Текст книги "Нуманция"

– Это ты зря, зря… Марций тебе не подходит – мальчишка… Что он вообще может? А тебе надо мужика крепкого…

– Уходите, прошу вас… – Ацилия дрожала всем телом, хрипло переводя дыхание. Не успела и глазом моргнуть, как он оказался снова рядом, сжал за локти, вжимая их в бока с болью, притянул к себе, пытался поцеловать в губы, но рабыня, скривившись, отвернулась, прижимая подбородок к ключице, он поцеловал только в горячую щёку.

– Я буду кричать… – выдохнула хрипло.

– Здесь многие кричали и кричат… Пошли в палатку, а с Марцием я потом договорюсь…

Девушка вскинула голову с огромными глазами, с растерянностью на лице. Он уже поверил в её согласие, а зря, – она крутнулась, ударила его руками в грудь, ладонью по щеке и метнулась в сторону.

Центурион закричал, схватившись за щёку:

– Ах ты шлюха! Сучка… Что ты наделала? Да я тебя… – Вытащил из щеки иголку, показалась кровь. Свирепо сверкнул синими глазами. – Да ты… Ты дура, что ли? Чем ты соображаешь?.. Ну ничего… – Он мстительно сузил глаза, подбирая с земли её головной платок, она потеряла его, когда вырывалась; волосы рассыпались по плечам, а в кулаке Ацилия держала две острых шпильки.

– Не подходите ко мне… Я смогу ударить… Потом ни одна женщина не посмотрит в вашу сторону…

– Ну ничего… – Он стирал со щеки выступившую кровь, пряча за пояс платок рабыни. – Я ещё подумаю, как отомстить тебе, как тебя ударить побольнее… Уж кто-кто, а я-то ТАМ у тебя буду, вот увидишь… Посмотрим.

– Уходите!

Держась за щёку и ругаясь сквозь зубы, он ушёл. Ацилия обняла себя за плечи и попыталась унять дрожащее тело. Как этот говорил тогда, хозяин её: «Попадёшь в руки солдат, можешь не орать, всё равно не отпустят…»

Вечером пришёл Марций, нахмурился, увидев её без платка, с просто уложенными на голове волосами, непривычно показалось ему, но ничего не сказал.

* * *

– Эй, Марций, всё хотел тебя спросить…

– Спрашивай… – Марций поморщился, поворачивая голову к центуриону Лелию, и уже внутренне приготовился к восприятию рыжего голубоглазого лица. Они давно уже конфликтовали друг с другом, пытались задеть при всяком удобном случае, потому что были прямой противоположностью друг другу.

– Я слышал, у тебя появилась рабыня…

– Ну и что? При чём тут ты?

– Я её видел. Ничего девка, горячая…

Марций старался держать себя в руках, но ощущал, что сегодняшняя вечерняя встреча может закончиться неприятностями. Чувствуя накаляющуюся обстановку, легионеры подтягивались со всех сторон. Любопытные.

– И дальше что? – Марций вызывающе вздёрнул подбородок.

– Я тут подумал на досуге, зачем она тебе вообще нужна? Что она у тебя делает? Ты ведь не используешь её по назначению… Правильно я говорю? – Он засмеялся, работая на публику, огляделся на лица окружающих. – Я ведь правильно говорю?

– Какое тебе дело, Лелий?

– Ха-ха-ха! Да я прав! Ты даже не спишь с ней! Зачем она тебе? Для чего? Отдай её тем, кто знает, что делать с женщиной… – Марций наклонил голову, глядя на собеседника исподлобья, от волнения тёмные волосы прилипли ко лбу и к вискам. – Слушай, Марций, может, – он усмехнулся, обнажая белые крупные зубы в ухмылке, – я знаю, есть такие уроды среди мужчин, хотя, даже не знаю, можно ли их назвать мужчинами… С натяжкой…

Марций бросился к нему, скрипнув зубами, что аж в ушах зазвенело, но кто-то из деканусов удержал его за локоть, успокаивающе зашептал рядом.

– Ха-ха-ха! – засмеялся Лелий. – Сегодня будет жарко!

– Отвали! – Марций пытался всеми силами обуздать, деканус удерживал его с трудом, начали подтягиваться другие. В любой момент столкновение могло перерасти в драку.

– Я её видел и даже пощупал немножко… – Многозначительно изогнул рыжие брови. – Она девственница, Марций! Девочка… Ты держишь у себя под боком девушку… Может, ты не знаешь, что с ней делать?.. Ты меня позови, я тебе покажу! Даже научу немножко!.. А то ты так и помрёшь в незнании… Бедная душа! Честное слово…

– Лелий, успокойся, чего ты взялся сегодня на ночь глядя? – вмешался ещё один центурион, но Лелий даже взглядом его не удостоил; сейчас перед ним было лишь бледное раскрасневшееся на скулах лицо центуриона Марция.

– Признайся, сколько девок ты попортил в Нуманции за эти три дня? – Усмехнулся пренебрежительно. – Да отдам своё жалование – ни одной! Зачем ты тогда у себя её держишь? Продай её мне! Она – девочка, Марций, я даже накину тебе за это лишнюю сотню, а? Давай, договоримся!

– Да пошёл ты!.. – Марций дёрнулся в руках державших его людей, закричал, – Да что вы держите меня? Вы лучше его держите!

– Ха-ха-ха! – расхохотался Лелий. – Молодой петушок залетел на забор!.. Подождите, ребята, сейчас он начнёт кукарекать!.. Да, сдаётся мне, эта курочка не для тебя, ты у нас вообще какой-то расслабленный… А, может, ты неспособный? Может, ты не можешь, а?..

Марций сбросил с себя всех, кто пытался его удержать, в мгновение оказался рядом, сбивая последние слова с губ обидчика коротким сильным ударом кулака. Лелий опомнился, одним махом двинул в ответ, а второй рукой – под дых, выбивая воздух из лёгких. Марций упал на колено, от неожиданности, конечно, драться с Лелием один на один – сплошное безрассудство! Не давая опомниться Лелий, ударил ногой сверху по лицу, и Марк упал на локоть, но в падении, уже больше на инстинкте, толкнул противника в ноги. Тот в пылу драки не удержался и рухнул на колени, Марций бросился на него, начал бить по голове кулаками, но тот лишь заворочался на земле, мотая огромной рыжей головой, словно всё ему нипочём – провёл короткий удар в грудь, больше дистанция не позволяла. Марций осел на землю, прижимая руки к груди, а Лелий, обхватив его рукой за горло, сдавил руки в замок, удобно укладывая подбородок противника на локоть. Зашептал на ухо поверженному врагу разбитыми губами:

– Всё равно она будет моей… Рано или поздно… И ты сам увидишь это… из нас двоих… она… она меня предпочтёт… И я у неё буду первым… Я первым возьму твою рабыню, а ты останешься с носом. Ведь это всё, что у тебя есть… – Усмехнулся, сжимая локоть, и Марций захрипел, задыхаясь кровью.

– Лелий! Лелий, ты что? Ты же задавишь его! Остановись! Что ты делаешь? Что делаешь?

Подлетевшие легионеры и офицеры начали разнимать их, растягивать тиски рыжего центуриона. Показался трибун:

– Драку устроили! А ну как палок всем прикажу выдать! Это что такое? Прекратить!

Лелий поднялся сам, а Марция подняли деканусы. Он стоял, стирая кровь с разбитого калигом лица, шипы сапога сорвали кожу на щеке и на подбородке.

– Это кто здесь у нас такой? – Трибун вышел в свет горящих костров. – Марций? Лелий? Центурионы? Вы что, с ума посходили? Какой пример для подчинённых! Сейчас легату доложу, и получите палок!.. Что, Марций, совсем пьяный, что ли? – Смотрел прямо в глаза, но центурион выдержал взгляд, даже жестом не ответил на вопрос. – Пораспустились! Чем соображаете? – кричал, а сам смотрел на Марция.

Все молчали, лишь когда трибун ушёл, загомонили, разводя оппонентов в разные стороны.

– Если бы не трибун, Марций… – подал голос Лелий. – Я бы тебя удавил…

– Всё-всё, успокойся… Хватит! – Деканусы отвели его в сторону, подальше в темноту.

Марций стоял, опустив гудящую голову, смотрел в чёрную землю, сжимая виски кулаками.

– Ну, как ты? – спросил центурион Фарсий. – Всё нормально? До себя доберёшься? – Марций качнул головой. – Придёшь к себе, помоешься, отоспишься, и всё будет нормально… Сегодня не дежуришь? – Снова покачал головой. – Ну вот и хорошо! Иди!

«Будь проклят тот день, когда ты появилась у меня!..»

Ацилия и Гай встречали его с огромными глазами удивления и ужаса.

– Господин… – запричитал старый Гай, видя кровь, рабыня, ошеломлённая, стояла рядом со светильником в руке, возвышаясь над сидящим на триподе центурионом.

– Дай воды! – приказал, и раб метнулся на улицу. На Ацилию он не смотрел намеренно, стирая из-под носа выступающую кровь, она шла быстро и капала на пыльную кирасу и тунику у горла.

– Вы голову запрокиньте…

Но он лишь бросил на нее короткий, пренебрежительный взгляд, и Ацилия поджала губы, решив про себя, что больше не скажет ни слова.

Вернулся Гай с бронзовой миской в руках, стал мокрой тряпкой стирать кровь с лица господина.

– Отдай ей!

Ацилия задрожала, не зная, как это делать, неловкая, несмелая. Он морщась отодвинул её руку и прямо глянул снизу вверх, выговаривая:

– Ты вообще ничего не умеешь!

– Извините… – Она опустила руку и отвернула голову, стараясь на него не глядеть.

– Ну?..

Она вздрогнула и качнулась на ногах.

– Я боюсь сделать вам больно…

Он усмехнулся, сверкнув в полумраке тёмными глазами:

– Больнее, чем есть, уже не будет…

Её осторожные пальцы аккуратно касались его лица, поворачивали голову за подбородок, Ацилия мягко обмыла все сбитые шипами калига раны, промывала тряпку в тазу у Гая в руках и собирала вновь выступающую кровь. Марций сидел с запрокинутой головой и всё это время пристально наблюдал за её лицом – бледные щёки, горящие глаза, поджатые губы, волосы выбились из-под платка и вились на висках.

Всё из-за неё!

Зачем ты взялась на мою голову!

– Господин, надо вызвать врача… – предложил Гай негромко.

– К Плутону! – Дёрнул головой раздражённо.

Ацилия убрала руки и отстранилась. Гай ушёл на улицу уносить воду. Ацилия собралась отойти подальше, но Марций поймал её за руку, не дал ей этого сделать, она обернулась, глядя удивлённо на своего господина. Но он уже поднялся на ноги и, выкручивая её запястье, притянул рабыню к себе. Она закрылась локтем, упёрлась им ему в грудь, отворачивая лицо, подставляя щёку, смотрела искоса снизу. Хрипло дышала.

– Ты нарушила мой приказ!

– Какой?

– Я приказал не шариться по лагерю!

– Я и не ходила… Зачем мне?

– Лелий тебя видел и даже лапал!.. Где?

– Я не знаю никакого Лелия…

– Врёшь! – Притянул её к себе, и локоть её упёрся в ребро, выбивая кашель, но он сумел сдержать его на время.

– Я всего один раз выходила… была здесь, рядом… Никуда я не ходила, честно…

– Так он что, к тебе сюда приходил?.. Может, ты уже и спала с ним на моей постели? – Его пальцы сильнее сдавили запястье, и Ацилия, сверкнув глазами возмущённо, повернула к нему лицо.

– Да вы что?.. – смутилась, встретившись взглядом. – Никто ко мне не приходил, никуда…

– И ни разу не трогал? Нигде?

Она опустила голову, прошептала:

– Рыжий…

Он схватил её за второе запястье и встряхнул, глядя прямо в лицо, выдохнул возмущённо:

– Был! Значит, был… Лелий! И лапал тебя!

Она в страхе глядела ему в глаза, стараясь не замечать синяка под глазом и сбитых ссадин на щеке, прошептала:

– Мне больно…

– Продать тебя ему? Хочешь?

Она замотала головой, все слова застряли в горле. И тут центуриона пробрал кашель, болезненный, отрезвляющий. Отвернулся, толкнув девчонку от себя. Ацилия споткнулась и упала на колено, но поднялась быстро и оглянулась на него. Он всё ещё кашлял, держась руками за грудь, прямо через ремни кожаной кирасы. Сказывались кулаки Лелия.

Подлетел Гай, ухватился за локоть:

– Господин, господин, надо врача вызвать…

Центурион замотал головой, шепча:

– Толку?.. Чем он мне поможет?

– Что это с вами, господин, что случилось-то?..

– Да-а… С Лелием… подрались… – Глянул на Ацилию хмуро.

– С центурионом Лелием? Ух-х… – Старик стал помогать снимать кирасу, расстёгивать ремни, стянул через голову тунику, забрызганную кровью. Всё это время центурион покашливал, держась за рёбра.

Ацилия впервые рассмотрела центуриона. Он был выше среднего роста, атлетического телосложения, но, в отличие от рыжего Лелия, был суше, легче, изящнее даже. Темноволосый. От шеи и по груди тянулся тонкий светлый шрам. Ацилия глядела на него, пока центурион не бросил ей в лицо свою тунику, что Гай помог снять через голову, приказал:

– Постираешь…

Она еле успела увернуться, не сводя с него взгляда, он был лишь в кожаной юбке, подвижный, но переживающий боль, и губы его дрожали от этих переживаний, а он думал, что она этого не видит.

Гай набросил на плечи господина тёплый сухой плащ, всё что-то причитал по-стариковски, говорил о враче, увёл центуриона к нему за полотняную перегородку. Ужинать он отказался, только сдался требованиям раба и выпил горячего молока с мёдом. Ацилия всё это время стояла неподвижно, потом подобрала с пола грязную тунику.

«Подрались из-за чего-то… И что мир не берёт?.. Все мужчины одинаковые… Дерутся, а другим расхлёбывать…»

Посмотрела на грязную тунику в руке и вздохнула.

* * *

На следующий день Гай всё-таки вызвал врача, тот простукал грудную клетку, заверил, что переломов нет, но два дня запретил чем-либо заниматься, только отдыхать.

В эти два дня Ацилия оказалась с хозяином на одной территории и очень тесно, пыталась избегать, но столкновения были неизбежны.

Он придирался, о чём-то спрашивал, недовольно качал головой, кривя губы, критически осматривал выстиранную тунику и, конечно же, потребовал перестирать.

Когда он занимался составлением приказов, писал письма, она отдыхала. Сидела в своём углу у входа, перебросив через плечо волосы, расчёсывала их костяным гребнем.

Центурион подошёл вдруг и встал рядом; Ацилия опустила руки, гребень сверкнул в полумраке светильников отбеленной костью; смотрела в лицо хозяина с тревогой: что ещё ему надо?

– Я с тобой поговорю? Ты не против? Или у тебя слишком важное занятие?

Ацилия смутилась, перекинула волосы за спину, а пальцы сами собой нащупали в складочках одежды на полу острые деревянные шпильки.

– Я слушаю вас…

Он присел на полу на согнутую ногу, один кулак положил на колено подогнутой ноги, вторым упёрся в пол.

– У меня возникли вопросы и сомнения, я хотел бы их разрешить…

Ацилия осторожно облизала пересохшие губы.

– Человек, мнение которого я не оспариваю, в этом, конкретном вопросе… И Овидий – тоже… У них двоих разные мнения… – У Ацилии задрожали пальцы, ладони, она избегала смотреть центуриону в глаза, отводила взгляд в сторону. – Один мне сказал, что ты девушка, что мужчин у тебя ещё не было… А у Овидия я брал тебя сам… Если я не ошибаюсь, у тебя было платье м-м… разорвано… – Он развёл руками. – Да и держал он тебя за горло не за ради безделья… Так? – Смотрел прямо, и она, теряясь под его взглядом, поджала пересохшие от волнения губы.

– Спросите его сами…

– Я его ненавижу, – коротко и холодно ответил.

– В кости же вы с ним играете…

– Только потому и играю.

– Что вы от меня-то хотите? Что вам надо?.. Каждый кого-то не любит, даже ненавидит… Причём тут я?

Он вдруг резко выбросил руку, ту, что лежала на колене, качнулся навстречу, сжимая пальцы на её горле. Ацилия шарахнулась назад и упёрлась в полотняный полог – дальше некуда. Увидела его лицо совсем близко.

– Вот так вот он тебя держал? Да?

– Вы с ума сошли… – прошептала пересохшими губами, выдавливая слова.

– Я просто не люблю, когда меня держат за дурака. Не люблю, когда меня обманывают… Когда я думаю об одном, а получается всё по-другому.

– Я никого не обманывала… – Она не сводила с него глаз, смотрела прямо в чёрные зрачки, а пальцы ещё сильнее стиснули шпильки, до ломоты в запястье.

– Ты же спала с ним, да? – На этот раз прошептал уже он сам, ей в лицо, в глаза.

Ацилия замотала головой, вцепилась пальцами второй руки в его предплечье, попыталась ослабить хватку, шепнула чуть слышно:

– Отпустите меня…

– Я ненавижу Овидия… Глухой лютой ненавистью… Нет смысла говорить, почему… Ты – его женщина… Ты была его женщиной… Мне всё равно, как это происходило, всё равно, что ты делала… Хотела ты этого – не хотела… Главное, что это было… Ты была с ним, с пьяным, с трезвым – не имеет значения… Ты – его объедки… И я доедать их не собираюсь…

Он был так близко, лицо к лицу, а говорил эти страшные слова холодным шёпотом, что лучше бы, наверное, кричал, и Ацилия не выдержала – выбросила правую руку, метя в шею, как раз под нижнюю челюсть, чтобы наверняка.

Не зря он был военным, не зря был центурионом и учил молодёжь.

Тело тренированного бойца среагировало быстрее, чем мозг, – он блокировал удар левым предплечьем, но всё же из-за неожиданности, шпильки прошли насквозь через мякоть руки у локтя. А пальцы на горле Ацилии он так и не разжал. Поднялся, поднимая и её следом, сверкая чёрными глазами, притянул к себе плотно, выкручивая запястье за спину, прижался щекой к её щеке, вдавливая лицо рабыни в тунику на груди, как раз возле ямки между ключицами.

Ацилия только ахнула от испуга и неожиданности. А он спокойно и чётко, отделяя каждое слово, заговорил ей в ухо:

– Я же мог тебя убить, дура… Чем ты только думала… Сломал бы шею голыми руками… Ради чего…

Она замотала головой, освобождаясь, он отпустил её запястье за спиной, переложил ладонь ей на затылок, утопая пальцами в чёрных с медью волосах. Она дёрнула подбородком, поднимая лицо, попыталась отстраниться, но он не пускал, шепнула зло:

– Да, конечно, такие бы потерпели убытки…

Он только хмыкнул, скривив губы.

– Отпустите меня, я всё равно вам не нужна…

Несколько секунд он молчал, пока не понял, что она имеет ввиду не сейчас, а вообще, оттолкнул вдруг от себя, опять в угол.

– Нет!

Ацилия упала на колени, взметнув волосы, и сквозь них глянула на него, прижав пальцы руки к надорванному горлу, сипло спросила:

– Почему? Я же не нужна вам! Зачем я вам? Для чего? – В её голосе звучало само отчаяние. – Позвольте мне… разрешите написать письмо в Рим… Меня выкупят… Вам вернут ваши деньги!

– Нет!

– Вы… Да вы просто… – Она готова была расплакаться, но смотрела упрямо. – Вы просто какой-то моральный урод! Жестокий и бессердечный… Какая вам разница? Какой вам интерес? Я же предлагаю вам деньги!

– Нет! – Он рывком вырвал из руки её шпильки, зажимая пальцами хлынувшую кровь, только губами дёрнул.

– Почему?..

– Знаешь, что ты заслуживаешь за это?

Она промолчала, глядя ему в лицо, а Марций сломал пальцами раненой руки деревянные шпильки, и этот звук заставил Ацилию вздрогнуть. «Сломал бы шею голыми руками…»

– Отпустите меня…

– Я никогда тебя не отпущу… Ни за какие деньги.

– Тогда я сбегу! – уже в раже выкрикнула она.

– Беги! Я всё равно поймаю… И отдам своим легионерам. Ты ведь этого боишься? – Она промолчала, пряча лицо в падающих прядях волос. – То-то…

Развернулся и ушёл.

Ацилия закрыла ладонями лицо и расплакалась, стараясь сжаться как можно теснее.

* * *

На нём всё поразительно быстро заживало, как на собаке, через два дня он уже вышел в строй, а за это время даже ни разу не заговорил с Ацилией, лишь взгляд мельком да безразличие из-под ресниц.

Она ненавидела его, за его упрямство, непонятное ей, за жадность в деньгах, за жестокость и чёрствость души ненавидела. И от этого ещё больше горела желанием вырваться, придумать хоть что-то, хоть как-то обойти его, пока не поздно.

Она хорошо помнила, где он хранил свои документы, и где стоял этот секретный сундучок, долго собиралась с мыслями, пока не спросила старика Гая:

– Ты случайно не знаешь, как отправляют почту из гарнизона?

– Это можно узнать… Вестники часто ездят в Рим с донесениями… Но они потребуют за это деньги…

Ацилия прищурила глаза, припоминая, в какое место она припрятала свои серьги с рубинами.

* * *

– А вы знаете, центурион, что по последним данным ваша центурия при взятии Нуманции потеряла больше всех? – спросил легат Валенсий, нахмурив седые брови.

– Нет, господин легат, я этого не знал.

– А зря… – Легат обошёл вокруг стола, закладывая большие пальцы обеих рук за пояс. – Зря! Вы как командир центурии, как никто другой могли бы это знать.

– Потери моей центурии исчисляются в основном ранеными, в легионе, даже в нашей когорте, есть центурии, где потери в убитых даже больше или равны потерям моей центурии…

– Да бросьте, Марций, несмотря на потери, эти центурии продолжают оставаться укомплектованными на 75 процентов… А ваша?

Марций дёрнул подбородком, медленно прикрыл глаза, смаргивая усталость.

– Нам придётся добавлять в вашу центурию молодёжь, новобранцев. Более, чем на 50 процентов. Разве это будет боеспособная центурия?

– Я обучу её. Вернутся раненые.

Легат усмехнулся, отворачиваясь, прошёлся опять за стол, глядя вниз. Его коротко стриженные седые волосы просвечивали, казалось, насквозь в свете горящего светильника. Легат любил вот так, сам лично, беседовать с подчинёнными, даже с простыми центурионами.

– Я начинаю сомневаться, сможете ли вы это сделать. Эта центурия уже попадала к вам, составленной в основном из молодёжи, и что? Вы не смогли её обучить, раз такие потери.

– Но, господин легат…

Командующий поднял руку, останавливая его:

– Наверное, мы поторопились, назначая вас центурионом, вы ещё не готовы стать командиром…

– Но, господин легат, выслушайте меня! – он порывался сказать и перебил командира, встретил укоризненный взгляд, но сейчас ему уже было наплевать на последствия. – Я получил эту центурию два месяца назад, она была только-только после укомплектования, там были одни новобранцы, сплошные гастаты! Мне даже не хватало триариев-ветеранов, чтобы учить их! Я сам с ними бился…

– Центурион, все это делают.

– Я знаю! Но, господин легат, никогда такую слабообученную молодёжь не бросают в самую гущу сражения! Они ведь даже не воевали ни разу по-настоящему! Я же говорил трибуну Фаску, когда получил приказ на наступление… А мы ещё и попали по приказу на сектор Главных Ворот – там же было самое ожесточённое сопротивление…

– Вы ставите под сомнения разработанный общим советом офицеров план наступления? План, утверждённый самим консулом Сципионом? – Марций опешил, в миг перегорев. Такого он не ожидал. – А не слишком ли для центуриона шестой центурии?

– Господин легат…

– Я понимаю, что вы хотите сказать. Вы совсем умалчиваете о том, что ваша центурия бросилась грабить дома, не имея на это приказа, что по вашему разгильдяйству вы оказались застигнутыми врасплох… Это вы, центурион, не сумели организовать оборону, это вы распустили свою центурию… Разве вы можете быть командиром?

– Тогда наши потери были в большем ранеными, мы потеряли безвозвратно четырёх, а на Главных Воротах – сорок восемь!

– Перестаньте, Марций! Хватит! Хватит искать виноватых.

Центурион опустил голову поджимая губы, упёрся подбородком в кирасу.

– Мы соберём совет и решим, что с вами делать. Либо вас понизят в звании, вы станете шестым центурионом шестой когорты, либо вообще лишитесь этой должности… Вам не хватает опыта.

– А кому вы отдадите мою центурию?

– Посмотрим, какие будут предложения. Я буду выдвигать кандидатуру центуриона Овидия, его центурия хорошо себя показала и потерь совсем немного…

– Так там сплошные триарии! – Вскинул голову с огромными горящими глазами.

– Идите, центурион, идите… Юпитера ради!

Он шёл на подкашивающихся ногах, в груди всё кипело, как в жерле Везувия, глаза ничего не видели.

– Подождите! Центурион? – Обернулся, глянул исподлобья на легата, ничего не сказал. – Я тут хотел отдать вам.

– Что? – скорее машинально спросил.

– Я уже не стал это афишировать, но делаю вам предупреждение. – Центурион нахмурился, не понимая, в чём его обвиняют, а легат достал из сундука с документами запечатанное письмо, протянул центуриону. – Вы уж не используйте официальную почту для частных нужд, или уж хотя бы приходите и ставьте официальную печать легиона… – Марций ошеломлённо глядел на письмо. – Может, у вас там какие-то слишком уж личные дела, не бойтесь, мои секретари личные письма не читают, а мне просто некогда этим заниматься… Сменили вестника – заболел, – а новый, перенимая почту, нашёл письмо без печати… Обратное имя ваше, центурион Марций.

Тот взял это проклятое письмо, крутил его, рассматривая почерк при тусклом свете – это не его рука! Что за шутки! Какой-то бред!

– Я не писал этого письма… – Поднял глаза на легата, напрочь забыв про свою центурию.

– Ну уж не знаю! – Легат пожал плечами. – Разбирайтесь сами. Только не надо нарушать установленных правил. Всё, идите!

Уже на улице, в свете горящих костров, Марций сорвал печать без каких-либо знаков и развернул пергамент письма, поворачиваясь к огню. Его словно по лицу ударили, когда он понял, кто писал это письмо. Он выругался шёпотом, аж охрана оглянулась на него, и до своей палатки уже не бежал, а летел.

Она заплетала волосы, когда он влетел, как на крыльях, удивилась, опуская руки, смотрела огромными глазами. Он швырнул ей в лицо её письмо, а рабыня уклонилась, хмуря брови.

– Что это?.. Что… – Он тяжело дышал, испепеляя её взглядом чёрных глаз.

Ацилия посмотрела на своё письмо, брошенное на пол, подняла голову, упрямо поджимая губы, ответила:

– Вы думаете, я буду отпираться?.. Это моё письмо, это я его написала.

– Да ты… – Он, возмущённый её выдержкой, задохнулся от внутреннего содрогания. – Как ты могла? Где взяла… Да ты представляешь себе… – Замотал головой, не находя слов.

– Я всё равно буду стараться выбраться отсюда… Если вы не отпускаете меня сами, я всё попробую сделать без вас…

– Что? – Он вдруг схватил её за локти и притянул к себе, глядя прямо в глаза. – О чём ты говоришь? Ты ничего не соображаешь! Как ты можешь? Ты что, до сих пор не понимаешь, что ты – рабыня? Что ты вообще ни на что не имеешь права?

– Неправда! – упрямо повторила она прямо в его лицо. – Вы не имеете права держать меня, я не просто рабыня, как вы говорите, я – патрицианка… Вы не можете удерживать меня у себя… Вы должны вернуть меня родственникам. – Сузила глаза. – А вы даже не хотите продать… Интересно, что сказал бы ваш легат, если бы узнал, что вы держите у себя дочь сенатора?..

– Дрянь! – Он дал ей пощёчину, девчонка отдернулась, склоняя голову, зажмурилась, ожидая ещё одну.

Но Марций только руку поднял, замахиваясь, а ударить не смог. Женщина! Ну не мог он ударить её… Не мог бить, хотя и виновата – без сомнения. Но злость ещё не прошла, он подтянул рабыню к себе, притягивая руку к груди, чувствовал сопротивление, сламывая его. Попытался поймать её за запястье второй руки, чтобы контролировать обе. Но девчонка на этот раз, озлённая его пощёчиной, не давалась, мало того – начала драться да так активно, что он не успел ничего сообразить и пропустил удар ладонью по губам, но потом сориентировался, отклонился в сторону, пряча лицо, и сумел поймать её руки за запястья. Она попыталась вырваться, выкручивая руки, но он держал её крепко, вывернув их ей за спину, притиснул её к себе спиной, заговорил в ухо:

– Ну ты даёшь… Ничего себе прыть.

– Отстаньте!

Эта возня начала заводить его, вдыхая её запах, видя, как подрагивают чистые вьющиеся волосы на её затылке, ощущая её сопротивление и даже чувствуя его пропущенной пощёчиной на губах, он понял вдруг, как давно у него не было женщины, настоящей, горячей, а не расчётливой продажной проститутки. Вот ведь… Да плевать на Овидия!

Он рывком развернул рабыню лицом к себе, прижал к груди, всё также держа за запястья, попытался поцеловать в губы, но девчонка гневно дышала, сопротивляясь и сверкая глазами, дёрнулась, отвернула лицо, и он коснулся лишь её шеи, как раз под нижней челюстью у уха, где тонкая и нежная кожа.

Да в Тартар Овидия! Подальше со всеми его предрассудками… И Лелия – туда же! Всех их!

Встряхнул её с силой, аж голова мотнулась, снова дёрнул к себе, заводя её руки за спину, поймал её губы, сухие и горячие. Поцелуя не получилось, лишь коснулся губ, разжигаясь ещё больше. Ацилия дёрнулась в сторону, пряча лицо, склоняя его в бок и вниз. Попыталась освободиться, выкручивая руки, но центурион был сильным, и она ощутила с болью, как ногти его впиваются в тонкую кожу на внутренней стороне предплечий.

– Мне больно! – выдохнула она ему в лицо, вскидывая голову, сверкнула глазами.

– А ты не дёргайся… и не будет больно…

Перехватил её руки в одну и зашарил ладонью у горла, она дёрнулась, как от удара, а рука его скользнула вниз, к груди.

Ацилия так резко вскинула голову, что он и сам двинул подбородком в сторону, опасаясь удара, зашептала ему в лицо зло, с раздражением:

– Вы… Да вы… Да как вы смеете?!.. Уберите руки! – она повысила голос. – Отпустите меня!

На шум прибежал Гай, не зная, что делать. Марций заметил его краем глаза:

– Уберись отсюда!

Видимо, он отвлёкся на раба, потому что девчонка сумела-таки освободить одну руку, вырвала её и неожиданно хватила его по щеке полусогнутыми пальцами, срывая кожу. Вырвалась и бросилась в сторону выхода, вслед за рабом. Но Марций сумел нагнать её у самых дверей палатки, схватив за волосы, за полурассыпавшуюся косу. Девчонка ахнула, развернулась от дикой внезапной боли, сжимала пальцами волосы у затылка в надежде ослабить ощущения от удара. Но Марций не дал ей опомниться, схватил за плечи, бросил в угол, куда Гай сегодня только сложил чистую одежду, подмял под себя.

Она была на удивление сильной, может быть, страх или злость прибавляли ей сил, но он даже и думать не смел о такой силе в теле простой девчонки.

Как дикая кошка! Кусалась и царапалась, отбиваясь всем телом. Совладай с такой, попробуй!

После нескольких минут отчаянной борьбы Марций всё же сумел справиться с её руками, поймал запястья и с силой вдавил руки в мякоть плащей и туник на полу.

– Успокойся! Хватит! – крикнул он ей в раскрасневшееся лицо.

Она хрипло дышала, отвернув голову, и ему показалось даже, что от тщетности усилий и отчаяния у неё блеснула слеза на правом глазу, повисла на ресницах каплей росы.

Разгорячённая, злая, с румянцем на скулах, с огромными глазами, она была настоящим подарком в этой борьбе. Но Марций знал, что борьба эта ещё не закончилась.

Что это с ней? Будто в первый раз! Как это Овидий с ней справился?

– Ты что? – уже мягче спросил он. – Совсем с ума сошла? Что вытворяешь?

– Отпустите меня… – Даже бровью не повела.

– Не вынуждай меня брать тебя силой. Я не хочу насиловать тебя. Я не хочу тебя бить…

Она усмехнулась, прикрывая глаза, и Марк почувствовал, как напряглись её запястья в его пальцах. Нет, он ещё совсем не сломил её, она ещё будет бороться.

Марций склонился к её уху и заговорил полушёпотом:

– Давай на выбор: либо я, либо – все остальные… за один сестерций… Идёт?.. Могу тебя заверить, желающих расстаться со своими деньгами будет немало… Ну как? Согласна?

– Вы не посмеете… – прошептала сухими губами.

– Зря так думаешь… Будешь просто работать на меня волчицей. Всякие: старые и молодые, лысые и толстые, уроды и сволочи… Ну?! – Он толкнул её руками в запястья. – Каково, а, дочь сенатора, ну?! Гарнизонная волчица… шлюха для всех… Ну? – ещё раз толкнул в запястья, сжимая пальцами, вынуждал на ответ. – Я – или они?

Она долго молчала, думая, кусала губы.

– Будьте вы прокляты… – прошептала ему в глаза и отвернулась, и эта слеза её сорвалась, потекла по щеке.

Он отметил этот факт и понял, что будет помнить это всю жизнь, но сейчас оно было далеко от него, думал он совсем о другом.