Текст книги "Слезы на льду"

По-другому, наверное, нельзя. Как однажды кто-то пошутил, тренеров по танцам можно выбирать в родильном доме. Потому что рождаться они должны уже с зубами.

Нужно ли говорить, какой внутренний триумф испытывала Наталья от сознания, что главенствующее место в российских танцах принадлежит отныне именно ей! Дубова была слишком далеко, чтобы рассчитывать на поддержку спортивного – в лице Писеева – руководства, которой, по сути, у нее никогда и не имелось: слишком жесткой и независимой в словах и поступках была тренер в своей прежней российской жизни.

Отъезд ведущего танцевального специалиста страны вместе со всеми учениками за океан стал колоссальной тактической ошибкой. С одной стороны, Дубова, по ее собственным словам, получила прекрасную возможность готовиться так, как считала нужным, и в таких условиях, о которых остальные российские фигуристы могли только мечтать. Но палка оказалась о двух концах. На практике отъезд ведущей пары в Америку и практическая невозможность (по разным причинам) вернуться обратно привели к тому, что и тренер, и фигуристы целый год варились в собственном соку, лишенные всяческой конкуренции, а главное – уверенности, что место лидеров российской сборной забронировано ими по меньшей мере на сезон. Тот самый сезон, который должен был стать для Усовой и Жулина последним в любительском спорте и, чего скрывать, принести им золотые олимпийские медали – единственные награды, которых фигуристытак и не смогли добиться за многие годы совместных выступлений.

Номинально они оставались первой парой страны, но все понимали, что на российской территории именно Линичук обладает безраздельным правом тасовать оставшиеся у нее дуэты (уйти-то было по большому счету некуда), выстраивать свои отношения с судьями, закручивать свои интриги – создавать свою империю.

Надо отдать должное: молодая, но чудовищно амбициозная женщина оказалась прекрасной ученицей своих предшественниц. За годы вынужденного выжидания своего часа она накапливала даже мельчайшие крохи чужого опыта. Поговаривали, что на самом деле за всеми действиями Линичук стоит ее муж – Геннадий. И что именно он является в этой паре мозговым центром. В сочетании с мертвой хваткой супруги, уходящей корнями в далекое провинциальное прошлое, тандем являл собой по-настоящему мощный механизм.

Единственным препятствием к тому, чтобы собрать под своим началом абсолютно всех претендентов на две (за вычетом Усовой и Жулина) вакансии в российской сборной, была коллега Линичук Светлана Алексеева. Точнее – ее сильнейшие танцоры: родная дочь Елена Кустароваи Олег Овсянников, которые постоянно соперничали с тренирующимися у Линичук Анжеликой Крыловой и Владимиром Федоровым и наравне с ними претендовали на третье (второе заведомо принадлежало Грищук и Платову) место в команде.

Окончательный отбор должен был происходить в конце 1992-го на чемпионате страны в Челябинске. Тогда я наивно полагала, что все разговоры о «купленных» судьях, которые я периодически слышала как в том, так и в другом лагере, – не более чем попытка более слабого (или менее уверенного в себе) претендента заранее оправдать любой исход борьбы. Но на второй же день соревнований, когда танцоры закончили выступать с обязательной программой, стала невольной свидетельницей весьма занимательной сценки. В кругу обслуживающих турнир арбитров вне себя от негодования стояла супруга Писеева (и тоже судья) Алла Шеховцова и, не выбирая выражений, производила «разбор полетов», суть которого была проста: карьеру того судьи, который в дальнейших прокатах поставит пару Алексеевой выше, чем пару Линичук, можно будет считать законченной.

Несмотря на инструктаж, итоговый расклад оказался равным. Кустарова и Овсянников проиграли соперникам одним голосом. Но проиграли в итоге всю свою дальнейшую совместную жизнь: Крылова и Федоров были включены в сборную, несколько месяцев спустя стали бронзовыми призерами чемпионата мира в Праге, а еще чуть позже Овсянникова переманили в группу к Линичук и поставили в пару с Крыловой, вышвырнув из группы Федорова. Опасная конкуренция была уничтожена в корне.

Линичук принадлежало еще одно ноу-хау: гениальное по стратегическому замыслу и беспрецедентное по прямолинейности исполнения. В своей группе она стала аккумулировать огромное число пар, выступающих за самые разные страны. На чемпионате мира-1995 она выводила на лед семь дуэтов, представлявших Россию, Украину, Латвию, Узбекистан, Швейцарию… Расчет был прост: арбитры всех этих государств были вынуждены играть на стороне Линичук и по ее правилам. При системе оценок, когда итоговое место пары определяла так называемая «сумма мест», нужно было заручиться поддержкой пяти судей из девяти. Получить большинство. Качество проката в этом случае автоматически отходило на второй план.

Это понимали все. «Передайте Линичук, что неприлично так часто появляться в Kiss&Cry[1]1
  «Уголок слез и поцелуев», где фигуристы и тренеры ждут оценок после проката. – Здесь и далее примеч. авт.


[Закрыть]», – язвительно иронизировали иностранные журналисты. И наперебой цитировали фразу, которую якобы в кругу своих коллег произнес президент Международного союза конькобежцев (International Skating Union, ИСУ) Оттавио Чинкванта: «Если танцы когда-либо будут исключены из олимпийской программы, это произойдет только благодаря Линичук».

Не писать об этом было невозможно. И после одного из репортажей я приобрела в лице Натальи заклятого врага.

Столкновение, определившее наши отношения на много лет вперед, произошло в 1995-м – на чемпионате Европы в Дортмунде. Репортаж с безобидной фразой о том, что на одной из тренировок Крылова (уже с Овсянниковым) упала при исполнения элемента, в котором (и в точно таком же падении) за год до этого сломала руку перед чемпионатом мира в японском Макухари, попался на глаза матери фигуристки. Она поняла его по-своему: что руку дочь сломала именно сейчас – в Дортмунде. Позвонила в Германию среди ночи, устроила тренеру истерику. И та, не удосужившись разобраться или хотя бы прочитать статью, набросилась на меня прямо на катке в присутствии довольно большого скопления людей:

– Я запрещаю тебе писать о моих спортсменах! Не смей вообще приближаться к ним!

Сцена выглядела настолько безобразной, но в то же время анекдотичной, что ответ вырвался сам собой:

– С таким же успехом, Наташа, я могу потребовать, чтобы ты перестала тренировать. Единственное, что могу пообещать тебе совершенно искренне, – что твоего имени в моей газете не будет больше никогда.

Карпоносов попытался сгладить ситуацию. Подошел ко мне чуть позже. Но время было выбрано на редкость неудачно: во мне, несмотря на внешнее спокойствие, все клокотало от ярости. Поэтому на его: «Понимаешь…» я непроизвольно окрысилась:

– Объясни своей жене, Гена, что я такая же олимпийская чемпионка, как и она. И неизвестно, кто из нас добился большего в своей профессии. И запомни: газета платит мне деньги не за то, что я пишу о фигурном катании. А за то, что я высказываю свою точку зрения на ваш вид спорта. Не нравится – не читай!

При всем при этом мое собственное отношение к Линичук было странным. Раздражение, порой доходящее до неприятия, каким-то удивительным образом сочеталось с чисто человеческой жалостью. В своем стремлении к вершине Наталья шла по чужим трупам точно так же, как до нее делали многие из великих предшественниц. Просто те были тоньше. Возможно – умнее. Умели просчитывать не только сиюминутные шаги, но и далеко идущие последствия. И всегда старались следовать негласному правилу: ни о каких закулисных махинациях не должны догадываться их спортсмены. Можно найти объяснения любому поражению. Но нет никаких шансов настроить человека на самопожертвование ради результата, если он знает, что соревновательный расклад проплачен заранее.

Впрочем, не думаю, что Линичук хоть сколько-нибудь волновало отношение к ней окружающих. В 1995-м она уже работала в США и имела все основания считать себя королевой: годом раньше Грищук и Платов выиграли Олимпиаду в Лиллехаммере, оставив позади первую пару страны – Усову и Жулина.

Глава 2
Жестокие танцы

…Слезы капали прямо в чашку с капучино. Оксана Грищук вздрагивала плечами и полуговорила-полушептала:

– Если понадобится, я буду ползать на коленях, но уговорю Наталью Владимировну не отказываться от нас, дать возможность подготовиться к Играм в Нагано. Я не хочу уходить!..

Днем раньше Грищук и Платов стали первыми на чемпионате мира-1995 в Бирмингеме. Сразу после этого чемпионы заявили о том, что уходят из любительского спорта.

– Только не пишите об этом. – Оксана умоляюще посмотрела ни диктофон. – Если напишете, нам будет просто некуда идти. – И она снова тихо заплакала…

Почему-то, периодически вспоминая о Грищук, давно ушедшей из любительского спорта, я как наяву вижу именно эту картину. Бирмингем, суперсовременный комплекс выставочного зала из стекла, бетона и пластика, просторный крытый переход из отеля на каток и маленькую девочку за столиком крохотного кафе, плачущую горькими слезами.

Возможно, тогда она была настоящей. А может быть, играла – как играла всю свою жизнь.

Дело было даже не в слезах. Я их видела немало. Помню, как, проиграв Грищук и Платову, билась в истерике в Лиллехаммере Майя Усова. Так же она плакала и в Альбервилле. Только ее обидчиками тогда были Климова и Пономаренко. Слезы Климовой я видела в 1991-м. Она плакала из-за Усовой. Из-за того, что их общий тренер – Дубова – стала уделять куда больше внимания Майе и Саше, дав понять остальным, что ее фаворитами стали именно они.

Выдающихся танцовщиц в фигурном катании было немало. Но даже среди самых великих Грищук всегда стояла особняком. Никто до сих пор не может объяснить: как получилось, что самая титулованная в танцах спортсменка (Олимпийские игры в этом виде фигурного катания не выигрывал дважды ни один другой дуэт), уйдя из спорта, осталась «на бобах». Стала персоной нон-грата, которую целых восемь лет после второй олимпийской победы не желал видеть в своих шоу ни один продюсер мира.

Всю свою жизнь Оксана была, в общем-то, брошенным ребенком. У нее имелась лишь мама – отец оставил семью почти сразу после рождения дочери. Кататься на коньках девчушка начинала в Одессе, но вскоре ее матери посоветовали увезти ребенка в Москву: мол, там больше шансов пробиться.

Четыре года Грищук провела в одиночном катании, потом ее заметила Линичук. Именно у нее Оксана впервые встала в пару – с Александром Чичковым. С ним же впервые стала чемпионкой мира среди юниоров.

А потом все разладилось. Линичук стала уделять большую часть времени другой своей паре, не скрывая, что собирается сделать победителями следующего юниорского чемпионата именно ее. Тогда, собственно, Грищук впервые задумалась о том, чтобы сменить тренера. И в августе 1989-го начала кататься у Натальи Дубовой с Платовым, который к тому времени был уже трехкратным чемпионом мира среди юниоров.

* * *

Тренироваться у Дубовой приходилось по три раза в день. Но ради того, чтобы стать самой лучшей, Грищук была готова пахать круглосуточно. Она работала как проклятая, продолжая параллельно усваивать законы волчьей стаи красивейшего вида спорта: никому не давать себя в обиду, никому не отдавать своего, добиваться цели любыми средствами и способами.

Мать Оксаны к тому времени снова вышла замуж и уехала в Германию. Фигуристка осталась в Москве. Между тренировками она спала на одном из топчанов в раздевалке «Сокольников», у батареи. Выходила на улицу только для того, чтобы поесть в парке. И снова возвращалась на каток.

На чемпионате Европы–1992 Грищук с Платовым стали третьими, через год на Играх в Альбервилле заняли четвертое место, потом третье – на чемпионате мира в Окленде.

А потом был Лиллехаммер. Олимпийские игры.

Впрочем, пожалуй, нет. Все случилось чуть раньше…

По танцевальной логике, тренируясь у Дубовой, молодые фигуристы должны были дождаться, когда их предшественники – Майя Усова и Александр Жулин – покинут любительский спорт, – только так в танцах на льду чаще всего очередная пара становилась в те времена первой. Однако еще за три года до Игр-1994, когда мы с Грищук и Платовым случайно оказались в одном купе ночного поезда Киев—Москва и проговорили до утра, Платов в порыве искренности сказал:

– Мы хотим стать первыми раньше, чем уйдут Майя и Саша. Другими словами – на ходу поменять вагоны местами. Это очень трудно. Но мы все равно будем стараться это сделать.

1994 год стал для фигуристов совершенно особенным. Со времени предыдущих Олимпийских игр прошло всего два года, поскольку Международный олимпийский комитет принял решение «развести» летние и зимние Игры, которые вплоть до 1992-го проводились в один год. Тогда в любительский спорт вернулась большая компания профессионалов – олимпийских чемпионов: одиночники Брайан Бойтано, Виктор Петренко и Катарина Витт, две российские пары – Наталья Мишкутенок с Артуром Дмитриевым и Екатерина Гордеева с Сергеем Гриньковым и, наконец, легендарный танцевальный дуэт Джейн Торвилл – Кристофер Дин.

Прежде чем отправиться в Лиллехаммер, всем им – за исключением американца Бойтано – предстояло выступить на чемпионате Европы в Копенгагене. Но если в трех, так сказать, «спортивных» видах программы предолимпийский старт был для участников не более чем репетицией, то в танцах судьба олимпийской медали решалась там на 99 процентов: в истории фигурного катания еще не было случая, чтобы пара, ставшая в олимпийском году чемпионом Европы, не выиграла затем Олимпиаду.

Согласно «очереди», в Лиллехаммере (а значит, и в Копенгагене) должны были выиграть Майя Усова и Александр Жулин. Для них – чемпионов Европы и мира предыдущего года – это были уже третьи Игры, и, по общему мнению, гулявшему в кулуарах, было бы верхом несправедливости отдать победу кому-то другому. Слишком долго этот блистательный супружеский дуэт ждал своего звездного часа.

Однако в Копенгагене Усова и Жулин проиграли. Самое страшное заключалось для этих спортсменов в том, что на глазах у всех (чего никогда не случалось в танцах в столь близкий к Играм срок) вторая пара одной страны сменила первую. Так что дальнейшая участь Усовой и Жулина была предрешена.

После многие говорили, что олимпийская победа Грищук и Платова в Лиллехаммере была гениально просчитана их тренером и воплощена посредством применения тех самых закулисных методов работы с судьями, которыми уже тогда славилась Линичук. В какой-то степени – безусловно. Хотя не думаю, что Наталья всерьез рассчитывала на такую феерическую удачу. Более того, она так и не смогла простить ученице давнего предательства. Как и того, что по-настоящему талант фигуристки раскрыл совсем другой человек – Дубова. Ведь именно Дубова дала спортсменке фантастическую, «бесшумную» технику скольжения – владения коньком.

Скорее имело место уникальное стечение сразу нескольких обстоятельств.

Линичук была категорически против того, чтобы произвольным танцем у Оксаны с Евгением был рок-н-ролл. Более того, эту музыку – пока Грищук и Платов отдыхали после предыдущего сезона – она отдала Анжелике Крыловой и Владимиру Федорову, хотя по неписаным правилам музыку всегда выбирает первая пара в группе, а потом уже все остальные.

Оксану, естественно, это задело. Отказываться от постановки она категорически не соглашалась, и две пары Линичук начали сезон с совершенно одинаковым произвольным танцем.

И почти сразу стало очевидно, что Грищук и Платов попали в «десятку». Разнузданный рок-н-ролл идеально лег на темперамент и саму сутьпартнерши. Это производило феноменально сильное впечатление. К тому же и на чемпионате Европы, и на Олимпийских играх Грищук и Платову повезло с жеребьевкой: на лед они выходили после всех основных конкурентов и непосредственно после Торвилл и Дина. А запоминается, как известно, последнее.

Усова—Жулин (как и англичане) допустили и стратегический промах. За месяц, который прошел от чемпионата Европы до Игр, и те и другие принялись перекраивать свои произвольные танцы. И это невольно было воспринято как признак слабости. То, что обе композиции окажутся гораздо более сложными и, возможно, впечатляющими, судьям только предстояло понять. Зато они хорошо помнили, кто победил в сравнении всего месяц назад. К тому же Международный союз конькобежцев вовсе не был настроен давать англичанам возможность завоевать второе в своей карьере олимпийское золото.

– Допустить такое было бы катастрофой для всех, – объясняла мне в Копенгагене Елена Чайковская. – В танцах нет четких критериев оценки – значит, все решает банальное «понравилось – не понравилось». А на пьедестал стоит очередь. Позволить какому-либо дуэту повторить олимпийский успех – значило бы затормозить движение этой очереди на целых четыре года!

Но как бы старательно судьба ни подготовила антураж для триумфа, он не случился бы, если бы не усилия спортсменов. Олимпийский чемпион – не титул. Скорее – характер. Умение сделать максимум, когда все вокруг противоречит этому. Способность отключить нервы, эмоции, забыть обо всем, кроме цели.

Знаменитый киноактер Жан-Клод Ван Дамм сказал как-то, что самое трудное на съемках боевиков – передать состояние человека, полностью сконцентрировавшегося для нанесения смертельного удара. В глазах будущего олимпийского чемпиона такое выражение – норма. Именно с таким взглядом Грищук и Платов выходили на лед в Лиллехаммере. Вокруг льда витало такое напряжение, что, будь оно электрическим, лед должен был бы обуглиться. Но на этом льду Оксана и Женя катались так, как не катались до этого никогда в жизни.

– Я ничего не помню, – сказал чуть позже Платов, сжимая в руках медаль. – Кроме того, что все время боялся промахнуться руками мимо рук Оксаны.

Как им кричали с трибун, было слышно даже по телевизору в пресс-центре, на экране которого почти сутки после того, как соревнования были закончены, все крутили и крутили танцы трех пар: «Первые! Вы – первые!!!» А по шевелящимся губам Оксаны читалось: «Нет… нет… нет». И ручьем лились слезы.

Точно так же блистательно, спустя четыре года, они победили в Нагано.

Впрочем, нет никакого смысла забегать вперед. Тем более что самый драматический период в жизни Грищук только начинался.

На следующий день после победы по дороге с катка, где победители и призеры уже готовились к показательным выступлениям, Линичук вдруг с нескрываемым торжеством сказала ученице:

– Наконец-то я доказала тебе и твоему бывшему тренеру, кто такая Линичук!

* * *

На чемпионате Европы-95 в Дортмунде олимпийские чемпионы не выступали. На то была веская причина – обострившаяся травма колена у Платова. Отсутствие сильнейших предоставило великолепный шанс второй паре Линичук, дебютантам чемпионата Анжелике Крыловой и ее новому партнеру Олегу Овсянникову, с первого захода попасть в призеры. Что они и сделали.

А на пресс-конференции, куда свежеиспеченные лауреаты пришли прямо в коньках, тренер во всеуслышание объявила:

– Бронза – это всего лишь бронза. Наша цель – олимпийское золото. За него мы втроем и будем бороться в Нагано.

В зале повисла гробовая тишина: при наличии в группе Линичук олимпийских чемпионов, которые тогда вроде как и не собирались никуда уходить, заявление воспринималось по меньшей мере странно.

– Как вы не понимаете? – растолковывала мне потом Чайковская. – Наташа – тренер. Тем более, сейчас работает в Америке, где, как нигде, важен послужной список. Будь Грищук и Платов хоть двадцать раз чемпионами – это только одна пара. Сделанная к тому же в гораздо большей степени другим тренером – Дубовой. И это знают все. Совсем другое дело Крылова и Овсянников. Если Грищук и Платов уйдут, Анжелика с Олегом гораздо быстрее выбьются в лидеры. И это будет действительно пара Линичук. Понимаете разницу?

Оставить любительский спорт Грищук и Платов, несмотря на непрекращающееся давление со стороны тренера, отказались. Но в значительной степени лишились тренерского внимания. Кроме олимпийских чемпионов, Линичук выводила на лед Крылову – Овсянникова, Ирину Лобачеву – Илью Авербуха, украинцев Ирину Романову – Игоря Ярошенко плюс еще несколько иностранных пар.

Грищук же в глубине души продолжала оставаться маленькой девочкой, отчаянно жаждавшей любви. Возможно, по этой причине и случился ее первый роман – с Жулиным. И произошло это в самый неподходящий момент – за год с небольшим до Олимпийских игр в Лиллехаммере.

Собственно, это и стало главной причиной возвращения блудной дочери к Линичук. Когда Дубова узнала о том, что происходит в ее собственной группе, она просто избавилась (по ее собственным словам) «от паршивой овцы»: нужно было во что бы то ни стало сохранить до Лиллехаммера главную пару.

Другое дело, что удавалось это неважно. Усова постоянно выглядела подавленной. Фигуристы ее жалели, вполголоса передавая непосвященным подробности закулисной жизни: о том, какие высказывания позволяет себе Грищук за спиной соперницы, о драке между Усовой и Грищук на одном из банкетов за границей, о новых увлечениях Жулина… Все это, к сожалению, было правдой. За год до олимпийского сезона Майя даже решилась на разговор с Оксаной, умоляя ее оставить Сашу в покое и не разрушать семью. Та лишь усмехнулась: «Ты все сказала, Майечка?»

После поражения в Лиллехаммере у Майи началась тяжелая депрессия. Грищук отняла у нее не только мужа, но и золотую олимпийскую медаль, ради которой Усова и Жулин провели на льду почти двадцать лет.

Иногда со стороны казалось, что Грищук слишком уж старательно пытается убедить окружающих в том, что безоблачно счастлива в личной жизни. Когда она поняла, что роман с Жулиным никогда не будет иметь перспективы, ему на смену пришел другой – с сыном знаменитого в фигурном мире продюсера Тома Коллинза. О близкой свадьбе ходили навязчивые слухи, величина бриллианта в обручальном кольце Грищук возрастала при каждом последующем пересказе закулисных сплетен, потом тема незаметно исчерпала себя.

Новый виток судьбы случился в конце 1996-го, когда в любительский спорт в очередной раз вернулась Татьяна Тарасова.

Вернулась-то она, собственно, раньше: согласилась стать консультантом одного из наиболее перспективных российских одиночников – Ильи Кулика. И, отработав летнюю часть подготовкив Москве, уехала вместе с новым учеником в США.

Вряд ли Линичук могла считать тогда это возвращение опасным для себя. Грищук и Платов были для нее в какой-то степени отработанным материалом. Если бы они ушли из спорта совсем или к любому другому тренеру, было бы, конечно, лучше: позволило бы избавиться от ненужной конкуренции в группе и дать возможность тренеру сконцентрировать силы на Крыловой и Овсянникове – почти стопроцентных будущих олимпийских чемпионах. Но то, что Грищук и Платов попросились именно к Тарасовой, а та согласилась их принять, меняло весь расклад.

Для того чтобы в следующем сезоне олимпийские чемпионы вообще не попали в команду, в Москве было сделано все. Имен Грищук и Платова не было даже в предварительной заявке – федерация мотивировала это тем, что танцоры не выступали в отборочном чемпионате России. Истинная причина была иной: Тарасова никогда не пользовалась особым расположением руководства Федерации фигурного катания России, где к тому времени Линичук во многом диктовала условия. К тому же федерация ничего не теряла: в отсутствие олимпийских чемпионов европейский чемпионат в любом случае должна была выиграть российская пара.

Если бы Линичук оказалась более предусмотрительной и выставила Крылову и Овсянникова на чемпионате России, убрать бывших учеников с дороги к золоту ей не составило бы ни малейшего труда. Но Анжелика с Олегом тоже проигнорировали отбор. Это означало, что везти опальных спортсменов на чемпионат Европы-1997 в Париж все-таки придется, иначе не миновать скандала.

Ну а там в очной борьбе с соперниками Грищук и Платов в очередной раз оказались на голову выше.

* * *

Феномен Тарасовой всегда заключался в том, что своих спортсменов она умела окружать совершенно фантастическими любовью и заботой. И терпеть при этом все их выкрутасы, если это было нужно для достижения цели. Цель-то всегда была максимальной – олимпийская победа. В искусстве побеждать тренеру не было равных во всем мире. Помню, когда Тарасова только взяла к себе Климову и Пономаренко, а я заметила в разговоре с ней, что за короткий срок эти танцоры стали совершенно другими, Татьяна сказала:

– А я и учу другому. В таком возрасте и на такой степени мастерства и надо учиться другому.

За спиной тренера уже в то время шли непрекращающиеся разговоры, что она берет к себе практически готовых чемпионов. Как официант, подающий на всеобщее обозрение блюдо, приготовленное чужими руками. Но если разобраться, именно этот шаг – последний оставшийся до вершины – и есть самое тяжелое, что только может быть в спорте. Не случайно тренеров, сумевших его совершить (и уж тем более – совершить дважды), всегда можно было пересчитать по пальцам.

На тот момент в истории российского фигурного катания таких было всего четверо. Станислав Жук, Тамара Москвина, Чайковская и Тарасова. Им, точно так же как и другим их коллегам, доводилось ошибаться, проигрывать, иногда – терять учеников, но в олимпийских сезонах промахов никогда не случалось даже в мелочах. И что самое главное, все они умели каким-то непостижимым образом выводить своих спортсменов на максимальный пик физической и психологической уверенности именно в тот момент, когда на кону стояла главная олимпийская награда. Золото.

Незадолго до появления Грищук и Платова в группе Тарасовой Чайковская удрученно говорила мне на одном из турниров:

– Мне кажется, танцы зашли в абсолютный тупик.

На чемпионате Европы-1997 в Париже, когда мы снова оказались рядом во время одной из танцевальных тренировок, где Оксана с Евгением шлифовали свой новый произвольный танец, Чайковская ахнула:

– Такого уровня мастерства мне видеть еще не приходилось.

Снова почувствовав себя звездой первой величины, Грищук вдохновенно купалась в славе, не обращая никакого внимания на то, что слава порой принимает скандальные оттенки.

Поклонники ездили за фигуристкой толпами, млея от счастья, если им разрешалось сделать подарок. Один из таких воздыхателей, преподнесший фигуристке после их с Платовым победы на чемпионате мира-1997 в Лозанне костюм от Шанель, был приглашен в ресторан, где Грищук с партнером, тренером, мамой и знакомыми отмечала день рождения.

Когда, сидя за огромным столом, я полушепотом поинтересовалась у Платова именем незнакомого персонажа, Оксана услышала и громко, на весь зал, сказала:

– Вы хотите знать, сплю я с ним или нет? Нет. Он – просто друг. – И рассмеялась, картинно встряхнув белыми – под Мэрилин Монро – волосами.

Впрочем, это была уже не Оксана, а Паша.

* * *

Фантазия олимпийской чемпионки со сменой имени многим казалась дикой. Но ничего непонятного в поступках Грищук на самом деле не было. Живя в Америке, Оксана впервые в жизни почувствовала, что судьба подкинула ей блестящий шанс стать настоящей звездой. Правда, понятие звездности складывалось в сознании одесской девчушки по американским меркам, где лучшая реклама – скандал, а цель жизни – всегда быть в центре внимания журналистов.

Паша обзавелась собственным публицистом, и каждый шаг фигуристки немедленно становился общеизвестен: ее участие в презентации фильма «Титаник»; стоимость бриллиантового колье, которое было преподнесено фигуристке для участия в церемонии фирмой «Шанель»; знакомство с Лайзой Минелли; приглашение на съемки художественного фильма с Робертом деНиро в главной роли; сценический, с расчетом на будущую звездную карьеру актрисы, псевдоним Pasha – производное от passion – страсть. И комплименты, комплименты, комплименты…

В Америке Оксана вдрызг разругалась с другой олимпийской чемпионкой – Оксаной Баюл, при этом страшно переживала, что, несмотря на равноценные титулы, популярность Баюл в США превосходит ее собственную на несколько порядков. Переехавшую в США Баюл – девочку-сиротку, получившую олимпийское золото и мир неограниченных возможностей в придачу, – Америка раскручивала так, как никого другого. Ее узнавали все. Грищук – никто. На соревнованиях и шоу подходили с просьбой взять автограф и тут же со свойственной американцам бестактностью восклицали: «Как?! Вы – не Баюл?» Нужно было знать характер Грищук, чтобы понять, сколь глубокие раны в душе оставляли подобные сцены.

– Оксана по этому поводу очень комплексовала, – рассказывал Платов. – Много плакала. И в конце концов придумала выход – поменять имя. Меня и Тарасову она поставила перед фактом. Привыкнуть сразу к новому имени было непросто, и это вызывало чудовищные проблемы. Если, к примеру, на тренировке я забывался и называл партнершу Оксаной, у нее сразу начиналась истерика.

Думаю, у Паши были проблемы с психикой, – продолжал Евгений. – Она постоянно считала, что все, в том числе и близкие, хотят ее обидеть. Прекратить эту истерику удавалось только одним способом: я брал Пашу за плечи, отрывал ото льда и тряс как грушу. А она при этом пыталась отбиваться ногами. Я только успевал уворачиваться. Многие мои тренировочные брюки пробиты зубцами от ее коньков. Потом у нее появилась новая фантазия – стать голливудской звездой. Паша познакомилась с парнем, который в нее влюбился, у того был брат, работавший в Голливуде, ну и… Что не сделаешь для любимой женщины… А в девяносто седьмом, после чемпионата мира в Лозанне, я лег в клинику в очередной раз оперировать колено и там узнал, что Грищук пригласили попробоваться на роль в фильме с участием Роберта де Ниро. С того времени Голливуд стал у нее просто навязчивой идеей.

– Тот фильм вышел на экраны?

– Да. Но в главной роли снялась Катарина Витт…

…Наверное, экстравагантность Грищук была своего рода защитой от окружающего мира. По большому счету она продолжала оставаться безумно одинокой. Как-то даже сказала: «У меня есть единственное близкое существо – Ванечка. Мой коккер-спаниель».

Выиграв чемпионат мира–1997, Паша говорила мне:

– Я безумно восхищаюсь Женей. Его терпением, мужеством. У него больные, оперированные колени, масса других травм и болячек, и все, что мы делаем, – в большой степени его заслуга. Я моложе, мне все дается легче.

Тогда мне казалось, что она говорила предельно искренне. Но всего через год Артур Вернер без комментариев прислал мне расшифровку своего двухчасового разговора с Пашей, прочитав которую, я испытала шок. В интервью спортсменка рассказывала, как на протяжении многих лет партнер избивал ее и всячески унижал. «Он бил меня прямо на льду – коньками по женским частям тела, – черным по белому было написано на бумаге. – Однажды мне даже пришлось вызвать полицию, настолько я испугалась. Протокол наверняка остался до сих пор».