Электронная библиотека » Елена Селестин » » онлайн чтение - страница 3


  • Текст добавлен: 6 декабря 2017, 11:20


Автор книги: Елена Селестин


Жанр: Современная русская литература, Современная проза


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 3 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Помощник мастера вновь явился только неделю спустя. На сей раз, поговорив с Джамбеллино наверху, Лоренцо, веселый как обычно, спустился и попрощался с каждым. Он говорил добрые слова, обнимал и благодарил за дружбу, подарил каждому подарок – кисть из соболя, буковую палитру или красивое перо. Тициану достался костяной шпатель с резной ручкой.

– Я уезжаю завтра. В Азоло, во владения Катерины Венеты! – шепнул Лоренцо Тициану и крепко обнял. Затем добавил тихо: – Она сделала мне заказ. Выйди на минуту во двор, расскажу.

Сверху раздался голос Джамбеллино:

– Тициан, поднимись ко мне, сейчас же.

Лоренцо перекрестил приятеля на прощание и помахал рукой всем.

На втором этаже мастер спокойно работал над картиной, будто не проводил только что лучшего ученика.

– Здесь будет твое новое место работы. – Джамбеллино указал на станок, за которым раньше работал Лотто, на нем все еще стояла картина с мадонной, написанная Лоренцо, ее он оставил в подарок, в благодарность за учение. – Катерина Венета написала мне письмо, где просила отпустить Лотто на летние месяцы. Но вряд ли он вообще вернется, я так думаю. Он ей нужен зачем-то, ну что же… Взамен она заказала и сразу оплатила портрет… читать умеешь?

– Ага, умею. Но не очень, – смутился Тициан.

– А! Катерина Венета желает, чтобы я написал портрет принцессы или поэтессы, я не запомнил имя, но мне тоже неохота лишний раз ломать глаза чтением. Дама придет завтра.

– Сюда?

– А куда? Готовь свое рабочее место. И закрой рот, парень, ты выглядишь полным дураком.

Тициан не мог сдвинуться с места, ноги вдруг задрожали.

– Простите, мастер, я не понял! Кто будет писать ее портрет?

– Я же сказал, королева дает большие деньги, чтобы я сам написал. Ты глухой? Вполне может быть, Катерина сделала заказ, чтобы я отпустил Лотто. Но он все равно должен был уйти рано или поздно, так пусть лучше за него заплатят. Ну что остолбенел, парень? Мне работник нужен, помощник толковый, а не соляной столб!

– Да, конечно, – опомнился Тициан. – Я все буду делать как надо, работать упорно!

– Пока помолчи, ладно? Это не все. Принцесса, ну как же ее, Дж… Дж… Джиролама! Будет приходить с утра позировать. Мне нужно, чтобы ты был рядом – и помогал, и учился. Потому что к полудню, после ухода принцессы, будет приходить известная всем Виоланта. Ее портрет я обещал одному заказчику, он давно заплатил хорошие деньги. А я дал ему слово, что когда закончу вот эту мадонну, то сразу напишу Виоланту. Тянуть больше нельзя, понял?

– Ага, – Тициан ничего не мог понять.

– Очнись ты! Из-за ухода Лоренцо грустишь, что ли?

– Нет, мессир, это не так.

– Портрет второй дамы, вернее Виоланты, в основном будешь писать ты. Пора тебе браться за настоящую работу. Живо готовь место, проверь материалы, чтобы всех красок было достаточно, завтра приступим. Заказчик просил, чтобы Виоланта позировала с обнаженной грудью. Ну что ты снова уставился? Тебе придется нелегко, хо-хо! Это роскошные формы! Лучшие в Венеции! Пора учиться писать женское тело, парень. Теперь сними со станка картину Лоренцо и отнеси ее в тот зал, – распорядился мастер. – Поставь куда-нибудь к стене, подальше.

Тициан ни разу не был в соседнем зале и удивился, увидев там книги, они не только стояли на крепких полках, но и лежали на круглом столе, даже на полу вокруг кресла. Еще здесь был огромный стол с резцами и стамесками, на нем доски для изготовления печатных форм. Тициан увидел рядом с досками листы оттисков, но не стал их рассматривать, постеснялся. Он быстро вышел из зала и плотно прикрыл дверь.

Остаток дня Тициан собирал подрамники, выбирал хорошо загрунтованные холсты и натягивал их. Думать он был способен только о том, что завтра увидит принцессу, и знал, что уснуть сегодня ночью не сможет.

* * *

Два месяца Тициан жил словно в горячке. Спозаранку занимался материалами для мастера, проверял растирку пигментов, следил, насколько тщательно профильтровано льняное масло и терпентин, подбирал кисти. Затем готовил краски и все необходимое для себя. Кроме этих забот, по утрам, перед выходом из дома, у него много времени стало уходить на то, чтобы привести в порядок волосы, небольшую бороду, опрятно одеться.

Три-четыре часа, пока принцесса безмолвно сидела в мастерской и позировала, Тициан не замечал, как проходит время. Джамбеллино требовал, чтобы помощник все время был рядом, отслеживал все стадии, смотрел, как мастер прорабатывает набросок сепией на небольшой доске, переносит эскиз на холст, подбирает краски. Тициану хотелось одного – не отрываясь, смотреть на модель. При этом приходилось еще уклоняться от насмешек грумов, они воспринимали Тициана как человека равного себе, как слугу, задирали его. Несмотря на то что мальчишки были на две головы ниже, Тициан не мог ответить. Когда Джамбеллино опускал голову к палитре или отворачивался, грумы за спиной принцессы начинали корчить рожи и показывали Тициану языки, делали неприличные жесты.

Теперь Тициан знал, что Джиролама плохо видит. Грумы помогали ей выходить из гондолы, вели под руки по лестнице. То, что принцесса почти слепая, казалось Тициану, наделяло ее сверхчувствительностью. Он верил, что она может читать мысли. Кроме того, Джиролама постоянно принюхивалась и наверняка ощущала людей именно носом. Правда, запахи мастерской, ремесла, которые так нравились Тициану, принцессу, по-видимому, раздражали и даже заставляли страдать; она то и дело подносила к лицу надушенный платок, покашливая.

Тициан много размышлял о том, что Джиролама должна догадываться о его страсти; вдруг ее оскорбляет обожание такого простака? Он боялся даже вздохнуть, ему чудилось, что он не имеет права дышать, когда находится с ней в одной комнате. Принцесса не представлялась ему земным существом, она была пугающим ангелом – или чарующим демоном. Все в Джироламе было сказочным: одежда, легкое и будто светящееся тело, не видящий, но проникающий взгляд, нездешние ароматы ее покрывал, стеной отгораживающие ее от обыденного мира.

В полдень, когда грумы уводили принцессу, Тициан подбегал к окну, чтобы посмотреть, как она садится в гондолу и располагается на парчовых подушках. Он испытывал почти облегчение, потому что после ее ухода снова становился собой, будто освобождался от наваждения. Но одновременно он начинал подсчитывать, сколько времени осталось ждать до момента, когда снова увидит принцессу – грозное сияющее видение. Однако мечтать было некогда: Джамбеллино после обеда отправлялся отдыхать, а в мастерскую являлась Виоланта. Тициан принимался за работу, повторяя все стадии, которые проделывал мастер в первой половине дня, делая это почти механически. Натурщица была высокой, пышной, очень веселой. Распаренная жарой кожа девушки, ее длинные волосы благоухали жасмином. У Тициана часто кружилась голова; волна сладкого аромата Виоланты накладывалась на томный запах циветты и сандала, оставшийся после ухода принцессы Джироламы. Эти противоречивые мелодии ароматов, смешиваясь с испарениями из канала и сильными запахами мастерской, делали Тициана еще более нервным и рассеянным, ему трудно было работать. Контраст между женщиной, которая ни разу не взглянула в его сторону, и той, что смотрела на него во все глаза с улыбкой, будто искала его одобрения, был тоже труднопереносимым.

Если принцесса молчала, уткнувшись в кружево платка, может быть, даже дремала во время сеанса и лишь иногда велела груму записывать непонятные слова, то Виоланта не молчала ни минуты: шутила, смеялась, рассказывала истории, расспрашивала Тициана о детстве. Он понимал, что Виоланта добрая девушка, видел прекрасно, почему многие мужчины считают ее красавицей – волосы, кожа, грудь натурщицы были свежими, безупречными. Яркая венецианская красота! Но ему не хотелось разговаривать, ужимки казались грубоватыми, а ее общество – попросту скучным. Виоланта раздражала его. Разумеется, он часами смотрел на натурщицу, рисовал знаменитую грудь, свежий рот, рассматривал кожу без изъяна, прикидывая, какие краски смешать, сколько добавить белил, чтобы передать свечение тела. Но думал в это время о принцессе, жаждал видеть ее лицо. И что за взгляд был у Виоланты? Ничего в нем не было таинственного, это был влажный взгляд здоровой упитанной девицы, которая всегда находится в бодром расположении духа и думает, судя по всему, только о еде, нарядах да плотских утехах.

От волнения Тициан почти не спал, лихорадочно мечтая о Джироламе и одновременно размышляя о портрете Виоланты. «Красота Виоланты, – Тициан думал об этом по ночам, – слишком очевидна, объяснима, в ней нет ничего удивительного, это словно красота яблока: радует глаз, но не волнует ни сердце, ни ум. Но смотреть на Виоланту и писать ее, конечно, очень приятно, все-таки здорово быть художником».

В первой половине дня Тициан не принадлежал себе. Он сам не мог понять: его горение – это счастье или навалившаяся вдруг напасть? На втором сеансе, после обеда, когда ему как раз нужны были вдохновение и страсть, Тициан работал холодно и отстраненно. Постепенно Виоланту покидало ее оживление, она становилась скучной, на сеансах смотрела в сторону или откровенно зевала.

– Чего ты боишься? – спросил мастер, посмотрев эскиз портрета Виоланты.

Тициану казалось, все отрисовано точно. Ему самому придуманная композиция нравилась.

– Будто нарисовано рукой, привязанной к якорю, – Джамбеллино скривил рот в кислой гримасе.

– Так… Я могу переносить эскиз на холст? – спросил Тициан обескураженно.

– Это? – Джамбеллино смотрел на его работу брезгливо. Тициан был готов вспылить: он ведь старался!

Мастер рассмеялся:

– Дурак! И без цвета ясно, что тебе не нравится девица, ты ее испугался, а с виду такой храбрый здоровяк!

– Почему это боюсь? Ничего я не боюсь, – Тициан уставился на свой рисунок.

– Ты ее сиськи потрогал, нет?

Тициан растерянно протянул:

– Почему я должен…

– Вот я и говорю, ты боишься – себя, ее. Ведь почему Контарини хочет ее портрет? Оттого, что это потрясающе красивая женщина. Но ты ее не чувствуешь. А ты ведь живой – и она живая! Вы оба молоды и полны сил. Однако ты считаешь себя выше плоти! В твои годы! И-и-эх, полный дурак! Молодость проходит быстро! Как же ты станешь большим художником, Тициан, если ты трус?!

– А вы что, мастер, на моем месте погладили бы? – робко поинтересовался Тициан.

– Если бы мне было столько лет, сколько тебе, разумеется! Погладил бы, еще и поцеловал, она небось только этого и ждет, чурбан! Ведь одно дело, если заказали портрет в платье, и совсем иначе – если пишешь так. Разница-то должна быть?

Джамбеллино взял кисть и нанес белилами на эскиз несколько ярких мазков, словно легонько ударил холст кистью.

– С завтрашнего дня будешь приходить только к полудню. Отсыпайся, Тициан, – приказал мастер.

– Как же, мессир! Я ведь должен помогать вам!

– Обойдусь без тебя. Вон Людовико поможет, иначе ты с портретом Виоланты не справишься.

– Я и так отдохну… можно мне прийти завтра утром? Пожалуйста, мессир, – Тициан готов был упасть на колени, словно ребенок, которого за шалости не допустили к причастию.

– Здесь решаю я, – Джамбеллино еще раз недовольно взглянул на эскиз, – раньше обеда чтобы тебя здесь не было. И во дворе чтобы утром не торчал, понял? Дома отдыхай! Иди на берег, воздухом дыши! Подумай, пока будешь гулять, как тебе найти общий язык с Виолантой.

Как ни странно, Тициану удалось выспаться. Вечером он выпил вина и наелся. Рина приготовила густую похлебку из ягнятины, ей давно стало казаться, что Тициан исхудал. Но тоска и беспокойство от того, что он не увидит Джироламу, не покидали его, он ощущал ее, как ноющую боль в животе. Вдруг мастер вообще не пустит его в мастерскую, пока не закончит портрет принцессы? А ведь сама судьба привела принцессу к Джамбеллино, жизнь позаботилась об их встрече, а он что-то сделал не так – почему у него отобрали счастье?! Где он ошибся? С утра слоняясь по улицам, чтобы скоротать время до обеда, он пытался в запахах воды ощутить ее запах, во встречных девушках – увидеть черты ее лица. Вдруг его осенило, он побежал на другую сторону Гранд-канала, чтобы посмотреть, как принцесса выйдет из дома Джамбеллино к причалу, как будет садиться в гондолу. Он увидел издали, как Джиролама спускается по лестнице, опираясь на грумов, потом она скрылась в пурпурной гондоле, и он долго смотрел на ее лодку.

Бежать на Сан-Лио с другого берега канала было далеко, Тициан опоздал к приходу Виоланты.

– Еще раз пропустишь приход натурщицы, – объявил рассерженный мастер, – отдам заказ другому, тому же Людовико ди Джованни, понял? Не слышу?

– Я понял, – угрюмо потупился Тициан.

– Виоланта, – обратился Джамбеллино к девушке, та сидела спокойно, придерживая рукой просторную шелковую рубашку, – извини, что тебе пришлось ждать, моя красавица.

– Может, это я раньше пришла, мессир? Все время путаю – то дни, то часы, – улыбнулась девушка и привычным жестом спустила рубашку с плеча.

– Хорошо тебе поработать сегодня, Тициан, жаль, ты остался без обеда, – сказал старый мастер. – Пойду вздремну. Ох, как же приятно поспать днем.

Сатурн

«Лишь двое не насытятся никак: любовник женщин и любитель знанья».

Джалаладдин Руми (1207–1273)

Маленький городок террафермы Азоло лежал в долине между холмов и гор. Туман и солнце, облака и чистое небо над зелеными холмами можно было наблюдать с балюстрады Нижнего замка. В городке их было два. Верхний замок, более старый, походил на крепость, его постройки помнили древних римлян, он стоял на горе Рикко и был заброшен. От него тысячелетние стены спускались вниз, опоясывали весь город и тянулись вниз, к замку Катерины Корнаро, который королева благоустроила по своему вкусу.

– До Венеции всего два часа пути, но здесь воздух другой, и я чувствую себя свободнее, – мечтательно произнесла Катерина Венета, глядя на горы, – за это люблю и Азоло, и соседнее Тревизо.

– Будто смотришь на образ другого мира, – кивнул Джорджоне, – мира благостного. Здесь мысли становятся яснее, помню с детства эту благодать.

Они сидели на просторном балконе Нижнего замка поздним утром, пили холодный апельсиновый напиток и наслаждались вкусом только что собранной черешни.

– Почему вы поселили его отдельно, не у меня? Он приятный, этот художник Лотто, веселый. Скоро приедут молодые дамы… Дзордзи, тебе будет трудно одному всех развлекать.

– Надеюсь, дамы вообще не увидят Дзордзи, мы здесь не для того, чтобы тешить ваших бездельниц! – воскликнул Камилло запальчиво. Он вываливался из кресла, почти висел в воздухе, сложив на животе руки, похожие на огромные пухлые кошачьи лапы. Иногда он брал большую горсть черешни и забрасывал в рот все ягоды разом. – Этот Лотто пусть сначала покажет, на что способен. Я совсем не уверен, что он нам нужен, потому что чем меньше людей пока будет знать об идее Театра, тем лучше.

– Он хороший художник, десять лет провел у самого Джамбеллино! Я-то выдержал в его мастерской всего года два, – вступился за Лотто Джорджоне. – И он нам понадобится. Джулио, ты просто не понимаешь, сколько надо сделать, чтобы угодить тебе в этой работе, одному мне не справиться.

– И правда, мессир Камилло, уж кто другой, а Дзордзи знает.

– Ваше величество, важно не только то, как этот Лотто умеет рисовать или подбирать краски, здесь настолько сложное дело! Ведь никто в мире никогда еще не затевал такое. Никто до меня не додумался! Откуда вам знать, может ли Лотто мыслить необычно? Я пока даже не составил его гороскоп, а вы хотите, чтобы он жил тут, среди нас.

Королева с усмешкой посмотрела на Дзордзи, тот улыбнулся и пожал плечами. Камилло будто впал в оцепенение. Он жадно заглотил новую огромную горсть черешни и, еще не прожевав, не выплюнув косточки, затараторил:

– Вдруг на м-маленькой поверхности он не сможет помогать… и еще раз говорю, нам нужны особый склад ума, умение преобразовывать мои идеи, мыслить символами.

– А я на что? – рассмеялся Джорджоне. – Ты не считаешь меня способным подготовить помощника?

– Как это не считаю?! Благодаря мне ты вообще станешь таким мастером, каких и свет не видывал! Но надо сперва понаблюдать за человеком, который будет, даже отчасти, посвящен в нашу тайну. Пока ничего, умоляю, ничего ему не говори. Хуже нет – испортить великое дело, доверившись профанам! Не терплю случайных людей вокруг себя.

Королева воздела глаза к небу и коротко вздохнула.

– Я и так велела устроить вам мастерскую в Верхнем замке, вот уже лет триста, мессир Камилло, там не живет ни один, как вы выражаетесь, профан. Или болван. И никто другой. А вы все недовольны, – прибавила она ворчливо.

– Да, и главное, – продолжал Камилло как ни в чем не бывало, – ваше величество, по более точным подсчетам, только на первое время понадобится не сто пятьдесят дукатов, как я думал ранее, а не менее трехсот.

– Как?! – Катерина Венета всплеснула руками, помолчала, затем произнесла с достоинством: – Нужно спросить у моего банкира, могу ли я выделить такую сумму на… непонятную игру, – она, не торопясь, выбрала на блюде самую крупную ягоду и положила ее в рот.

– П-поч-чему игра! Я же объяснял! Моя работа может весь мир положить к вашим ногам, скоро! – возмутился Камилло. – Я объяснил вам! Про власть над миром! В символическом смысле, конечно, в виде знаний обо всем, но не только в символическом. В пласте плотной реальности произойдет синхронизация событий, это наверняка! Не понимаете меня, что ли? Совсем не слушаете, когда я говорю?!

– Мессир Камилло, – сердито поежилась королева. – Власть над этим миром сами знаете кто дает, лукавый. Хватит, достаточно я настрадалась от этого.

– Вот вы сейчас говорите как простая, простите меня, самая обычная женщина! При чем здесь вульгарные суеверия? Я соединяю знания древних халдеев и греков, десять лет потратил на изучение знаний из Иерусалимской библиотеки, и вот чудесное соединение моего гения, знаний эллинов и мудрецов Востока дает мне невероятные, невиданные возможности. Вернее, может дать, если вы дадите столь небольшие средства.

– Но ведь никто не может проверить, пока вы не построите! – не сдавалась Катерина.

– Поэтому и н-нужны деньги! Чт-тобы посттттт… – простонал Камилло, он не мог выговорить ни слова. – Тьфу! – Архитектор выплюнул в ладонь горсть косточек черешни, громко кашлянув.

– Вы все время говорите одно и то же, а сами толком не объяснили, за что нужно выложить целое состояние? Жду от вас подробного рассказа. Возможно, часть денег я найду. Повторяю: возможно! И часть! Завтра приедет Пьетро Бембо, Альдо Мануций тоже хотел навестить меня. Приедут дамы! Я буду занята с гостями. Поэтому ваш рассказ должен быть или вечером, или завтра утром, пока я расположена вас слушать. Вы с Дзордзи после приезда моих гостей можете работать в Верхнем замке, где вам не помешают. Только сами придумайте объяснение для остальных, чем вы там занимаетесь, – добавила Катерина сухо. – А то я знаю Бембо: игры с утра до вечера, и к тому же дамы непременно будут требовать внимания Дзордзи, захотят посмотреть, над чем он работает. Да, Альдо Мануций обещал привезти экземпляр «Полифила», и я бы хотела получить его мнение о ваших идеях, ведь эта книга, по моему разумению, тоже была их источником.

– Ни в коем случае! Идея Театра совершенно иная! Она уникальна! – завопил Камилло пронзительно, вдруг перестав заикаться. – Ваше величество, умоляю, до тех пор пока идея Театра не получит определенные очертания, не надо ни с кем советоваться. Понимаете, если мы будем обсуждать его с профанами, то зародыш не сможет развиваться… он слабый еще. Вернее, он, конечно, полон мощной вселенской силы, но говорить о нем посторонним пока нельзя! Ни в коем случае!

Катерина Венета с сомнением покачала головой и затрясла колокольчиком, давая понять, что желает прекратить разговор.

Спустя полчаса Джорджоне и Камилло прогуливались по саду замка. С плодовых деревьев цветы уже успели осыпаться, но воздух по-прежнему благоухал, трава была очень свежей, и множество кустов розы сентифолии как раз зацветали.

– Надо написать вид вот отсюда, – сказал Джорджоне. – И река… хочу создавать картины, в которых бы природа, архитектура и персонажи гармонировали, чтобы чувствовалось, именно небо и горы, – настоящий храм Господа. Я ведь родился совсем недалеко, до моего Кастельфранко можно дойти пешком.

Камилло ворчал:

– Если королеве жалко денег, зачем мы вообще открылись ей, Дзордзи? Ты уверял, что она единственная персона, которая подходит для идеи Театра? Но ты слышал, она сказала – «часть денег»?! Что это такое, я же не богач, не как какой-нибудь там Пьетро Бембо! Где мы возьмем остальное? Вон Альдо Мануций сумел получить где-то деньги на «Полифила», вот и сделал его как хотел, прославился! А меня она выставляет попрошайкой. Даст часть денег! Я не могу выстроить только часть Театра – это все равно что довольствоваться частью небесного свода! Давайте вырежем к-кусочек нннннннеба! – пропел Камилло детским голоском, размахивая руками словно тряпичная кукла на ярмарочном представлении.

– Да не кипятись ты, Джулио, все будет хорошо, – отмахнулся художник, блаженно растянувшись на лужайке.

– Но если она мне не верит? Мы теряем время, мне все равно кого именно мы сделаем самым могущественным правителем мира! Кто угодно может нас озолотить, хоть римский папа, например. Но мы доверились Катерине, а она жмется и торгуется, как на рынке, – наступал на друга Камилло.

– Никто просто так не даст такие деньги.

– Почему «просто так»? Ты мне тоже не веришь, Дзордзи?

– Я знаю тебя давно, и мне кажется, что даже то, что ты уже смог мне дать, сделало меня другим, – серьезно объяснил Джорджоне. – Увидишь мою новую картину. Еще мне интересно связать символы с музыкальной гармонией. Идей бесконечное множество, и во многом мне это открывается благодаря тебе, мой друг.

– Вот! Ей это и скажи! – круглый, словно громадный шар, кудрявый, с длинными волосами, напоминающими львиную гриву, Камилло стоял посреди лужайки, обсаженной цветущими кустами роз, и тряс рукой, указывая в сторону Нижнего замка.

– Если бы королева не доверяла нам, то не пригласила бы тебя работать в Азоло, – повторил Джорджоне. – Я ее хорошо знаю. Так что успокойся и подумай, какой доклад ты ей сможешь сделать вечером или завтра утром. И прошу, не надо ей говорить out omnia out nihil[2]2
  Или всё, или ничего (лат.).


[Закрыть]
– ради меня, ладно?

– Меня интересует, как подготовлена бывшая конюшня, где нам предстоит работать. И еще – образцы дерева! – Камилло трусцой, неожиданно проворной для тучного человека, побежал во внутренний двор Верхнего замка.

* * *

Лоренцо успел сделать набросок на доске для картины «Успение Богоматери» и загрунтовал под эту работу большой холст. Тридцать пять дукатов, которые Екатерина Венета обещала за заказ, были для него огромной суммой. Но кроме этой радости в тихом Азоло Лоренцо чувствовал, что может создать не только картину для церкви Санта-Мария Ассунта, но и другие, необычные. Да, только теперь, решившись уйти от мастера, он рождается как художник!

Накануне Джорджоне принес в мастерскую готовую работу, которая потрясла Лоренцо. На картине в мягком приветливом пейзаже были изображены три человека: старик, мужчина среднего возраста и юноша. Джорджоне объяснил, что хотел изобразить ученых, которые олицетворяли бы разные течения философии: старик – древнегреческую мысль, зрелый человек – арабскую науку, а юноша – это современник, который осваивает и новые, и древние знания.

– Глядя на старца, – сказал Джорджоне, – я думаю о Платоне или об Аристотеле, эти древние ближе всех нам по духу, а мужчина средних лет – это, предположим, Авиценна или Ибн Рушди, о которых часто рассуждает Камилло. Юноша, разумеется, – это наше время, все мы, кому предстоит вобрать древние знания и набраться мужества, чтобы наконец войти в темноту таинственной пещеры.

– Молодой похож на тебя. Ты специально дал свой портрет?

– Разве? Может, что-то и есть, но я даже не думал об этом, – Джорджоне подошел ближе, вглядываясь. – А вот эта пещера… знаешь о пещере Платона?

– Нет, – признался Лотто.

– Платонова пещера – завершенный образ мира. Слышал бы ты, как рассуждает о ней Камилло! Но услышишь еще. В пещере заключены все знания о мире и вселенной. Но, конечно, они доступны только избранным.

– И над ней свет! Он призывает к себе!

– Разумеется, мы все идем к свету, – кивнул Дзордзи.

Такой живописи Лотто никогда не видел. Раньше он полагал, что, став мастером, посвятит жизнь написанию картин для храмов и созданию портретов состоятельных заказчиков для семейной памяти. Но, оказывается, можно воплощать картины о сложных, неочевидных вещах, подобных тем, о которых размышляли философы Древней Греции, Востока, о чем продолжают размышлять ученые мыслители в университетах Европы. В картине Дзордзи присутствовало невыразимое. Лоренцо поразила природа, какой ее изобразил художник, она дышала и звучала подобно изысканной музыке. Бледно-голубое, с легкими лиловыми облаками небо было окрашено у горизонта в красноватые тона.

– Это закат? – догадался Лотто.

Джорджоне внимательно смотрел на свое полотно.

– Я думаю, рассвет. Я же сказал – мы идем к свету, все вместе, но разными путями. Это, знаешь, как в маленьком городке все жители обязательно приходят в храм на мессу; все встречаются, но попадают в храм по-разному, каждый своей дорогой.

Лотто подумал, что такую картину вполне можно повесить в церкви, и тогда эти ученые на картине казались бы волхвами, которые принесли Спасителю свои дары… только в руках у одного циркуль, а у другого астрологическая таблица.

– Еще можно предположить, – сказал Лотто, – что старик представляет старую религию, иудаизм или Ветхий Завет. Человек средних лет – это ислам в расцвете сил. А младший есть христианство Нового Завета. И ты расположил их словно на ступенях, друг за другом, показывая, что философская и религиозная мысль развивалась постепенно.

– Ты умный парень, Лоренцо, – кивнул Джорджоне. – Картины могут вмещать много смыслов. Они и должны быть такими, чтобы человек мог и чувствовать, глядя на нее, и размышлять. Таким образом, картина сама становится храмом знания.

– А знаешь что? – продолжал Лотто, довольный похвалой. – Еще эти три человека могут представлять разные науки. Молодой с циркулем, разумеется, геометрию и архитектуру, средний – я не знаю, наверное, он поэт и философ. А старший, ясно, он астроном и астролог, эти науки ведь и есть самые старые?

– Нельзя сказать, что геометрия молодая наука, скорее она наиболее древняя, со времен Хирама Великого. Кроме того, – указал Джорджоне, – видишь, на таблице в руках старика можно прочесть, когда я писал ее, вернее, когда задумал. Вот знак великого соединения Юпитера и Сатурна, оно было два года назад, и написано – «затмение». Кстати, это как раз время, когда Камилло посвятил меня в идею Театра и моя жизнь изменилась. Юпитер и Сатурн как раз очень важны для нашего с ним дела.

– А вы мне расскажете про это дело?

– Да, именно за этим ты здесь. Камилло – гений, – серьезно сказал Джорджоне. – Ты в этом убедишься.

Джорджоне принес в мастерскую книгу «Любовные борения во сне Полифила», изданную Альдо Мануцием. Лотто знал, что книга дорогая, стоит целый дукат, и она мало кому понятна, но вызывает у ученых людей восхищение, они будто поклоняются ей. Лотто три дня внимательно рассматривал гравюры-иллюстрации, пытался читать фрагменты текста, размышлял над фразами, которые смог разобрать, начиная с самой первой: «Любовное борение во сне Полифила, в котором показывается, что все дела человеческие есть не что иное, как сон, а также упоминаются многие другие, весьма достойные знания предметы». Впрочем, из текста Лоренцо мало что понял, но рисунки его поразили: здесь были орнаменты из символов, завораживающие знаки, изображение монументов в египетском и древнегреческом стилях, невиданные животные, резвящиеся дельфины, слоны на постаментах. Некоторые символы и сюжеты Лотто зарисовал.

Ему страстно захотелось придумать и изобразить что-то совершенно новое, смелое. Он отложил работу над «Успением Богоматери» и стал делать наброски, он не видел пока свои будущие картины в определенных образах, только чувствовал их. Лотто подумал, что это счастье – быть свободным и к тому же иметь возможность советоваться с Джорджоне, работать рядом с ним.

– Знаешь Дзордзи, после «Полифила» и твоих «Философов» у меня появились мне самому пока неясные мысли, не знаю, что получится… мне стало интересно думать, но иногда от этого я не могу заснуть до утра, голова гудит от идей.

– Потому что здесь, в горах, мы ближе к Богу, – улыбнулся Джорджоне.

* * *

– Портрет принцессы пора заканчивать! Меня не устраивает работа Людовико, он неповоротлив, как брюхатая корова. Вчера масло пролил, огромный сосуд, двадцать литров псу под хвост! Давай-ка, Тициан, завтра с утра снова приходи, – приказал Джамбеллино и добавил с усмешкой, – портрет Виоланты мне стал нравиться.

«Наконец-то», – обрадовался Тициан. И тут же вспомнил, что прийти не может. «Что же? Что делать?» – Тициан сам не понимал, чего хочет.

По утрам он просыпался поздно, в просторной комнате Виоланты, где каждый предмет и сам воздух были полны покоя. Тициан был благодарен Виоланте за то, что она доверчиво подарила ему этот лучезарный мир. Их сближение произошло так просто и естественно, что Тициан не мог вспомнить, как они договорились первый раз после сеанса не расставаться, только помнил, что первый поцелуй – в мастерской, около мольберта, – подарил ему огромную радость. Эта радость вдруг сделала его жизнь ясной и простой. На душе у него, когда он бывал с Виолантой, было легко, они смеялись вместе, бегали по комнатам дома Виоланты, играли в прятки, целовались. Они любили друг друга как взрослые, но были веселы и беспечны как малые дети.

Тициан мысленно сравнивал Виоланту с Евой, здоровой и сильной. Он никогда не предполагал, что можно с женщиной чувствовать себя таким спокойным и радостным. Она открыто восхищалась его телом, получала явное наслаждение от его ласк. Еще ему нравилось, что они не говорили ни о прошлом, ни о будущем, важно было праздновать и чувствовать каждый день, каждое мгновение удовольствия. По утрам они лежали обнаженные, рассуждали о летней жаре, о других пустяках, завтракали в кровати и затем, в обед, встречались уже в мастерской. Тициан с удовольствием писал свежие губы Виоланты, такие знакомые теперь, восхитительно вкусные, писал ее шелковистые волосы. Ее грудь ему казалась совершенством творения, источником жизни.

Но счастье этих двух месяцев не было безмятежным. Во-первых, на него злился брат Франческо, говорил обидные слова:

Внимание! Это не конец книги.

Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!

Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации