Текст книги "Память о преподобном Мартиниане Белозерском"

Глава 5. Воже

«Ангельское житие желая,

удалился еси в пустынех

и сласти плотские покорил еси уму

равноангелен показася,

Мартиниане Богоносе». Светилен из канона прп. Мартиниану

«Житие прп. Мартиниана» сообщает, что после смерти своего учителя прп. Кирилла «немалое время прожил он на месте своего пострижения». Мартиниану уже исполнилось тридцать лет, пятнадцать из которых он прожил в монашестве под руководством одного из самых выдающихся подвижников духа, на века прославившего Русскую Православную Церковь. Годы суровой аскетической жизни не могли не оставить свой отпечаток на всем облике молодого монаха. Привычка к немногословности, внимательности, постоянной молитвенной сосредоточенности уже не покидали его до конца жизни. Но душа его стремилась к новым подвигам. Ему хотелось испытать себя в пустынных местах дикой северной природы. Он знал, что подвиг безмолвия и пустынножительства возводит на высшие степени молитвенных созерцаний, и чувствовал себя готовым к новым испытаниям.

Достаточная образованность в области монашеской аскетики по книгам об «умном делании», имевшимся в личной библиотеке его учителя прп. Кирилла, вызывала стремление к мистической практике. Молитвенно-созерцательная практика вместе с учением о деятельной жизни, приводящей к высоким мистическим озарениям, распространилась еще с середины XIV века по всей территории Восточнохристианской Церкви и получила название «исихазм». Конечно, это направление нашло отклик и среди русского монашества. По учению исихастов, «мистика есть особое благодатное состояние, которое достигается на пути строгого подвижничества. Она неотделима от аскетики и требует аскетической подготовки»[51]51
  Петр (Пиголь), игум. Преподобный Григорий Синаит и его духовные преемники. М., 1999. С. 21.


[Закрыть].

Мартиниан чувствовал, что для него наступило время начать самостоятельное жительство. В его житии так говорится об этом: «Помолившись Богу и Пречистой Богородице, побывав у горба преподобного отца своего Кирилла, благословившись у него, ушел он на другое место, на немалом расстоянии, поприщ около ста, называемое Воже озеро. Есть на нем остров немалый, очень удобный для уединенной жизни или даже чтобы многим удаляться от мирских людей. Там он начал свое пустынное и безмолвное житие».

Огромное озеро Воже раскинулось на расстоянии примерно 120 км от Кирилло-Белозерского монастыря. Озеро имеет площадь 422 кв. км и делится на два больших залива: Еломское и Мальское. Главным притоком его является река Модлона. Кроме нее, Воже принимает в себя воды многих небольших речек: Вожеги, Пустой, Чепуа, Тибжи, Усть-Печенги, Сумы, Вондоги и др.[52]52
  Н. П. Ерлыков, А. В. Мансуров. Материалы по исследованию Лаче-Кубенского водного сообщения. Журнал «Север» № 7–8. 1928.


[Закрыть] Через него издревле проходил водный торговый путь из Поморья к Белому и Кубенскому озерам. Река Свидь, вытекая из Воже, соединяет его с соседним большим озером Лача, на берегах которого располагался торговый город Каргополь.

Берега Воже и по сей день окружены непроходимыми болотами, поэтому и в XV веке попасть туда можно было только водным путем. Именно так, по воде, надо думать, и пришел к озеру Воже молодой подвижник Мартиниан. Остается неизвестным, знал ли Мартиниан раньше из чьих-то рассказов о существовании небольшого острова среди обширных вод Воже или сам нашел его, путешествуя водным путем в поисках пригодного для молитвенной жизни места, но выбор небольшого поросшего лесом острова всего пяти километров в длину, быть может, был неслучаен. Этот небольшой островок очень напоминает такой же небольшой по величине, только расположенный на Кубенском озере и называемый Каменным. На нем располагался древнейший в Белозерье монастырь с главным храмом в честь Спасо-Преображения, хорошо известный Мартиниану еще с детства. Живя в детстве в Сямской волости, расположенной на берегу Кубенского озера, Мартиниан мог даже бывать на богомолье с родственниками в этом островном монастыре и видеть его устройство. Поэтому, возможно, этот пример и вдохновил Мартиниана на основание небольшого монастыря на вожском острове, получившем название Спас по первому освященному на нем храму в честь Спасо-Преображения.

На песчаной полосе западного берега Воже, при впадении в него реки Модлоны, располагался единственный населенный пункт, торговый погост Чаронда, возникший еще в ХШ веке, от которого и получила свое название вся округа. О том, что представляла собой Чарондская округа, выразительно сказано в переписной книге ХУЛ века: «А стоит та Чарондская округа около Вож озера по самым топлым худым местам, меж мхами и болотами, по островам, и добрые и середние земли нет, земля вся худая и безугодная, и хлеб всякий мало родитца»[53]53
  Р. Б. Мюллер. Крестьяне Чарондской округи в XVII веке. Аграрная история и социалистические преобразования северной деревни. Вып. ГУ. Вологда, 1973. С. 280.


[Закрыть]. Берега Воже почти все низменные и болотистые. В конце зимы, когда вскрывается лед на озере, сильные ветры с шумом гонят порой огромные глыбы льда на берег, ломая деревья. С этим грозным явлением природы связывают старинную легенду о злом духе Черандаке, который обходит озера весной и оставляет за собой огромные трещины во льду[54]54
  И. А. Смирнов. Из истории Чаронды. Вожега: краеведческий альманах. Вологда, 1995. С. 110.


[Закрыть]. Весенние воды, разливаясь, затопляют берега на расстояние порой до 600 метров.

Среди неприветливой и дикой природы на крошечном островке с затопляемыми весной берегами поселился молодой подвижник Мартиниан. Остров покрыт лесом, из которого можно было построить небольшую келью. Наверное, здесь Мартиниану пригодилось и умение ловить рыбу, которая и до сих пор имеется в изобилии в озере Воже. Высушенную рыбу он мог изредка обменивать на хлеб у торговых людей, проходивших на своих судах мимо его островка. Сейчас очень трудно представить, как может существовать человек в таких суровых условиях. Но с молитвой и упованием на помощь Божию Мартиниан смог прожить там несколько лет.

Спустя немного времени после поселения на острове Мартиниана сюда пришли «некоторые из братий». Вместе они построили деревянную церковь и освятили ее в честь Спасо-Преображения. Освящение церкви можно считать основанием нового Вожеозерского монастыря. Для освящения церкви необходимо было получать благословение правящего епископа, который выдавал антиминс для освящения престола нового храма. Возможно, что самому Мартиниану пришлось совершать далекое путешествие к епископу. Вернулся он с иконами и книгами для нового храма. Когда же было совершено освящение новой церкви, то «и пение в ней учредили, как то следует безмолвствующим инокам»[55]55
  Г. М. Прохоров, Е. Г. Водолазкин, Е. Э. Шевченко. Указ. соч. СПб., 1993. С. 243.


[Закрыть].

Со Спасо-Вожеозерским монастырем связана загадка, которой пока еще не найдено объяснения. Из «Жития прп. Мартиниана» нам известно, что первый храм островной обители был посвящен Спасо-Преображению. Жития были написаны в середине XVI века, ко времени канонизации святого. А первый письменный документ, связанный с этим монастырем, относится к гораздо более позднему времени. Это грамота царя Михаила Федоровича, датированная 16 мая 1618 года, адресованная старцам «Васьяну да Ионе с братиею, что служат в Белозерском уезде, на Вожеозере на острову, у Всемилостиво Спаса Нерукотворенного Образа в общем монастыре»[56]56
  Акты исторические. Т. 3. № 76. СПб., 1841.


[Закрыть]. В грамоте главный храм обители назван в честь Спаса Нерукотворенного Образа. Этот праздник празднуется на десять дней позже праздника Преображения. Конечно, к XVII веку первый монастырский храм Преображения мог обветшать, и его после перестройки могли переосвятить в честь Спаса Нерукотворного. Но тогда почему на надгробной иконе прп. Мартиниана XVI века, которая, к счастью, сохранилась вместе с ракой святого в Ферепонтовом монастыре, над фигурой святого в полный рост изображен образ Спаса Нерукотворного, а не Преображение? Надгробный образ был написан не позднее времени канонизации прп. Мартиниана, которая произошла около 1549 года, хотя нельзя исключить и того, что эта икона могла быть создана и раньше, например после обретения его мощей в 1513 году. И, хотя образ позднее поновлялся, а в XIX веке вся фигура святого была полностью переписана, изображение Спаса Нерукотворного, относящееся к более раннему времени, осталось без изменения. Можно предположить, что при Мартиниане храм был освящен в честь Спаса и имел три престола в честь трех Спасских праздников: первый Спас – 1(14) августа (медовый), или Происхождение Честных Древ Животворящего Креста, второй Спас – 6(19) августа Преображение и третий Спас – Нерукотворный – 16(29) августа.

Жизнь в новой обители должна была во всем повторять порядки в Кирилловом монастыре, поскольку Мартиниан ревностно чтил устав своего учителя. Однако, вполне возможно, что не всем насельникам, которые приходили в Вожеозерский монастырь, его аскетическая жизнь была по силам. «Житие прп. Мартиниана» ничего не говорит нам о причинах, по которым «захотелось однажды блаженному пойти помолиться к Пречистой Богородице в Ферапонтов монастырь». Прожив в Ферапонтове некоторое время, Мартиниан вызвал к себе такое уважение игумена и братии, что они стали просить его остаться у них. «Блаженный же, видя их веру и нелицемерную любовь, сказал им: “Если Господь Бог изволит и Пречистая Богородица не отвергнет меня грешного, то я буду с вами жить, если Бог даст, в предстоящие дни”»[57]57
  Житие прп. Мартиниана. С. 245.


[Закрыть]. Подвижники веры никогда не предпринимают каких-либо серьезных поступков, не согласовав их с волей Божией, которая часто открывается им после усиленной молитвы и проявляется в сложившихся особенным образом жизненных обстоятельствах. В Ферапонтов монастырь Мартиниан пришел для молитвы, поэтому приглашение игумена и братии он мог воспринимать как проявление Божественного Промысла, почему и не ответил сразу отказом. Но ему нужно было временем испытать верность своих предположений. Он вернулся в свой Вожеозерский монастырь и «прожил на том месте немалое время».

За годы, проведенные на острове, в монастырь приходили новые жители, отчего обстановка в монастыре могла измениться. Нашлись такие обстоятельства в монастыре, в которых Мартиниан увидел причину для своего перехода на другое место. Новые насельники могли оказаться непослушливыми или властолюбивыми. Но святые никого не осуждают и не упрекают. Они уходят тихо и кротко. «И блаженный, видя их прилежание, оставил их там жительствовать, сказав при этом: “Поскольку вы сами этого захотели”. И, заповедав им заботиться о церкви Божией, помолившись Спасу и Пречистой Богородице, сам он ушел в Ферапонтов монастырь»[58]58
  Там же. С. 245.


[Закрыть].

Глава 6. Ферапонтов монастырь

«Труды же твои и злострадания и

великодушное терпение кто исчести может?»

Из канона прп. Мартиниану

Игумен и братия Ферапонтова монастыря приняли Мартиниана с радостью и оказали ему большое уважение. Обитель эта была основана близким другом и единомышленником его духовного отца прп. Ферапонтом, который вместе с прп. Кириллом ушел из московского Симонова монастыря для молитвенной жизни в пустынном Белозерье. Расположен Ферапонтов монастырь на живописном холме между двух озер – Бородавского и Пасского.

Ферапонтов монастырь зимой

Еще при прп. Ферапонте на холмистом берегу Бородавского озера была построена деревянная церковь, освященная в честь Рождества Богородицы. Здесь и начал свое служение священно-инок Мартиниан, ревностно выполняя устав монашеской жизни. Со временем братия полюбила отца Мартиниана за кротость, смирение и постничество. К нему стали обращаться за духовными и практическими советами. Фактически Мартиниан становится духовником обители. Когда же игумен монастыря отошел от дел по старости и болезни, то братия стала просить отца Мартиниана, чтобы он принял игуменство. Не сразу согласился Мартиниан принять игуменство, долго отказываясь: «Недостоин я, господа, взяться за такое дело, выше оно моих сил, да и всякая власть приносит душе великую беду и заботу, а я человек грубый и немощный»[59]59
  Житие прп. Мартиниана. С. 245.


[Закрыть]. Однако монастырская братия, собравшись вместе, нарекла отца Мартиниана игуменом Пречистой Богородицы Ферапонтова монастыря.

По старинному обычаю избрание игумена нужно было утвердить у удельного князя, который покровительствовал монастырям в своей вотчине. После смерти князя Андрея Дмитриевича, последовавшей в 1432 году, Белозерское княжение перешло к его сыну Михаилу Андреевичу. Молодой князь, следуя примеру своего отца, заботился об устроении монастырей в своей вотчине. Мартиниану необходимо было ехать к князю, который, должно быть, его уже хорошо знал еще со времени игуменства в Вожеозерском монастыре. Игуменство Мартиниана было утверждено князем Михаилом Андреевичем, о чем была сделана специальная запись, о которой сообщают нам жития. Князь, пообещав как следует заботиться о Ферапонтовом монастыре и дав щедрую милостыню, отпустил Мартиниана в монастырь Пречистой Богородицы.

Обещание о поддержке и покровительстве монастырю не осталось без исполнения. До нашего времени сохранилось несколько грамот, данных князем Михаилом Андреевичем игумену Мартиниану с братией. Грамоты эти относятся к периоду между 1435–1447 г. Они дошли до нас в более поздних списках конца XV – начала XVI века. В первой грамоте на имя игумена Мартиниана говорится о разрешении монастырским крестьянам чистить болото «против Крохинского села по Дмитрееву речку, да вверх по Дмитрееверечке»»[60]60
  Акты социально-экономической истории Северо-Восточной Руси. Т. 1. № 320. С. 303.


[Закрыть]. Вторая грамота также дана князем Михаилом Андреевичем игумену Мартиниану с братией на владение пустошами (небольшими поселениями), располагавшимися в прилегающих к монастырю землях. Время написания грамоты устанавливается по приписке, сделанной в конце: «А дана грамота того лета, коли государь князь Михайло Ондреевичь женился», т. е. в 1437 году. Вместе с весьма щедрым вкладом в виде земельных пожертвований князь Михаил Андреевич одновременно определяет и полномочия игумена, а также дает льготы в налогообложении на десять лет вперед. Игумену разрешалось призывать или откупать на монастырские земли крестьян из других княжений, что должно было способствовать экономическому развитию монастырского хозяйства и распашке новых земель. Князь был заинтересован в заселении его вотчины и развитии крестьянских хозяйств, поэтому в жалованных грамотах давались налоговые льготы: «И тем людем не надобе им моя дань на десять лет, ни городное дело, ни ям, ни подводы, ни писчая белка, ни иные никоторые пошлины»[61]61
  Акты социально-экономической истории Северо-Восточной Руси. Т. 1. № 321. С. 303.


[Закрыть].

Текст жалованных грамот дает представление о многочисленных хозяйственных заботах, которые легли на плечи игумена Мартиниана. Княжеские управляющие волостью, их называли «волостели», и их чиновники по сбору налогов – «тиуны», должны были периодически являться к игумену для решения хозяйственных вопросов. В княжеской грамоте даже оговаривались и взаимоотношения монастыря с княжескими «волостелями» в случае взаимных споров об уплате пошлин.

Игумену предоставлялось право суда над монастырскими людьми во всех конфликтных ситуациях, «опричь душегубства», т. е. кроме уголовных: «А ведает и судит их игумен свои люди сам, или кому прикажет». Это означает, что игумен Мартиниан должен был выслушивать жалобы монастырских крестьян на своих соседей, разбираться в различных сложных житейских обстоятельствах и выносить справедливое решение. Для населения окрест лежащих монастырских деревень игумен должен был олицетворять справедливость. Защищая обиженных и увещевая неразумных, игумен Мартиниан становился духовным отцом не только для монастырской братии, но и для всех вверенных его попечительству монастырских крестьян.

Занимаясь устроением монастырского хозяйства, игумен Мартиниан продолжал увеличивать земельные владения. Кроме уже имевшихся и вновь пожалованных земель, он приобретает новые пустоши, закрепляя эти земли за пришлыми крестьянами. Среди переселенцев на монастырские земли были и «окупленные» крестьяне, за которых монастырь выплачивал некий выкуп. Сохранилась монастырская грамота на имя игумена Мартиниана, подписанная князем Михаилом Андреевичем в лето 6946 (1438)[62]62
  Акты социально-экономической истории Северо-Восточной Руси. Т. 1. № 322. С. 304.


[Закрыть]. Речь в ней идет о княжеском разрешении на покупку пустоши с льготой в податях на 20 лет. Щедрые льготы монастырским крестьянам показывают взаимную заинтересованность светской и духовной власти в дальнейшем развитии монастырского хозяйства.

Главной заботой игумена, несмотря на многие житейские попечения о монастырском хозяйстве, оставалась забота о монашеской жизни братии. Игумен Мартиниан постарался все устроить по образцу того, как было заведено в Кирилловой обители: «повелел пить и есть сообща в уставное время достойно и благочинно, всем поровну, с глубоким смирением, в молчании». Сам игумен был примером для братии в посте и долгом воздержании, как научил его прп. Кирилл. Понимая свою ответственность перед Богом и людьми, он говорил себе: «Кому дано много, много и взыщется с него» (Лк 12. 48).

Во время настоятельства прп. Мартиниана в Ферапонтовом монастыре было заведено обучение грамоте и книгописание. До нашего времени сохранилась книга, называемая Римский патерик, датируемая 1444 годом. В выходной записи этой книги сказано: «В обители… Богородицы… в окрестностях град Бела озера в потружении преподобного игумена Мартиниана»[63]63
  Н. Н. Розов. Книга в России в XV веке. Л., 1981. С. 112.


[Закрыть]. В книге обозначено и имя книгописца «грешного инока» Артемия. Следуя примеру своего учителя прп. Кирилла, игумен Мартиниан старается превратить свою обитель в новый центр просвещения. В эти годы закладывается основа ферапонтовского книгохранилища, которое уже во второй половине XV века приобретает широкую известность. Преемники прп. Мартиниана продолжили заложенную им традицию монастырского книгописания. Сохранилась еще одна датированная XV веком книга, написанная в Ферапонтовом монастыре в 1454 году, когда Мартиниан временно покинул эту обитель и управлял Троицким монастырем. Значит, в его отсутствие книгописание в Ферапонтовом монастыре не прерывалось. Созданная книга называется Псалтирь следованная, т. е. написанная для использования во время богослужения. Имя книгописца на ней не обозначено[64]64
  Н. Н. Розов. Книга в России в XV веке. Л., 1981. С. 112 (сноска).


[Закрыть].

Авторитет игумена привлекает в Ферапонтов монастырь много людей, приходивших отовсюду: одни приходили для духовной беседы, другие – желая жить в монастыре. Число монастырской братии значительно увеличилось. Автор жития отметил: «Много хорошего сделал для того монастыря блаженный Мартиниан, распространил и укрепил его во славу Божию, как это и до ныне есть. Доброе и блаженное правило в души спасающихся там вселилось, Богу живая жертва приносится, ибо никакое приношение от спасающихся душ Бог не любит так, как прилежание и попечение»[65]65
  Житие прп. Мартиниана. С. 249.


[Закрыть].

Глава 7. Великий князь

Мирное течение монастырской жизни было прервано приездом в Ферапонтов монастырь осенью 1446 года опального великого князя Василия Темного. Это было время, когда великий князь Василий Васильевич был лишен своего княжения, ослеплен и сослан в Вологду. После поездки на богомолье в Кириллов монастырь он решает посетить и Ферапонтово. Здесь, в Ферапонтовом монастыре, в самый трудный период своей жизни, во время глубоких раздумий, покаяния и тревоги за судьбы своей семьи и великого княжения, Василий Темный вдруг встречает человека высокого духовного настроя, непоколебимой воли и сострадательного сердца. Встреча с прп. Мартинианом так сильно повлияла на истерзанную душу слепого князя, что с этого момента их судьбы оказались связанными духовными узами на многие годы. Игумен небольшой северной обители становится духовником великого князя, человеком, которому он мог полностью доверять и советоваться как по личным вопросам, так и при решении сложных церковных дел.

Великий князь Василий Темный

Если первые годы княжения в Москве юного князя Василия прошли относительно спокойно благодаря покровительству митрополита Фотия, то после кончины митрополита в 1431 году князь Юрий Дмитриевич потребовал решить старый спор о великом княжении у ордынского царя Улу-Махмета. Унизительно и опасно было для русского князя-христианина ехать на поклон в Орду, но угроза татарских набегов, которыми грозил Юрий, не оставляла ему выбора. В августе 1431 года после длительных молебнов и раздачи милостыни по монастырям шестнадцатилетний князь Василий Васильевич отправился в Орду. Среди великокняжеской свиты был хитрый царедворец боярин Иван Дмитриевич Всеволожский, который смог дипломатией и интригами склонить хана на сторону Василия. Улу-Махмет отдал юному князю ярлык на великое княжение и велел его сопернику князю Юрию вести под ним коня в знак покорности по древнему азиатскому обычаю. Но Василий, уважая княжеское достоинство своего дяди, не хотел его унижения. Желая мира, он проявил тогда благородство характера, достойное его великого деда Дмитрия Донского.

Вельможа Иван Дмитриевич Всеволожский, оказав Василию столь важную услугу, мечтал выдать свою дочь за великого князя. Однако в этом он получил отказ, и Василий женился на Марии Ярославне, внучке героя Куликовской битвы Владимира Андреевича Храброго. Надменный боярин оскорбился, бежал к князю Юрию Дмитриевичу и стал склонять его к войне.

Когда весной 1433 года в Москве праздновали свадьбу великого князя, сыновья Юрия Василий Косой и Дмитрий Шемяка дружески пировали в Москве. Здесь и случились события, навсегда поссорившие великого князя Василия с двоюродными братьями. Причиной ссоры оказался старинный золотой пояс с цепями, осыпанный драгоценными камнями, в котором появился на свадебном пиру Василий Косой. Этот пояс когда-то подарил на свадьбу своему зятю Дмитрию Ивановичу Донскому суздальский князь Дмитрий Константинович, выдавая за него свою младшую дочь Евдокию. Во время свадьбы Дмитрия Донского в 1367 году тысяцкий Василий тайно подменил пояс на другой, гораздо менее ценный. А драгоценный пояс боярин отдал своему сыну Николаю, женатому на старшей дочери суздальского князя. Со временем, переходя из рук в руки, этот пояс достался Василию Косому. Наместник ростовский, Петр Константинович, узнал пояс, и сказал об этом матери великого князя Софье Витовтовне. Великая княгиня, забыв пристойность, торжественно сняла пояс с Василия Косого. Произошла ссора, Косой и Шемяка бежали из дворца, пылая гневом, и, желая мстить за обиду, поехали в Галич к отцу. Если прежде братья хотели быть миротворцами между отцом и великим князем, то теперь вместе с Иваном Дмитриевичем Всеволожским старались настроить Юрия Дмитриевича против его племянника. Тогда, не теряя времени, Юрий выступил против молодого Василия с многочисленным войском и занял Переславль.

Между тем в Москве царила беспечность. Не понимая серьезности своего положения, Василий продолжал пировать. Когда пришли вести о грозящей опасности, он отправил к князю Юрию посольство с ласковыми словами. Но было поздно, войска Юрия стояли уже у Троице-Сергиева монастыря, и он не хотел слышать о мире. Василий вынужден был спешно собрать не отрезвевших еще от пира воинов и купцов и 25 апреля 1433 года сошелся с неприятелем на Клязьме, потерпел неудачу, бежал сначала в Москву, откуда, взяв молодую жену и мать, бежал в Кострому. Юрий вступил в Москву и всенародно объявил себя великим князем. Затем направил войско к Костроме и пленил своего восемнадцатилетнего племянника.

Недолгое счастье сменилось для Василия сокрушительным поражением, грозившим и совсем оборвать его жизнь. Ему оставалось искать защиты в слезах. Юрий Дмитриевич не отличался мягкосердечием, а сыновья его вместе с Иваном Всеволожским считали всякое снисхождение неблагоразумным. Однако Юрий послушал совета своего приближенного боярина Семена Морозова и, видя унижение своего соперника, счел его более не опасным, заключил с Василием мир и дал в удел ему город Коломну.

Вскоре оказалось, что в Коломну стали съезжаться князья, бояре и народ, служившие еще отцу Василия и считавшие его законным наследником. Оказавшись при Юрии отстраненными от власти и привилегий, они видели справедливость в преемственности власти, которую олицетворял опальный Василий. «В несколько дней Москва опустела: граждане не пожалели ни жилищ, ни садов своих и с драгоценнейшим имуществом выехали в Коломну, где недоставало места в домах для людей, а на улицах для обозов. Одним словом, сей город сделался истинною столицею великого княжения, многолюдною и шумною. В Москве же царствовали уныние и безмолвие: человек редко встречался с человеком, и самые последние жители готовились к переселению. Случай единственный в нашей истории и произведенный не столько любовию к особе Василия, сколько усердием к правилу, что сын должен быть преемником отца в великокняжеском сане!»[66]66
  Н. М. Карамзин. История государства Российского. Калуга, 1993. Т. 5. Гл. 3. С. 105.


[Закрыть] Судьба словно давала Василию возможность, которой он не мог пренебречь.

Положение Юрия Дмитриевича становилось незавидным. Он упрекал своего любимца Морозова в плохом совете. Сыновья же его Косой и Шемяка собственноручно убили Морозова, после чего, боясь гнева отца, бежали в Кострому. Юрий, всеми оставленный, вынужден был выехать из Москвы и направиться в Галич.

Василий торжественно вступил в столицу, сопровождаемый толпами народа. Вся дорога от Костромы до Москвы представляла собой многолюдную улицу, где пешие и конные стремились вслед за своим государем. Счастье вновь улыбнулось Василию, но впереди его уже ждали новые беды.

Вскоре последовали новые военные столкновения с Юрием, и московское войско было разбито, а Василию опять пришлось бежать, скрываясь в разных городах. Всего через год, в 1434 году, Юрий вновь вошел в Москву, пленив мать и супругу Василия. В это время произошло разделение среди наследников Белозерского князя Андрея Дмитриевича: старший его сын Иван Андреевич примкнул к князю Юрию, а младший Михаил Андреевич сохранил верность великому князю Василию даже в самое тяжелое время последовавших вскоре испытаний.

Когда совершенно неожиданно для всех шестидесятилетний князь Юрий Дмитриевич скончался в июне 1434 года, власть в Москве захватил его старший сын Василий Косой. Однако вскоре оказалось, что его не хотели поддерживать даже родные братья Дмитрий Шемяка и Дмитрий Красный, которые предпочли примириться с Василием и вместе прогнали Косого из столицы. Вторично обстоятельства сложились в пользу великого князя Василия Васильевича, возвратив ему московское княжение. Но до мирной жизни было еще далеко.

Косой занялся грабежом Бежецкой и Двинской областей и с толпами бродяг вступил в северные пределы великого княжения. Потерпев поражение близ Ярославля, Косой ушел в Вологду, пленив там московских чиновников. Когда один служивший ему некий князь Роман захотел тайно оставить службу и уехать от него, Косой, проявив свой свирепый нрав, распорядился отрубить ему руку и ногу. Затем он осадил Устюг и взял его по договору, который тут же вероломно нарушив, убил наместника князя Оболенского вместе с множеством жителей. В Москве великий князь пылал гневом, ища возможности избавиться от врага. В этот момент и приехал к нему ничего не подозревавший Дмитрий Шемяка. Он решил жениться на дочери Заозерского князя Дмитрия и хотел пригласить на свою свадьбу великого князя. Можно только удивляться тому, как пережитые беды изменили характер великого князя: необоснованные подозрения и гнев за брата обрушились на Шемяку, его оковали цепями и сослали в Коломну. Вместо свадьбы Шемяка попал в темницу. Василий словно сам стремился получить для себя еще одного лютого врага.

Наконец, после военного столкновения в Ростовской области, в котором участвовал великий князь, проявивший здесь личную храбрость, Косой оказался в плену. Желая навсегда покончить с врагом, Василий дал повеление ослепить двоюродного брата. На душу великого князя тяжким грузом лег страшный грех. Чтобы успокоить совесть, Василий выпустил на свободу Дмитрия Шемяку, вернув ему все его имение. Шемяка остался на службе у Василия, но он оказался плохим слугой, хотя до осени 1441 года не предпринимал еще никаких враждебных действий против великого князя.