Текст книги "Малышкина и Карлос. Магические врата"

– Ну и ну, – сказала баба Ванда, – какие мы воспитанные!

– Кто же он такой, этот Оссуарий? – спросила Алиса.

– Сказано тебе, хранитель перстня, – ответила Юля.

– Да я не об этом, я спрашиваю, что это за существо! – Алиса с надеждой посмотрела на Серебрякова, но тот ничего конкретного сказать не смог.

А баба Ванда предположила, что это гомункулус – человечек, полученный из яйца, снесенного петухом, и выращенный в колбе.

– Ничего себе ребеночек из пробирки! – засмеялся Швыров.

Алиса заметила, что на полке с уродцами одна из банок стоит очень опасно, того и гляди упадет и разобьется. В банке махала лапками зеленая игуана. Ящерица, видимо боялась, что сейчас свалится вниз. Алиса переставила игуану на пустую полку, где вовсе не было сосудов с уродцами. Получилось красиво, а игуана приветственно помахала своей спасительнице лапкой.

– Не стоит благодарности! – шутливо поклонилась ей Алиса.

Профессор проворчал, что не следовало этого делать, потому что наверняка не случайно все уродцы стоят у Брюса на одной полке, но потом посмотрел на довольную игуану и махнул рукой.

Баба Ванда тем временем внимательно обследовала стены.

– Здесь еще есть двери, – объявила она, – только вот так просто их не открыть. Подготовка нужна серьезная.

– Ну что, – спросил Серебряков, – на сегодня экскурсия окончена? Будем выбираться?

– Как же мы выйдем без Грызлова? Ведь это он нас сюда вел? – задалась вопросом вслух осторожная Юля.

– Ерунда, – сказала баба Ванда, – Миша сообразит, как нам отсюда выбраться.

Они вернулись в пятиугольный зал, и Ванда запечатала дверь специальным заклятием. Друг за другом все члены компании выбрались через пролом в темный сырой подземный коридор. Раньше, в компании с Грызловым, было как-то спокойнее и веселее, а теперь и Алисе и Юле стало не по себе…

Обратный путь занял почему-то гораздо меньше времени. Но что самое интересное – в конце концов они оказались в подвале Алисиного дома, а в него попали, откинув решетку, замеченную Алисой во время битвы с мертверами, когда те напали на Грызлова. Прежде чем расстаться, Ванда подробно расспросила Алису и Юлю о датах и обстоятельствах их рождения.

– Я потом все объясню, – сказала она в ответ на их удивленные взгляды, – приходите завтра ко мне на Сретенку, к вечеру ближе.

– Ох, и нагорит мне сейчас дома… – сказала расстроенно Алиса, а Юля заметила, что ее тоже по головке не погладят.

Стали прощаться. Алиса нажала кнопку лифта, а остальные направились к выходу из подъезда…

Открыв дверь своим ключом, Алиса тихонько прошмыгнула к себе комнату, надеясь остаться незамеченной. Но тут ее поджидал сюрприз. На ее кровати лежала мама в махровом халате с глянцевым журналом в руках. Голова у нее, как обычно в моменты недовольства кем-то или чем-то, была замотана полотенцем.

– Привет, мам! – по возможности бодро сказала Алиса.

Корделия молча села и, трагически изогнув бровь, уставилась на Алису. Сняв с головы полотенце, она отшвырнула его вместе с журналом и взвыла, как сирена:

– Володя!

В коридоре послышались торопливые шаги. В комнату вошел встревоженный Малышкин. Увидев Алису, он с облегчением улыбнулся:

– Ну слава богу, ты жива и здорова! Как ты нас напугала, Алиса! С тобой все в порядке?

– Извините меня, мам-пап, пожалуйста! Я не хотела, просто так получилось…

Корделия с оскорбленным видом поднялась и молча вышла из комнаты.

– Мама очень злится? – спросила Алиса отца.

– Она очень переживала, плакала даже в ванной, думала, что я не слышу. В милицию обращались… Ладно, всего и не расскажешь! Не делай так больше, ладно?

Алиса обняла отца за шею.

– Больше не буду. Как мне с мамой помириться? Может, ты с ней поговоришь?

– Только хуже будет, – вздохнул Малышкин. – Ну к чему такие сложности, подойди и попроси прощения, она тоже извинится, вот и все!

– Только пойдем вместе. Я без тебя боюсь…

Они взялись за руки и пошли искать маму. Корделия стояла на балконе и что-то раскладывала на парапете.

– Вон она, – махнул рукой Малышкин в ее сторону, – опять ворон котлетами кормит, нервы успокаивает, весь холодильник им перетаскала… Давай к ней…

Алиса вышла на балкон.

– Мама…

Корделия даже не повернула головы. Алиса подвинулась к ней поближе и взяла за руку.

– Прости меня, мам… – тихонько попросила Алиса.

Та обернулась, и Алиса с удивлением увидела, что Корделия плачет. Нос у нее некрасиво распух и покраснел. Она порывисто обняла Алису и прижала ее к себе.

– Ты совершенно невозможная! – как всегда недовольным тоном сказала Корделия, но это уже не имело значения.

У Алисы защипало в носу, и она тоже расплакалась. Как хорошо было стоять вот так, обнявшись с мамой, и чувствовать, как тебя любят.

– Ты меня тоже извини, – сказала Корделия. – Не знаю, что на меня нашло. – Она достала из кармана халата медальон с Гермесом, который Алисе удалось незаметно вернуть на место, и надела дочери на шею. – Это тебе. Носи не снимая и смотри не потеряй. Это наша семейная реликвия. Мне его вручила твоя прабабка Корделия Пратт, когда мне было почти столько же лет, сколько тебе сейчас.

Алиса прижала медальон ладонью к груди и почувствовала, как он легонько завибрировал. Длилось это всего секунду-две…

Потом Владимир Владимирович варил пельмени из пачки – любимое блюдо Малышкиных. Это был настоящий ритуал, священнодействие, и процедура эта всегда доверялась только ему, потому что он лучше всех умел посолить воду, а еще знал, сколько надо добавить листиков лаврового листа и горошин перца. Пельмени получались вкусные, совсем как домашние. Уловив запах из кастрюли, Алиса почувствовала, как сильно она проголодалась.

Скоро родители стали собираться на работу, а Алиса побрела в комнату, плюхнулась на постель и уснула сразу, как только закрыла глаза.

А родители все спорили на кухне, как правильно надо воспитывать подростка.

– Мне кажется, самое время обратиться к психологу, – заявила Корделия. – Алиса становится неуправляемой.

– А мне так не кажется! Оставь дочь в покое! – Проявил неожиданно твердость Малышкин. – Алиса совершенно нормальная девочка, в ее возрасте такие эскапады вполне обычное дело! Разве мы сами не заставляли наших родителей нервничать и пить валерьянку?

– Знаешь что, Володя? По-моему, больше всего психолог нужен именно тебе! – снова взвилась Корделия…

Завладев перстнем, Грызлов тут же нацепил его на палец и нырнул во тьму подземных лабиринтов. Бежал он очень долго, наугад ориентируясь по запахам, успел запыхаться, но, кроме громкого сопения, ничего особенного с ним не происходило. Он даже испугался, что артефакт не действует или это вообще не тот перстень. Но вскоре он ощутил приятное пощипывание и покалывание по всему телу, на брюшке стала снова отрастать густая шерстка, исчезли противные кошачьи когти, хвост из тонкого превратился в толстенький и стал гораздо короче.

Грызлов дрожащими пальцами ощупал свою мордочку и обнаружил милую его сердцу бородку и кустистые длинные брови. Радостно вздохнув, домовой остановился и попытался определить, где находится. С этим трудностей не возникло, поскольку в темноте он видел еще лучше, чем при свете дня, а московские катакомбы знал лучше любой метростроевской крысы.

Он находился в знаменитой Кирпичной трубе, ведущей из Лефортова в бывшее царское село Измайлово. То есть довольно далеко от Сухаревки и компании друзей, которых он неизвестно зачем бросил в самый ответственный момент. Впрочем, Разлая Макдональдовича так достали тупые издевки Швыра и обидные оговорки Юли, что он нисколько не жалел о своем поступке. Еще немного, и он вернется к Алисе победителем во всей красе своего прежнего экстерьера. Поэтому Грызлов решил не суетиться без дела, а присесть и подождать завершения трансформации, что он, не откладывая в долгий ящик, тут же и сделал. Через некоторое время сильное возбуждение, как и положено, перешло у него в свою противоположность: он умудрился задремать, а потом и крепко заснуть.

Очнулся Грызлов от того, что у него затекли лапы. К тому же он почувствовал, что не может пошевелиться! А когда проснулся окончательно, то понял, что безнадежно застрял в кирпичной трубе. Он вырос, раздулся, да как – буквально до размеров быка-рекордиста… Вот так поздоровел!

С трудом повернувшись, домовой встал на четыре лапы, но ни вперед, ни назад ему продвинуться не удалось. Грызлов пытался лечь, сесть, выдвинуть вперед то правое, то левое плечо, ползти вперед: все бесполезно. Он крепко засел в коридоре – как пробка в бутылке.

Кое-как домовой подтянул к морде лапу, украшенную перстнем, и попытался снять его зубами. Не тут то было! Перстень сидел как приклеенный и не сдвинулся ни на миллиметр.

Грызлов тоскливо завыл, пытаясь привлечь к себе внимание. Но в коридоре было темно, даже обычная в этих местах нечисть куда-то подевалась. Прошло много времени, а Грызлов все не переставал убиваться и ругать себя за легкомыслие. «И зачем только я убежал с этим перстнем? – думал он. – Ведь можно было спокойно при всех надеть его на палец. Никто бы слова не сказал!»

Неожиданно впереди послышался шум крыльев. Грызлов напряг зрение и увидел летучую мышь. Мышь приземлилась в сажени от него, сложила кожаные крылья и учтиво поздоровалась по-старинному:

– Исполать тебе, детинушка.

Только тут Грызлов разобрался, что это и не мышь вовсе, тем более летучая, а небольших размеров человекообразный птеродактиль на длинных тощих ножках.

– Ты кто такой будешь? – удивленно спросил домовой.

– Я Оссуарий, хранитель перстня. Ты с меня его давеча стащил, помнишь, в кабинете господина графа? Теперь жалеешь, поди, разбойник?

– Я больше не буду, – жалобно заныл Грызлов. – Только помоги мне его снять, все отдам, чего нет.

– Не могу, не потому что не хочу, а просто не дано мне. Придется ждать, пока кто-нибудь не придет из старших магов.

– Да уж, – печально заметил Грызлов, – здесь под землей прохожих магов видимо-невидимо, просто яблоку упасть негде!

Карлос все так же плыл по кругу в черном тумане, стараясь держаться подальше от стенок воронки. Полное отсутствие событий действовало на ум отупляюще, ему казалось, что еще немного, и он сойдет с ума. Единственное разнообразие – тоскливый вой, доносившийся временами откуда-то из глубины подземелий. Самое интересное, что внешние звуки беспрепятственно проникали в воронку, а из нее – ну никак. Кокон Велиара действовал по принципу «всех впускать, никого не выпускать». Вой был таким щемящим сердце, таким жалобным, что у Карлоса стало еще тоскливее на душе. Этот звук почему-то вызывал у него в памяти образ оборотня…

На последнем курсе Академии магических наук он едва не срезался на оборотнях, и получение золотой медали было под вопросом. Профессор Крутицына и так слишком строго спрашивала с него, а когда на экзамене он честно выдал ей все, что знал о вервольфах, строгая дама уже хотела поставить ему самый низкий балл, но передумала, только сказала:

– Запомните, молодой человек, вервольфы, или вурдалаки, это только малая часть оборотней. Некоторые из них легко превращаются в собак, в летучих мышей, немногим удается обернуться свиньей, эти особо опасны, куда страшнее волков. А есть еще одна категория. Они легко перекидываются в других людей!

Профессор Крутицына взмахнула рукой, на мгновение заслонив лицо, а когда открыла его, Карлос едва не вскрикнул от удивления – на него в упор смотрел он сам! Те же длинные смоляные кудри, смелый взгляд золотисто-карих глаз и вертикальные складки на щеках, придающие лицу мужественное выражение.

– Вот так, молодой человек, – сказала Крутицына, возвращая свой облик, – и советую никогда не забывать об этом, если вам дорога жизнь…

Карлос вспомнил, как первый раз оказался в потаенном зале Магического совета, когда получал диплом об окончании Академии. Да, такое не забывается… Круглый зал был небольшой, но очень высокий, по правде говоря, потолка просто не было видно, и создавалось впечатление, что он находился на дне гигантского колодца. Посреди зала стоял огромный круглый стол, высеченный из цельной глыбы черного лабрадора. Он был отполирован так безукоризненно, что напоминал темное зеркало. Вокруг стола стояли стулья с высокими спинками, три черных и три белых. На черных стульях разместились черные маги.

Самой заметной из них была Медея, старуха с большим крючковатым носом на очень бледном лице, чем-то похожая на седую орлицу. Ее проницательные темно-желтые глаза горели опасным огнем, изуродованные артритом пальцы сжимали простую, грубо отесанную палку, похожую на посох чабана.

С ней соседствовал Билл Джексон, очень спортивный, подтянутый, с характерной для американцев тяжелой нижней челюстью и великолепными зубами, которые он демонстрировал в широкой улыбке к месту и не к месту.

Следующим был Гнат Черновол, здоровенный украинец, толстый, оплывший, в свободной, вышитой черно-красным узором рубахе, с седеющими длинными волосами, которым не давал рассыпаться кожаный ремешок, повязанный вокруг головы. Его блекло-голубые глаза были лишены всякого выражения, и становилось жутковато, когда он смотрел на кого-то в упор.

На белых стульях расположились белые маги. Царственная Алсу, такая изящная и маленькая, что стул, на котором она сидела, казался троном. Впечатление это усиливала ее аристократичная манера держать спину и голову прямо. Алсу перебирала в руках четки из огромных изумрудов.

Радомысл с его седыми усами и загорелым обветренным простоватым лицом напоминал пастуха или пасечника. Эдельгард выглядел как типичный немецкий бюргер в тирольской шляпе, украшенной пером куропатки. Он курил короткую трубочку-носогрейку, выпуская время от времени клубы сизого дыма.

Эта шестерка магов несла на себе непосильное бремя соблюдения магической симметрии. Это они следили за выполнением правил, принятых и утвержденных Астральной Думой. Поддержание равновесия магических сил в природе и обществе – очень ответственная и трудная задача.

Карлос был уверен, что ему будут задавать вопросы на засыпку, и приготовился отвечать, но маги молчали, и ему стало не по себе под их пристальными, изучающими взглядами. Через минуту он справился с растерянностью и смущением, смело посмотрел каждому в глаза, словно принимая вызов. А когда встретился взглядом с Медеей, волшебница из Грузии неожиданно рассмеялась хриплым, каркающим смехом и одобрительно подмигнула ему…

Воронка вращалась как вечный двигатель, а в подземелье снова раздался тоскливый вой. Кто может так талантливо выть? Даже йерубы проснулись и занялись делом – затеяли игру в спички. Тянули их по очереди из кулака: тот, кому доставалась обломанная, считался проигравшим, и остальные участники интеллектуальной игры с удовольствием лупили несчастного по лбу. Раздавался такой звук, будто кирпич упал на сырой песок, за ним следовало довольное ржание. Забава им не надоедала, они могли играть часами.

Даркер неподвижно сидел поодаль, но примерно каждые полчаса поднимался, вытягивал вверх когтистые лапы и начинал подвывать в тон внешнему вою замогильным голосом. Никак не удавалось ему выйти из привычной роли пугала.

Карлос вздохнул. Нет, в самом деле, надо же было так глупо попасться! Он представил себя на ковре перед членами Астральной Думы, на разборе полетов. Да они его в порошок сотрут! Хотя кто знает, может быть, он никогда и не вернется в свое время и пропадет тут, в Коконе Велиара, без следа, как микроб в автоклаве.

Если не считать нескольких мелких заданий, то это его первая по-настоящему важная миссия. Конечно, он участвовал во многих магических операциях и даже отличался, за что был не раз награжден, но эти задания не были индивидуальными, он работал с группой коллег. Не оправдал он надежд Эдельгарда! Провалил тайное задание…

Сегодня каждый из коллег по работе посчитал своим долгом спросить у Ниночки Водорябовой, что с ней случилось. И правда, выглядела она ужасно. После бессонной ночи под глазами выступили синяки, цвет лица был несвежий, и прическу она не успела привести в порядок – рыжие волосы торчали, как иголки у дикобраза. В течение дня Нина дважды попала начальству под горячую руку, и ей стало ясно, что этим дело не закончится.

Из глаз у нее сами собой потекли слезы, когда она увидела, как садится в кадр сияющая красотой Корделия. Ну почему одним все, а другим ничего? Где в жизни справедливость?

Но при этом сама идея приворота Владимира Владимировича сейчас почему-то стала казаться Ниночке дурацкой. Да на кой он ей вообще сдался, этот недотепа Малышкин? И как теперь избавиться от случайно присушенного соседа Саши? Его уже выпустили из милиции, и он всю ночь голосил у нее под балконом, пел серенады о своей любви, а потом потащился за ней в Останкино. Хорошо хоть, охранники его тормознули на входе. Но он наверняка затаился теперь внизу, как тигр в засаде. Только и ждет, чтобы на нее наброситься.

Ниночка улучила момент, позвонила колдуну Волховитинову, который продал ей приворотную книгу, и попросила у него совета. Колдун выслушал ее, довольно хмыкнул, когда услышал, какой именно приворот Ниночка использовала, но заметил, что вряд ли кто-нибудь сможет ей теперь помочь, и он в последнюю очередь. Разве что знаменитая баба Ванда. Ниночка умоляла колдуна дать ей телефон целительницы, но тот наотрез отказался помогать конкурирующей фирме и положил трубку.

Водорябова поцокала каблучками в гримерку к Светочке и спросила, не знает ли та целительницу Ванду. Свету буквально затрясло от любопытства, так ей захотелось узнать, в чем дело, потому что вид у Нины был самый что ни на есть жалкий и растрепанный. Но все расспросы ее натолкнулись на стену молчания. Говорунья Ниночка на этот раз не проронила ни слова.

– Ладно, помогу тебе, – немного обиженно сказала Светочка, – но учти, я за это потребую множество мелких услуг. Так вот, я знаю, что с Вандой плотно общается наша с тобой любимая Корделия. Действуй через нее…

Ниночка поблагодарила гримершу, но сразу вот так, с ходу, обратиться к главной своей врагине не решилась. Столько лет позиционной войны – это вам не хухры-мухры! Наконец она собралась с духом и подошла к Корделии в перерыве между эфирами. К счастью, та находилась в превосходном настроении и к тому же поддерживала его при помощи чашечки замечательно заваренного Малышкиным кофе.

– Корделия Петровна! Помогите, пожалуйста, – зачастила Водорябова, умоляюще глядя на телезвезду. – Не отказывайте мне, прошу вас!

– Что с вами случилось, дорогая? – поморщилась Корделия, разглядывая акварельные потеки под глазами у Ниночки. – Вас прокрутили в стиральной машине?

Водорябова даже не обиделась, ей было не до гордости. Этот Саша хуже людоеда из «Молчания ягнят». Ему только попади в руки – задушит в объятиях. От этого психа душеспасительными беседами не отделаешься!

– Я знаю, вы знакомы с бабой Вандой, помогите мне с ней встретиться. – Ниночка в отчаянии заломила руки. – У меня сейчас такая тяжелая ситуация… Такая ужасная…

Она не выдержала и заплакала навзрыд.

– Ну ладно, хорошо, – вопреки желанию отшить негодницу сказала Корделия и сама себе удивилась. – Сейчас напишу тебе ее телефон, сошлешься на меня. – Она нашла авторучку и набросала цифры на желтом стикере.

Малышкина не выносила чужих слез, сразу расстраивалась сама. Поэтому она решила, что лучший способ отделаться от Нины – перевести стрелки на бабу Ванду. Для расширения, так сказать, ее магической практики.

– Спасибо вам преогромное! – Ниночка чуть ли не вырвала листок-липучку с телефоном из рук Малышкиной и прижала ее к сердцу. – Я никогда этого не забуду…

Теперь надо было постараться незаметно выбраться из телецентра. К счастью, именно в это время сотрудники программы «Метеоскоп» переносили из своего офиса камеры, штативы, коробки с проводами и осветительные приборы в припаркованный у входа в телецентр микроавтобус.

Ниночка затесалась в чужую съемочную группу и под прикрытием аппаратуры проскочила мимо Саши, который действительно стоял у выхода, сгорбившись, с несчастным выражением лица.

Режиссер студии «Прогноз погоды» Ролан Качков проявил к Ниночке неожиданный интерес и даже предложил подвезти ее до метро. Автобус тронулся, отъехал от Останкино, а Нина все беспокойно оглядывалась назад, как больная манией преследования.

– От поклонников бегаешь? – поинтересовался режиссер.

– Ох, если бы от поклонников, – вздохнула, тряхнув рыжими кудрями, Ниночка, – от любовного вампира скрываюсь.

К бабе Ванде Нина летела как на крыльях. Нашла полуподвал, сбежала по ступенькам и только собралась позвонить, как дверь отворилась сама собой. На пороге стояла целительница в темно-зеленом балахоне, салатного цвета шали и огромных синих очках на переносице.

– Греби сюда, – пригласила Нину баба Ванда, – не стой под стрелой.

Нине опять стало себя жалко. Ведь и правда, получается, она стоит под стрелой, стрела того и гляди рухнет на нее или подденет на крюк, как мелкую рыбешку. У Ниночки на глазах выступили слезы, и это не ушло от внимания целительницы. Она проводила расстроенную женщину в гостиную, усадила за огромный стол и некоторое время молча рассматривала ее.

– Ничего у тебя не вышло с приворотом? Не вышло, – повторила она утвердительно. – А знаешь почему?

– Почему? – шепотом переспросила Водорябова.

Баба Ванда с усмешкой рассказала, что о замыслах Ниночки ей было давно известно, что она и Корделия заглядывали в будущее, и все вышло так, как они ожидали.

– Неужели Малышкина знала про мою затею? – расстроилась еще больше Ниночка.

– Конечно, знала, – ответила ворожея, – а еще она знала, что у тебя ничего не получится!

Ниночка сжалась, как от удара, лицо у нее покраснело от стыда. Баба Ванда была вполне удовлетворена этой реакцией. Если человек краснеет, значит, еще не все потеряно. Совесть еще осталась.

– Ладно, так и быть, я тебе помогу, – сказала ворожея, – но запомни на всю жизнь, что грех чужого мужа привораживать. Нельзя отца от ребенка уводить.

– Теперь мне все понятно, я больше не буду, – скороговоркой произнесла Ниночка.

– Да что тебе может быть понятно, дурочка из переулочка? – со снисходительной улыбкой спросила Ванда. – Магия – это сила пострашнее атомной бомбы. Здесь легко можно руки обжечь, а то и вовсе сгореть дотла, до угольев. Знаешь, что случилось бы, если бы ты добилась своего?

– Что?

– А вот что! Малышкин бы спился, а ты бы ровно через год под машину попала, и – насмерть.

– Какой ужас! – Ниночка рассказала Ванде о том, что под ее тяжелый приворот попал совершенно посторонний человек, сосед. – Что мне теперь с ним делать? В книге Волховитинова написано, что отворота на этот заговор нет…

– Ерунда, – авторитетно заявила баба Ванда. – Балабол твой Волховитинов. Только волну гнать может. В нашем деле все от Силы зависит. Есть у тебя Сила, так хоть полслова скажи, и все получится на все сто. А нет Силы, хоть миллион раз повтори как попугай одно и то же, а толку не будет.

Она постелила на столе белую скатерть, велела Ниночке положить на нее обе руки. Сама Ванда встала позади, закрыла глаза и зашептала:

– Вхожу я во широкий двор, во высокий дом, заношу я остуду великую… Как соседа зовут?

– Саша, кажется…

– Остудился бы Александр от Нины, чтоб не был он ей люб ни днем, ни ночью, ни утром, ни вечером. Чтоб она в покой, а он из покоя, она бы с улицы, а он на улицу, так бы она ему казалась как люта медведица. И в каком бы она ни была платье, хошь в цветном, хошь в держамом, все бы ему не по нраву было. Никому слова мои не пересечь, не порушить. А любовь Александрову истоптать и истребить, как черну немочь-жабу. Будь свободен! Язык, ключ, замок!

Баба Ванда схватила Ниночку за запястья, отняла ее руки от стола, и… На белой скатерти остались черные пятна – отпечатки ее ладоней…