Текст книги "Ловушка для блондинов"

Пока они базарили, кто будет мне читать на ночь, я заснула.

5

Телефонный звонок разбудил меня ни свет ни заря. Схватив спросонья трубку, я услышала родной голос дежурного по РУВД Славы Ромашкина, который интересовался, куда и за каким дьяволом я послала опера Кужерова?

Я села в кровати, прокашлялась и машинально потрогала шишку на лбу. Голова трещала как после попойки, шишка на ощупь была больше самого черепа.

– Я его в больницу послала, лежачих дактилоскопировать. Коростелева, моего потерпевшего и вчерашнего злодея, – наконец, собравшись с мыслями, ответила я.

– А как ты думаешь, сколько времени на это надо? – меланхолично спросил Ромашкин.

– А сколько сейчас?

– Да, головушку-то тебе отшибло, – посочувствовал Слава. – Седьмой час утра пошел. Извини, если разбудил.

– А что, он так и не возвращался?!

– В том-то и дело. Собственно, сам Фужер никому не нужен, просто набор пальцевый тут с фонарями ищут, дежурной группе понадобился.

– Даже не знаю, что тебе сказать, – трогая свою шишку на лбу, я вдруг испугалась, что наш задержанный злодей вчера зверски убил опера Кужерова вместе с охраной и закопал в больничном саду. – Слава, а в больнице все в порядке? Вы с охраной связь поддерживаете?

– Конечно. Там все спокойно. Постовые говорят, что опер приходил около восьми, оттуда пошел дактилоскопировать потерпевшего.

– Ничего не понимаю. Слава, если Фужер найдется, позвони, ладно?

– Ладно, будем искать.

Положив телефонную трубку, я обнаружила в постели рядом с собой доктора Стеценко, правда, под отдельным одеялом, как и подобает порядочному доктору, изнуренному оказанием пациентке медицинской помощи ночь напролет.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил он, обозревая с подушки мое телесное повреждение.

– Нормально. Сашка, Кужеров куда-то пропал. Из больницы не вернулся. Ничего не понимаю.

– Ну и чего ты не понимаешь? – Он лег на бок, подсунул ладонь под щеку и залюбовался моей травмированной физиономией.

– Не понимаю, куда он делся?

– А чего тут понимать? У него вчера на лице было написано, что душа горит и просит продолжения банкета.

– Ты намекаешь, что он вместо больницы пошел в рюмочную?

– Почему? Тебе же сказали, что он дошел до больницы.

– Значит, после больницы пошел напился?

Я расстроилась. Мне сразу представилось, что Кужеров, напившись, потерял набор для дактилоскопирования, а заодно полученные отпечатки, ксиву и пистолет.

– Ну уж это не закажешь. Он большой мальчик.

Раздосадованная, я отбросила одеяло и накинула халат.

– Маша, – робко позвал Александр, не меняя позы, – ты извини, я вчера тут прилег рядом с тобой и заснул нечаянно. Я себе ничего не позволял, правда.

Я не удержалась и хмыкнула при мысли о том, что мы со Стеценко вполне целомудренно провели ночь в одной постели; в той самой, которая в свое время чуть не развалилась от наших жарких объятий. А тут – «ничего себе не позволял»...

– На сколько тебе поставить будильник?

Сашка тут же сел в постели:

– Не надо будильника, я уже встаю.

– Еще рано, двадцать минут седьмого.

– А я тебе завтрак приготовлю...

– Саша... – я присела на край кровати, – а почему ты говоришь со мной таким заискивающим тоном? Это тебе не идет.

Сашка помолчал, потом сказал:

– А я не знаю, как с тобой разговаривать. У меня все время такое чувство, что я что-то делаю не так.

Не ответив, я встала и ушла в ванную.

Умываясь и причесываясь, я анализировала свои ощущения и не могла сосредоточиться. Когда мы сели за стол, я спросила Сашку, знает ли он про моего итальянского жениха? Он кивнул с серьезным видом. Закипел электрический чайник. Сашка вскочил и стал наливать мне чай. Я с упорством маньяка продолжала начатую тему. Стоя сзади меня и наливая чай, Сашка тихонько поцеловал меня в затылок.

– Ничего, что ты целуешь чужую невесту? – спросила я, замерев под его губами.

– Давненько я не целовал чужих невест, – прошептал он мне на ухо, поскольку именно в этот момент на кухню прибрел заспанный Хрюндик в смешных трусах с расцветкой британского флага. Мы с Сашкой сделали вид, что ничего более интимного, чем совместное кипячение чайника, между нами не происходит, но Хрюндика на кривой козе не объедешь.

– Целуетесь? – спросил он, зевая во весь рот.– Саша, можешь не отскакивать от мамы, я все равно сейчас в туалет пойду...

Но поскольку ребенок проснулся, обсуждать своих женихов и чужих невест было уже неприлично. Получился вполне семейный завтрак, как в старые добрые времена. Только я знала по опыту, что выйдя со мной вместе на улицу, Стеценко исчезнет на неделю, не будет ни звонить, ни приезжать, и все нежные чувства, которые я к нему сейчас испытываю, без подогрева превратятся в пыль и досаду, под знаком «не больно-то и хотелось».

Удивительно, как он умудряется делать все с точностью до наоборот. Может, ему кто-то недалекий насоветовал именно такую линию поведения: мол, не появляйся несколько дней, уйди в подполье, она сначала будет просто скучать, а потом вообще сгорит от желания... Перебесится и сама упадет в твои объятия, как зрелый финик. Но сам-то он прожил со мной несколько лет, уж должен немножко разбираться в том, как и на что я буду реагировать. Удивляюсь, как он находит момент скрыться в подполье именно тогда, когда я и в самом деле готова упасть ему на грудь и признаться, что не могу без него. А появляется он аккурат в ту секунду, когда я весьма убедительно себе доказала, что я без него могу и так даже лучше.

Придя в прокуратуру ни свет ни заря, я чуть не споткнулась о мирно спящего возле моего кабинета Кужерова. Но проснулся он ровно за мгновение до того, как я решила потрясти его за плечо. И поднял на меня совершенно осмысленные глаза.

– Ты где был, чудовище? – гаркнула я ему в ухо.

– Пиво пил, – искренне ответил он, совершенно не ассоциируя свой ответ с рекламой пива.

– А отпечатки взял?

– Обижаешь, начальник. – Сергей полез за пазуху и долго там шарил, пока не вытащил какой-то смятый листочек. Он расправил его, поднес к лицу, зачем-то понюхал, после чего протянул мне: – На.

– Что это?!

– Это дактилокарта, – Кужеров с трудом выговорил трудное слово, – потерпевшего твоего, Коростелева.

– А где постановление о получении образцов и протокол?

– Слушай, я тебя умоляю!..

– Ты их потерял, что ли?

– Ну вот, сразу и потерял! А как вы с Сашкой, помирились?

– Не твое дело! Ты мне зубы не заговаривай, гони протокол.

Кужеров для виду еще пошарил по карманам, после чего честно признался:

– Я забыл его написать. Ну не смотри на меня так, я щас схожу в больницу, сделаю.

– Фужер, ты меня без ножа режешь, – простонала я. – Пошли в кабинет, при мне напишешь протокол, а я кого-нибудь пошлю его подписать.

Я за шкирку подняла его и потащила в кабинет. Когда он встал, я поняла, что он намного пьянее, чем мне показалось сначала. Похоже, что он пил всю ночь.

– Фужер, миленький, ты что, развязал?! – ужаснулась я, сбросив его на стул у двери.

– Да я в порядке, – лепетал он, отворачиваясь, чтобы не дышать на меня.

– Понятно. – Я открыла сейф, бросила туда смятую дактилокарту, вытащила из стола бланк протокола получения образцов для сравнительного исследования. – На, садись пиши. Иди, иди сюда.

Кужеров с трудом поднялся и сел на мое место к столу. Я вложила в его могучую лапищу шариковую ручку, но заставить писать не смогла. Он некоторое время сидел, уставясь в протокол, потом бросил ручку, поднес мне прямо к носу свою волосатую руку с тремором и сказал:

– Нет, Машка, и не проси. Мне сейчас стакан-то не удержать, а ты хочешь, чтобы я тебе писал на бумаге. Потом.

– А почему дактилокарта одна? Я же тебя просила и у злодея взять отпечатки...

– А у злодея я не взял по объективной причине.

– По какой еще объективной причине? Ух, так бы тебе и врезала! – Я сделала вид, что замахнулась на него, и он испуганно пригнулся.

– А он, когда в окно прыгнул, руки себе разбил, у него все руки в крови запекшейся. Никак было не приложить к дактокарте... – И Фужер развел руки.

– А тебе слабо было докторов позвать, чтобы они ему ладони-то промыли?

– Ой, Маша, все равно. Все руки в ранах, ничего бы не получилось. Ну не бухти. Хочешь, я поеду с трупа отпечатки возьму?

Я по достоинству оценила героический поступок пьяного Кужерова: получать отпечатки пальцев у трупа – занятие малоприятное. Криминалистов не допросишься, не любят они это дело.

– Скажи-ка мне, чудовище, а где ты так нажрался? – спросила я со вздохом, присев перед Кужеровым на корточки.

– Ты понимаешь, Маша, – начал он мне рассказывать с эпическими нотками в голосе, – приехал я в больницу; в глотке сухо, дерет. Пришел к врачу. А у того, похоже, не лучше. Ну, мы скинулись, я даже сбегал, мне нетрудно. Вот так и посидели. А что?

– А ты пальчики Коростелеву откатал до того, как в лабаз сбегал, или после?

– Вопрос на засыпку, – пробормотал Кужеров, отводя глаза.

Я поняла, что он не помнит момента получения отпечатков. Вздохнув, я поднялась на ноги, пошла в канцелярию и достала из холодильника бутылку пива, припасенную Зоей для Горчакова в пятницу, поскольку было очень жарко, а герой-любовник всех времен и народов любит охлаждаться пивом в теплые дни. Для Горчакова пиво уже несвежее, а для Кужерова сойдет.

Фужер, застонав от благодарности, припал к бутылке, как младенец к материнской груди. Когда же он от нее оторвался, во взгляде его светилось желание немедленно на мне жениться, поскольку ему больше нечем было отплатить мне за несказанную доброту. Отдышавшись, он даже попытался выразить это желание вербально. Жену его я знала, симпатичная молчаливая женщина. Детей у них не было, она к Фужеру относилась, как к ребенку, правда, состоящему на учете в детской комнате. В принципе, и Фужер ее любил и платил ей заботой, насколько мог. Помню, один раз он мне устроил истерику, когда в субботу нужно было ехать на уличную операцию, ковать железо, пока горячо, пока клиент желал показать место убийства. А Фужер уперся рогом – не могу обеспечивать оперативное сопровождение, у жены день рождения. Как я его ни уламывала, стоял на своем, как кремень. Я ему про злодея – ведь в понедельник будет поздно, а он мне про жену: а у жены день рождения, и хоть ты тресни. Что делать? Отпустила. Выклянчила у дежурки постового, а понятых бегала искала сама.

После пивка Кужеров возродился прямо на глазах.

– Ты завтракал? – спросила я.

– Да я и не ужинал, – честно признался он.

Я налила воды в чайник, из холодильника извлекла слегка подсохшие остатки торта со взбитыми сливками и два бутерброда с семгой – все горчаковские объедки. Сервировав Кужерову завтрак, я почти с материнскими чувствами наблюдала, как он ест. Все-таки есть что-то трогательное в жующем опере, заставляющее на его фоне ощущать себя княгиней в сиротском приюте.

Наконец Сергей отставил пустую кружку и, сметя со стола крошки, отправил их в рот. Вот теперь его можно было употреблять по прямому профессиональному назначению.

– Слушай, Маша, – начал он. – Я тут немножко в нашем потерпевшем покопался. Квартиру они снимают. Соседи про них ничего сказать не могут, ведут себя тихо, незаметно.

– А почему снимают?

– Он прописан в комнате в коммуналке, я туда зашел – не приведи Господь! Коридор – метров сорок, на кухне соседей больше, чем тараканов, последний этаж без лифта. В общем, «Воронья слободка».

– А она?

– А она вообще в Питере не прописана. Но квартиру снимала она, я с хозяйкой поговорил. Мужа этого, Коростелева, хозяйка вообще не видела, с ней девица договаривалась. Но предупредила, что будет с мужем жить. У хозяйки претензий никаких.

Я поразилась – когда только Фужер все это успел выяснить? Но он продолжал доставать из шляпы кроликов.

– Сходил я на завод, где Виктор этот работал. Там его хорошо характеризуют, говорят, парень был старательный и непьющий. Про жену его ничего не знают. Друзей на работе не было, ни с кем особых отношений не поддерживал.

– Сережка, когда ты успел?!

– Да брось, – отмахнулся он, – долго ли умеючи? Я тут накопал одну интересную штучку. Коростелев вроде был судим.

– Вроде?

– Понимаешь, пробил я его по ИЦ – сведений нет. Может, не у нас сидел? Но я в отделе кадров на заводе спросил адрес мастера из цеха, где Коростелев работал. Слетал я к нему, благо недалеко. Мастер мне много не рассказал, но упомянул, что к Коростелеву на работу как-то зашел мужик, смурного вида, и Виктор будто бы ляпнул, что это его старый кореш, вместе дневали-ночевали, так он выразился. Мастер клянется, что вид у мужика был стопроцентно зоновский. Может, кто-то «от хозяина» его по башке стукнул?

– Сережка, а зачем тот мужик приходил? Мастер не сказал?

– Вот приятно с тобой работать, Маша, в корень смотришь. Чего мастер к ним и прицепился: мужик принес детали – оружие сделать.

– Он что, при мастере подбивал Коростелева изготовить оружие?

– Мастер случайно услышал, не вытерпел и мужика выгнал.

– Где ж искать его судимость? – задумалась я. – Жена мне ничего про судимость не сказала. Конечно, если в лоб спросить, может, и скажет. А может, и сама не знает.

– Ну, я в Москву запросик уже послал, – скромно признался Кужеров.

– Молодец. И что, тот мужик больше не приходил?

– Мастер его больше не видел. Маш, я его на протокол допросил, не ругайся. У меня на работе протокол, потом мне поручение напишешь.

Я благодарно кивнула. Есть, конечно, опера, которым лучше не поручать никого допрашивать – потом со смеху умрешь, но в способностях Кужерова я не сомневалась. Допросит – любо-дорого смотреть, лучше всякого следователя. Вообще, если бы не пьянство, Кужеров давно мог бы быть начальником отдела. У него и стаж триста лет, и въедливость, и организационные способности, но, похоже, он сам не шибко хочет в начальники. Такой волк-одиночка, рыщет себе где-то, только на сходки приходит, отчитывается.

Последними трудовыми достижениями Кужеров меня вообще добил.

– Я тут еще по жене Коростелева поработал, – продолжил он между прочим. – Ну помнишь, Стеценко нам версию кинул, что жена его заказала.

– Ну?

– Ну и ничего такого не накопал. Если у нее и был любовник, сведений нету про него. С работы, из поликлиники, она ушла еще до того, как вышла замуж. Мамаша у нее с Украины, сама она из Приозерска, лет пять, как уехала оттуда. Поговорил я с операми местными, компромата никакого.

– А отец у нее жив?

– Ну да, я и про папашу спросил. Папаша ейный пропал семь годков назад.

– В каком смысле пропал?

– А вот в таком. Был и сплыл.

– И не нашли?

– И не нашли. Покопаться тут или не стоит?

– А что нам это даст?

Договорить нам не позволили. Затрезвонил телефон, и когда я сняла трубку, Кужеров инстинктивно вжал голову в плечи. Оперская интуиция и тут сработала – на том конце провода голос начальника уголовного розыска проникновенно спросил, не известно ли мне что-либо о местонахождении оперуполномоченного убойного отдела Кужерова Сергея Сергеевича. На мой контрвопрос, почему они ищут своего сотрудника у меня, начальник угрозыска так же вкрадчиво ответил, что по оперативным данным, я была последней, кто видел этого негодяя живым. И, не слушая моего ответа, предложил негодяю даже не трудиться являться лично в РУВД, а прислать по почте рапорт об увольнении вместе с похищенным набором для дактилоскопирования. Чувствовалось, что от полноценных выражений начальника удерживает только офицерская порядочность, не позволяющая трехступенчатых метафорических конструкций в беседе с дамой, даже если эта дама – тоже офицер.

– Ладно, не ругайтесь, – сказала я, разглядывая виноватого Кужерова. – У меня он, с утра пришел с докладом. Между прочим, он уже почти раскрыл последнюю черепно-мозговую, всю ночь работал, кучу сведений притащил. Вот сидим, план разрабатываем.

Начальник, конечно, мне не поверил, но Кужерову разрешено было явиться в свое подразделение для продолжения службы, и он, ссутулившись, пошел получать свою порцию на раздаче слонов.

Не успел остыть стульчик, с которого встал Кужеров, как в кабинет ко мне влетел Горчаков, и стульчик снова оказался занят. Лешка его удобно оседлал, налил себе чайку, внимательно оглядел мой лоб и присвистнул, после чего сообщил, что вчера криминалист в ходе наружного осмотра трупа и его вещей, после визуального исследования документов убиенного господина Белоцерковского установил, что документы, скорее всего, подделаны – переклеено фото. Стали выяснять дальше и выяснили, что машина, на которой он приехал, – в угоне. Кредитные карточки, в изобилии рассыпанные в его барсетке, оформлены на разных людей, в том числе и на иностранцев. На некоторых частях тела убитого, скрытых под одеждой, имеются татуировки, свидетельствующие о пребывании в местах не столь отдаленных.

– Ну так это неплохо. Дактилоскопировать его, и установим, кто такой и где сидел, – сказала я.

– Вестимо, – отозвался Лешка, – только времени жалко. Пока личность не установим, с мотивом туговато.

– Слушай, а больше ничего не нашли при нем, что указывало бы на личность? Записных книжек не было?

– С записной книжкой фигня получилась, – признался Лешка. – У него в кармане была электронная книжка. Эксперт ее открыл, а на ней, видимо, был пароль поставлен. В общем, все данные стерлись на наших глазах.

– Да ты что! А восстановить не получится?

– Боюсь, что нет.

– Да, что-то удача от нас отвернулась.

– Машка, а что с киллером? Он-то установлен?

– Куда там! Я же сказала, не везет нам. Сплошные иксы.

– Молчит?

– Да я не успела с ним поговорить.

– Ну да, я слышал, ты его в окно выкинула.

– Ну давай ты еще надо мной поприкалывайся. А я думала, ты мне друг, – обиделась я.

– Ладно. Скажи мне, ты-то как?

– Как видишь. – С надутым видом я повернулась к нему и показала фасад шишки.

Лешка не отказал себе в удовольствии рассмотреть ее во всех ракурсах и даже поцокал языком, как узбек на рынке, предлагающий персики и сливы.

– Болит?

– Да уж. Вчера вообще голова чуть не лопнула. Даже не помню, как в постели оказалась...

– А с кем, помнишь?

– Помню, потому что он рядом лежал, когда я проснулась.

Лешка радостно захохотал.

– Ну наконец-то! С Сашки приходится.

– А почему ты считаешь, что я проснулась именно с Сашкой? – прищурилась я.

– Ну привет! А с кем же?!

– Ты что, хочешь сказать, что у меня больше шансов нету устроить свою личную жизнь? – Я сделала вид, что обиделась.

– Я хочу сказать, что я с утра забежал к криминалистам за вешдоками. Все РУВД с утра смакует, что доктор Стеценко у тебя ночевал.

– Ну, Фужер! Ну, скотина! – Я не смогла сдержать праведного негодования. – Вот сплетник! А я его еще отмазала от начальства.

– Подумаешь, ну и что особенного? Он же из лучших побуждений, он тебе добра хочет... Ладно, пойду пивка попью. – Лешка поднялся со стула. – Там еще вроде бы бутерброды оставались, мне Зоенька с семгой делала...

– Леша...

– Чего?

– Твое пиво Фужер выпил... Он с утра плохо себя чувствовал...

– Что-о?! – возопил следователь Горчаков, разглядев на полу у ножки стола пустую бутылку. – Ты напоила моим пивом Кужерова? Этого пьяницу? Этого сплетника? Эту скотину?! Небось и семгу ему скормила, чтоб он лопнул?! Ты мне больше не друг!

После того, как за бывшим другом захлопнулась дверь, я вздохнула и принялась за уборку кабинета. Насчет разрыва с Горчаковым я не особо волновалась: сейчас он пойдет поплачется Зоеньке, она его утешит как следует, наверняка у нее при себе внушительная порция свежих безе и канапе, которые скрасят боль от утраты вчерашней семги...

Только я привела рабочее пространство в порядок, на огонек заглянул шеф. Сначала он спросил, как я себя чувствую, потом поинтересовался, проявил ли ко мне Стеценко должное внимание, потом – что я намерена предпринять для установления личностей киллера и потерпевшего? Если на предыдущие вопросы я терпеливо отвечала, то на третий вопрос отреагировала, с его точки зрения, неадекватно.

– Владимир Иванович, – я постаралась придать своему голосу максимум твердости, хотя и знала, что с шефом такие штучки не проходят, – я не железная. Вы меня только за последнюю неделю делами закидали, у меня ведь четыре черепно-мозговых, у меня взятки, на заслушивании будем иметь бледный вид...

– Шантажировать не надо, – прервал меня шеф. – А кто у нас самый лучший следователь? Кто самый организованный и квалифицированный? Вон помощники по УСО[6]6
  Уголовно-судебный надзор.


[Закрыть] говорят, что в дела Швецовой приятно садиться – все исследовано до донышка, обвинительные как сказка читаются, культура следственного производства на высоте. Только на Марию Сергеевну вся надежда, – замурлыкал он, а я и растаяла, как деревенская дурочка от комплиментов гармониста. – А дело-то какое, прямо сам бы взялся, – продолжал он разливаться соловьем. – Часто ли встретишь не дилетанта-самоучку, а настоящего киллера; уж если повезет, так повезет. Доведете дело до суда, просто будете себя уважать...

– Его еще установить надо, – буркнула я, и шеф понял, что я уже готова. Можно заканчивать сеанс гипноза.

Мне иногда кажется, что он – настоящий удав. То мытьем, то катаньем, то лаской, то жестким прессингом, но он из нас веревки вьет. И ведь как все обставляет: накидает тебе работы, но так, что ты себя начинаешь считать избранником судьбы и редким везунчиком. Иногда он нас с Лешкой так разогревает, что мы с ним из-за дела бьемся, кому достанется такое счастье – впрячься в очередной воз, хотя еще пять минут назад оба кричали, что лучше сразу сдохнуть, чем получить еще и это дело себе на шею...

– Вот и поговорим, как можно установить его личность. В двенадцать у меня начальник РУВД и уголовный розыск, обсудим вчерашнее происшествие. А потом и по фигуранту определимся. Как он, кстати, из больницы не сбежит?

– У него пятки раздроблены, он ходить не может. И потом, он под капельницей.

– Я надеюсь, его дактилоскопировали? – строго спросил шеф, и я потупилась.

– Владимир Иванович, у него руки разбиты, карта будет с дефектами. Надо подождать немного.

– Ну вы уж не забудьте. Потерпевшего с черепно-мозговой дактилоскопировали?

– Да. – Я решила не углубляться в объяснения с кужеровской эпопеей.

– Хорошо. Приведите в порядок осмотры по всем делам с нападениями в парадных и назначьте дактилоскопию.

Весьма довольный шеф ушел, что-то весело напевая. А я опять залезла в сейф: посмотрим, что у нас с отпечатками пальцев в парадных.

Слава Богу, на первые два происшествия выезжал наш самый старательный криминалист. На милицейских следователей, проводивших осмотр, я больших надежд не возлагала, а вот эксперт этот, с кем бы он ни работал, всегда выкладывался на полную катушку, даже если розыск со следствием на два голоса его убеждали, что здесь не криминал.

Когда я начинала работать следователем, он был самым молодым экспертом у нас в районе, а сейчас это уже зубр, правда, по виду не скажешь. Всех вводят в заблуждение его хрупкое телосложение и по-детски наивный взгляд, за эти много лет он практически не изменился. Я его запомнила после того, как он, можно сказать, раскрыл убийство вопреки непрофессиональному поведению остальных членов дежурной группы. Он как-то выехал с дежурным по городу на труп в квартире. Труп обнаружила соседка по дому: проходила мимо, обратила внимание на приоткрытую дверь, не удержалась и заглянула, а там хозяин в странной позе, в коридоре, на четвереньках, и в странном виде – раздет до трусов и синий местами. А на шее – туго затянутая веревка. Следователь приуныл, поскольку рассчитывал успеть на футбол, а тут наклевывалась полнометражная работа по «глухому» убийству. Кто из медиков тогда выезжал, я уже и не помню, но по всему – какой-нибудь разгильдяй и тоже, наверное, любитель футбола. Вот они и стали на пару заниматься дедукцией. По словам соседей, от покойного недавно ушла жена. Так? Так. А где лежит труп? Правильно, аккурат под раскидистыми оленьими рогами, привинченными к стене в коридоре. Значит...

Значит, жизнь ему стала не мила, он хотел повеситься на рогах, петля затянулась на его шее, только веревка соскользнула. Придя к этому глубоко научному выводу, два разгильдяя пожали друг другу руки, и следователь произнес было заветное слово: «Оформляйте». Они уже собираться начали, и только наш старательный эксперт-криминалист, кстати, однофамилец тогдашнего министра, Федорчук, проигнорировал их глубоко научные выводы, достал свои экспертные причиндалы и начал методично обрабатывать поверхности в квартире для выявления следов рук.

Эти двое корифеев сыска вокруг него заплясали, стали спрашивать: «Ты что, сдурел?». Дежурный Айболит даже выразился в том смысле, что вообще-то, если следователь принимает решение уехать с места происшествия, поручив осмотр местной милиции, другим членам группы как-то неэтично игнорировать его решение. Наш молоденький Федорчук ему невозмутимо ответил, что сдурели они сами, если не видят здесь убийства. Он показал им на стол, уставленный тарелками и рюмками, причем две рюмки имели на краях следы помады. Он показал им на шкаф в комнате, дверцы которого были распахнуты, а пустые полки красноречиво указывали на похищение имущества, в нем находившегося. Наконец он снял со спины трупа волос, явно ему не принадлежащий и аккуратно опустил его в пакетик, хотя вообще-то это должен был сделать судебный медик. И все, что обнаружил, он молча сфотографировал.

Но и после этого так называемый дежурный следователь не проснулся, образно говоря. Он пошел на принцип. Находки эксперта его не убедили, он решительно заявил, что здесь самоубийство, и велел сворачиваться.

Так и списали этот труп как некриминальный, и две недели жили спокойно, пока сотрудники отдела Управления уголовного розыска, занимающегося грабежами и разбоями, не привели двух проституток, которые желали покаяться в содеянном и рассказали леденящую душу историю о том, как с потерпевшим познакомились в ресторане, где он заливал свою личную драму горячительными напитками. И после знакомства решили ехать к нему продолжать отношения. Весь фокус был в том, что вслед за ними поехали два их сутенера, которые собирались действовать по отработанной схеме: девушки распаляют клиента, а потом неожиданно провоцируют ссору. Клиент, как правило, распахивает дверь и говорит что-то вроде: «Вот Бог, а вот порог», и девушки выходят, снимая с себя подозрения, однако в открытую дверь тут же заходят двое крепких мужчин, которые нейтрализуют клиента и грабят квартиру.

В этом случае все шло по плану, за исключением одного: потерпевший оказался крепышом, и преступники не рассчитали силу. Придушили его слишком сильно, до смерти. Но делать было нечего, они позвали девушек, терпеливо дожидавшихся в парадной, и вчетвером обнесли квартиру.

А вот когда к нам на блюдечке принесли чистосердечные признания, вот тогда побежали к эксперту Федорчуку, упали к нему в ножки и сказали: «Геночка, ты был прав, не выкинул ли ты, не дай Бог, то, что понаизымал с места происшествия?» К счастью, Геночка ничего не выкинул, благодаря чему виновные были привлечены к уголовной ответственности, вина их доказана и дело передано в суд. А если бы не Геночка? Страшно подумать...

Устав разбираться в непотребном почерке следователя, производившего осмотр, я сняла телефонную трубку и позвонила Гене Федорчуку. Гена оказался на месте, добросовестно передо мной отчитался, что в обеих парадных он обработал сплошняком внутреннюю и внешнюю поверхность дверей, и стены возле трупа, но признался, что еще не принимался за исследование того, что набрал оттуда. Я его пригласила в две оставшиеся парадные – последнее место происшествия, кстати, не мешало бы и сфотографировать.

– Хорошо, – покладисто ответил Гена. – В последние дни сухо, дождя не было, может, какой материал и наберем. Когда поедем?

Я пообещала свистнуть ему, как определюсь, и пошла к шефу на совещание, туда уже подтягивались мрачные милицейские начальники. Каждый из них считал своим долгом лично осмотреть мою шишку, видимо, как главное вещественное доказательство, и высказать свои соображения о том, насколько это портит мою внешность и как же можно было быть такой дурой.

Двадцать минут ждали начальника убойного отдела Костю Мигулько. Когда задержка стала уже неприличной, начальник РУВД стал обзванивать последовательно всех оперов отдела, дежурную часть, позвонил даже Мигулько домой, после чего догадался наконец набрать номер сотового телефона Кости.

– Что-о?! – заревел он, услышав Костин голос. – Немедленно! Прокурор ждет!

Еще через десять минут появился смущенный Костик. Начальник РУВД показал ему из-под стола кулак. Костя заалелся, как маков цвет. Когда мы расселись за длинным столом для совещаний, Костик, устроившийся рядом со мной, тихо поведал, что аж за полчаса вышел из РУВД на совещание, пошел пешком, благо погода хорошая.

– Дай, думаю, прогуляюсь, – шептал он мне, пока начальники обсуждали организационные вопросы, – по дороге на вокзал зашел, купил пирожок, иду, жую. Смотрю – электричка, двери открыты, и все на нее бегут. Ну и я побежал. Сел в электричку, пирожок ем. Опомнился, когда Петрович мне на трубу позвонил.

Я тихонько хихикнула в кулак. Костик живет на границе города и области, домой ездит на электричке. Конечно, его ноги автоматически понесли по знакомому маршруту: раз пришел на вокзал, да еще и увидел электричку своего направления, значит, надо садиться, сработал рефлекс. Тем более мысли были заняты пирожком.

Шеф выразительно посмотрел на меня. Мы замолчали. Началось обсуждение инцидента, как любезно выразился замначальника РУВД.

– Мария Сергеевна, я слышал, что вы распорядились наручники снять с задержанного и охрану удалили. Это так? – спросил меня замполит из райуправления, нахмурив брови.

Ладно, с замполитом я разделаюсь одной левой. На меня ничего свалить не удастся. Мне только интересно, зачем замполита притащили?

– Степан Васильич, хочу вам напомнить, что наручники надеваются только в специально оговоренных законом случаях. Допрашивать человека в наручниках незаконно. И определять круг лиц, присутствующих при допросе, – прерогатива следователя. Более того, если вы помните, во время допроса никаких инцидентов не произошло.

Шеф, не дав мне договорить, пнул меня под столом ногой.

– Мария Сергеевна, Степан Васильич хочет сказать, что личность задержанного преступника диктовала особые меры предосторожности. Вы уверены в том, что оставшись с задержанным наедине, без охраны, сняв с него наручники, вы приняли правильное решение?

– Уверена. – Я выдержала взгляд шефа.

– Зачем такая бравада?

– Владимир Иванович, разумный контакт при допросе, который позволил бы получить хоть какую-то информацию, можно было установить только таким способом. Ни в наручниках, ни в присутствии охраны задержанный не стал бы говорить.