательно следила за происходящим.

Я играла и думала: наконец и у меня есть слушатель, хотя он кот. Когда я окончила пьеску, то сразу повернулась к Тише и заметила его повелевающий, самодовольный взгляд, будто у самого Его Величества.

– Ну и кот, – сказала я, – и он понимает музыку?

– Да он тоже понимает.

– Будто жюри, вот и разлёгся, как главный по нотам.

Кот понял, что о нём говорят, и вяло моргнул.

– Если ты будешь хорошо учиться, то станешь выступать на концертах, – сказала мне учительница. – А пока я дам тебе упражнения для развития пальцев. Ты всегда должна тренироваться.

Учительница пролистнула широкую страницу нот и сама села за пианино.

Длинное платье на её полуоткрытых покатых плечах прошелестело, как подол королевского шлейфа, и она, важно выпрямившись, заиграла. Пальцы разбежались по клавиатуре, и мне почудились королевские конные скачки.

Она доводила звук до форте, и в этом казались торжественность и значительность. Вся комната наполнилась величественными звуками.

Но вот она остановилась и потребовала меня повторить гаммы. Мои же пальцы были робкими и вялыми, и, сев за фортепиано, я почувствовала слабость.

Кот будто понял, что моя игра не интересна, спрыгнул с нот и ушёл за дверь.

– Вот видишь, не нравятся Тише твои гаммы, вот он и ушёл. Тебе надо много заниматься.

Урок закончился. Я собрала ноты и вздохнула.

«Нет, надо хорошо поучиться, чтоб и строгий кот был мною как-нибудь доволен», – подумала я и попрощалась с учительницей.

Дили-дон

– Дили-дили-дили-дон. Дили-дили-дили-дон. Ой! Не так! Опять я здесь спотыкаюсь. Ух! Этот злополучный вальс Шостаковича. Хоть и шутка. Дили-дили-дили-дон, дили-дили-дили-дон… – у Оли никак не выходила за пианино музыкальная пьеса.

– Хм! Моя сестра разошлась. Играет, будто бубенчики стучат. Мне бы так! Да медведь на ухо наступил. Мне вместо бубенчиков да колокольчиков бубончики вывязывать. Дили-дили-дили-дон. Дили-дили-дили-дон… И вообще… она так громко играет, что и в моей комнате всё слышно, и деться некуда.

– Ну, опять, опять не получается! Кто бы помог мне выучить эти ноты? Они уже кусаются, а я спотыкаюсь на том же самом месте. Дили-дили-дили-дон.

– Дзынь-дзынь!!!!!

– Ой! Звонок. Дили-дили-дили-дон. Сейчас возьму трубку, – Аня бросает рукоделие и берёт трубку телефона.

– Дили-дили-дили-дон. Дили-дили-дили-дон. Кто же там, ну, кто же там? Хм! Кто-то звонит, – Оля остановилась играть на пианино и прислушалась, что за дверью. – Аня взяла трубку, спрашивает, кто там. Хм! И под мелодию поётся «Кто же там, ну, кто же там?». Будто Шостакович специально под эти слова музыку писал. «Кто же там, ну, кто же там?»

– Это ты меня спрашиваешь, Оля?

– Нет. Я так пою под мелодию.

– Хм! А я подумала, что ты меня спросила, кто там говорит со мной по телефону. А это ошиблись номером. Не туда попали.

– Не мешай мне заниматься. Я учу вальс Шостаковича. Дили-дили-дили-дон…

– Дили-дили-дили-дон. Жалко, я не умею играть. А сестре я совсем не мешаю. А хотелось бы так, как она, чудно, точно на колокольчиках.

Аня задумалась, посмотрела на сервант, и мысль осенила её.

– Ну-ка! Вот что я придумала. Сыграю я на бокалах. Дили-дили-дили-дон. И у меня волшебная музыка получится.

Аня взяла бокалы и карандаш и постучала по ним. Они отозвались слабым звоном.

– Ой! Как волшебно! Дили-дили-дили-дон. Как в ледяном замке!

И вдруг Аня услышала:

– Кто же там, ну, кто же там, – Оля отозвалась ей из своей комнаты.

– Это ты меня спрашиваешь? – удивилась Аня. – Я сейчас тебе отвечу.

И Аня снова сыграла на бокалах: дили-дили-дили-дон.

– Хорошо у тебя получается, – сказала Оля, – ты играй на бокалах «дили-дон», а я на пианино «кто же там».

Это такая будет подкладка под вальс Шостаковича: дили-дили-дили-дон – кто же там, ну, кто же там.

– Дили-дили-дили-дон, дили-дили-дили-дон.

– Кто же там, ну, кто же там.

Девочки дружно разыгрались и громко засмеялась.

– Ну, что разыгрались, раззвонились, – вышла старая бабушка Ася в коридор, – мне сейчас должны позвонить. А я не услышу звонка из-за вашего трезвона.

– Ну, бабушка, у нас дуэт вышел. Хотя Аня совсем не знает ноты.

– Как не знаю? Я же сыграла на бокалах дили-дили-дили-дон. Значит, знаю.

– Как вас понять? Дели дон или не дели дон. Всё равно одна играет, другая слушает. И всё всем поровну.

– А-а-а! Вот какой у бабушки слух, оказывается.

– А я сейчас и бабушкину мелодию поиграю, – сказала Оля и проиграла басы в вальсе Шостаковича.

Шутка!

Плавал кит в симфоническом океане

Жил-был огромный чёрный Кит. Он плавал в океане. И не в простом океане, Индийском или Атлантическом. Он плавал в Симфоническом океане. Вместо воды в Симфоническом океане были ноты, которые слагали волны – Музыкальные фразы. Волны-Музыкальные фразы то бушевали, а то утихали. Это зависело не от погоды в Симфоническом океане, а от знаков, которые указывали на нюансы в музыке. По этим знакам и можно было определить погоду в Симфоническом океане. Когда было «Форте», волны усиливались, когда «Пиано» – утихали, на «Стаккато» капли от нот брызгали на Кита, и ему становилось щекотно. Он хотел потереть свои бока, но не мог. И смирялся с этим неудобством. Хотя большее неудобство ему доставляли попутчики, которые незаметно прикрепились возле китового уса. Это были всякие Музыкальные инструменты, такие же обитатели Симфонического океана, как и сам Кит. Музыкальные инструменты так привыкли в его боку, что загорали целыми днями прямо на Ките, как на солнечном острове. Одни инструменты слушали пение мелких птичек-одиноких восьмых, другие болели за футбольную команду парных восьмых нот. Третьи забрались в летний сад, где ели вишенки восьмых, а в колючем диезном крыжовнике искали спелые ягоды. Рядом воробьи-бемоли обсиживали только начинающую созревать рябину. И было всем инструментам очень весело.

Но вот однажды царь Нептун позавидовал, как хорошо Музыкальные инструменты устроились на боку Кита и живут в радости и довольстве. Разгневался Нептун: почему-то там, на поверхности Симфонического океана, хорошо и солнечно, а у него, в Подводном царстве, темно и неуютно, из-за чего его, Нептуна, стали называть непутёвым. И решил Нептун пойти войной на Кита, захватить все Музыкальные инструменты, чтоб они ему играли в Подводном царстве, а не на поверхности Симфонического океана. И пошёл войной Нептун на Кита, собрав всех акул.

Разволновались Музыкальные инструменты, мигом расстроились: «Как же так? Мы будем на самом дне, и будет не видно и не слышно Симфонического океана, а значит, пропадёт вся музыка. Надо что-нибудь придумать, чтоб и Кита защитить, и оркестр сохранить, а Нептуна успокоить».

Собрались Музыкальные инструменты и говорят Киту:

– Надо музыку такую придумать, чтоб Нептун не гневался на тебя.

Кит зевнул и говорит:

– Для этого Лира нужна, без неё не будет от Музы вдохновения.

– А Лиру мы из твоего уса сделаем, – сказали Инструменты и щипнули его ус.

– А ещё что нужно? – спрашивает Кит.

– Ещё ключ, чтоб музыку писать. Достань его, и мы Волны-Музыкальные фразы по нотам разберём и на Нотном стане запишем.

Набрал Кит нотную воду и пропустил её через свой нос-скважину.

– Вот это ключ! – обрадовались Инструменты. – Сейчас и мы научимся цедить ноты, вот они уже на Нотном стане расселись по порядку. У каждой – своё место.

И слышит Кит – музыка зазвучала. И такая мелодичная. Стал он своим хвостовым плавником дирижировать. И Симфонический океан преобразился, просветлел. Солнце заиграло в волнах.

Вышел из вод Нептун и удивился: что за чарующая музыка вокруг, что и ему на самом дне светло стало.

– А мы каждой ноте свой путь на волне записали, теперь у нас порядок, – говорят Инструменты, – вот и светло тебе, Нептун.

– Я и смотрю, что и акулы мои присмирели.

И сказал Кит:

– Вот теперь хорошо все сидят. У меня на боку столько инструментов: и скрипки приросли, и трубы, и виолончели, и валторны, и барабаны. Целый симфонический оркестр на моём боку.

– Удобно тебе, слушай теперь музыку, как и Нептун, – говорят ему Инструменты.

– Но я не могу всё время только слушать. Мне надо плыть. Иначе у меня заболит бок, – сказал Кит.

– Хорошо, ты плыви, а мы будем новые Музыкальные фразы записывать и исполнять их. Ведь Нептун с нами согласен.

Кит развернулся и поплыл под чарующую музыку.

И снова заволновался Симфонический океан. Но Киту теперь не надо искать погоды в море. Ему не страшно, потому что он слышит мелодию.

«Иванъ Иванычъ виноватъ»

– «Пришёл Прокоп – кипел укроп. Ушёл Прокоп – кипел укроп. Как при Прокопе кипел укроп. Так и без Прокопа кипел укроп». Ещё раз. «Пришёл Прокоп…»… Послушай, Алина, – остановил в дверях Виталик молодую девушку, пришедшую на занятия в драмкружок.

– Да, – удивилась она.

– Ты выучила скороговорку, которую нам давал на занятиях Сергей Виталич?

– Какую?

– Да вот: «Пришёл Прокоп – кипел укроп», значит. Дальше: «Ушёл Прокоп – кипел укроп. Как при Прокопе кипел укроп. Так и без Прокопа кипел укроп».

– Да.

В дверях показался высокий крупный мужчина в очках и энергично прошёл в зал.

– Здравствуйте, Сергей, Виталич, Сергей Виталич, здравствуйте, – завидев его, ребята приветствовали наперебой.

– Расставляйте стулья. Будем репетировать пьесу.

– Какую, Сергей Виталич? – спросила Наташа.

– В. В. Билибина «Иванъ Иванычъ виноватъ».

– Как? Иван Иваныч Виноватов?

– Не Виноватов, а виноват.

– Как так?

– Иван Иваныч виноват – это интересно. Что же там такое? – сказала другая Наташа.

– Так, значит, «Иванъ Иванычъ виноватъ» – сказала Аня. – Что это за пьеса?

– Она небольшая. Это комедия-шутка, и всего-то в одно действие.

– Вы её по Интернету нашли?

– Нет, не по Интернету.

– Ой, а вы знаете, что сейчас какой-то в Интернете букмастер сделали, который ищет друзей? И даже объявился какой-то богатый миллионер с наследством, который ищет среди них своих родственников.

– Вот это да!

– Разве можно верить ему?..

– Не отвлекайтесь, ребята, вы заговорились, Возьмите лучше текст, – успокоил всех Сергей Виталич.

– Ой, а здесь старые буквы, на «ять».

– Дореволюционные, я это знаю, – пробасил Михал Юрьевич.

– Буквы старые, словно простреленные. Как мы их будем читать?

– Где вы только взяли эту пьесу? На кладбище?

– Ну, скажешь тоже, Аня, просто она не переиздавалась почти целый век.

– Андрей.

– Что, Сергей Виталич?

– Будешь объявлять актёров и начнём чтение. А ты, Виталик, выйдешь из-за сцены, где тебя будет звать Наташа.

– Эй, Виталик, – замахала Наташа рукой.

– А я что буду делать? – не понял Виталик.

– А ты недоволен, не хочешь откликаться, возмущаешься. Ты уже 30 лет всё Виталик. Что для других значит Виталик? И пятишься задом.

– А, ладно.

– Эй, Виталик!

– Что «Виталик»? Вот уже 30 лет, как я всё Виталик.

– Мы будем играть пьесу, – сказала Наташа.

– Актёры! – крикнул Сергей Виталич.

– Играйте!

– Да мы что? Какую пьесу? Какую пьесу будем играть? «Гамлет»? «Отелло»?

– «Иванъ Иванычъ виноватъ», – представила Наташа.

– Что?

– Объявляйте, Андрей, – поторопил Сергей Виталич.

– Комедия, – пробасил Андрей.

– Шутка! – вставила Алина.

– В одном действии. Действующие лица: Нератов, – продолжал Андрей.

– Муж – пояснила Наташа, – Любовь Григорьевна.

– Его жена – вставил Андрей.

– Митиновъ, – выкрикнул Виталик. – Иван Иваныч.

– Это я, – вышел вперёд Михал Юрьевич.

– Ах, Иван Иваныч, – обошла его Аня. – Хм! Надо же, какой.

– Да, Иван Иваныч, – подтвердила Алина.

– Катя? – позвал Андрей.

– Я, горничная, – представилась Наташа.

– Явление первое, – продолжал объявлять Андрей, и, как по команде, актёры расселись на стулья.

– «Нератовъ, потомъ Катя, затем Митиновъ, – читал Андрей, – Нератовъ, взволнованный, ходит по сцене. Катя выходит из левой двери с большой картонкой зелёного цвета и быстро проходит в среднюю дверь».

– Скоро ли, скоро ли всё это кончится? Этому просто не будет конца. Сорок четыре шляпки, – проговорил Слава в роли Нератова.

– Молодец. Стоп, – сказал Сергей Виталич. – Запомнили? А сейчас почитаем явление второе, 51 страницу. Люба, играйте.

– «Я готова… я сейчас уезжаю… За бельём и платьями я пришлю».

– Нет. Не так, – остановил Сергей Виталич, – надо говорить с повышением интонации вверх, заглатывая воздух, как индус: «Я готова»… а теперь низко: «и сейчас уезжаю»… Вы все поняли меня, что «я готова… и сейчас уезжаю. И больше вы меня не увидите»… читай дальше… «И только Фифишку оставляю вам».

– А кто такая Фифишка? – спросила Наташа.

– Маленькая собачонка. Но она не выносит путешествия в карете, её всегда тошнит.

– Вас ждёт карета! – перебил Слава, прочитав дальше свою роль.

– Подожди. Надо отрепетировать. Давайте. Нератов и Люба. Люба с обидой.

– Я… готова, – наставительно проговорила Люба.

– Наступай на Нератова. Ты должна быть страстной, переполнена чувств.

– Я сейчас уезжаю.

– Нет, не «я сейчас просто уезжаю», а произошла ссора, и она уезжает навек от него.

– А куда она уезжает? – спросила Аня. – За границу, в Америку, наверное, к богатому родственнику. Хм!

– Да. А в ссоре виноват Иван Иваныч, их сосед.

– Как?

– Да просто его обвинили, и всё.

– За что?

– За скромность. А он совсем не причастен.

– Так Люба думает, что Иван Иваныч заказал карету? Что его богатый родственник в Америке?

– Ребята, стойте. Хватит спорить.

– Иван Иваныч ничего не знает. Он тихий, нерешительный и немного расстроенный человек, который просто знает Любу и Нератова.

– Да. А они разъезжают в карете. Сначала Люба, потом Нератов.

– Они не разъезжают, ребята, что за спор, они закладывают её только по очереди, чтобы расстаться и не видеть друг друга. Но сами не знают, чего хотят. И поссорились.

– Да, но потом они помирились, но обвинили в своей ссоре Ивана Иваныча, соседа. А он просто видел их и часто бывал у них дома. И ни в чём не виноват.

– А в пьесе написано, что виноват. Люба и Нератов повесили на него все свои обиды.

– К сожалению, скромные люди часто бывают обижены.

– Так Иван Иваныч виноват, значит?

– О! Это недопустимо!

– Ребята, всё проще, это же пьеса для театра.

– А мы подумали, что всё случилось в жизни.