Текст книги "Иван Багряный"

Дома, в Ахтырке, по возвращении из ссылки в 32 года Иван Багряный стал пенсионером – настолько было подорвано крепкое от природы здоровье. А через год, после повторного ареста и пыток на допросах следователями ГПУ, тюремный врач в медицинском заключении постулировал:

«Открытая форма туберкулеза. Проживать на Севере не может, следовать этапом не может…»

Иван Багряный верил в человечность, на проявление которой способен каждый недеформированный человек, – и ему на жизненном пути, к счастью, случались не только предатели-«скорпионы» (или «хамелеоны»), но и люди с уцелевшей, бескомпромиссной совестью, которым он, в конце концов, благодарен своей жизнью… Среди них – и этот тюремный врач…

Кстати, с Дальнего Востока после ссылки Иван Багряный привез в родную Ахтырку свою первую жену – Антонину Дмитриевну Зосимову (родом из Орловщины). Когда писатель встретил синеглазую девушку Антонину с пронзительным и немного печальным взглядом, ей было 25 лет, а ему уже исполнилось 30. В этом браке родились двое детей – сын Борис и дочь Наталья. (Собственно, о военных буднях этой семьи и говорится в романе «Человек бежит над пропастью».)

Борис появился на свет в декабре 1936 года на Дальнем Востоке, в Благовещенске, где отбывал наказание отец и работала мать Бориса. Антонина Зосимова приехала в Благовещенск и устроилась бухгалтером в лесничество, оформляла наряды охотникам.

В течение определенного времени Антонине Дмитриевне вместе с детьми пришлось находиться в Москве. В Ахтырке в то время на ее мужа смотрели как на врага народа. Шли повальные репрессии, везде и всех подозревали…

Борису было отказано в получении высшего образования – по той причине, что отец – «враг народа». Он «на отлично» окончил Ахтырский техникум механизации и электрификации. И двух выпускников техникума, в том числе и Бориса, рекомендовали для поступления в Харьковский институт механизации и электрификации сельского хозяйства. Это было в 1955 году… Борис повез в Харьков документы. Но члены комиссии прочитали биографию – и… документы вернули. Он всю жизнь чувствовал за собой какую-то тень… Юноша даже не сдавал вступительные экзамены. Хотя очень хотел учиться! Тогда он самостоятельно составил себе план самообразования, чтобы состояться профессионально и на все иметь собственное мнение. Пользуясь в Ахтырке уважением, Борис сначала работал высококвалифицированным электриком, энергетиком, инженером по автоматике. В 1965 году он женился, родился сын Олег – внук Ивана Багряного. Олег окончил Харьковский политехнический институт.

Дочь Наташу жена Ивана Багряного Антонина Дмитриевна, которая осталась в Ахтырке, предусмотрительно отправила к сестре в Москву. Там девушка стала известной художницей – сказались отцовские гены…

На Дальнем Востоке был написан поэтический шедевр Ивана Багряного – поэма «Золотой бумеранг», которую он читал друзьям по памяти.

Во второй раз, 16 июня 1938 года, после Дальнего Востока и возвращения в родной дом, Ивана Багряного арестовали по доносу соседа, обвиняя в участии или даже в руководстве националистической контрреволюционной организацией, проведении антисоветской агитации среди населения, дискредитации советской власти и ее мероприятий. Более того, Ивана Багряного обвиняли еще и в причастности к анархистам.

В тюрьме на Холодной Горе в Харькове было написано наполненное освободительным пафосом стихотворение «Из камеры смертников» (1939). Следствие длилось 2 года и 7 месяцев с применением всех методов инквизиции…

Сестра Ивана Павловича, Елизавета Павловна, вспоминала:

«Ночью приехал „черный ворон“, делали обыск. У Вани была маленькая спаленка: одно окно во двор, а второе – на улицу, столик, этажерка в углу. На столике – в пенале – кисти и карандаши. Там он и работал. Кроме книг и картин, вещей совсем немного, но искали везде, во всех комнатах, заглядывали в сундук, все перевернули вверх дном. Ничего такого не нашли, разве что „Скельку“… Утешаю маму, а сама горько плачу за ним, спрашиваю: „За что его в тюрьму? Что он такого сделал?“ – „За „Скельку“, – подсказывает мама. – За „Скельку““. Какие-то не такие слова нашли в ней, за это он и страдает. А я и думаю: „Какие же это слова надо написать, чтобы их так боялись?!“ Как приехали же вот ни с чем из Харькова, после посещения Ивана, мама плакала день и ночь, в церковь ходила, перед иконами стояла, так тосковала, бедная, что и умерла от миокардии. Осталась я круглой сиротой…»

На свободе Иван Багряный оказывается уже перед фашистской оккупацией – вследствие «разгрома ежовщины» и постулирования человеколюбивых установок партии, но главное – из-за недостатка улик.

1 апреля 1940 года Иван Багряный, больной туберкулезом легких, фактически – инвалид (в 34 года!), был освобожден «из-за недостаточности конкретных материалов» (без права выезда из родного города). Официальное заключение имело такой вид:

«…показания обвиняемого Лозовягина и свидетелей относятся к его антисоветской деятельности за период 1928–1932 гг., за что последний был осужден и отбыл наказание, а других данных об антисоветской деятельности… не добыто».

Итак, писатель возвращается в Ахтырку под надзор и встречает войну в местной больнице.

Во время фашистской оккупации Иван Багряный работал в газете районной управы «Голос Охтирщини», которая начала выходить с января 1942 года, – прежде всего как внештатный специалист-оформитель (но, конечно, был и корреспондентом). Именно тогда в этой местной газете ему удалось опубликовать отрывки из романа «Скелька».

Сначала «Голос Охтирщини» выходил с ориентацией на националистически настроенных людей – подобно прессе в Западной Украине. Так фашистские оккупанты заигрывали с местными жителями, стремясь вызвать симпатии и заманить в ряды полицаев.

Писатель создавал клише, заставки газеты, иллюстрировал ее. Клише готовилось так: Иван Павлович вырезал название газеты и другие ее атрибуты на линолеуме справа налево. Оттиск на бумаге выглядел следующим образом: в верхнем левом углу первой страницы – трезубец, затем большими буквами – ГОЛОС ОХТИРЩИНИ, в правом углу – номер и дата.

Во время внештатной работы в газете «Голос Охтирщини» Иван Багряный вместе с работниками биржи труда спас сотни жителей Ахтырки и других населенных пунктов от каторжных работ в Германии. Они подделывали бланки в картотеке для отправки молодежи на каторжные принудительные работы в страну-захватчицу. Карточки были разного цвета, обозначенные буквами латинского алфавита – «А», «В», «С», «D», «E», «F». Первые три буквы означали, что потенциальные остарбайтеры здоровые и подлежат отправке. Остальные – что человек болен, не в состоянии работать. Итак, Ивану Павловичу приходилось изготавливать больше карточек с буквами «E» и «F», тайно печатать их. А товарищи-биржевики вписывали имена здоровых юношей и девушек, изъяв предварительно карточки с буквами «А», «В» и «С».

Но когда был изменен заголовок газеты, немцы потребовали изготовить новое клише без трезубца (а название издания писать немецкими буквами «Golos Achtirschiny – Stimme von Achtyrka»), Иван Багряный оставил работу оформителя в газете и устроился художником-декоратором в ахтырском театре.

Иван Павлович считался самым квалифицированным и талантливым художником среди тех, кого можно было отыскать в прифронтовой Ахтырке. Он оформлял много спектаклей, среди которых, кстати, и «Маруся Богуславка». Кроме того – «Назар Стодоля», «Поки сонце зійде, роса очі виїсть», «Дай серцю волю, заведе в неволю», «Ой, не ходи, Грицю…», «Сватання на Гончарівці», «Шельменко-денщик» …Он также зарабатывал на хлеб для семьи, выполняя частные заказы (был незаурядным портретистом!).

Именно там, в ахтырском театре, который тогда назывался «Народный дом», Иван Багряный вел кружок изобразительного искусства (потом это будет отражено в романе «Маруся Богуславка» – в образе главного героя Петра Смияна). Следует отдельно упомянуть одаренность Ивана Багряного как педагога (еще одна малоизвестная грань его поистине ренессансной личности). Об этом свидетельствуют воспоминания его благодарного ученика – Сергея Евдокимовича Резникова:

«Занятия в кружке вел интересно, продуманно, методически грамотно: от простого к сложному. Так и учил нас образному познанию мира. Манеру разговаривать имел спокойную. Наряду с теоретическими выкладками и практическими советами знакомил нас с материалами из жизни великих художников, с особенностями стиля и приемов в решении тех или иных заданий. Часто приносил на занятия репродукции картин разных художников, на примере которых терпеливо учил нас понимать прекрасное. Повторял:

– Ни дня без линии!

Отличался Иван Павлович высокой порядочностью, добросовестностью, какой-то душевностью и человечностью, добротой, вежливостью и корректностью, общей эрудицией и профессионализмом. Искренне радовался нашим успехам, терпеливо обучал и помогал. И всегда сердечно, с легким юмором, с хорошей искоркой в глазах».

В течение определенного времени писатель находится в ополчении. Счастливый случай спасает Ивана Багряного от расстрела немцами в 1942 году – согласно немецкому курсу относительно украинской национальной интеллигенции.

Интересный эпизод из жизни Ивана Багряного, свидетельствующий, что при немецкой оккупации судьба писателя иногда зависела только от чьей-то прихоти и от… искусства интерпретации определенного артефакта, созданного художником, вспоминал Дмитрий Нитченко, украинский писатель, друг Ивана Багряного, встреченный им в Ахтырке в 1943 году:

«Тогда же он рассказал о трагических событиях, происходивших в Ахтырке. Немцы бесчинствовали, арестовывали часто невинных людей, как и при Сталине, и расстреливали. При этом он рассказал мне и о себе, какая у него была неприятность. Нужно было нарисовать новый занавес для театра, готовился новый спектакль, а старый занавес имел прескверный вид. За это ему пообещали семь литров масла и фунтов десять муки. Он нарисовал его за два дня эмалевыми красками. Занавес выглядел так: в правом углу было восходящее солнце. Желтые яркие лучи брызгали на весь фон. С левой стороны выползало облако, закрывающее солнце. Ниже под чертой, пересекающей весь занавес, слева была вода, море, а справа – пшеница, а ниже – кобзари и клетчатая плахта. Занавес играл множеством красок. А на следующий день Багряного вызвали в гестапо. И Багряный по-своему объяснил идею того, что нарисовал на занавесе, и тот и остался висеть до прихода большевиков».

Итак, Иван Багряный в 1942 году был арестован за антифашистский занавес, нарисованный в местном театре. Поводом для ареста стала фраза о реальном содержании занавеса, брошенная во время работы Багряного-художника в присутствии провокатора. Антифашистская сущность его заключалась в том, что был изображен закат, закрывающийся облаками с запада. Писатель из-за этого инцидента просидел два месяца в тюрьме. Он был освобожден благодаря тому, что очень сложно было доказать, где на занавесе изображен восток, а где запад. К тому же, и бургомистр Ахтырки вступился за художника, принимая во внимание талант Ивана Павловича.

Кстати, этот занавес, созданный Багряным-художником, сохранялся в реквизите ахтырского театра в течение десятилетий.

Другую ситуацию, в которой писатель спасся от пули немецких оккупантов (не случайно, а благодаря знанию немецкого языка), рассказал сын Ивана Багряного – Борис:

«Когда в луже под нашими окнами застряло немецкое авто, в дом вбежал офицер, попросил помочь. Отец лежал на кровати, болел и категорически отказался. Офицер мгновенно схватился за кобуру и чуть не застрелил его… В конце концов спасла фраза:

– Ich bin krank!»

Не раз, работая в своей мастерской в ахтырском театре или выходя на отдых, Иван Багряный спрашивал себя:

– Умирать за Сталина?

– Нет!

– Умирать за Гитлера?

– Тоже нет!

– За кого же?

– Если умирать, то только за Украину!

Из-за конфликта с ахтырскими оккупационными властями писатель вынужден был перебраться в Харьков – здесь и была написана пьеса-сатира «Генерал». Несмотря на опасность, Иван Павлович предложил поставить ее в Харьковском драматическом театре. Главный режиссер прочитал пьесу-сатиру – и ответил:

«Как? Вы хотите, чтобы я показал это оккупационным властям? Немедленно уберите! И не давайте больше никому!»

Он понимал, что сценическая история произведения будет недолгой: после первого же спектакля гестапо расстреляет и режиссера, и актеров, и зрителей в зале. И конечно, автора пьесы…

Именно на 1942 год приходится знакомство Ивана Багряного с оуновским антифашистским подпольем фракции Степана Бандеры – ОУН(б). К тому времени, с конца 1941 года, писатель сотрудничал с Организацией украинских националистов – «мельниковцами» (ОУН(м)), которые имели более мощное влияние на Левобережье: ОУН(б) в то время была очень ослаблена репрессиями немецких оккупантов.

Известно, что ОУН(б) тогда организовывала связи и доставку литературы. Такой поход по маршруту Нижнеднепровск – Харьков – Ахтырка – Полтава был проведен в июле-августе 1942 года. Четверо членов ОУН в Ахтырке устроили что-то вроде митинга с участием молодежи города, которая воспринимала их по-разному. На месте ночевки в Ахтырке к тем четырем зашел человек, отрекомендовался: «Иван Багряный»… Потом Иван Павлович сообщил, что собирается в Ровно, где создается Украинская армия (не советская, не фашистская! – Е. Ш.) – и там его место. Так писатель искал единомышленников на путях борьбы с красной и коричневой чумой.

Долгожданное освобождение Ахтырщины от оккупантов не приносит писателю покоя: теперь им снова интересуется НКВД. Ивана Багряного опять арестовывают, но на этот раз ему удается бежать из колонны пленных, которых вели в советский тыл.

Об этом беспокойном, драматическом отрезке жизни Ивана Багряного его жена Антонина Дмитриевна Зосимова вспоминает так:

«Когда в феврале сорок третьего на какое-то время освободили красные войска, Ивана Павловича призвали в армию… До сих пор не принимали как репрессированного. А здесь взяли. Он и ушел. Но к фронту так и не добрался. Где-то около Конотопа эшелон, в котором везли новобранцев, попал под немецкие бомбы… Уцелевшие призывники должны были спасаться, кто как мог. И – разбежались по домам. Иван Павлович тоже вернулся… Я уже и не надеялась… А потом за него взялся НКВД или СМЕРШ, который был тогда. Страшная организация. Впрочем, как и само это название. Звучит почти как СМЕРТЬ… Помню, Иван Павлович рассказывал, как держали его под охраной, зачем-то возили на машине по близлежащим лесам, имитировали расстрел, все проверяли и допрашивали… Не мог он смириться с этим психологическим давлением и, выбрав момент, убежал от них… Вскоре и красные войска отступили из Ахтырки… Тогда Иван Павлович снова вернулся домой…»

Писатель скрывался до той поры, пока в результате контрнаступления гитлеровцев советские войска не оставили Ахтырку и Слобожанщину… Иван Павлович и жена Антонина понимали, что нормальной жизни после возвращения советской власти ожидать ему не следует, ведь писатель сотрудничал с националистами, бежал из-под ареста… Да и довоенное клеймо репрессированного тоже многое значило…

Иван Багряный принимает непростое для себя (и для его семьи) решение – покинуть родную Ахтырку. Нам неизвестно, или он не мог взять с собой семью – первую жену Антонину Зосимову, сына Бориса и дочь Наталью, – или жена самостоятельно приняла решение не отправляться с детьми в чужой, неведомый мир, который таил в себе столько опасностей для жизни…

В июле 1943 года Иван Павлович покидает Ахтырку и на попутках добирается до Киева, а оттуда отправляется в Галицию. Писателю очень импонировали слухи об украинских национальных партизанских группах, о «лесе», – и он заботился о том, как бы в тот «лес» попасть.

К сожалению, и сейчас мы имеем совсем мало информации о периоде путешествия Ивана Багряного на запад в 1943–1945 годах.

Григорий Костюк в своем труде «Встречи и прощания» вспоминает о встрече в Киеве с Иваном Багряным в тревожные дни августа 1943 года (к тому времени ряд украинских населенных пунктов – среди них и Харьковщину – освобождали от фашистских захватчиков):

«Мы разделись. Принимая от него его толстенное и тяжелое пальто, спрашиваю:

– Куда ты так капитально вырядился?

– Куда? – в волынские леса. Дальше нам идти некуда.

Я тогда еще не знал, что он уже в какой-то степени связан с оуновским антинемецким подпольем. Когда Багряный играл уже довольно активную роль в пропаганде УПА, бандеровская верхушка заметила, что не подобает такому почтенному лицу украинского движения сопротивления ходить в столь непрезентабельном виде. Кто-то из командиров УПА выбросил его старое пальто, а Багряному дал новое, хорошее, кожаное, которое уповцы захватили на каком-то военном немецком складе. Такие кожаные пальто носили немецкие офицеры высокого ранга. Но какая ирония: позже, когда бандеровцы „воевали“ с Багряным, били ему окна в Ди-Пи-лагере в Новом Ульме, эта кожанка стала поводом для провокаций против него. Мол, только советские комиссары и энкавэдисты носили такие кожанки, следовательно, Багряный – „энкавэдист“ и „коммунист“.

Следующая встреча наша состоялась где-то через два или три месяца во Львове… За это время он успел написать сотни сатирических юморесок, пропагандистских немецких открыток и роман „Тигроловы“. „Тигроловы“ он держал в тайне».

Согласно воспоминаниям Л. Гаевской, встретившей Ивана Багряного на киевском вокзале при посадке на поезд, который отправлялся на запад, «Красная армия давно уже захватила и Ахтырку, и Зеньков, и Полтаву, ее войска приближались к Киеву». Итак, можно прийти к логическому выводу, что во Львов художник отправился в начале октября 1943 года. По прибытии туда в литературно-художественном клубе Иван Багряный выступил с докладом «В большевистских тюрьмах».

Осенью 1943 года писатель скрывался в галицком городке Моршин: после ареста гестаповцами А. Любченко 18 ноября 1943 года Иван Павлович перешел в подполье. Ведь гестапо искало и Багряного…

Следует упомянуть тот факт, что на Львовщине писатель восстановил связи с Организацией украинских националистов Степана Бандеры. Одним из новых друзей-оуновцев стал Кирилл Осьмак – член ОУН(б), будущий президент Украинского главного освободительного совета (УГОС, укр. УГВР), с которым он познакомился в моршинском санатории.

…Иван Павлович прятался в здании управления курорта, где никто не работал, напротив здания полиции. Кстати, представители моршинской полиции очень дружелюбно относились к Ивану Багряному, по вечерам играли с ним в бильярд. И конспирировались, будто не зная, с кем именно играют.

Лишь раз один из них в пылу игры забыл и пальнул:

– Господин писатель!..

Затем спохватился, стушевался и после этого не играл в бильярд. Неудобно, наверное, парню, не придержавшемуся конспирации.

…Именно здесь, в здании управления моршинского курорта, Иван Багряный написал свою знаменитую повесть «Тигроловы».

О деталях создания первого романа писателя мы можем узнать из воспоминаний Ивана Багряного, которые называются «Рождение книги»:

«В целом мой почерк широкий, размашистый. Но здесь, перед фактом все же малого количества бумаги, видимо, от ужаса, что той бумаги не хватит, чтобы все вместить, мой почерк стал таким экономным, что и сам я удивлялся. Разрывая большие листы надвое, по стандарту обычной школьной тетради, я исписывал те листочки с обеих сторон и еще иногда накрест или наискосок. Затем обнаружилось, что прочитать эту рукопись даже самому автору – это была проблема. Посторонний же вообще никогда бы ее не прочитал. Скорее прочитал бы древнеассирийские иероглифы.

Кушать мне приносила жена инженера, милая, чрезвычайно симпатичная женщина. Я наскоро ел и снова принимался за работу. Или ел, не прерывая работу. На улицу я не выходил первые дни ни днем, ни вечером. Словом, жил, как в камере одиночного заключения.

Однажды (на третий или четвертый день) явился ко мне помощник. Это был маленький, возрастом три с половиной года сынок инженера. Он пришел к моему дому, осмотрел меня, мой стол и кучу бумаги.

– Дядя! Что ты здесь делаешь?

– Пишу.

– Я хочу тоже писать!..

– Хорошо!

Я его пустил к столу, подставив второй стул, дал ему красный карандаш и позволил „писать“ на моих уже исписанных страницах все, что он захочет.

Только мы договорились с ним, что он не может мои листы ни рвать, ни брать с собой. Мальчик рисовал на моих исписанных страницах „кузнечиков“ и все, что хотел.

Так мы писали книгу вдвоем. Он приходил ко мне каждый день в предвечерний час и принимался за работу. Ставил мне какие-то вопросы, я ему что-то отвечал, он никогда не переспрашивал, очевидно, не придавая никакого значения моим ответам, а больше работал красным карандашом, превращая страницы моей повести в нечто невообразимое. Но это мне не мешало. А наоборот – присутствие такого помощника добавляло мне энергии: возможно, я пишу как раз для этого читателя! Может, это единственный лучший читатель и мой приятель во всей моей жизни!

Так мы писали книгу вдвоем».

Итак, 2 декабря 1943 года работа над романом «Тигроловы» была завершена, а на следующий день Иван Багряный написал еще и «Сказку об аистах и Павлике-путешественнике».

…На рассвете 4 декабря этого же года писатель отправился из Моршина во Львов, чтобы напечатать рукопись «Тигроловов».

Во Львове, временно проживая в закоулке явочного пункта подпольной националистической организации, Иван Багряный познакомился с Иосифом Позычанюком – госсекретарем информации и пропаганды в Украинском государственном управлении (УГУ), политическим руководителем Украинской повстанческой армии (УПА), председателем бюро информации Украинского главного освободительного совета, полковником УПА (именно Иосиф Позычанюк со временем мобилизует Ивана Багряного «в лес» в окрестностях Николаева Львовской области).

Половину рукописи (200 страниц) писатель отпечатал за 10 ночей сам, а остальные 200 страниц текста набрала высококвалифицированная машинистка, жена одного известного украинского журналиста с востока, которая вовремя помогла писателю, ускоряя завершение неотложного дела.

Именно тогда «Украинским издательством» был объявлен литературный конкурс.

Итак, один экземпляр рукописи Багряный отдал на конкурс, другой направил во львовский журнал «Вечірня година», который в то время редактировал Василий Чапленко. А оригинал произведения оставил у знакомой для хранения. И больше судьбой произведения не интересовался… Это не проявление равнодушия или абсолютное отсутствие честолюбия. Писатель понимал, что все, что от него зависит, он сделал – написал произведение, подал на рассмотрение в важные коллегии. А все остальное решит… война. Иван Павлович даже не был уверен, что конкурс состоится – настолько напряженной была в то время ситуация на фронте, «когда все на колесах и должно совсем сорваться с якоря под натиском бури с востока».

Писатель проявлял большую общественную активность – успел съездить с транспортом медикаментов на Волынь, в УПА. Как вспоминает сам Багряный:

«…это было вообще сумасшедшее предприятие, и безумными были мои попытки. Но я пошел на это сознательно и остался цел и вовсе не жалею ни об этом, ни о другом участии в украинском тогдашнем невыгодном, трагическом сопротивлении. Безумие и дерзость предприятия заключались в том, что транспорт снаряжался среди бела дня на Сикстуской улице (нынешней улице Дорошенко Львова. – Е. Ш.) – и шансов на то, что он счастливо тронется с места, было каких-нибудь десять, а остальные были за то, что все тут же и закончится, а участники будут перевешаны на этой же улице… Вторая половина безумия этого предприятия заключалась в том, что, учитывая возможность ежеминутного столкновения с немцами, транспорт шел на Волынь через территорию ряда польских сел, охваченных ответными акциями возмущения, и нужно было иметь большое счастье и огромную отвагу, чтобы, минуя их, добраться до пункта назначения целыми. Да еще и вернуться обратно! Но счастья и отваги хватало тем молодым и зеленым ребятам, с которыми я отправился в такое плавание. Эти молодые люди были все-таки достойны всякого удивления».

5 февраля 1944 года Иван Багряный снова выступил в литературно-художественном клубе Львова. На этот раз он читал доклад «Украина у Тихого океана» – об украинцах, населявших российский Дальний Восток. (Кстати, «Зеленый Клин» был не только одним из крупнейших в мире украинских анклавов, зеленоклинцы сделали единственную в мире за пределами Украины попытку создать «вторую Украину» как государство – со своими столицей и президентом, с самоуправлением на местах.) Этот доклад был созвучен с тематикой недавно написанного писателем романа, который тем временем начинал завоевывать заслуженное признание.

Иван Багряный в начале 1944 года часто менял свое место жительства и наконец оказался в Турке, где его и настигло издание «Вечірньої години» – «Звіролови».

Вот как словесно описывает встречу на вокзале перед дорогой из Львова в Турку товарищ Ивана Багряного – Павло Шинкарь:

«Я подошел к нему, поздоровавшись, спрашиваю:

– Вы, Иван Павлович, кого ждете?

Он ответил:

– Жду поезд.

– Куда хотите ехать?

– Хочу уехать совсем из Львова.

– Но разве у вас никаких вещей нет и не было?

Он улыбнулся и сказал:

– Ваше определение точное – нет и не было. Да и зачем мне какие-то вещи? Самой большой вещью у человека и есть сам человек. Я, как видите, есть. Значит, самое главное уцелело. Еду в Турку. Там, возможно, будет веселее».

…Среди множества афористичных высказываний Ивана Павловича следует принять во внимание и это: «Самой большой вещью у человека и есть сам человек».

Сотрудничая с ОУН и УПА в области пропаганды, Иван Багряный рисовал многочисленные карикатуры, делал открытки, писал стихи, песни антифашистского и антисоветского содержания. Вполне возможно, что написанная в 1944 году в Карпатах сатирическая «Ода Сталину» (в ней Иван Багряный разоблачил советских поэтов, которые разменяли свой великий талант и стали на службу кровавому режиму) была создана именно в пределах пропагандистского обеспечения ОУН и УПА.

На конкурсе во Львове, организованном «Украинским издательством», в конце того же 1943 года роман Ивана Багряного под названием «Звероловы» (который некоторые литературоведы называют повестью) был награжден первой премией – вместе с прозаическими произведениями Т. Осьмачки («Старший боярин»), У. Самчука («Юность Василия Шереметы»).

Жюри конкурса состояло из Григория Костюка, Романа Купчинского, Владимира Мияковского, Юрия Стефаника, Юрия Шевелева. Результаты были обнародованы 20 марта 1944 года.

Интересная подробность: товарищ создателя «Тигроловов» Григорий Костюк, будучи членом жюри и предлагая наградить роман, отнюдь не подозревал, что его автором является Иван Багряный… Он знал друга только как поэта, а не автора серьезной прозы.

Сам Иван Багряный вспоминает:

«Между тем „Тигроловы“ прошли по конкурсу и получили первую награду. Эту награду мы и „пропили“ с Иосифом Позычанюком. Ставлю слово „пропили“ в кавычки, потому что и я, и Позычанюк – трезвенники, да и разве на такую премию разопьешься? Мы пили маленькими рюмочками при очередном нашем появлении во Львове, на квартире Юрия Стефаника, где имели честь жить, поскольку хозяин гостил где-то, поручив этот дом нам.

Так получилось, что премия как раз подоспела к нашей условной встрече. А главное, что та премия не пропала в суете приготовления к близкому оставлению Львова всеми учреждениями и самыми немцами. Мы имели счастье».

А вот еще одна наполненная смыслом цитата:

«Кроме составления песен и некоторых пропагандистских материалов, а главное – некоторых проектов для определенных поздних крупных образований, о которых сегодня даже забыли, как и то, благодаря чему они на свет родились, – кроме этих дел уважительных, еще занимались при „пропивании премии“ за „Тигроловов“ некоторыми делами неуважительными».

Есть основания считать, что приведенная выше фраза – намек на участие Ивана Багряного в создании УГВР (Української головної визвольної ради – Украинского главного освободительного совета) – общеукраинского надпартийного центра, который должен был стать верховным руководством УПА и всей освободительной борьбы. Возможно, в тот вечер Иван Багряный с Иосифом Позычанюком разрабатывали какие-то проекты будущего УГВР.

Лев Шанковский в «Летописи УПА» вспоминает:

«Первый основной меморандум с требованием создать подпольное правительство для УПА получил он (Шухевич. – Е. Ш.) от надднепрянского писателя Ивана Багряного, который в одной из подпольных областей ОУН(б) занимал пост областного референта пропаганды».

Итак, в это время писатель был тесно связан с деятельностью Украинской повстанческой армии, участвовал в подготовке и организации украинского центра политического подполья – Украинского главного освободительного совета, а также в разработке его программных документов.

В УГВР его взяли и за заслуги, и за имя, и за «схидняцьке» происхождение и, конечно, как неординарную личность. Свою роль сыграла и протекция Иосифа Позычанюка.

Как член Зарубежного представительства (ЗП) УГВР Иван Багряний вел переговоры с представителями ВУНР (Всеукраїнської Національної Ради – Всеукраинского Национального Совета) об объединении этих двух организаций. Первая встреча представителей состоялась 2 сентября 1944 года в гостинице «Регина». УГВР представляли Иван Багряный и Евгений Врецьона, ВУНР – Зенон Городинский и Юлиан Ревай. Следующие встречи «подготовительного характера» прошли 9 и 17 сентября этого же года, на которых обе стороны согласились объединиться, назвали фамилии представителей и их полномочия.

На 25 сентября 1944 года была запланирована встреча, где ВУНР и ЗП УГВР должны были обосновать свои позиции касательно базы и формы объединения. Но представители УГВР пришли без каких-либо предложений. Тогда делегация ВУНР передала для обсуждения свои замечания. Евгений Врецьона отверг такой вариант – и потребовал вхождения ВУНР в УГВР.

Позиция же другого представителя ЗП УГВР – Ивана Баряного – была очень лояльной. Попутно он подчеркивал необходимость найти общие основы для согласия, чтобы «новые запорожцы да перешли Дунай объединенными». Иван Павлович подчеркивал насущную необходимость выработать четкую позицию будущей объединенной политической репрезентации в области национально-социальной и экономической программы. Но при каждом таком заявлениии Евгений Врецьона добавлял, что лучшее объединение – это вход ВУНР в УГВР.

Следовательно, они ни о чем не договорились и решили продолжить переговоры 25 сентября 1944 года – после консультаций со своими руководящими центрами. Эта встреча не состоялась, а 5 октября этого же года появился Евгений Врецьона без Ивана Багряного и сообщил, что отношение УГВР ко всем предложениям ВУНР будет предоставлено во время следующей встречи. 7 октября 1944 года курьером был передан «Ответ Зарубежного представительства Главной Освободительной Рады» вунрадовцам, а те сделали свое заявление. Среди прочего, членов ВУНР возмущало требование не включать в делегацию переговорщиков Аркадия Любченко – руководителя сектора культуры в президиуме ВУНР. К сожалению, на этом попытки найти общий язык между ВУНР и УГВР завершились. Видимо, тогда Иван Багряный разочаровался в «галицких националистах».