Текст книги "Тростниковая флейта вечности. Медитативная лирика. Поэзия"

Высокие ноты

 
Прозрачность вешняя небес,
Пласты голубизны сквозь облак
Недвижный лёт… Круженье лодок…
Воспоминаний ясный лес…
Чарует волшебство завес,
Колышимых незримо мимо
Огня душевной Хиросимы —
Спалённый пепел духа здесь
Хотел восстать, но погасил
Волну бунтарских красок цвета,
Растаял в плавном лёте лета
Для накопленья новых сил;
Великодушно уступил
Мечтам небесного порыва,
Когда ломались локти срыва
И свет пытался стать немил.
Вновь доминирующий свет
Прозрачностью небес пролился,
Хрустальным звоном веселился,
Подыскивал речной сонет
Улыбкам-рыбкам, в небесах
Проскальзывающим по взглядам,
Пылая ветреным нарядом,
Распугивая боль и страх.
 

2001 г.

Ступени смысла

 
Пока ещё светло – по ветвям поднимись
В белесоватый мир январского затишья.
Здесь не слышна возня и склока мышья,
На целый свет – ликующая высь.
Ощупай неба ветреный лоскут,
Броди вокруг духовными корнями.
Ублажена небесными полями,
Одна из Муз настигнет снова тут.
Столетья соберёшь в ладони божества,
Творимого из расщеплённых вздохов.
К чему теперь видения пророков
И золотая пряжа волшебства,
Когда подъем неотвратимо быстр
Нет разницы, что там пищит и скачет.
Оставь судьбе тревог визгливых сдачу,
Её винтажный скрежет белых искр.
Ступай по звёздам трепетом стопы,
Блаженством сердца наделяя нищих,
Воскреснут розами на пепелище
Страницы вспять направленной судьбы.
 

Солнечный снег

 
Снег солнца моего, распахнутого в день,
Гул ветра моего, распятого в ветрах, —
Потусторонний луч, нащупывая такт,
Мелодию выводит, извлекая тень.
Танцующие блюз лошадки полусна
Вытаптывают лунно-лучевой ковыль.
Снежинки вьют гнездо, расталкивая пыль,
Чтоб вылепить любовь, медлительно каса-
ясь вязи неручной.
Нерукотворный град
Сердечным пылом весь вливается в восторг
 познания.
Теперь все мысли на восток.
Распластанная тень – и даже ей ты рад.
Божественно священ миг сотворенья плеч
Из белизны бурана в воздухе пространств,
Скрещённых в мозаичный уровень убранств,
Разгорячённых пылом возгоранья свеч.
 

2002 г.

Голос

 
Меня тревожит голос однозвучный,
Застывший посреди алмазов ночи,
Как тонкий лепет ливня среди сучьев,
Что каждой каплей попадая точно
Мне в средостенье, закипает кровью.
Прозрачный голос, эпицентр вулкана,
Захлёстывает волнами и солью,
И среди ливня струнка замелькала
Нежданной вспышкой вешнего раздолья,
Что надрывая сердце, неустанно
Танцует новым стеблем и не тонет
В потоках оживлённого тумана,
Струится светом нежности и гонит
Меня туда, где впитывает рана
Рассвет, и небо ветренное ловит.
 

2001, апрель, 12.

«Меня взрывает яблоневый цвет…»

 
Меня взрывает яблоневый цвет
Сгораю я в убийственном огне,
В блаженстве нежности.
Оцепененья след
Не отпускает в штормовой волне
Приливов страсти. Небо исчерпав,
Стремится эхо за горящий круг, —
Там, травами пространство исчеркав,
Прохладой завлекает лунный луг.
Но я не вырвусь. Полыхает май,
Весенним естеством вершит полёт.
И нет конца огню. Лети, сгорай,
Вкушай благословенный дикий мёд.
 

2001, апрель, 18.

Минуты три

 
Минуты три блаженства под дождём
Посреди чайных роз, биенья чаек
Под куполом крови, когда не чаем
Конца прелюдии, но подождём
Ещё до взлёта маятника вверх,
Чтобы ударил ток шальной цепочки,
И побежали тающие строчки
По коже лебединой на повер-
ку молний, чей свирепый острый кнут
Хлыстал недавно в лепестки тумана,
И в завязи бутона-талисмана
Был целый сад – и там деревья гнут
Порывы грозовых ветров; и шторм
Заставил трепетать цветы и ветви;
И ветви рук – пожалуйста не медли —
Становятся крылами.
Вздохи штор
Нас принесут на этот берег, в мир,
Где дождь расколот на клочки комедий.
Но в сердце башня восстаёт из меди,
Чтоб защитить от лжи прямой эфир.
 

2001, август, 13.

«Все начиналось колыханьем волн…»

 
Все начиналось колыханьем волн
И частым пульсом где-то возле горла.
Земля летела вдоль прямых колонн
И бил родник из голубого горна.
Землетрясенья не было.
Лишь луч,
Упрямо находящий продолжение,
Умножился в груди ответным жжением
И гнал отсюда наползанья туч.
И думалось, что это всё не мне,
Хотелось убежать, но мне вдогонку
Стремился свет, затягивал в воронку,
Цветами вышивая на огне
Накидку Флоры, тонким острием
Жизнь высекая из морской ракушки.
Шептал святые тайны мне на ушко,
Любви готовил царственный прием.
 

2000 г.

«Чуть влажного огня струящихся зеркал …»

 
Чуть влажного огня струящихся зеркал —
Твоих, – о, небо! – глаз коснусь блаженным взглядом
И, переполненная чувства злачным ядом,
Зову в сирень, где благодатно мал
Просвет окна, и не тревожит шум,
И думы отступают льдиной пресной
отогнутого края сердца – лун
неутолимый рок,
Огонь небесный —
Всё у краёв трепещущих дрожит,
И ровен звук неотвратимых вёсен,
Когда на солнца паутине, блёсен
раскачиваем зайчики.
Самшит
по бархату глазного дна скользит,
Нащупывая отклик озарения
В ответном зове глаз моих… Сквозит
Игра летуний, ласточек парение.
 

2001, август, 7.

Живые зеркала

 
Кто наслал на меня этот прочь устремлённый мотив,
Эти грозди восторга, вплетённые в поцелуи,
Эти синие волны взвихрённого света и струи
Золотого песка из часов, петушиный курсив
на заре,
обличительно острый, пронзительный, злой,
Заставая врасплох, опрокинутый прямо в небо, —
Так, что сердце летит внутрь колодца, петляет омега
Пo ту сторону смысла, во мне отражаясь порой
Траекторией ласточки, кем-то подвешенной ввысь,
Или звёздным песком в непрерывном кружении неба, —
Когда два мотылька – две души, устремлённых по следу
переливчатых звёзд,
проникают в гармонию, в жизнь.
 

Тростниковая флейта вечности

 
Мы горными вершинами души
Земные измеряем расстояния,
Вычерчивая в небе изваяния
Сердечных тайн, а лунные ножи
Кромсают их бестрепетной рукой,
Мы в тропиках любви смиряем жажды
Стремительные волны, но однажды
Их разорвёт немыслимый покой
Пустынных отрешений от надежд,
Ломанье грифеля в луче подъёма линий,
И отсвет милых глаз, в которых иней
Кристаллами рассыпан в воске вежд.
 

2000 г.

Майтхуна*

 
Эфир колышат волны вздохов, слов,
Оброненных случайно между строчек
Ведущих поцелуев. Плавно точен
Им встречный импульс – а поверх голов
Торжественен космический предел.
Вступая, будто в вату, шепчут звёзды
Волнительную песнь о тайных гнёздах,
Где бьется пульс проникновенных стрел.
Ничто не смеет потревожить хор
Тончайших голосов прозрачных эльфов,
Пленительно танцующих вокруг.
Повсюду волны крыльев, разговор
Вот этих волн и двух дыханий-эхов,
Зеркально отражённых в друге вруг.
И тут вступает шторм сквозь трепет штиля
Божественною сущностью Эмиля.
 

2001, июль, 23.

* Влюблённые пары в эротических позах в храмовой скульптуре Индии; в трактовке индусов и буддистов один из путей постижения Бога; телесный союз, ведущий к озарению. (Прим. автора).

 
Золотистые пчёлы всеведущих губ
Мягко шепчут о водах небесных, бредут
Потаёнными тропами сквозь белый рай
Изумлённого тела. О, сердце, сгорай!
И лети долгим эхом в скрещенье лучей,
В острый свет отраженья высоких свечей,
В лунный взгляд, преломленный видением сфер,
Устремлённых за грань – в обоюдный пленэр,
Где распахнутый в эллипс пустой коридор
Среди леса сверкает созвездием пор, —
С высоты, здесь провидит Колосс все пути,
Зa которыми арку восторга найти
Предстоит в нежной радуге звонких минут,
Отпластованной в небо, где крылья сомнут
Озарённым пареньем над морем земли
В небесах океана, в просвете любви.
 

 
Птичий шелест, путаница линий,
Добровольный плен туманных глаз,
Отсвет неба невозможно синий,
Ветреных касаний легкий газ,
Испаряющийся запах влаги —
Длятся как святое торжество,
Уходя туда, где прячут маги
Заревых полотен волшебство.
День разломлен прямо по сеченью
Жарких встреч, и вакуум разлук
Уступает мягкому свеченью
И горячности скитаний рук
В сокращенном и земном пространстве
До заветных, потайных границ.
Тает восковое постоянство.
Время – в переборах тонких спиц.
 

 
Стремительное приближение
В садах не комнатных растений —
Растений, что из средостения
Незримо выросли в скольженье
По звёздам – глаз, по лицам – взглядов,
По душам – листьями завета.
Мы просто в поисках ответа
Пришли к структуре древних ядов,
И пили звёздные касанья
До зон, запретных в белом свете.
Мы были чайками морскими —
летали, как не могут киви.
Мы были взбалмошные дети:
Дразнились по местам запретным
Доныне… – …
В космосе парили… По дыне луны
Стреляли семенами подсолнуха,
не зная сами,
Что это не себя любили,
А жизнь,
Познав блаженство пыли.
 

 
Стоит вода, и трепетною ланью
Чуть дышит дождь, ложась послушно в ноги.
Так лёгок плач и светел спозаранья,
Что в сердце скачут горные отроги,
Как будто кони: оживают гривы
И плавно развеваются по ветру,
Щекотно хлещут по лицу, игриво
Расталкивая мыслей километры.
Дождь верен клятве – обогнуть пороги,
Вернуться в звон ручья, алмазной змейкой
В стекло стучаться, рисовать дороги,
Потоки параллелей щедрой лейкой
Пролить в симфонию любовной смуты,
Жизнь постигая на границе дрожи,
Смывая бред спасательной цикуты
Перед губами, в лебединой коже
Блуждающими тропами волненья
В подвижных крыльях вздоха – ослепления,
В лавине чувств, в глубинах наводнения.
2000 г.
 

 
Листва ещё полнеба не закрыла,
И тайна дышит вполовину вдоха
В проспектах страсти, в щедром солнце Крыма.
Заветный ключ петляет меж корнями,
В объятиях теряясь там, у Бога;
Здесь – отражаясь лунными конями
В глазах любимых, силой притяжения
Влекомых в путешествие по майе*.
Не каждый луч имеет продолжение,
А только тот, что прячется за гранью.
Не каждый штрих здесь обретёт названье,
Хоть мысль обозначать спешит заранее.
В пунктирах чувства, в лунке губ открытых
Прозрачно затерялась бесконечность,
Где сердцем ничего не позабыто,
И вербный зайчик ходит по запястью;
На кончике его застыла вечность,
И он рисует будущее счастье
На острие восторга и заклятия.
 

2000 г.

* – майя – сила заблуждения (инд.) прим. автора.

Бриллианты памяти

Игорю Фролову

 
Я открываю дверь в начало дня,
Когда свет зародился между нами;
Когда между реальностью и снами
Различий не было ни для тебя,
Ни для меня;
когда шатался луч
По комнате, прекрасно-предрассветной;
Когда озноб вливался незаметно
В протяжный поцелуй; когда, скрипуч,
Ворочался в окне кленовый царь,
Раздваивая лунное пространство,
На цыпочках ведя в начало странствий.
Фаросским маяком сиял фонарь,
Окружностью восторга обведя
Границы сферы тайно-напряжённой.
В такие дни одни страдают жёны,
В уютной клетке места не найдя.
 

2000 г.

«Читай в глазах моих очарованье…»

 
Читай в глазах моих очарованье
Прошедший дождь, рисующие кисти,
И первобытный шелест спозаранья,
И дикий – не ручной – весенний листик.
Он выглянул из глубины созвездий,
Из древних тайн, гнездящихся высоко, —
Там хоть и рядом – всё равно не вместе,
И сердце режет острая осока.
Ты прочитаешь золото пустыни
И промельк растворившегося света,
Но снова ледяной атлас остынет,
Рассыплется двуглавою кометой.
 

«Я останусь в тебе этим утром пронзительно-звонким…»

И.Ф.

 
Я останусь в тебе этим утром пронзительно-звонким
Ранним шумом трамвая, дребезжаньем стакана в сторонке,
Тёплым зёрнышком кофе, убегающим в ступке
От ударов железа, полночной голубкой,
Твоё сердце пронзающей крыльями эха,
переливами смеха.
Навсегда в твоём доме в углу позабытом
Будет бусинка смеха и в шорохе скрытом,
И в трезвоне, и в плаче, и в ровном дыханье,
В озорных мотыльков перекрёстном порханье.
Это я улыбаюсь тебе спозаранку,
Когда солнце бросает в окошко приманку,
Щекотливым лучом по глазам пробежится
И во взгляде, к тебе обращённом, продлится.
 

2000 г.

«Таинственные заросли созвездий…»

 
Таинственные заросли созвездий
Пугливых чаш святые колебания…
Войди в мой мир среди таких предместий,
Как бурь притихших ветхие страдания.
Здесь вихри света мечутся вдогонку
Светилам душ, сердец и отпущению
Содеянных грехов, где узел тонкий
Кармических сплетений сообщения
Сосудов – чаш весов у правосудия,
Что в вышних сферах судьбы равновесия
Решает.
Фейерическая студия полётов звёзд
вниманье перевесила
И завлекла в восторг соединения
Моей немного человечьей сущности
Со звёздным – непрерывного деления —
Особым миром царского могущества.
 

2001, октябрь, 19. (Лицейский праздник)

«Я слушаю блаженство тишины…»

 
Я слушаю блаженство тишины
Отдохновением питая сердце,
Приоткрывая тающую дверцу,
Таящую сокровища, – живы
И пламенны.
Любовью неземной
Полны до края волшебства мгновения:
Слиянье лун и звёзд в провал забвения,
В воздушный шелест фраз в разливе грёз.
А может наяву скользит по нам
Огня дыханье, открывая поры,
В сердцах легко преодолев затворы
Молитв небесных, дав пути волнам,
Открыв блаженство речи родников —
Их рокот в нас живёт и созидает,
И в незабвеньи поцелуев тает,
Приникнув к амфорам воскресших снов.
 

2001, октябрь, 15.

Постижение подъёма

 
Держать баланс, желая превозмочь
Саму себя, природу, расстояние,
Не подпуская грязные влияния,
Но проникаясь чистыми, как дочь огня поэзии.
Святейший дар стихий
Здесь кружит бризовой рассветной розой,
В её глубинах – таинства вопросов,
Частицы истин. Лучшие стихи
Позволят нам нащупать в темноте
Стезю и ручку двери – атрибуты
Восторга обновленья, где разуты,
Ступая в росы, души в наготе.
В пространстве укрепиться, сделать раз,
Другой и третий вдох – не оступиться,
Держать крестом в себе святые лица
Поэзии Вселенской – в добрый час —
И не жалея, выбросить балласт!
 

2001, август, 15.

«Сомненья. Стойбища ослов!!!..»

 
Сомненья. Стойбища ослов!!!
Конечно да! Конечно любит!
Как можно паутине слов
Постыдно сдаться!
Свет прелюдий
Сильнее, чем туман открытий
Не ведающих голосов,
Они – лишь хаос, вздохи сов, —
Пытаются порвать наитий
Вернейший импульс, как часов
Размеренное постоянство.
Хотя кляну его, бывает,
Оно, как мерзостное пьянство —
Мечту разрушит и растает.
Но всё же нынче – бал цветов,
Начало сущности и действа
Кружащих бризовых ветров,
Свергающих тьму фарисейства.
 

2001, август, 6.

«Размотался клубок, излучая искристый свет…»

 
Размотался клубок, излучая искристый свет
Превозмог притяжение нитей и стал ручьём,
Убегая, шепнул об озёрном лукошке, в чьём
Благодатном чреве рос. Я кивнула вслед.
Растворяй темноту, излучай цветные дожди,
Земляничного берега лета достигнешь вдруг.
В поцелуях тумана запутаешь ветви рук,
Заплетёшь колосок и скользнёшь в перемычку. Жди.
Здесь приникнет к сердцу воздушным эйдосом сна
Обретение смысла в таинстве пустоты.
Стрелки, плавая кругом, смыкая свои мосты,
Пролагают времени ход, проникая за
Преломлённые радуги спектров моих надежд…
 

2001, июль, 12.

«Хрустального воздуха одушевлённые грани…»

 
Хрустального воздуха одушевлённые грани
Медлительно шепчут о тенях, пронзённых ветрами,
Зажатых в морозном прищёлке студёного утра.
Обманчивый март задышал на стекло перламутром.
И свежесть застыла хрустальной льдинкой в стакане
Разбуженных городов, семенящих ногами
В конторские кущи, где время остановилось
И медленно цедит по капельке Божью милость.
Как хочется солнца коржик ломать горячий
И чувствовать пальцами лето, как нить – незрячий, —
Ведущую нить – за жизнь, как за свет цепляясь,
Пускаться в погоню за травами, разветвляясь.
Как хочется соль земли переплавить в сахар,
А ненависть перекодировать одним махом
В волненье любви, в восторги сердец горящих,
А боль и печали свалить бы в ненужный ящик.
 

2001, март, 21.

Колыхание шеста крыльев

 
Чайки. Быстрокрылые богини.
Нежные мечты о ласках моря.
Шёпот крыльев, слабый отсвет синий,
Иглы вскриков тают на просторе.
Безмятежен пёстрый змей воздушный.
Тает в сердце восковая льдинка.
Отдавая смерти долг подушный,
Счёт ведёт песчаный невидимка.
Осыпаются пески в воронку,
Вовлекая камни и песчинки.
Ветер рвёт медузу-перепонку,
Давит молчаливые личинки.
Над расправой правосудий птицы,
Мир благословив крестом полёта,
Зажигают светом жизни лица,
Перекашивая шест на йоту.
Вечно острый крик над морем длится,
Оставляя в сердце привкус йода.
 

2000 г.

Мысли о смерти

 
Замирает мысль у черты угасания пульса.
Два пунктира – выдох и вдох,
Где ты не вернулся,
Если вдруг мотыльком оторваться не смог
Обескровленной жизни виток.
Дальше – ты растворился,
ты – воздух и невидимка.
Укороченным вдохом повисла
Летучая льдинка
Преломленных весов коромысла.
Ты в зыбучем пространстве проник
За невидимой двери смычок.
Острый скрип
Раздвоил голоса на сверчка и родник.
На воде – плавный гриб, —
Это выгнутой жизни прозрачный молчок.
Замер пульс. У запястья висит паучок, —
Тонкой нити движенье,
Распятое вглубь. Ледяное скольжение.
 

2001 г.

Цитадель

 
Что визгливый звонок телефонный?
Я слышу всю музыку мира.
Ветер, лучший маэстро,
проносится сквозь залы тронной
Переливчатый свет.
В самых верхних скитаньях эфира
Продуваемым сердцем насквозь
ощущаю вселенной
Вдох глубокий, вобравший меня без остатка.
Равенна!!!
Сердце где-то витает в мечтах Адриатики. Море
Там сливается с небом,
Создав полифонию, космос.
Я мечтаю всегда о таком поднебесном просторе,
Где дыханье галактики, следуя точно по следу,
Настигает меня. И смолой обливаются сосны.
 

2000 г.

Памяти моей бабушки Анны Александровны Черкашиной

 
В памяти стоит лицо родное
Средь заиндевелых веток ив,
И не скрыть отчаянья и зноя —
Им заполнен мой прощальный крик:
– Я с тобой!
Ответ:
– Нельзя, родная.
– Я к тебе хочу!
– Нельзя, не смей.
– Бабушка, ты мать моя вторая,
 Не оставь меня среди ветвей,
Чтоб давили и душили слезы.
На скамью могильную упав,
Крестиком на памятнике став,
Буду я переживать морозы.
Ты и в шелесте травы медовой,
В одуванчиковом шепотке.
Мне открылся мир мой,
В корне новый,
Мир,
где нет тебя в твоем платке.
 

1990 г., январь

«Еще дети не спят…»

 
Еще дети не спят
Их пугать обжигающей болью непростительно.
Слезы в себе заглушить, вырвать сердце клочком,
захлебнуться небесною кровью на вечерней заре.
Надо жить. Надо как-нибудь всё пережить,
Чтобы снова поверить в таинственный сказочный остров,
Где сквозь детский смешок не сочится безудержный вой.
Настоящий очаг не похож на покинутый остов.
Боже, как беспощаден часов оглушительный бой.
Не пугайте детей вашей скорбью о прожитом счастье.
Есть две чаши весов.
Крестовина меж ними – судьба,
Бросишь все на весы: жизнь, любовь.
И поймешь в одночасье,
Как смешны были беды,
Твой истинный жребий – борьба.
 

1998 г.

Нижегородский романс

 
Я влюблена в крылатые мосты
И в бег реки протяжный и простой,
В горящие церковные кресты
И в голубой струящийся настой
Свободной воли над моим крылом,
В швейцарский парк – что вытянутый взлёт —
Сквозь дерева, качели – напролом
Над городом – сквозь буржуазный лёд
Молчащих глаз, вобравших льды витрин.
В Кремле я затеряюсь между стен,
И в дебрях башен, в сутолоках зим,
Позволив себя взять в волшебный плен
Загадок вечности. Неповторим
Простой резец славянского творца,
Что изваял полёты этих крыш
Над башнями Кремля. Не скрыть лица
Глубокой мудрости, где сердцем возгоришь,
Приняв любовь, свободу, глубину
В кирпичной кладке мозаичных стен
Нижегородского Кремля, всю седину
Спокойствия, – небесный гобелен
Вобрав частицей вечности в себя.
 
 
Я влюблена в полёты этих птиц
Над гордой Волгой.
Тополем скрипя,
Здесь мечутся в созданье чуда спиц
пронзительные лучики, звеня.
 

2001 г.

Безнадежно больной человек

 
Из обгорелого сосуда
Душа глядит застывшей болью.
Ошибка генов по раздолью
Безумства плоти
здесь гуляет,
Выламываясь в мир, покуда
Влачить ей кандалы по жизни.
Пусты надежды, озаряет
Лишь лунный луч проклятьем тризны.
Сосёт открытая воронка,
Притихший разум ослабляя.
Не открывается заслонка,
Тугую прочность сохраняя.
Лишь иногда в безумной спешке
Заметит кто-нибудь, как бьётся
Припугнутое благородство,
 Скобля по скорлупе орешки.
 

2001, июнь, 3.

Выход из рутины

 
Рассветный вздох колышет паутин
Сплетенья солнечные и волнует разум.
Сердца не подчиняются приказам —
И так мы сквозь лучи вперёд летим.
Вперёд и вверх – на ласточкин простор,
Чьи спицы вяжут гамаки воздушных
Тревожных писем о любви, в них душно
От замираний крови.
Разговор Проникновенно осязаем.
Свет
здесь побеждает сумрачные тени,
Фонтанами взвиваясь в эмпирей.
Вот выход из рутин туда, где нет
Ни льстивого кривлянья, ни растений,
Покорных смраду царства, где пырей
Ехидно завладел игрой событий
И хищно тянет въедливые нити
Промозглых щупалец в святое из святых,
В свободу выбора, в действительную сущность
Нормальной жизни человека, запятых
Наставив щедро в приговорах, гуще,
Чем у поэта в книжках записных.
 

2001, июль, 19.

Песня на перебитой струне

 
Густые сумерки. Протуберанцы глаз.
Поющие кристаллы. Отражения,
Умноженные в сердце во сто раз.
Отогнанные стыдные решения.
Закрыть окно. Прости мой герметизм.
Просветы глаз во вздохах растворились
И длились, вились, таяли, искрились,
И звали ввысь, и за руки взялись.
Какой вам нужен допотопный «-изм»,
Когда по сумеркам сердец витает
Мечта забытая, останки юных мечт.
Снежинковый балет любви. Светает.
Пора одной на дно страданий лечь.
 

2001, октябрь, 24.

«Во мне застыла давняя мечта …»

 
Во мне застыла давняя мечта —
Ещё один ребёнок шепчет: «Мама!».
Возник на гребне сна учитель, лама,
Я слышу голос разума: «Мечтать
Гораздо проще. Воплоти себя
В мечту, стань явью, сон, проникновением
Реальности и романтизма, столкновением
Воды и воздуха, и ветра, и огня».
Но лунный кубок спрятал солнца край,
Весь мир вздохнул, и поры жизни ищут,
Огня, воскресшего на пепелище,
Где снова оживёт любовный рай.
Я тайну сохраню, как плод в себе,
Но яблок нет в саду, и змий – в отлучке,
Змеёнышей плодит. И эти штучки
Не нравятся, и мне не по себе
От беспросветных звёздных рощ,
Земными не колеблемых ветрами.
Я отдыхаю здесь, на тонкой грани
Отчаянья. И слышу в поле рожь.
 

2001, октябрь, 22.