Текст книги "Не уклоняюсь!"
Автор книги: Елена Семенова
Жанр: Жанр неизвестен
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Глава 4.
Генерал Булыгин
Хроника
В ночь с 28-го на 29-е января 2000-го года около 1000 боевиков во главе с Шамилем Басаевым, Лечей Дудаевым, Хункарпашой Исрапиловым и др., двигаясь из Грозного к Алхан-Кале (Ермоловке), попали в засаду на мосту через Сунжу. В результате, погибло более половины боевиков: в том числе, Леча Дудаев и Исрапилов. Басаев потерял ногу, но сумел выбраться из «котла».
04.02.00. Принято решение о подготовке к выводу из Чечни значительной части федеральных войск.
06.02.00. Освобождён последний район Грозного – Заводской.
08.02.00. И.О. президента В. Путин заявляет о достигнутом переломе в ходе контртеррористической операции в Чечне. Сергей Ястржембский сообщает, что активная общевойсковая операция сменяется действиями сил МВД.
Аж в глазах потемнело, и кровь к голове прилила. Да что они там, мать их за ногу, совсем ум потеряли?! Мало перемирия этого гребаного было (сколько пацанов зазря положили!), так теперь уже и войска выводить! Ещё Грозный едва взяли (а они подмахнули, когда ещё и Заводской стоял), а уже – назад! Так же и в апреле 95-го Грачёв, гореть ему в пекле, на голубом глазу чесал об окончании военного этапа спецоперации. Сукины дети! Вас-то нет здесь! А вас бы сюда, сюда, прямо в чистилище это, чтобы мало не показалось, чтобы на шкурах своих дублёных всё ощутили! Сидят там в высоких кабинетах, задниц от кресел не отдирая, и бумажки пишут! А здесь – война! Да чтоб их там всех разорвало…
Расстегнул Булыгин ворот, мясистую шею вдруг сдавивший так, что и не вздохнуть. А, может, ошибка? Одумаются ещё? Нет, пустая надежда… Кабы что путное решили, так зараз передумать бы могли (добрую команду получил: спеши исполнять – пока не передумали), а недело делать у нас завсегда – петухом скакать. Быстрее, быстрее, быстрее… И армию в 96-м выводили – быстрее! Всё забывали: людей, технику – быстрее! Куда гонят?! Не годится спешка в таких делах. Не блох же ловим! Эх, теперь бы пойти в эти высокие кабинеты, высказать им всё это, вдолбить! Да словес они, пожалуй, что и не разумеют. Так во лбы их забубенные – кулаком – вдарить – чтобы до самых кишок дошло!
А на днях ещё одно расстройство вышло. Жители местные жаловаться вздумали. Тоже твари хорошие… У самих родственники по горам шастают, наших пацанов постреливают да взрывают, а они строят из себя невинных овец. У них, видите ли, две коровы пропали… Ну, был, был грех. «Оскоромились» солдаты. А что с них взять? Жрать-то охота! Так ведь выдали этим «мирным жителям» (мирным ли?) в качестве компенсации консервов несколько ящиков, извинились, помощь оказали в восстановлении их села… Какого лешего надо ещё?!
А тут комиссия из Москвы приключилась, язвить её в душу. И они тотчас к ней. И не о коровах! А о том, что у них якобы люди исчезают… Да уж, заметили, исчезают: в горы с автоматами – бывшие болезные, раненые, которых мы так интеллигентно не решаемся поднять с койки, а терпеливо дожидаемся, когда они подлечатся и поднимутся сами – поднимались и дёру давали. Так в одном селе добрый десяток абреков упустили. А тронь-ка их! Раненых! Московские мразезащитники такой гвалт поднимут, что не равён час тебя же под суд отдадут! И смотри на всё это! И делай вид, что нормально всё! А потом ребят своих грузом 200 домой провожай! А потом матерям их в глаза смотри! Может, те выпущенные абреки и срезали сыновей их… А он, генерал, выходит, виноват… Как мог бандитов отпустить? Неужели не понимал?..
Люди исчезают… Всех бы вас зачистить, чтобы мало не показалось… Цацкаемся! А ещё, де, обворовывают военные их постоянно! Кроме того случая с коровами ничего подобного не было. А уж тот инцидент исчерпан. И виновные наказание понесли (несильное, конечно), и потерпевшим всё возместили… Ан нет! Мало! Что за характер такой подлый!
А московские «гастролёры» со вниманием слушали, а те (засранцы!), вниманием обнадёженные пошли сочинять! Роман в трёх частях! Ещё говорят, будто русские приврать любят… Собрались местные старички, рассказывали про какие-то пытки, ямы… Чёрт знает что несли! На ходу сочиняли!
А комиссия внимала. А в ней: мразезащитники, представители штаба (известного рода фрукты), следователи военной прокуратуры… И все ведут себя, как начальство высокое! Точно он, боевой генерал, подчинённый им! И такой разнос учинили! «Будем карать подобные проявления!» Да ты докажи сначала, что они место имели! Что не врут эти «агнцы» недобитые… Но им и доказывать не нужно! Не для того они такой длинный путь проделали и ещё журналистов с собой притащили. А для обратного как раз! Публичную порку устроить! Показать, как славно борются они со злоупотреблениями в армии и о мирном населении заботятся! Вылили ушат помоев на головы офицеров, несколько месяцев кровью и потом своими эту клятую землю удобряющих, показали армии место её, оплевали в газетах и с голубых экранов и покатили в Москву, довольные, к семьям своим, в тёплые кабинеты, в квартиры с ваннами, а с грязью смешанные офицеры и солдаты остались. Воевать. За что, спрашивается? Защищать. Кого, спрашивается?
Следователь, с видом великой своей значимости (звёздочки-то майорские только получил – догадался Булыгин), перед отъездом ещё и давнишнее припомнил: зачем это генерал отдал приказ артиллерии утюжить мирное село? Стал объяснять Булыгин, с трудом сдерживаясь:
– В таких «мирных сёлах», подполковник, знаешь, сколько моих бойцов снайперы сняли?
– Но ведь там женщины и старики были! Малолетние дети! Ведь среди них жертвы, в итоге, были! – закипятился следователь, и штабист, рядом стоящий, головой закивал в знак согласия (он-то понимает, что нельзя воевать «такими методами»).
– А мои бойцы тоже чьи-то дети, – резко ответил генерал. – И, чтобы их матери не умерли от горя, я эти сёла сожгу дотла, если понадобится! Я за своих подчинённых ответственность несу, а не вы! Вам-то что! Вам их не хоронить и матерям их в глаза не смотреть! Здесь война, майор, а не интеллигентная прогулка!
– Вы воюете с мирным населением!
– Желаете занять моё место?! – побагровел Булыгин. – Вы сейчас в Москву уедете, а мне этот бардак расхлёбывать!
– Если ещё раз повторится подобное…
– Да идите вы!.. – отпустил здесь тираду непечатную и ушёл, ответа не дожидаясь. Трифонов потом извинения «гастролёрам» приносил, объяснял, что у его командира нервы после долгих боёв сдали. Что и говорить, умел Витька подход найти ко всем! В дипломаты бы ему… Утряс всё, замял.
А «жалобщики» притихли сразу. Без московских «друзей» они не борзеют. Работают только на публику. Артисты грёбаные, чтоб их всех… А подумали эти гастролёры заезжие, с каким чувством остаётся офицер служить после того, как их походя с дерьмом смешали (в которой раз уже! – чудо, что кто-то ещё служит!), с каким чувством будет он смотреть и на «мирных» этих жителей?..
С последними и так проблем выше крыше. Во многом оттого, что офицеры и солдаты не имеют ни малейшего представления о традициях, обычаях местных, а потому часто попадают в неудобные и неприятные ситуации, заканчивающиеся иной раз конфликтами, а то и чем похуже. Генерал Булыгин, нравы местные зная хорошо, решил исправить положение и для своих бойцов приказал памятку небольшую выпустить. Бойцам на заметку.
– Не допускайте критических высказываний по поводу ислама.
– Не входите в мечеть в обуви.
– Не предлагайте местному населению алкоголь и свинину.
– Не допускайте в общении с мусульманами ругательств, особенно нецензурных, в которых бы фигурировала мать или родственница того, кому это ругательство адресовано.
– Не допускайте проявления неуважения к старейшинам. Помните, их слово беспрекословно и именно в их руках находится реальная власть.
– Не изображайте людей и животных в присутствии мусульман. Ислам запрещает это делать.
– Не допускайте неуважения к главе семейства.
– Во время трапезы среди мусульман не передавайте блюда и кушанья левой рукой. Делайте это правой.
– Помните, цвет траура на Кавказе – белый.
– Нельзя появляться перед женщинами-мусульманками в полуобнаженном или обнаженном виде.
– Самое сильное оскорбление для мусульманина – сказать: «Ты не мужчина!»
Позже аналогичные памятки стали появляться и в других частях…
От нахлынувшего гнева задолбило висок. Эх, и расстраивает же нервы эта война. Да ладно бы война… Три четверти сил не на неё уходят, а на борьбу с крысами тыловыми, от которых продыху нет… Вон, и сердчишко пошаливать стало. А ведь не так много лет генералу. Пятьдесят семь лет недавно стукнуло. Юбилей… И встретил его Булыгин на подступах к Грозному. Только на другой день и вспомнил о круглой дате… Да и не сам вспомнил: начштаба и друг старинный Витька Трифонов бутылку коньяка дорогого презентовал. Кстати, и распить ещё не успели в круговерти этой… А ну как теперь? С горя? Заодно и душу излить… Кому ж ещё, как не Трифонову? Кто лучше его поймёт?
Трифонов явился на зов незамедлительно. Каждый раз при взгляде на старого друга Булыгин отмечал, что сильно сдал в сравнении с ним. Обрюзг как-то, постарел, лысина во всю голову сверкает… А Трифонов и теперь сухопарый, подтянутый, волосы, сединой тронутые, назад зачёсаны…
– Ну, что скажешь, Петрович? – мрачно спросил Булыгин, не оканчивая вопроса – и так ясно, о чём.
– Дерьмово всё, Митрич… – процедил Трифонов. – Они или идиоты…
– Или? – пытливо впился генерал в своего заместителя.
– Или кинуть нас решили, как в тот раз! – не сказал даже, а выдохнул друг старый то, о чём всё утро думал сам Булыгин и произнести сам боялся. Нет, не может быть! Сейчас всё-таки дело иное! На Новый Год и Елькин подарок сделал: оставил президентство. А И.О., хоть и из «конторы», вроде мужик приличный, сильный, дельный. И приезжал же сюда… Нет, не может он предать! Не может! Не той он породы, не той закваски, чтобы сдать так просто, чтоб на такую подлость пойти… Что же, ложью все его заявления были? Нет, не может быть… Значит, есть причины… Значит… Да ничего это не значит!
– Петрович, но надо же делать что-то… Но не дураки же мы, не кутята слепые, чтобы топили нас! Неужели так и проглотим опять?..
– Наше дело, Митрич, приказы выполнять, – ответил Трифонов, шнурок какой-то в руках комкая нервно.
– А если приказы..?
– А разве не выполняли и таких..?
– Но сколько же можно?! Да каких пор какие-то сволочи меня, боевого генерала, будут козлом отпущения делать и палачом собственных солдат?!
– Митрич, ты из армии увольняться не собираешься?
Булыгин опустил голову. Прав, тысячу раз был прав Витька Трифонов. Пока он в системе, будут его использовать… А не быть в этой системе он не может. Права не имеет уйти из неё. Потому что, даже безумный приказ выполняя, он, дело своё зная и долг помня, солдат своих беречь будет, насколько это будет возможно, угрём выворачиваться станет, чтобы как можно больше из них живыми домой пришли. А другой на его место придёт и ради лишнего ордена, ради удовлетворения амбиций своих будет этих солдат, тот же приказ выполняя, под огонь гнать, нисколько не печалясь, сколько из них живыми останется, и головы своей не утруждая тем, как потери минимизировать… Разве не знал он в прошлый штурм Грозного, что преступно было пацанов необстрелянных в эту бойню посылать? Знал. И приказ исполнял. А другой кто, его же исполняя, втрое больше людей положил бы там… И что же лучше? Не мараться исполнением таких приказов и представить это другим или всё-таки исполнять, на своём (немалом всё-таки) уровне стараясь исправить то, что ещё возможно? Где больше чести? Для себя решил этот вопрос Георгий Дмитриевич: если хоть несколько жизней удалось сберечь ему, значит, не зря тянет он лямку, ломая себя и за голову хватаясь от идущих сверху безрассудных приказов…
– Давай выпьем, – хмуро предложил он Трифонову, доставая флягу, куда загодя перелил коньяк. – Тошно что-то…
– Наливай, – кивнул начштаба умной, всё понимающей головой. – За тех, кого уже с нами нет, за тех, кто ещё в строю, за нас…
– За всех офицеров и солдат, которые долгу и чести не изменяли, несмотря ни на что, за всех верных! – добавил Булыгин, поднимаясь грузно.
От выпитого коньяка размяк несколько комок нервов, внутри собравшийся, и даже висок долбить перестало почти. Вспомнилась жена Люба, с которой недавно серебряную свадьбу отмечали (а дотянуть бы до золотой – вот, погуляли бы!), дочери: Шурочка, младшая, из которой, Бог даст, хорошая художница выйдет, и старшая, Маруся, недавно вышедшая замуж и теперь нянчившая сына, его, Булыгина, внука. Всю жизнь мечтал Георгий Дмитриевич о сыне, но не случилось: теперь хоть с внуком бы повозиться. Да когда тут… С войной этой… Последний раз видел Матвейку, когда он только сидеть научился и первые слова сказать пытался… А с тех пор уж сколько времени прошло! Последний раз говорил с женой днями: рассказывала, что внук уже ходит, первые свои слова произносит… А он-то всё это пропустил опять! Как пропустил первые шаги обеих дочерей. Тогда тоже война была. Афганская. Любаша о нём в ту пору месяцами не знала ничего. Только приедет кто-нибудь из сослуживцев, передаст короткое: «Люблю. Береги девочек. Скоро вернусь!» – и всё! Приезжал Булыгин из командировок, усталый, ожесточённый – и неслись ему навстречу, друг друга обгоняя Маруся с Шурочкой: «Папа! Папа!» И разом камень с души сваливался: здравствуй, дом родной, тыл мой надёжный! А теперь вернёшься – внук, пади, деда и не признает. Да и дочурки уже не выскочат встречать. Взрослые стали, сдержанные. Свои дела у них, о которых отцу и не рассказывают. Маруся о своём замужестве сообщила за несколько дней до оного. Просто перед фактом поставила. Заодно, между делом, как о чём-то мало значительном, обмолвилась, что беременная… Не равён час и младшая сюрприз преподнесёт. А она и ещё более непутёвая… Сорви-голова, а не девчонка… И не подступишься к ним, не подойдёшь, как раньше. И поговорить не получается. Говорят они на своём каком-то языке, что и не поймёшь, о чём, о ком… Выросли дочери, а Булыгин и не заметил… Вот, и внук теперь без него растёт… И жаль было того генералу, и хотелось приехать домой, внука на руки схватить, расцеловать в щёки румяные… Он-то в отличие от дочерей не забурчит: «Щетина колючая!» Вот, подрастёт: поедут они на дачу, будут вместе на рыбалку ходить, за грибами… Тогда уж и пенсия как раз… Служить-то всего три года осталось… Вот, тогда и зажить с Любашей на даче! На земле поработать! На звёзды посмотреть! Как давно мечтали… Ведь он родился в деревне. И родители его, и деды-прадеды – все крестьянами были… А Булыгин, в тяжёлый военный 43-й на свет появившийся, выбрал первым, кажется, в роду, военную стезю. А только всю жизнь потом тянуло его к земле. Даже и в этом бандитском логове, на поля, взрывами разрытые, глядя, горевал генерал: на них бы хлеб растить, а не воевать…
Задребезжал противно телефон. Булыгин убрал фляжку, снял трубку и знаком велел Трифонову остаться, гаркнул приветственно:
– Генерал Булыгин слушает!
…Ах, ещё беда на нашу голову! Делегацию Совета Европы чёрт к нам несёт. Принимай, Георгий Дмитриевич! В гробу он всех этих господ лощёных видел… Пускают ещё козлов в огород… Тьфу ты, Господи! И что ж за позорище такое нескончаемое?..
Глава 5.
«Гастролёры»
Хроника
Январь 2000-го года. На встрече с делегацией ПАСЕ В. Путин поддерживает идею лорда Рассела-Джонстона о желательноти присутствия международных наблюдателей в Чечне.
Цитата
«…Масштаб российского военного вмешательства в Чечне не может быть оправдан как чистая антитеррористическая операция. Комитет, полностью осуждая террористические акты и попрание прав человека и международных гуманитарных законов, совершённых чеченскими бойцами, осуждает максимально жёстким образом (выделено мной – Е.С.) непропорциональное использование силы российскими федеральными войсками…» Из заключения юридического комитета Совета Европы, представленное депутатом от ФРГ Рудольфом Биндигом.
Цитата
«Нужно любого русского, который попадет в руки, резать и топтать. И получать от этого удовольствие…» Аслан Масхадов. Февраль 2000.
«Вот ведь смотрит…» – почти с раздражением подумал Жаров, в которой раз ловя на себе тяжёлый взгляд плотного, невысокого генерала, утиравшего платком похожую на бильярдный шар лысину. «Принесла вас, дармоедов, сюда нелёгкая, будьте вы неладны!» – читалось в хмуром генеральском взгляде. И Жаров вполне понимал чувства генерала. И даже в большой мере разделял их. Но, чёрт возьми, мог бы и Булыгин понять… Можно подумать, что по своей воле приехал сюда Жаров, исключительно для собственного удовольствия и потехи! Можно подумать, что это он всей этой европейской швали и нашим «общечеловекам» разрешил здесь околачиваться, надзирать и мешать работе военных! Сам бы на порог не пустил…
Но не понимал этого Булыгин. Или не хотел понимать? Понимать и нужды не было…
«Притащил сюда этих мерзавцев на мою голову!»
Да не тащил же! У вас своя работа, у меня – своя! Вы своё дело делаете, товарищ генерал, а я – своё!
«Недело делаешь! И на чёрта вас, дармоедов, выбирают?..»
Да ведь я сам с вами солидарен! Да ведь я же в душе на вашей стороне! Да ведь я этих господ всех так же как и вы в гробу да в тапочках белых видел!
«Сидите там в своей Думе, избраннички, слуги народные, и народ объедаете, и законы принимаете такие, что головы вам поотрывать и то мало будет…»
Да не я ж их принимал!
«Сидите там все… Сытые, благополучные, холёные… Умные речи говорите! А вы бы сюда! На передовую бы! А издалека рассуждать – завсегда просто! И плевать вам, умникам, на нас, в грязи, крови и свинце который месяц утопающих!»
Ничего из этого не говорил генерал вслух. Но все эти несказанные, а из души рвущиеся слова, как в книге с крупным шрифтом, читал Жаров в его взгляде и мысленно же оправдывался… А почему, собственно, вообще, должен он оправдываться? Не он затеял войну эту, и «надсмотрщиков» не он приглашал… А всё равно будто бы виноват чем-то…
«Вы же – власть! Что ж ни хрена не сделаете-то?! Только языком мелете…»
Какая власть? Да раз мандат есть, значит, уж и власть… Держи ответ! Какой толк от тебя? А перед генералом Булыгиным ответ и вовсе невозможно держать. Боевой генерал! Герой! А депутат, каких бы убеждений не был, всё равно перед ним «отдельной личностью» будет. Сколько не говори депутат, а воз с места не сдвинется… И какой прок? И какая ответственность?
Да разве Жарову по нраву это? Он бы с охотой как раз ответственность взял. Не боялся он её никогда, искал себе дела настоящего. И мандат ему нужен был лишь для того, чтобы делу подспорьем быть. И были же дела! С 90-х годов не было такой точки горячей на карте бывшего Союза, где бы не побывал Юрий Викторович Жаров. И удавалось, удавалось же иной раз добиться каких-то подвижек, помочь конкретным людям, пленных освободить… Доводилось и самому в передрягах разных бывать… Но кого обманывать? Тот ли это масштаб? Масштаб явно мал был… Точно знал про себя Жаров, что мог бы он куда больше сделать, и своего звёздного часа ждал, да всё не приходил он… Где-то наверху тасовали причудливую колоду, но упорно извлекали из неё сплошь карты ничтожные, а то и джокеров просто, которых в колоде оказывалось отчего-то слишком много, что явственно говорило о том, что тасуют её шулера, и эти-то карты делали игру, а жаровская карта продолжала лежать в колоде… А, может, и в колоде не было её? Ведь если колода в руках у шулера, то все карты в ней – краплёные… Шулер извлекает лишь нужные для себя карты, и до той поры, пока это так, игру будут делать шестёрки и джокеры… И карты масти пик… И честной игры не будет, и ставки наши биты будут всегда…
В этот приезд, как и во все предыдущие, первой остановкой стал Моздок. Цель приезда делегации – знакомство с условиями быта беженцев.
В госпитале Моздока Жаров сразу же обратил внимание на довольно изрядное количество молодых чеченцев, проходивших лечение после ранений… Ещё будучи в Москве, встретился Юрий Викторович со старым, ещё по прошлой войне знакомым, военным контрразведчиком майором Горленковым. Рассказывал тот, что масхадовско-басаевское руководство республики разработало целую программу по стимулированию исхода беженцев с территории Чечни. Целью этой затеи было под видом беженцев на территорию Ингушетии, Северной Осетии, Ставропольского края и Дагестана переправить боевиков и их семьи, как для выполнения известного рода заданий, так и для того, чтобы просто перезимовать суровые времена.
– Вот, и думай, Юра, – мрачно говорил Горленков. – Перезимуют они у нас, на наших харчах, подлечатся, отдохнут, а весной, по зелёнке, снова за автоматы возьмутся и айда в горы! Нам же теперь палки в колёса вставляют… Дескать, мы беженцев незаконно задерживаем… Вяжут нам руки – не высвободить.
И всё-таки работала контрразведка. На каждом контрольно-пропускном пункте вдоль административной чеченской границы отслеживала поток беженцев, чтобы не пропустить бандитов, задерживали подозрительных и получали свою долю помоев от либеральной публики.
Но кто-то и просачивался… И, глядя на набиравшихся сил, бодрых уже вполне чеченцев, думал Жаров: не из тех ли?..
В лагере беженцев пробыли долго. Были здесь и чеченцы, и русские. На последних смотрел Юрий Викторович с особенной болью. Чеченцы, самоорганизованные, все родня друг другу, все друг друга тащат, устраиваются. Их взаимовыручке поучиться бы! Не то наши… Даже ведут себя различно совсем. Замордованные русские женщины с потускневшими глазами, всего и всех лишившиеся, любую помощь гуманитарную принимают с благодарностью…
– Спасибо! – а у самих слёзы на глазах.
За что благодарят?.. За эти крохи жалкие после всего, что отнято?.. У миграционной службы на беженцев денег нет. Помогают МЧС да Российский Красный Крест. Одеяла привозят, еду какую-то, вещи б/у… И за них наши, с глазами, судьбе покорными:
– Спасибо!
От чеченок – не услышишь. Всё выхватывают и ещё бранят при этом. И теперь к комиссии не наши кинулись, а они. Точно цыганский табор. Со всех сторон хлынули. Закричали, замахали руками. А с ними и дети их… Сколько детей!
О, великие стратеги и тактики, как вы заблуждаетесь, рассуждая о сверхмощном оружии 21-го века! О том, что атомное или биологическое оружие – самое страшное! В 21-м веке самое страшное оружие – демографическое. И им-то нас без всякой войны победить легче лёгкого теперь…
В Моздоке – 70% русских, а с наплывом беженцев в больницах на 5 детей четверо чеченцев рождается… Это в войну-то! В лагере-то! Какой мощный инстинкт самосохранения работает! Уже сейчас потери войны этой – компенсировать…
А наши потери – кто компенсирует?..
Европейские «кураторы» слушали жалобы, записывали что-то. Услужливо вертелись вокруг них отечественные лизоблюды из журналистско-правозащитной братии. Нашёптывали. И тоже записывали, записывали… И с какого похмелья впустили их сюда?..
В каких жутких условиях живут чеченские беженцы (о русских не вспоминают, конечно)! Кривился Жаров. Жуткие условия? Правда, условия оставляют желать лучшего… Да только поехать бы вам, господа, в русскую глубинку. Там условия почище будут! Там полгода дороги размыты, и не привозят туда даже хлеба. Там о медпомощи уже забыли давным-давно. Там о газе не слышали даже. Там уже подчас и электричества нет. Главному энергетику нашему надо спасибо сказать. Нет, положа руку на сердце, не Басаева с Масхадовым, а своих мерзавцев в первую очередь следовало бы судить и к стенке ставить… Они и хуже даже террористов…
Даже среди гвалта собравшихся чеченок нет-нет, а прозвучит:
– Что вы с нами воюете? Вы вашего Березовского судите! Это он Басаеву деньги давал!
Ну, этого либеральные борзописцы в блокноты свои не внесут, разумеется. А, вот, брань в адрес войск федеральных – в обязательном порядке. И сами же домыслят ещё…
Затем летели на вертолёте над Чечнёй. Скоро потекут миллиарды на восстановление её! Половину в Москве разворуют. Половину оставшегося – здесь. А на четверть станут восстанавливать. Её, конечно, окажется мало, и будут слать ещё… Как в дыру чёрную. От этих денег бешеных хотя бы толику родной жаровской Тверской области! Да и другим среднерусским… Да на Дальний Восток замерзающий. Ведь чахнут, чахнут русские регионы, вымирают, а ни копейки им! А сюда – как в топку – миллиард за миллиардом!
А выскажи-ка всё, за одну только эту поездку передуманное с экрана, заверещат-завоют: фашизм, ксенофобия, «раздавить гадину»!
Теперь, вот, генерал этот сверлит суровыми глазами из-под бровей нависших. Без того тошно…
Совещались между собой европейские парламентарии, записывали, головами кивали… Что ж, не нужно быть пророком, чтобы с точностью предречь: публичная порка на ближайшем заседании ПАСЕ нам обеспечена. Может, даже опять слова лишат. Хотя лучше бы вовсе вон прогнали. Деньги бы казённые целее были. Верх идиотизма платить за собственное унижение! Мазохизм какой-то. Нет, не выгонят. Какой же дурак будет им ещё платить такие деньги за членство? Нет предела человеческой глупости… И нет предела руководящей подлости…
Но, может, и придёт ещё просветление? Всё-таки теперь уже не 90-е годы. И риторика уже иная. И веет от неё робкой надеждой: а вдруг всё-таки начинается медленное отрезвление?..
И старался Жаров сам себя убедить в этом. А европейские «надзиратели» уже перед камерами давали первые комментарии:
– Нарушаются права человека… Федеральные силы не имеют права… Мы будем требовать…
И с задором каким клеймят! И счастливо подхватывают это журналисты, за тем только и ехавшие… А ты улыбайся им, ломай себя, балагань под кретина, подбирай слова, чтобы «и нашим, и вашим»… А иначе – как? Не может себе Жаров позволить роскоши всё в душе кипящее выплёскивать… Может, и новый президент (и.о. пока) – не может? Тоже ведь невозможно так сразу развернуть всё… Не осмотрелся ещё, не укрепился… Надо подождать, а там, глядишь, и начнёт он действовать в нужном русле… Быстро ведь ничего путного не происходит…
Вот, и закончена почти клятая и переклятая эта командировка. Уже у самого вертолёта вдруг остановил Жарова собственной персоной генерал Булыгин и, приблизившись вплотную, снизу вверх глазами воспалёнными впиваясь, произнёс:
– Слушайте, Юрий Викторович, ведь вы неглупый человек. Неужели вы не понимаете, что нельзя, нельзя воевать под надзором арбитра, играющего на стороне противника?! Нельзя воевать, когда стреляют в спину?! Неужели вы этого не понимаете?!
– Прекрасно понимаю.
– Так скажите же об этом в вашей чёртовой Думе! Моих бойцов убивают, а они вынуждены бояться лишний раз применить оружие: самих под суд отдадут! Это же не война, а позор!!!
– Я… всё, что в моих силах сделаю… – не находил Юрий Викторович слов нужных, куда-то исчезали они перед генеральским напором.
А Булыгин только рукой махнул:
– Все вы одинаковые… Как собаки…
– В каком смысле?
– Всё понимаете, только сделать ни хрена не можете! Прощайте!
– Прощайте, генерал.
Поднялся вертолёт ввысь и полетел назад, к Моздоку. Оттуда – на самолёте в Москву. Вот, и вся командировка… Ни в чём не был виноват Жаров перед генералом Булыгиным и его бойцами, а отчего-то так и грызло душу чувство вины, необъяснимое и неистребимое… «Всё понимаете, только сделать ни хрена не можете…» – как бичом полоснул генерал. Наступил со всей грузностью своей, сам того не зная, на больную жаровскую мозоль. И теперь та мозоль ныла, ныла…
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?
