Текст книги "Боги, шаманы и призраки Кореи"

Будда Мирык – творец мира

Мы не раз будем обращаться к корейским версиям буддийских легенд. И одна из них повествует об участии в творении будды будущего, который на санскрите именуется Майтреей, у японцев носит имя Мироку, а у корейцев – Мирык.

Наиболее известный будда – царевич Гаутама из рода Шакьямуни (именно он обозначается как Будда с большой буквы) – считается буддой настоящего. Майтрея же должен явиться через пять миллиардов шестьсот семьдесят миллионов лет после ухода своего предшественника в нирвану.

Сказания о нем, как несложно догадаться, характерны для полуостровной части Кореи, которая активнее взаимодействовала с соседями, и, как следствие, буддизм закрепился там раньше и надежнее, чем на острове Чечжудо.

Китайское изображение Небесного владыки

Cтатуя Будды в Сеуле

Впрочем, у двух мифов о творении есть общие детали. Так, Мирык для отделения неба от земли заставил небеса приподняться, подобно тому, как немного приподнимается крышка чайника при кипении воды, а чтобы они не опустились снова, соорудил четыре медные колонны, которые должны были служить опорой для небосвода. И вот, как и в первом из мифов, он видит над своей головой два солнца и две луны. Правда, ему не приходится придумывать способ избавиться от вторых солнца и луны – он просто снимает их. К слову, благодаря этому сюжетному повтору мы можем судить о том, как высоко небо находилось над землей. Судите сами: в пересчете на современные единицы измерения рост Мирыка достигал четырехсот метров. Сообщают мифы и такие подробности: рукава халата божества достигали в длину около семи метров, а зерна для насыщения Мирыку требовалось примерно 180 литров.

Южнокорейский буддийский монастырь в Лумбини, Непал

Статуя Будды, высеченная в камне. Эпоха Силла. Гора Намсан близ Кёнджу, Республика Корея

Такого рода изображения Будды – у дороги, в лесу – в Корее не редкость

Звезды, в отличие от изложенного ранее, появляются не до, а после солнц и лун, и даже после того как были убраны «лишние».

Вот роль бога, который закладывает основы цивилизации, описывается совсем иначе. И вызывает скорее ветхозаветные ассоциации. Помните, что Адам и Ева, отведав плод с Древа познания добра и зла, увидели, что они ходят нагими и поспешили сделать себе одежду из листьев? Вот и Мирык, закончив первоначальный этап творения, сделал себе одежду из доступного материала – лианообразного бобового растения, которое у ботаников принято называть пуэрарией.

Широко известна греческая легенда о том, как Прометей – один из богов-прогрессоров (так называемых культурных героев) – принес людям огонь и научил их готовить пищу. Где и как этому научился сам Прометей, мы не знаем. Вероятно, богу это просто дано. Мирык выглядит в сказаниях человечнее: ему приходится учиться путем проб и ошибок.

Так, когда ему надоедает есть плоды сырыми, он начинает искать способ сделать их вкуснее. И он, поняв, что нужны вода и огонь, начинает искать их. И – снова сказочные параллели, как же без них, – обращается к тем, кого встречает на своем пути с просьбой о помощи. Но ни кузнечик, ни лягушка не могут помочь ему. Кузнечик предлагает ему обратиться к лягушке, а лягушка – к мыши. Но мышь не согласна на безвозмездную помощь, она интересуется, какой будет награда. И Мирык обещает отдать ей все амбары.

Этот миф уже довольно далеко уходит от космогонии и все ближе становится к этиологии: он объясняет, почему мыши – неистребимые «хозяева» закромов и складов. А также он дает представление о способах получения огня и воды – чистой, пригодной для питья и приготовления пищи. Мышь говорит, что на горе Кымчжонсан можно взять камень и кусок железа, которые при ударе друг о друга дадут искру, а в горах Сохасан есть родник с водой.

Если в мифе о близнецах люди уже живут на земле, нужно только даровать им порядок, то Мирык выступает в качестве бога – творца людей, а впоследствии делится со своими созданиями знаниями и умениями.

И здесь мы видим удивительную, в полной мере оригинальную легенду о происхождении людей: они зарождаются из песни Мирыка. Так космогонический и этиологических мифы перетекают в миф антропогонический.

Зачастую события корейских мифов происходят в горах

Как не вспомнить описание творения в уникальной книге Толкиена «Сильмариллион», основанной на сказаниях разных народов: божества поют – и возникает все в мире.

Редкие источники рассказывают о создании людей из земли, а также о том, как Мирык с молитвой ловит падающих с небес насекомых на золотое и серебряное блюда – и те, что упали на золотое, превращаются в мужчин, а те, что на серебряное, – в женщин.

Вас ничего не настораживает в этих легендах? Будда будущего творит мир, хотя, по логике, его самого в этом мире еще быть не может. Кроме того, способность совершать акт творения – прерогатива подлинного божества, а будды, как известно, просветленные, главная цель которых – самосовершенствование, и влиять на реальность они могут единственным способом – открывая для других такой же путь.

На основании этого исследователи сделали вывод, что в легендах о творении и об устроительстве мира и Шакьямуни, в корейском произношении Сокга, и Майтрея-Мирык – не персонажи буддийской мифологии, а герои, получившие заимствованные имена. Более того, Шакьямуни совсем не похож на Будду из индийских легенд – он олицетворяет антагонистическое Мирыку начало. Такая вариация близнечного мифа.

В легенде рассказывается, что мир под управлением Мирыка был гармоничен и справедлив. Люди расселялись по земле, жили в спокойствии и довольстве, потому что не знали зла.

И снова не обойтись без аналогии: не знающие греха Адам и Ева живут благополучно, пока не отведывают плод с Древа познания добра и зла. Можно провести еще одну, тоже весьма уместную: в мифологиях разных народов, например в греческой и в индийской, находим сведения о том, что изначально на земле был золотой век, люди были сильны, мудры, жили невероятно долго, но, отказываясь от добродетелей и склоняясь к греху, постепенно ухудшали «качество жизни».

Храм Хэдон Йонгунса в Пусане

В корейских сказаниях зло пришло в мир через Сокга (неожиданный и неуместный поворот с точки зрения истинных буддистов! такую трактовку иногда объясняют противостоянием шаманов вторжению новой религии). А причиной тому, как и в сказании о сыновьях Небесного владыки, стало его желание править этим прекрасным миром. И он прямо потребовал отдать ему власть. Мирык не рассердился, а лишь сразу с улыбкой предрек Сокга неуспех. Однако тот был уверен в себе и очень разгневался на то, что ему смеют возражать. Так он познакомил мир с одной из самых разрушительных эмоций – злостью. А его ни на чем не основанная уверенность в себе породила тщеславие.

Корейский буддийский монах бьет в ритуальный барабан

И снова, как в мифе о близнецах, Сокга, несмотря на агрессивность и самовлюбленность, готов разрешить спор с помощью состязания, а не боя. Так что даже зло предстает в корейских сказаниях в значительно смягченном виде. Первое соревнование – забрасывание привязанной к цепи бутылки в Восточное море. Золотая бутылка Мирыка на золотой же цепи была благополучно поднята со дна моря, а вот серебряная цепь, удерживавшая серебряную бутылку Сокга, оборвалась. Конечно же, он, потерпев неудачу, как и герой первого мифа об установлении власти над миром, предлагает другое состязание: в разгар знойного лета заморозить реку Сончхонган. Сокга, как это несложно догадаться, сотворить чудо не удалось, а вот Мирык сделал это без особых усилий – ему помогли спокойствие, душевная ясность и воображение, позволившее зримо представить, как река покрывается льдом.

Миф, корни которого уходят в глубокую старину, как ни странно, в символической форме говорит о том же, о чем не устают напоминать современные психологи и коуч-тренеры: чтобы получить желаемый результат, надо уже на первом этапе его себе представить.

Угадайте, какое состязание было предложено третьим (а согласно некоторым мифам – единственным)? Да, цветочное. Только выращивать цветки они решили не в кувшинах, а на собственных коленях. На колене спящего Мирыка вскоре расцвел великолепный пион. Сокга сорвал его и положил на свое колено. У цветка отсутствовали корни, и Мирык без труда распознал обман, однако, как и Тэбёль-ван, предпочел отступить.

Пион – еще один цветок, имеющий большое значение в мифах

Правда, у этого мифа конец не столь благополучный, как у предыдущего: мир под управлением Сокга именно такой, какой мы знаем по собственному опыту. Весьма несовершенный.

Некоторые мифы добавляют истории узурпатора Сокга мрачного колорита: вскоре после «победы» над Мирыком он отправляется на охоту, убивает и поедает оленя, чем приносит в мир жестокость и делает существование невозможным без уничтожения других живых существ. Впрочем, и с этим мифом связан своеобразный акт творения: два буддийских священника из трех тысяч тех, кто сопутствуют Сокга, отказываются есть мясо оленя – и в наказание превращаются в камни и сосны (либо просто в валуны).

В вариантах мифа есть и такие нюансы: часть мяса Сокга выплевывает в воду, и из него появляются различные виды рыб, часть – в воздух, так возникают птицы, третью часть – на землю, и вот она уже населена различными видами животных.

В данном случае Сокга выступает не бессильным самозванцем, а одним из устроителей земли.

Некоторые ученые полагают даже, что в образе Мирыка воплотилось кочевое скотоводческое прошлое, а в образе Сокга – земледельческое оседлое настоящее создателей мифов. Не исключено, что Мирык как будда будущего вернется на землю в положенный срок, чтобы снова сделать жизнь на ней гармоничной.

Иные варианты

Приведенный выше миф возник и бытовал в провинции Хамгёндо. В других частях страны возникали свои сказания, обращающиеся к истории возникновения мира в целом или отдельной его части. Так, например, существует версия, что солнце, луна и звезды зародились на земле, но жить на ней не смогли, ибо им угрожал чудовищный тигр.

Рассказывают также, что мир таким, каков он есть, был задуман Халласан, правительницей великанов, и все создали покорные ее воле подданные. Другой миф сосредотачивается на частности – истории появления у горы Амисан раздвоенной вершины. И вот в этой легенде миролюбие, свойственное многим и многим корейским мифам, отсутствует, хотя уже ставший нам привычным мотив состязания есть.

У одной крестьянки были сын и дочь – великаны. И да, это снова близнечный миф, правда, куда более жуткий, чем уже известные нам. Они поспорили, кто выносливее, причем ставкой в споре стала жизнь проигравшего. Согласно уговору, брат должен был пробежать в стальных ботинках огромную дистанцию. А сестра за это время – возвести каменную стену вокруг горы, у которой на тот момент была только одна вершина. Но незадолго до окончания работы мать позвала дочь на ужин.

И здесь просто необходимо небольшое отступление. Жизнь большинства корейцев на протяжении многих веков была очень трудна: недостаток плодородной земли, жесткие сословные ограничения привели к тому, что пища воспринимается как огромная ценность, причем и по сей день – уже на уровне менталитета.

Ким Хон До. Крестьяне. XVIII в.

Возвращаясь к Мирыку: в одном из сказаний он пророчит земле под властью Шакьямуни голод, нищету, страдания. Однако фатализм – неизбежная часть мировоззрения восточного человека. Голод надо терпеть, а пищу – чтить как высокий дар. И тому, что в сказании дочь не отказывается от ужина, удивляться не стоит. Ведь ужин – в символическом смысле – такое же условие выживания, как и победа в состязании.

Брат выигрывает и без размышлений отсекает сестре голову. Узнав причину ее поражения, он впадает в запоздалое раскаяние, пробует покончить с собой, но меч вонзается не в его грудь, а в вершину горы Амисан – с тех пор она и раздвоена.

Как мы помним, Мирык тоже, по сути, был великаном, так что мифы, бытовавшие в различных частях Кореи, перекликаются.

Разноцветные бумажные фонарики украшают дорогу к буддийскому храму

В мифах о творении светил фигурирует еще один великан – Банго. Держа в одной руке два солнца, а в другой – две луны, он запускает их в небо. Либо, по еще одной версии, в два солнца и две луны обратились глаза Банго (их у него четыре), вырванные привратником богов. Возникает ассоциация с великанами из мифов других народов, например с индийским Пурушей или скандинавским Имиром. Впрочем, на севере Кореи рассказывали, что мир был создан непосредственно из тела Мирыка. Говорится вроде бы об одном и том же, но как по-разному.

И ныне в Сеуле существуют сотни ритуальных мест. И там проводятся богослужения. Сложно сказать, чего в этом больше – веры или соблюдения древних традиций. Тем не менее профессия гадателя до сих пор остается довольно востребованной.

И это самые распространенные, можно сказать, базовые мифы, количество же их вариантов вряд ли поддается подсчету.

Ход времени как одна из основ мироздания

Время и пространство – важнейшие философские категории. И бытовые, организующие человеческую жизнь, – тоже. Талантливейшие ученые посвящали свою жизнь тому, чтобы сформулировать законы, отражающие связь времени и пространства. Удивительно, но и эти серьезнейшие понятия корейские мифы воплощают в символические и при этом понятные для восприятия образы. Даже необразованные люди могли в той или иной степени истолковать – хотя бы интуитивно – идейный посыл сказания. При этом его события увлекательны, в нем, как в сказке или в поэтическом произведении, есть повторы и «зеркальные» события, которые не только украшают его, но и подсказывают, на что обратить внимание, дают ключ к истолкованию.

Одна из самых известных и любимых корейцами легенд рассказывает о девочке по имени Оныль. Это имя, означающее «сегодня», ей дали случайные прохожие, ведь других людей она не знала. Она жила не в поселении, а на лугу – все время на одном и том же месте, то есть застыла не только во времени, но и в пространстве. Пищу ей приносил журавль, он же укрывал ее своими крыльями от холода. Не зная иной жизни, она не страдала от одиночества, не скучала, играя со зверями и птицами, не следила за ходом времени, можно сказать – жила одним днем. И ее совсем не тяготило то, что изо дня в день повторяется одно и то же, – такого рода переживания свойственны детям цивилизации.

Так все, наверное, было бы и далее, если бы никто не вселил в душу Оныль сомнения. Но мать короля Пачжи-вана, госпожа Пэк, поведала ей, что стоит отправиться в страну Вончхонган, чтобы встретиться с родителями. И найти их будет несложно: они живут во дворце. А вот путь туда чрезвычайно труден.

Изображение журавля на монете достоинством 500 вон. Журавль – один из важнейших корейских символов

Далее все соответствует сказочному канону: девочка, увидев перед собой цель, готова пройти любые испытания. И на этом пути ей предстоит, как Дороти из «Волшебника страны Оз», ну или привычной нам Элли из «Волшебника Изумрудного города», помочь тем, кому понадобится ее помощь. Правда, и воспользоваться их советами, ведь они тоже герои-помощники. И первого из них указывает госпожа Пэк (наверняка не простая, а ведающая женщина) – это юноша, которого Оныль увидит в беседке на холме, что к северу от белого песчаного поля. А поле это так велико – сродни пустыне, – что пересечь его удается только за несколько дней.

В беседке действительно сидит юноша Чансан и читает книгу за книгой на протяжении десяти лет, и днем и ночью. Но он не из тех, кто не чувствует хода времени, – он всего лишь выполняет повеление Небесного владыки. Он просит Оныль узнать, когда же его задание будет выполнено. И указывает ей путь: через желтое песчаное поле, к пруду с цветком лотоса.

И снова она пересекает пустыню. И уже следующий герой – цветок лотоса – указывает ей путь и сообщает свою просьбу: узнать, почему из всех стеблей, вырастающих из его корня, только на одном появляется цветок.

И вот третье поле (три – ключевое число в легендах и сказках разных народов). Оно усыпано черным песком. А в конце пути через него девочку ждет огромный змей. У него тоже есть мечта – стать драконом. Обычно превращение происходит, когда змей обретает волшебную жемчужину. Этот змей собрал три, но так и не может обернуться драконом. И его очень интересует причина.

Волшебная жемчужина – частый атрибут восточных мифических существ. Она не только позволяет змеям стать драконами – она дарует сверхспособности многохвостым лисам-кумихо. Потеря жемчужины – огромная беда для них.

Змей по морю перевозит Оныль на другой берег и указывает направление к другой беседке, в которой тоскует над книгами девушка Нэиль. Она – «близнец» не только по отношению к Чансану (и ее просьба такова же), но и к Оныль: ее имя означает «завтра».

Следуя наставлению Нэиль, Оныль преодолевает три горы с многочисленными уступами и доходит до колодца со сладкой росой, откуда черпают воду три феи, но почему-то не радуются, а плачут. Они наказаны за проступок и не могут вернуться на небо, пока не вычерпают всю воду из колодца, а их плетеная корзина давно прохудилась. Такая вот вариация на тему мифа о Сизифе. И, конечно же, отсылка к нашей теме времени. Наверняка вы согласитесь, что время, проведенное с пользой, хоть и воспринимается как быстро текущее, но оно наполнено, а время бессмысленных рутинных трудов, хоть и тянется долго, не придает нашей жизни смысла, только отнимает силы.

Добрая Оныль помогает феям залатать корзину, и уже вчетвером они вычерпывают воду за три дня. Феи в благодарность провожают ее в страну Вончхонган.

Казалось бы, все трудности преодолены. Но последнее испытание ждет Оныль у ворот крепости – страж прогоняет девочку, которая не может назвать имен своих родителей. Разочарование Оныль столь сильно, что она решает повеситься на перекладине ворот. Однако родители уже узнали о том, что их разыскивает дочь, и гонец, посланный ими, появляется очень вовремя. Как вы уже наверняка догадались, они правят этой страной.

И снова возникает мотив послушания верховной власти и покорности судьбе как одобряемого и вознаграждаемого поведения: сразу же после рождения девочки ее родители были волей Небесного владыки посланы управлять чудесной страной Вончхонган. И они так торопились приступить к выполнению повеления, что не успели даже дать дочери имя – только выбрали в няньки ей необыкновенного танцующего журавля, который тоже с достоинством выполнил порученное ему.

Рассказ об Оныль – то, что литературоведы обычно именуют путем героя: персонаж выходит из зоны комфорта, чтобы достичь определенной цели, и, преодолевая расстояние на протяжении определенного времени, сталкиваясь с различными жизненными вызовами, развивается. Сколько бы ни прожила Оныль на своей лужайке, она оставалась бы застывшей во времени и пространстве, не имея возможности меняться. Ход времени и перемещения в пространстве, собственно, и есть жизнь, потому без них и невозможен порядок на земле. Так что сказание о ней мы тоже смело относим к мифам о мироустройстве, более того, как мы уже говорили, в нем прослеживается связь между пространством и временем.

Портрет корейской девушки в национальной одежде – ханбоке. XIX в.

Волшебная страна Вончхонган, как и лужайка, с которой начинается путешествие Оныль, тоже символизирует застывшее время: все четыре времени года существуют здесь одновременно. Но сама героиня уже изменилась: она жаждет прожить насыщенную жизнь. И важной частью этой жизни должна стать помощь тем, с кем она встретилась на пути.

Такого рода фабулы – не редкость для корейской мифологии. С подобным мы далее встретимся еще в одном популярном сказании – о принцессе Пари.

Так что же далее случилось с другими знакомыми нам героями? И какую мораль несут их истории?

Итак, погостив у родителей двадцать дней, Оныль снова собирается в путь. И, конечно же, в качестве напутствия получает ответы на вопросы, заданные ей юношей, девушкой, лотосом и змеем. Для Чансана и Нэиль время стоит на месте потому, что они не знакомы друг с другом. Их судьба – счастливый брак и благополучная семейная жизнь. Сразу оговоримся, семья и дом очень часто оказываются в центре корейских мифов – пожалуй, чаще, чем в мифах других народов. Убедиться в этом вам еще предстоит. И еще один смысловой аспект: человек многого не может сделать в одиночку, но стоит ему объединиться с другими, как то, что казалось невозможным, воплощается в реальность. И третий, тоже не утративший актуальности для современного человека: люди склонны бесконечно планировать, откладывать на потом, ждать более благоприятного момента. Феномен отложенной жизни хорошо известен психологам. Чансан и Нэиль только готовятся жить полноценно – и нужно влияние извне, чтобы бесконечное сегодня превратилось в прекрасное завтра.

Изображение дракона в гробнице эпохи Когурё

У лотоса и змея проблема, казалось бы, иного рода: они очень дорожат тем, что имеют. Но истолкование то же: мертвой хваткой вцепившись в достижения дня сегодняшнего, они не ведают истинной жизни и закрыты для будущего. Лотос должен отдать свой цветок, а змей – две жемчужины из трех. И тогда удача придет не только к ним, но и к тем, кого они одарят: получившие цветок и жемчужины получат место во дворце Небесного владыки Окхвангуне. Так миф получает дополнительный смысл: щедрость – это хорошо и правильно и для получающего, и для дарующего. Ну а сам мотив награды за верное поведение можно соотносить как с традиционными верованиями, так и с влиянием буддизма с его верой в лучшее или худшее перерождение в зависимости от земных деяний.

Змей помогает Оныль и Нэиль перебраться через море, отдает Оныль две жемчужины. Стоило ему освободиться от груза лишнего «имущества», как бьет молния – и змей оборачивается драконом. Лотос тоже получает желаемое. И наконец, Нэиль и Чансан сочетаются браком.

В свой прежний «дом» Оныль возвращается другим человеком. Теперь она не просто беззаботно получает привычные блага от других, но может сама одаривать, влияя на чью-то жизнь, а значит, и на мир. Ведь жизнь человечества, по сути, складывается из поступков многих и многих людей. Символически это выражается в том, что Оныль дарит одну из жемчужин той, кто помог ей сделать первый шаг, – госпоже Пэк, таким образом открывая ей путь во дворец Небесного владыки. Сама же Оныль через некоторое время становится феей и тоже живет у трона Нефритового императора.

Син Юн Бок. Влюбленные под луной. XVIII в.

Такая вот история. По форме – добрая сказка, по смыслу – целый философский трактат.