Текст книги "Дневники"

День Преподобного Сергия Радонежского

ОСергии Радонежском я узнала ещё в раннем детстве, когда ездила с бабушкой в Троице-Сергиеву лавру. Раньше, в советское время, Сергиев Посад, где основана лавра, назывался Загорском. Как сквозь сон, помню церкви и скит. Они казались очень древними, как терема на рисунках в сказаниях о стародавних временах, о которых я узнавала из старых детских книг. Эти рисунки напоминали древнее царство на заре истории. И храмы в Троице-Сергиевой лавре мне казались божьим царством. В тот день было много народа. Все спешили помолиться. Но я была ещё некрещёной, и бабушка держала меня за руку. Перед входом в храм она спросила монашку:

– Можно и внучке в храм войти? Она некрещёная.

– Можно, – сказала монашка.

Бабушка ввела меня за руку в храм и не выпускала мою руку, даже когда ставила свечку. Я смотрела на неё и думала, как бабушка серьёзно молится. И здесь столько много взрослых. «Что-то здесь происходит большое, народное, что видно только самому Богу», – думала я и закрыла глаза.

Также я была с бабушкой и в другой церкви. И только в один храм меня не пустили. Сказали, что туда заходят только крещёные.

Название Радонеж произошло от древнего имени Радонег, что созвучно с Радой, Радостью. И я подумала, что с Сергием Радонежским испытаешь радость веры.

И в самом деле, сегодня в день Преподобного Сергия Радонежского выдался необычайно тёплый осенний денёк. На градуснике +20 °C. Солнце греет даже как-то по-летнему. И жёлтые листья тоже окрашены в цвет солнца. Радость побеждает страх. Это залог благополучия. Сейчас много говорят об апокалипсисе, как в Средние века. Говорят, что в Землю врежется блуждающая планета из космоса и мы погибнем. Будет апокалипсис. Война тоже напоминает о страхе апокалипсиса, что бы нас ни ожидало, надо быть бесстрашным. Именно бесстрашие помогло Дмитрию Донскому победить на Куликовом поле после благословения его Сергием Радонежским. Самообладание – это божественный дар, оно даётся по божьей воле.

И сегодня мы входим со Славой в Донской монастырь. Там стоят древние пушки. Слава меня фотографирует возле них. Порох изобрели китайцы. Это было до н. э. И придумали первую пушку тоже они. На Руси пушки стали делать в 14-м веке. Первый огненный залп со стен Москвы был произведён в 1382 году при отражении орд Тохтамыша.

В 14-м веке появилось и само название «пушка», от слова «пускать». Человеку по имени Григорий из богатого сословия, занимавшемуся артиллерией, дали прозвище Пушка. Оно положило начало фамилии Пушкиных. Знаменитый русский поэт и есть потомок этого рода.

– Пойдём посмотрим захоронения. Здесь много участников исторических сражений, – позвал Слава.

Перед нами вырос высокий белый склеп графа Киселёва Павла Дмитриевича (1788–1872). У него лежат цветы. Его помнят и чтут. Рядом сведения о нём. Он участник 26 сражений войны 1812 года, Бородинского сражения, Турецкой войны 1828–1829 гг., полномочный представитель в Молдавии и Валахии. С 1837 года 18 лет был министром государственных имуществ. Имеет награды: орден Андрея Первозванного, орден Святого Георгия 4-й степени. Был другом Пушкина, Тургенева, Вяземского. Пушкин о нём писал в своём дневнике: «Он, может, самый замечательный из наших государственных людей».

Рядом надгробный камень с греческой богиней. На нём надпись почти стёрта. Но всё же, если постараться, можно прочитать: «Здесь участник Бородинского сражения 1812 года. Василий Иванович Дунин».

Очень большой памятник с огромным ангелом, обнимающим сосуд. И у него тоже цветы. Любящий супруг, статский советник Кожухов Алексей Степанович, выразил признательность своей умершей супруге, урождённой княжне Трубецкой (1793–1827) в надписи: «Незабвенному другу от неутешного супруга с четырьмя сиротами».

Мы проходим к часовне Александра Свирского. Рядом заметная могила Зубкова Василия Петровича (1799–1862). Он был другом Пушкина, декабристом, в его доме Пушкин встречался с С.Ф. Пушкиной, что стала прототипом Софьи в комедии «Горе от ума».

По протоптанной тропинке мы подошли к надгробному камню Пушкиной Натальи Абрамовны (1746–1819). Урождённая княгиня Волконская, жена двоюродного дяди поэта, последовала за мужем в Сибирь в 1772 году.

Рядом скорбящая дева из белого камня. На камне высечена надпись: «Урождённая Нарышкина Мария Дмитриевна, 1779–1834 годы». А сверху еле видно то ли «Далиан», то ли «Далини».

Старые камни, заросшие мхом, покрытые чёрной пылью и листвой, которую сдувает ветер, отколотые. Но в камне будто живёт душа, и чувствуешь её, когда проходишь мимо. Эти души тихо и нежно говорят с тобой, лаская, как ветер.

Сегодня на могилах много свежих цветов.

Обновили венки Деникиным, и по-особому украшена высаженными хризантемами могила архитектора Вознесенского (1862–1933).

У крестов протопресвитера Киселёва Александра Николаевича (1909–2001) и матушки Каллисты Ивановны Киселёвой (1922–1997) сидят мужчина и женщина. Могилы усыпаны цветами, и горят свечи на них. Здесь помнят и чтут служителей церкви.

Мы устали бродить и, как всегда, решили отдохнуть в беседке. В этот раз там сидели две женщины и мальчик лет одиннадцати. Он прикармливал голубей, и они налетели большой стаей на веранду.

– Ты любишь голубей? – спросил Слава мальчика.

– Да, я даже голубя в руках держал.

Мальчик запел песенку и запрыгал.

– Что его так обрадовало?

– Просто поёт себе и поёт. Мальчик, ему и весело.

– Все по молодости веселятся.

– Вот он даже голубей собрал. Что делает молодость! Она любит, когда много всех вокруг.

– Ты думаешь?

– Конечно, даже американские учёные доказывают, кто много бывает на людях, тот молодой. Один час пребывания в многолюдном месте скрадывает четыре года жизни.

– Наверное.

Мы вышли из монастыря.

– Пойдём искать красоты природы. Сегодня такой радостный день!

– Давай насобираем листья.

– Прекрасно! В этом заброшенном парке можно любоваться листьями.

Слава сфотографировал меня у липы, у красной рябины и у девичьего винограда с пёстрым букетом кленовых листьев. Солнце веселило нас. Мы даже не замечали шум стройки, что была через дорогу. Будто Хризалида, крылатая нимфа лесов, нашептала тихую сказку друидов и огородила нас в деревьях от всего окружающего. Шелестя листьями под ногами, мы шли и шли через заброшенный парк.

08.10.11

Теперь я буду творить

Богородица услышала меня. Мои молитвы укрепили меня в творчестве, и появились силы. За последнее время, всего за две недели, я написала девять рассказов. Меня впечатляло всё: и разговоры друзей, и их усмешки, в моём воображении вырисовывались даже карикатурные образы, но когда я перенесла их на бумагу, они будто разжалобились и стали совсем не похожи на карикатуру. Это такие новые рассказы, как «Магия женщины», «Карточный домик», «Закулисные ужасы».

Всё время сомневаюсь, как мне писать: то ли сжато, компактно, без лишних слов, чтобы не было скучно читателю, то ли пространственно и объёмно, чтобы полностью поглотить читателя и увлечь за собой. Маленький рассказ похож на тонкий ажурный платочек, который можно спрятать в карман, а большая повесть – на разноцветный шерстяной ковёр, который выстилают под ноги, чтобы мягко и тепло было ходить.

Один случай, произошедший со мной сегодня, вдохновил меня на создание детской музыкальной пьески. «Как это здорово – писать пьески», – решила я, когда задумка поглотила меня. Она осенила меня, точно преследующая хищная птица.

Я ехала в метро и читала книгу. Передо мной входили и выходили пассажиры. Было много студентов, возвращающихся после лекций из институтов. И тут передо мной встали две подружки. Но это были необычные подружки, совсем не похожие на тех, кто обычно встречается по пути. Две девушки были очень разного роста: одна была слишком высокая, выше, чем остальные люди, а другая, наоборот, слишком низкого роста. И вместе они смотрелись как мать и дитя. Низенькая подруга была по грудь своей приятельнице и говорила с ней задрав голову. Они стояли передо мной и о чём-то живо разговаривали. Тут я вспомнила одну детскую сказку, рассказанную моим первым учителем музыки Петром Геннадьевичем. Он работал флейтистом в театре им. Немировича-Данченко и учил меня азам игры на фортепиано. Он и рассказал мне сказку о Диезе и Бемоле, которые были иностранными господами. Диез повышал все звуки, потому что был самым высоким человеком в мире. А господин Бемоль был самым низким человеком и, соответственно, понижал все звуки на полутон. Вот такая маленькая сказка. Я вспомнила её и решила написать детскую музыкальную пьеску «На нотном стане» про ноты, где был бы господин До первой октавы, который ходил в чёрной шляпе с широкими полями, как и Слава, и дарил цветы певице Ля, как мне. Но только себя я представляла не просто певицей Ля, а Ля Бемоль, с понижающим полутоном. Будто я уходила в крошечный мир господина Бемоля, и мир казался слегка детским и игрушечным.

Слава часто замечал, что я окунаюсь в этот маленький детский мир, хотя и без игрушек, живу в своей маленькой стране отстранённо от других людей, точно бегу от себя и от этого забываю о настоящей реальности.

Быть может, оттого что я бегу от себя, я несчастна, у меня нет детей, ведь я сама ребёнок.

Вспоминаю Ингу. Она не чувствовала себя ребёнком, но также была несчастна, хотела детей, ненавидела измену. Я утешала себя: хорошо, что я не знаю измену. Тогда отчего же я одинока? Только творчество оживляет меня. Без него бы я умерла. Перестать творить – значит умереть. Тогда я буду творить!

Если я не пишу, то рисую или леплю что-нибудь. В этом году мне показали в клубе замечательную картину из пластилина «Герберы». Это были оранжевые герберы из пластилиновых мазков. Это замечательно! Я тоже попробовала пластилин.

Точно заражённая увиденным художеством, я пришла домой и стала рисовать наброски для моих будущих пластилиновых картин. Это были цветы: ландыши, незабудки, розы, и даже танцующие балерины.

Я купила пластилин и стала им рисовать. Работа меня успокаивала, будто укачивала меня в тихом сне, когда я подбирала мазки. Готовые картины были в рамках под стеклом. Но мне чего-то не хватало. Картин казалось мало, и хотелось мазать ещё и ещё. Я не могла успокоиться. Тем более пластилина оставалось много, преимущественно был красный и жёлтый.

Я сразу поняла, что из пластилина стоит сделать большую картину с жар-птицей, которую я видела в книге Любови Сидоровой «Сказки Жар-птицы», и начала работу. Рамка и картон были готовы, и я рисовала пластилиновыми мазками ночь, звёзды, свет от жар-птицы, освещающей яблони с молодильными яблоками, и саму жар-птицу.

Фольклорный сюжет привлёк меня, и я обратилась к Васнецову, перерисовав картину «Иван-царевич на Сером Волке». Потом эти картины я показывала в клубе «Литературная кухня» от журнала «Студенческий меридиан», и все были очень удивлены. Когда я выставила свои картины, почему-то на улице громко залаяли собаки. Что это, наваждение или просто совпадение?

Мне никогда не говорили, что у меня будет профессия художника, хотя я умела рисовать. У меня были пейзажи, даже автопортрет, где я в платье со страусиными перьями, и несколько карандашных портретов поэтов из литературного цеха «Друза»: Рябининой Натальи Владимировны, Кисловой Людмилы Васильевны, а также Светланы Рахмановой из журнала «Студенческий меридиан» и Славин портрет.

Когда я не рисовала, я начинала вышивать бисером. Бисер мне просто успокаивает нервы, хотя и требует некоторого напряжения. Но зато какое удовольствие, как приятно, когда кто-то восхищается твоим умением, твоим произведением.

Однажды на выставке творческих работ я поставила бисерную шкатулку для украшений и бисерный сундучок для бумаг, а также вышитую бисером картину «Мечтающий Купидон». Все были восхищены не только работой, но и задумкой. Ведь аналогичных изделий на выставках мастеров ещё не было.

Итак, я поняла: нужно творить!

11.10.11

Покров Пресвятой Богородицы

 
Завтра стану я невестой Бога.
Поведут меня монахи в Храм.
Там меня оденут очень строго.
Буду я во всём послушна там.
 

В. Серёгин. Невеста Бога

Вспоминаю слова из песни В. Серёгина «Невеста Бога». Сегодня Покров Пресвятой Богородицы, 14 октября, большой православный праздник. Впервые икона Богородицы проявила себя в 1240 году в Киеве при отражении нападения монголо-татар.

Со Славой в храме как-то особенно тепло и ярко горят свечи. Я попросила Богородицу в молитве, поставила свечу, перекрестилась два раза. Слава тоже поставил свечу рядом. И только сейчас я заметила огромную люстру – висящее паникадило, похожее на рождественскую ёлку со свечами и золотыми ангелами. Неслучайно так задумали. Очень красивое паникадило. Почему-то как никогда я почувствовала уют и тепло, и не хотелось уходить из церкви. Но сюда прибывали и прибывали люди, и мы решили пойти в некрополь. Не секрет, что некрополь Донского монастыря называют сен-жерменским предместьем «мёртвой Москвы». Да, здесь хоронили аристократический цвет Арбата, Пречистенки и Поварской. Неслучайно надгробия на многих могилах – целые произведения искусства. А таким известным людям, как Волконские, Кожуховы, Собакины, Голицыны, выполнены замечательные памятники-надгробия скульптором Иваном Петровичем Мартосом.

Скульптор точно заставил камень «петь». Каждая фигура будто выражает чувства, живёт. В ней и горячая душа – пламень, и лёд – холод камня. Как и в осенних листьях – уход солнца и осенний холод.

В скульптурах Мартоса замер жест, движение. Это мог передать только великий мастер. Мартос был очень трудолюбив. Его памятники стоят по всей России, в Таганроге, Холмогорах, Павловске, Архангельске, Москве и Петербурге; а также в Одессе. Единственная мечта Мартоса – создание памятника Дмитрию Донскому – так и не осуществилась, хотя он очень много работал.

– Случайно узнала, что здесь похоронена страшная садистка и убийца восемнадцатого века Салтыкова Дарья Николаевна по прозвищу Салтычиха.

– Я думаю, её могилу вряд ли мы найдём. Вряд ли ей ставили большое надгробие.

Действительно, сколько мы ни обходили некрополь, Салтыковой нигде не было.

– Скорей всего, это была плита, которая засыпалась землёй и заросла мхом.

– Здесь много плит и надгробий, покрытых мхом и ржой.

– Не покрылась бы душа ржой, как у той Салтычихи, а камень может.

– А ведь она замучила более ста человек. Это было в усадьбе в Троицком парке за Тёплым Станом, рядом, где я живу.

– Она была страшная женщина, женщина-деспот. Её, скорей всего, здесь забыли, несмотря на знатный род, что тоже был здесь похоронен.

– Неужели и её, лишённую достоинства столбовой дворянки, похоронили здесь?

– Да, но только не видно её могилы. Её забыли.

– Всё-таки мы решили навещать великих людей, а не злодеев. Пойдём посмотрим, что там, за памятниками.

Это было семейное захоронение Пушкиных: дядя поэта, Лев Александрович (1723–1790), дядя Василий Львович (1766–1830), член литературного общества «Арзамас», и тётя поэта, Анна Львовна (1769–1824). В шутливых стихах поэт упомянул о ней в поэме «Граф Нулин».

Мы сильно замёрзли. Неслучайно сегодня обещали снег. Хотя его не было, но сильно похолодало, и мы продрогли.

Слава пригласил меня к себе домой, на чай. Я иногда приходила к нему. Мы смотрели фильмы, спектакли, концерты. Иногда обсуждали мои только что написанные новеллы. Он внимательно слушал. И всегда приводил какой-нибудь старый сериал в пример для написания повести в будущем.

Чуть позже в гости к Славе пришла и его сестра, Нина Николаевна. Я от Славы узнала, что она работает в Третьяковской галерее. Со мной оказались мои авторские книги, среди них и «Поэзия в картинах», и я подарила их ей.

Нина Николаевна очень обрадовалась моему подарку, пожелала мне стать знаменитой писательницей. Я лишь рассмеялась.

В эту минуту атмосфера в Славином доме стала похожа чем-то на пушкинскую, полную дружественных встреч, знакомств, визитов и общения с близкими и поклонниками дома, где можно найти прообразы героев, переместиться в мир прошлого и истории. И я подумала, дом Славы такой же тёплый дом, где можно хорошо обдумать и осмыслить начало своих творений.

14.10.11

В театре

Вчера было выступление драмкружка, в который я хожу, в библиотеке им. М. Волошина на Новодевичьем проезде. Ставили одноактную пьесу В.В. Билибина «Иван Иваныч виноватъ», где я играла главную роль, Любовь Григорьевну.

Там только и подтвердилось моё представление, что Муза любит творчество, а значит, и театр. Настоящая Муза должна любить театр.

Я прониклась ролью барышни 19-го века, надела длинную юбку, голубую шаль, и мне вручили веер. У меня была роль немного капризной молодой особы, которая выясняет отношения с мужем и ревнует его к кухарке и горничной. Это мы, артисты, подробно отыгрывали ещё в самом начале пьесы. Когда объявляли действующие лица, по задумке режиссёра, я, то есть Любовь Григорьевна, должна была сыграть сцену ревности и дать мнимую пощёчину Нератову-мужу. Пощёчина мнимая, совсем не настоящая, хотя очень внушительная и с оглушающим хлопком. Она даётся не по щеке, а по подставленной у щеки руке, а ударяемый, в данном случае муж Любови Григорьевны, Нератов, должен увернуться, будто сшибленный ударом. Этот момент на репетициях отрабатывался много раз. Паша Шамонин, исполняющий роль Нератова, был нетерпелив: когда у него не получалось увернуться в нужную сторону, он начинал задавать лишние вопросы режиссёру Сергею Угланову. Но всё-таки он выполнил как его просили и отыграл пощёчину.

По актёрам видно, что каждый театр любит и представляет. Герасимов Михаил Юрьевич был бесстрастно спокоен, невозмутим, но вместе с тем очень заинтересован. Он играл Ивана Иваныча, этого ничего не подозревающего старика, так просто и непосредственно, что казалось, будто эта роль специально написана для него. Медленная речь, заторможенный взгляд, неторопливость и вежливость – вот его черты.

Паша Шамонин был крайне динамичен в пьесе. То он представлял страдающего собеседника, то отклонялся от текста, отыгрывал чувства, то его уносило в импровизацию нереальных образов, не совпадающих со временем действия в пьесе: он просил «Смирновскую» водку у кухарки Агафьи, пел революционную песню «Взвейтесь кострами», то спрашивал в диалогах про телепередачи.

На выступлении мы думали, что из-за Паши может случиться провал спектакля. Но всё-таки на выступлении он не уклонился от текста, и зрители, к удивлению, только посмеялись, какой Паша непосредственный.

Обычно мы выступали по праздникам. Артистам, то есть нам, всегда дарили цветы или призы. Вчера же было просто рядовое выступление, хотя пришли серьёзные гости: знакомая Сергея Угланова, пианистка из Москонцерта, некоторые из нашей организации и моя подруга, начинающий драматург Люба Сидорова, чью новогоднюю интермедию поставили в театре «Бенефис».

Люба была очень удивлена, увидев меня в роли страстной женщины. Ведь в жизни я часто серьёзна и чересчур сдержанна. А на сцене я дала волю эмоциям, предстала «тигрицей».

Вчера много отзывались о сыгранной пьесе. И нам, артистам, было интересно, что же думают о нашей игре зрители. Только было ясно, что пьеса Билибина очень заинтересовала. Хотя она маленькая, миниатюрная, всего-то в одно действие, но в ней разыгрывались такие ситуации, которые могут порой случаться с каждым, и никто и не посчитает, что это пьеса 19-го века. Будто всё, что происходит в ней, кроме кареты и горничной, – это современная действительность: такие же ссоры, такая же ревность, такое же недоумение, как и в наше время. Конечно, пьесу надо смотреть или прочитать.

Итак, вчера мы отыграли пьесу. И в этом заслуга не только артистов, но и режиссёра Сергея Угланова.

21.10.11

«Друза»

Творчество – дар божий. Оно происходит в процессе учения, познания, как выражение душевного настроя. И в творчестве есть свои учителя и кумиры. Но не каждый может понять подлинные слова своего учителя. Не каждый может ценить то, что жизнь даёт, дарит, и благодарить.

Моё становление как поэтессы произошло в литературном цехе «Друзы». Слава же увидел меня, очаровался и решил переложить мои стихи на музыку. Он слышал музыку в каждом моём стихе и говорил: «Плох тот композитор, который не может переложить на мотив даже газетный текст».

Но моя душа жила коллективом поэтов старшего поколения. Это были старые друзовцы, члены Союза писателей, за плечами которых было немало книг стихов, прозы и переводов. Друзовцы воспитали во мне терпение, скромность и вместе с тем стойкость, которая потом выросла в мудрость и помогла сочинять стихи.

О некоторых из друзовцев я хотела бы рассказать.

Наталья Владимировна Рябинина поздно пришла в поэзию, долгое время работала инженером, а по молодости и комбайнером. Философский склад ума привёл её, маленькую болезненную женщину, в поэзию. Сама она о себе говорила, что её душа похожа на личинку, слабую и незаметную, но которая обязательно должна превратиться в бабочку. Но про Рябинину не скажешь, что она просто мягкая женщина. Она отстаивала классические литературные принципы, воспитывала строгий вкус, старалась помочь каждому автору найти его «я», не прощала фальшь в языке и в слове. «Никогда не занимайтесь игрой слов, – говорила она, – играть словами – это как играть хлебом, грех». То есть слова должны иметь цену, вес, они должны не просто быть сказаны, это должна быть песнь души, пусть даже маленькая, но песнь души. Просто удачно рифмовать – это не значит писать стихи. Дар говорить и писать – дар доносить слова людям – это высший дар. «Никогда не спешите писать. Нужно всегда созреть, вырасти, возмужать», – считала она.

Иногда вспоминаю я Ингу. Когда она давала мне старые бумажные листы, сказала: «Посвяти кому-нибудь свои стихи. Стихи – это любовь».

Также из друзовцев не могу не отметить Аэлиту Ивановну Боброву, участницу Великой Отечественной войны. Она часто упоминает в своих стихах о военном детстве. В них ощущается всегда необычайно крепкий стержень. Это слово, сказанное за свою Родину.

Часто Аэлита Ивановна любит шутить. И юмор у неё тоже необычайно крепкий, будто пропахший махоркой военных лет. Себя же Аэлита Ивановна всегда преподносит важной дамой: ходит в шляпе и брюках, несмотря на возраст, и любит вежливость и знаки внимания.

Очень много интересных людей собираются в «Друзе». Насмотревшись на них, будто убаюканный в старой «военной люльке», получаешь заряд того времени, когда переживали катаклизмы советского периода. И в то время крылатая камена могла вдохновлять, помогала остаться мыслящим человеком и продолжать творить.

Неслучайно мы в «Друзе» ценим друг друга. У каждого трудная, но интересная судьба. А Людмила Ярославцева даже предложила создать клуб интересных людей. Она много сделала для нас. Даже когда мы остались без помещения, она предложила заниматься в центре социального обслуживания, где её знают как певицу. Мы все были очень рады её помощи. Она сама очень интересный человек. У неё приёмные дети, она любит животных, разводит кроликов, организовала художественный кружок. Именно она меня вдохновила своей пластилиновой картиной «Герберы».

Много творческого вдохновения дарит друзовцам и Курынина Елена Васильевна. Кроме литературы мы за чаем часто говорим о своих успехах, питомцах, о даче, о фотографиях, о загранпоездках. Курынина нас впервые удивила картинами по рыбьей кости. Из рыбьей кости она складывала бабочек, животных, цветы, раскрашивала их, покрывала лаком, кости и чешую приклеивала в определённом положении на твёрдую основу в рамке. Вершиной её творчества по рыбьей кости стал портрет великого поэта А.С. Пушкина в профиль, сложенный из тонких белых игловидных костей на чёрной ткани и из чешуи вместо кудрявых волос и бакенбард. Все друзовцы были восхищены её работой и искренне радовались, что среди нас так сильно проявился талант.

Сегодня позвонила мне Кислова Людмила Васильевна, тоже друзовка, пенсионерка, но ещё молодящаяся женщина. Предупредила меня, что будет очередная поездка в «Божедомье», и просила меня дать почитать мою книгу «Поэзия в картинах». Она сотрудничает с Международным художественным фондом, и ей нужен материал. Женщина она скорее деловая, чем богемная, хотя очень любит красивую одежду, причёски, шляпки и особенно стихи. Оказалось, Людмила Васильевна – моя соседка, живёт рядом, в том же, где и я, доме, через арку. Теперь мы иногда ездим вместе на занятия.

Как-то раз к нам в гости в «Друзу» пришла поэтесса Татьяна Маслова-Шервуд. Она праправнучка известного русского архитектора Владимира Владимировича Шервуда, который похоронен в некрополе Донского монастыря. Татьяна рассказывала о талантах своего прапрадеда. Одарённость Шервудов, считает Татьяна, передаётся из рода в род. Кто сочиняет стихи, как это делает Татьяна, кто рисует, как прапрадед, кто пишет музыку. Но прапрадед В.В. Шервуд прославлен на всю Россию как известный архитектор. Его отец В.О. Шервуд, тоже художник и архитектор, был строителем Исторического музея. Старший брат В.В. Шервуда был тоже архитектором, а младший – скульптором. В.В. Шервуд занимался перестройкой района между Красной площадью и Зарядьем, построил крупный корпус деловых зданий. А проект Замка Любви «Ласточкино гнездо» был заказан инженеру Н.С. Шервуду, сыну С.В. Шервуда. Фамилия Шервуд – это фамилия талантливых художников и архитекторов.

Татьяна Маслова-Шервуд – творческий человек: вышивает бисером, пишет стихи. Её внук поёт. Но она человек своего времени. Она чувствительная, нежная женщина, помнит из детства суровые годы войны. И поэтому в нашем альманахе Татьяна оставила своё стихотворение на военную тему «Воспоминание о войне». Творчество для нас – это не бизнес, не коммерция. Мы всегда рады, что узнаём какого-нибудь интересного человека.

«Обязательно, – думаю я, – схожу со Славой на могилу архитектора Владимира Владимировича Шервуда в некрополе Донского монастыря и положу цветы».

Других друзовцев тоже следует упомянуть. Это и Лида Луткова, собирательница камней и сонетчица, и Павел Глодов, и Татьяна Стрельченко, и Владимир Якубович, и ещё много-много талантов…

22.10.22