Текст книги "Хроники затерянного времени"

Елена Шапран
Хроники затерянного времени

Составитель Д. Чернухина

© Елена Шапран, 2016

© Интернациональный Союз писателей, 2016

* * *

Елена Шапран

Родилась в городе Макеевка Донецкой области (Украина).

Закончила Донецкий политехнический институт (ныне (в настоящее время) – университет) в 1987 году. По образованию – инженер-энергетик. В институте играла в КВН и, неожиданно для себя, стала автором студенческого театра эстрадных миниатюр.

После окончания института преподавала электротехнику в ПТУ, но вскоре перешла в ПАО «Донбассэнерго» инженером по эксплуатации электротехнического оборудования, и работаю на этом предприятии уже 25 лет. Сама из Донецка, но в связи с последними событиями в Украине, живу в Славянске и работаю на электростанции по специальности.

Литература – это часть моей жизни. Блокнот постоянно ношу с собой и описываю все, что вижу вокруг: пейзажи, житейские ситуации и, главное, людей.

Именно люди и общение с ними помогают мне преодолевать все трудности!

Предисловие

Иногда мы задумываемся, что было бы, если бы…

И дальше начинаем фантазировать. Но всегда в наших фантазиях добро побеждает зло. Наверное, это из детства. Так ведь было в сказках. А еще в сказках был «намек и добрым молодцам урок».

«Хроники затерянного времени» по сути – сказки, написанные в разное время и не связанные между собой ни сюжетной линией, ни способом повествования: первый эпизод – сказка о том, как нельзя вмешиваться в прошлое, второй – о том, как нельзя брать чужие вещи, третий – о любви с элементами мистики и альтернативной историей. Но за всеми историями стоят реальные люди, в которых каждый может узнать себя или своих знакомых.

Эпизод первый

Все имена собственные случайны,

но возможны совпадения.

Честно говоря, вы зря это читаете. У вас могут возникнуть подозрения, что я – сумасшедший, или мне приснился кошмар, который я воспринял за явь. Может быть и так, но этот кошмар перевернул всю мою жизнь. Но, впрочем, все по порядку.

Все началось с того, что я собрался на дискотеку. Вернее, все началось с того, что я перебрался в дом моего деда по адресу: улица Ломоносова 100. После его смерти он (дом) пустовал, и я решил, что лучшего места для подготовки к диплому просто не существует. Отец помог мне перевезти вещи и книги, и, прощаясь, хлопнул по плечу:

– Не увлекайся девушками, а то диплом тю-тю!

Я рассмеялся и пообещал быть умным, но в тот же вечер уселся на соседской лавочке и до рассвета лузгал семечки с девушками и парнями. Этой же компанией мы договорились вечером пойти в клуб на дискотеку.

Весь следующий день я проспал. И только вечером вышел во двор и искупался под душем в дырявой деревянной будке, которую дед слепил, наверное, лет двадцать назад. Вернувшись в дом с полотенцем на голове, я стал рассматривать свою физиономию в почерневшем зеркале старого трехдверного шкафа. И вдруг… У меня внутри похолодело! В зеркале был не я!! Там был такой же парень с полотенцем на голове, но это был не я!!

Я испуганно сдернул полотенце со лба и… увидел себя.

– Чудеса на Патриарших! – облегченно сказал сам себе и подошел к комоду. На нем среди дюжины слоников и фарфоровых статуэток стоял календарь в металлической коробочке. Я покрутил маленькие кнопки и выставил – 18, май, 1985 год – и, когда начал бриться, глядя в то же зеркало, решил, что на дискотеку иду сегодня в первый и в последний раз. А то диплом действительно «тю-тю», и придется мне читать историю в какой-нибудь загородной школе вместо того, чтобы продолжать работать на кафедре.

Тут я вспомнил, что у деда был шикарный черный галстук и, швырнув электробритву на комод, распахнул дверцы шкафа. Так, дедов китель, зимнее пальто, костюм из габардина, белье, рубашки… Я уже почти весь влез в шкаф, но никак не мог дотянуться до дальнего угла. Тут ноги начали скользить по полу, и я как-то неловко упал на стопку рубашек и… вывалился из шкафа через заднюю стенку.

Чертыхаясь, я поднялся.

– Ты кто такой? – услышал я голос, – И что делаешь в моем шкафу?.

Ба! Да это тот самый парень из моего зеркала. Я стоял в оцепенении.

– Как ты туда попал? – продолжал задавать вопросы парень, подходя ко мне и сжимая правый кулак.

Если бы я не увернулся, то получил бы сильный апперкот в подбородок. Кругообразным боковым ударом кулака я откинул парня к стенке и быстро подскочил к нему.

– А ты кто такой? – я держал ему руки за спиной.

– Я здесь живу! – прошипел он, пытаясь вырваться. Но я держал крепко.

– Слушай, я сейчас тебя отпущу, но дай слово, что мы не будем драться, а спокойно все выясним. Сразу говорю, что я не грабитель, не убийца и не псих. Просто, тут какое-то недоразумение. Договорились?

Парень немного подумал и кивнул. Я отпустил его, как только почувствовал, что его мышцы расслабились.

Мы уселись на стулья. Я обвел глазами комнату. Комод, диван, письменный стол с сукном, на столе – чернильный прибор, этажерка с книгами, фотографии на стенах, над диваном – боксерские перчатки. Все было чужим, но шкаф был тот же, только зеркало было новым.

– Ну, давай начнем с тебя, – сказал я.

– А почему с меня? – возмутился парень, – ведь это ты сидел у меня в шкафу. И я, как хозяин, имею право знать, кто ты и зачем залез туда!

– Резонно, – согласился я, – Принимаю условия. Меня зовут Сергей Боровской. Я – студент пятого курса исторического факультета. Сейчас готовлюсь к диплому и с этой целью переехал в дом своего деда. Перед тем, как встретиться с тобой, собирался на дискотеку и по причине этого брился, а потом открыл шкаф, чтобы найти галстук. Поскользнулся, упал, очнулся – гипс. То есть очутился здесь. А тут…

– Ты ведь сказал, что не псих? – перебил меня хозяин дома.

– Да, сказал.

– А говоришь, как псих, и я тебя не понимаю! Куда ты собирался?

– На дискотеку.

– Куда?

– Ну, …на танцы.

– Ты что? Иностранный шпион? – вдруг спросил он.

– Почему? – я, вообще, остолбенел.

– Говоришь странно, но я знаю, куда в таких случаях сообщают!

– В каких случаях?!

Парень был, видимо, хорошим боксером, потому что он смело бросился на меня со словами: «Ах ты, шпионская морда!»

Я сделал великолепный удар вертикальным кулаком. Не зря же я два года занимался каратэ. Парень отлетел назад метра на три и шлепнулся на диван.

– Мы же договорились без драки, – спокойно сказал я. – Не советую тебе на меня прыгать. Ты уже второй раз оплошал.

– Да, удар хороший! – тихо сказал он, потирая ушибленный затылок.

– Продолжаем разговор, – я придвинул стул к дивану и уселся верхом. – Сообщить «куда следует» ты всегда успеешь. Я даже рядом постою. А теперь рассказывай о себе. Даю тебе слово, что я не шпион.

Парень немного помолчал.

– Ну, ладно. Я Михаил Анкерман. Живу здесь с родителями. Они, кстати, сейчас в саду удобряют деревья. Учусь на металлургическом, на втором курсе. Еще занимаюсь боксом.

– Это я понял. А какой адрес у вашего дома?

– Новорабочий городок, улица Ломоносова, дом 100! – удивленно произнес Михаил.

Я сидел с открытым ртом. Вот это фокус! Михаилов голос привел меня в чувство:

– Эй! Что с тобой?

Я вскочил и выглянул в окно. Да, это двор моего деда. В глубине сада ковырялись незнакомые мужчина и женщина, дом с тем же крыльцом, но какой-то новый и, вроде бы, свежевыбеленный.

– Ничего не понимаю! Мой дед жил по этому адресу!.

– Когда?

– Ну…, всегда…, – растерянно сказал я.

– Ты не шпион, ты просто болен! – рас смеялся Михаил.

И тут на письменном столе я заметил газету и машинально взял ее. Мне стало еще хуже! Я держал «Правду», где черным по белому было написано – 7 мая 1941 года.

– Это вчерашняя газета, – сказал Михаил, – Сегодня еще не было почты.

Я все понял. В шкафу – временная дыра, и я в нее провалился. Тогда я даже не подумал, смогу ли вернуться назад. Мне захотелось удивить Михаила. В карманах брюк у меня было несколько монет и бумажный рубль. Я достал их.

– Смотри, – и протянул ему монеты.

– Коллекционируешь? – спросил он, рассматривая пятак.

– Внимательно смотри!

Я дрожал, как нервная борзая, в ожидании, когда он увидит год чеканки. Михаил молчал. Потом повертел в руках десять копеек.

– Странные какие-то, – наконец, сказал он.

– Ты год чеканки посмотрел?

Он замер.

– А теперь смотри вот это! – я протянул ему бумажный рубль.

У Михаила задрожали руки, и он уронил деньги на пол. Тут послышались голоса возвращающихся родителей. На Мишкином лице появилось смятение. Я, недолго думая, нырнул в распахнутый шкаф и… очутился в дедовой комнате. Там ничего не изменилось. Часы показывали половину восьмого, значит, я отсутствовал около двух часов. Чтобы собраться с мыслями, я лег на диван.

Итак, я попал на 44 года назад, но время там идет с такой же скоростью. Еще не началась война, еще люди верят в Великого Сталина и считают свою страну самой лучшей.

Незаметно для себя я заснул. Меня разбудил громкий стук в окно. Вот это сон! Я неподвижно сидел на диване.

– Серега! Ну, ты идешь? – это соседские ребята зашли за мной, чтобы идти в клуб. Но мне что-то расхотелось веселиться.

– Нет, не иду. Я себя плохо чувствую.

– Ну, как хочешь!

Когда ребята захлопнули калитку, я поймал себя на мысли, что одного из них зовут Семен и фамилия у него – Анкерман.

Два дня я не мог понять, приснилось мне все это или нет. Когда приехал отец, я стал его расспрашивать, кто жил здесь до войны. Он пожал плечами и сказал, что вроде бы брат Франца Анкермана. А что с ним случилось, отец не знал. Я вздрогнул. Дело в том, что Франц Иосифович Анкерман жил через дом от нас, а Семен был его внуком. Я так задумался, что не заметил, как отец сел на велосипед и уехал. В конце концов, решил я, у меня один способ проверить: еще раз залезть в шкаф. Я решительно раскрыл дверцы, закрыл глаза, шагнул и …вышел через заднюю стенку в комнату, где на диване лежал Михаил и читал газету. Увидев меня, он вскочил.

– Сергей! – он радостно тряс мою руку, – я думал, ты больше не появишься!

Далее последовали восторженные вопросы. Какое оно, будущее? На Луну летают? Неужели?! Телевизор! Вот здорово! Я предложил «сходить» ко мне и посмотреть. Но к путешествию в будущее Мишка был еще не готов. Тогда я начал ему рассказывать все, что я знал об этом времени. Репрессии, война через месяц, культ личности… Михаил мрачно слушал.

– Знаешь, я не очень тебе верю. Ну, насчет войны. Товарищ Сталин…

Я грубо его перебил и начал ругать вождя всех времен и народов. Михаил побледнел, и мне пришлось замолчать.

– Ладно, давай не будем об этом. Давай лучше погуляем по поселку. Покажешь мне местность.

И мы пошли. Я с удовлетворением заметил, что по внешнему виду не очень отличаюсь от Михаила: волосы, зачесанные назад, широкие штаны, по виду похожие на парусиновые, и рубашка со шнуровкой. Вот только кроссовки на ногах.

Михаил предложил пойти в гости к сокурснице:

– Скажем, что ты мой родственник из Москвы.

Мишкину сокурсницу звали Вера. Совершенно случайно у нее в гостях была подруга Нина. Вера не произвела на меня никакого впечатления. Невысокая и коренастая, с темными волосами, она казалась очень неуклюжей. А вот Нина… В нашем времени такие женщины блистали на подиуме, и любой мужик мечтал хотя бы постоять рядом! Правда, одета она была нелепо, хотя по тогдашней моде – платье с широким поясом на талии и совершенно дурацкие белые носки.

Нина покраснела под моим взглядом и смущенно села за стол. Видимо, она очень комплексовала из-за своего высокого роста и по этой причине не пользовалась успехом у парней. Михаил защебетал вокруг Веры, и та, зардевшись от удовольствия, нескладно кокетничала.

Мы пили чай с печеньем и говорили о каких-то глупостях. Я что-то начал болтать о будущем, но Мишка под столом пнул меня ногой. Тогда я предложил попеть под гитару.

– Вы знаете, она без струны, – сказала Вера, снимая с гвоздя семиструнку с алым бантом.

– Ничего! – улыбнулся я, – Паганини играл и на одной струне.

Я быстро настроил привычные шесть струн и сказал:

– Ария московского гостя!

Тут я поймал восторженный взгляд Нины, и меня понесло.

 
Повесил свой сюртук на спинку стула музыкант,
Расправил нервною рукой на шее черный бант.[1]1
  песня из репертуара рок-группы «Воскресенье»


[Закрыть]
 

Никогда я так не пел. Руки слились с сердцем, а сам видел перед собой только Нинины глаза. Ребята восхищенно слушали. Я уже минут пять молчал, а они все сидели, не шевелясь.

– Какая хорошая песня, – сказала, наконец, Вера, – Только… какая-то странная. И играете вы как-то странно.

– Я же сказал, что почти Паганини, – пошутил я и запел романс.

 
Накинув плащ, с гитарой под полою,
К ее окну приник в тиши ночной!
Не разбужу ль песней удалою
Роскошный сон красавицы младой!
 

Я пел только для Нины. Я забыл о Мишке, о Вере и, вообще, забыл, где я нахожусь. В чувство меня привели родители Веры, которые пришли домой со смены и громко затарахтели ведрами у входной двери.

– Серега, пора домой, – потянул меня за рукав Михаил, и я позволил себя увести, не сводя с Нины глаз.

– Ну, ты и странный! – говорил по дороге Мишка, – нашел на кого глазеть! Она же уродина!

– Ничего ты не понимаешь, – грустно сказал я, – у нас из-за таких женщин стреляются!

– Вот еще одна причина, по которой я не тороплюсь в будущее! – рассмеялся Михаил. – А поешь ты отлично. И действительно странно. – Он помолчал. – И дерешься ты отлично. Покажешь пару ударов?

Мы осторожно пробрались в комнату, стараясь не беспокоить родителей, попрощались, и я шагнул в шкаф. Дома я улегся на диван и стал думать о Нине, и минут через двадцать погрузился в очаровательный эротический сон.

* * *

Утром я попытался почитать учебник. Ничего не получилось. Смотрел в книгу – видел… Нину.

Тогда, натолкав в карманы семечек, я пошел искать тот дом, где вчера (в 41–м!) был в гостях. Нашел быстро. Странно, что, будучи мальчишкой, я никогда не бывал здесь. Да, это был тот самый дом, в котором жила Вера, но он был пуст. Наполовину развалившиеся стены, расколотые стекла, перекошенные ставни, короче, разруха полная. Я пробрался через поросший бурьяном двор и вошел в дом. Пусто. Только ветер гуляет. На одной из стен был прикреплен портрет Сталина, покоробленный от сырости. Из дверного проема на меня смотрела крыса. Я выбежал на улицу. Немного подумав, я решил, что мне нужно поговорить с дедом Францем. Вот кто должен знать все! И я направился к нему, по дороге придумывая предлог, чтобы зайти в дом.

Замечательно, что Франц Иосифович сидел во дворе.

– Доброе утро! – крикнул я, подходя к калитке.

– А, Боровской-внук, – дымя папиросой, сказал он, – Жить сюда переехал?

– На время экзаменов только!

– Ну-ка, зайди-ка! Я тебя проэкзаменую!

Я с радостью распахнул калитку и прошел к нему под тень яблони. Сидя на самодельных стульчиках, мы поговорили сначала о моей учебе, потом о каких-то книгах, и только после этого я решился задать свои вопросы.

– Да, там жил мой брат, – сказал дед Франц, – Погиб в 41–м.

– А у него были дети? – осторожно спросил я.

– Был сын.

– А где он сейчас?

Дед Франц помрачнел и резко ответил:

– Умер.

Мне стало не по себе. Захотелось уйти, но у меня были еще два вопроса.

– Скажите, а кто жил в доме 18? Там сейчас развалины.

– Полицай там жил, – дед Франц стал еще мрачнее.

От его ответа я вздрогнул. Значит, отец Веры стал предателем! А что же Нина?

– А вы не знали здесь до войны девушку по имени Нина? – задал, наконец, я свой второй вопрос.

Дед задумался.

– Кажется, была такая высокая каланча. Она с матерью жила на соседней улице. А ты откуда про нее знаешь?

– Я же историю изучаю, – начал выкручиваться я, – Ну, вот и интересуюсь!..

Больше мне ничего не удалось узнать. Чем больше я спрашивал, тем менее разговорчивым становился дед Франц. Значит, придется самому все выяснить.

На другой день я снова «пошел в 41–й». У Михаила я выяснил, что брат его отца, Франц Иосифович, в 38–м был арестован за связь с иностранной разведкой.

– Он в самом деле был шпионом? – удивился я.

– Не думаю. – После паузы ответил Мишка. – Он работал где-то в посольстве переводчиком.

– А где он сейчас?.

Этого Мишка не знал. Тут я снова начал говорить о репрессиях, о войне, ругал Сталина, пытался приводить примеры.

– Я тебе сейчас морду набью! – разозлился Мишка.

Я психанул и «ушел к себе». Немного успокоившись, я начал перебирать книги. Большие тома истории второй мировой войны решил не брать. Взял два тома «Истории СССР», материалы XX съезда партии, еще несколько брошюр и снова «вернулся».

– Смотри! – я кинул книги на диван, – почему ты мне не веришь? Посмотри на год издания! Вот! Черным по белому написано: «Двадцать второго июня тысяча девятьсот сорок первого года, в четыре часа утра!..»

Михаил молчал. Я оставил ему книги и вернулся домой.

Утром я пошел к Францу Анкерману. На этот раз мне пришлось постучать в дверь.

– Тебе чего? – он явно был не рад меня видеть.

– Франц Иосифович! Мне нужно с вами поговорить. Поверьте, для меня это очень важно!

Он погладил усы и молча распахнул шире дверь. Разговаривали мы долго. Дед Франц действительно служил переводчиком в посольстве, часто бывал за границей. В 38–м, по анонимному звонку «куда следует», был арестован. Его обвинили в шпионаже в пользу Германии. Прямой связи не признали, поэтому он избежал расстрела и пошел по этапу. На фронт, правда, его призвали – нужны были переводчики. Мобилизовался в 46–м и вернулся домой. А дома хороших новостей не было. Племянника арестовали, долго держали в психиатрической лечебнице, потому что он изображал из себя пророка и вовсю кричал о «роковом воскресении». Кажется, он там и умер. Отец Михаила погиб в первые дни войны, а мать умерла с голоду в конце 45–го. Ну, а дед мой сразу после мобилизации поселился в доме Анкерманов. Сам же Франц Иосифович женился на вдове и усыновил двух ее мальчишек. Что же касается дома № 18, то там, действительно, жил немецкий староста. И еще, по поселку говорили, что именно он виноват в смерти Михаила. А вот про Нину Анкерман ничего не знал.

От деда Франца я ушел с тяжелым сердцем. Значит, Мишка все-таки прочел мои книги. Но как он мог изменить мир! Ему ведь никто не верил! Наверное, я виноват во всем! Разве можно изменить прошлое?

Было уже поздно, но все равно решил «пойти в 41–й». Мишки не было дома. Стараясь не встретиться с его родителями, я осторожно вылез в окно и ловко перепрыгнул через забор. Дом Нины я нашел не сразу. Поселковские тетки лукаво смотрели на меня, когда я расспрашивал их, где найти высокую девушку по имени Нина.

Я постучал в дверь. Мне открыла сама Нина. Как хороша! Только зачем так сутулиться?

– Можно?

Она была смущена, но рада. Быстро приготовила чай и достала печенье.

– А где мама? – спросил я, запихиваясь вишневым вареньем.

– На работе, в ночной смене.

Это была великолепная новость.

– Давай потанцуем! – предложил я, перебирая патефонные пластинки.

Мы танцевали под «Брызги шампанского». Я прижимал Нину к себе и сходил с ума от ее близости.

– Не надо, Сережа! – тихо сказала она, краснея и уворачиваясь от моих губ.

– Если тебе не нравится, выгони меня! – прошептал я ей на ухо.

Она не ответила. Вернее, ответила, обняв меня руками.

– А когда свадьба? – тихо спросила она.

Девочка моя! Не будет у тебя никакой свадьбы! Ведь через месяц война, и у тебя не будет ничего! Только эта ночь! Не знаю, шептал ли я ей это, дрожа от желания и нежно преодолевая ее сопротивление, но, проснувшись утром в Нининых объятиях, почувствовал себя скверно.

– Нина! – тихо сказал я, – мне нужно уходить. Нельзя, чтобы нас видели вместе.

Она что-то мурлыкнула и поцеловала меня.

Дорога назад проходила мимо дома, где жила Вера. И надо же было Вериной матери в такую рань ковыряться во дворе! Конечно, она увидела меня и посмотрела вслед. У меня возникло нехорошее предчувствие. Когда я осторожно влез в окно, Михаил спал. Я не стал его будить и нырнул в шкаф.

Вечером я пошел к дому, где в 41–м жила Нина. Там на лавочке сидели незнакомые женщины. Я разговорился с ними и спросил, не знают ли они, кто жил в этом доме до войны.

– Тут жила женщина с дочкой, – сказала нынешняя хозяйка, – Где дочка я не знаю, а эта женщина умерла где-то после войны. С тех пор мы здесь и живем.

– А случайно не осталось в доме каких-нибудь вещей или фотографий? – еле сдерживая прыгающее сердце, спросил я.

– Кажется, на чердаке есть фотоальбом, – немного подумав, сказала хозяйка.

– Можно мне посмотреть!

– Да забирайте! – сказала женщина, глядя в мои просящие глаза.

Домой я почти бежал.

Сидя на диване, я с трепетом открыл отсыревший альбом. С пожелтевших снимков на меня смотрели незнакомые люди в широкополых шляпах, в смешных сарафанах, в двубортных сюртуках, серьезные и улыбающиеся, усатые и гладко выбритые, с цветами и с животными. В самом конце была фотография.

Нины. Она позировала, сидя на венском стуле, картинно сложив руки на груди. Я погладил снимок.

– Что же с тобой случилось, милая? – тихо сказал я.

* * *

Всю следующую неделю я усиленно занимался. Каждый день ездил в университет и работал в библиотеке.

– Ну, наконец-то! – такими словами встретил меня Мишка, когда я снова появился у него в комнате. – Тут такое!..

Как я и думал, мать Веры, не стесняясь в выражениях, разнесла по всему поселку, что Анкерманов родственник по ночам ходит к Нинке. Мишкины родители удивленно разводили руками – какой-такой родственник. Стали расспрашивать Мишку. Ну, а тот придумал историю о парне из города, но ему не очень поверили. Нина теперь вообще не выходит из дома, потому что все показывают на нее пальцем.

– А ты, правда, был у Нины ночью? – краснея, спросил Мишка.

– Был я или не был, это уже не имеет значения! Имеет значение то, что я наделал много глупостей, и из-за меня могут пострадать невинные люди! Какой же я дурак! Как я мог так увлечься и забыть, в какое время я попал! – я схватил Мишку за руку, – Ты прочитал мои книги?

Он кивнул.

– Забудь все, что там написано! Отдай мне их обратно!

Михаил вынул книги из дальнего ящика.

– Слышишь! Забудь все! – и я исчез в шкафу.

Дома я не мог найти себе места. Перед глазами стояла Нина. Едва дождавшись ночи, я снова вернулся к Мишке в комнату. Он лежал на диване, но не спал.

– Т-с! – сказал я ему, – Я пошел к Нине.

– Тебя могут увидеть!

– Я осторожно!

Задними дворами я добрался до Нининого дома и тихонько постучал в окно.

– О, Господи! Сережа! – прошептала она, открывая раму.

Я ловко впрыгнул и обнял ее.

– Я думала, что больше не увижу тебя!

Она плакала и обнимала меня, а я чувствовал себя последним негодяем. Мы провели волшебную ночь. На рассвете я собрался уходить.

– Не говори никому обо мне, – целуя, попросил я, – Это опасно.

Она испуганно посмотрела на меня:

– Опасно? Для тебя? Ты… агент?

– Нет, нет! Я не шпион и не агент! Я не могу сказать тебе правду. Я только прошу, никому не говори обо мне. Это, действительно, опасно! Опасно для тебя!

Я выпрыгнул в окно и услышал ее тихий голос:

– Я тебя еще увижу?

– Не знаю! – сказал я и еще раз поцеловал ее.

Возвращался я теми же окольными путями, но мне не повезло. В конце улицы я заметил возвращающихся с ночной смены людей. Кажется, среди них были Верины родители.

* * *

Нину арестовали. От этой новости у меня подкосились ноги. Я дней пять не появлялся у Мишки, и теперь сидел у него на диване в полуобморочном состоянии.

– Но, это еще не все! – тяжело вздохнул Михаил. – Каким-то образом она пронесла с собой в камеру яд, и когда ее хотели вызвать на допрос, она была уже мертва.

Я плакал навзрыд и, кажется, был близок к истерике.

– Мишка! Я тебя прошу! Пойдем со мной! Здесь ты погибнешь! Все погибнут! Господи! Они все погибнут по моей вине!

Мишка покачал головой.

– Нет! Я останусь! Должен же кто-то сказать всем правду!

– Какая правда! Сегодня или завтра за тобой придут, и у тебя не будет яда! Ты будешь объявлен сумасшедшим! Тебя обвинят в шпионаже! Пойдем со мной! Я не знаю, как я объясню твое присутствие в моем времени, но сейчас это не важно!

Возле входной двери послышались голоса, и мы с Мишкой прильнули к замочной скважине.

– Анкерман Михаил Львович здесь живет? – сверившись с бумажкой, спросил человек в форме НКВД.

– Да! – растерянно сказал отец Михаила.

– Мишка! Это за тобой! – я тряс его за плечи. – Прошу тебя! Пойдем со мной!

Я схватил его за руку и потащил к шкафу. Он почти не сопротивлялся. Я шагнул вперед и очутился в дедовой комнате. Но… Вместо Мишкиной руки я держал галстук. Это был тот самый галстук, за которым я полез в шкаф 18 мая в пять часов вечера.

– А – а – а!!. – заорал я и бросился в шкаф.

Напрасно я орал, напрасно колотил в заднюю стенку. Я только разбил себе кулаки и расколол фанеру.

Вот, собственно, и все.

По состоянию здоровья я был вынужден взять академический отпуск и защитил диплом только на следующий год.