Текст книги "Под покрывалом белых облаков"

6

Натягивая новое платье цвета яркой зелени, Кристина раздумывала о встрече в столовой. Вот бы существовала машина времени, дающая возможность вернуться и спросить у него имя, хотя бы имя. Кристина взглянула на включенный компьютер и вздохнула, кого искать в социальных сетях, красивого блондина с чарующе-прекрасным голосом? Она хихикнула, представив, как задает подобный вопрос в Google, интересно посмотреть ответ и Кристина бросилась к компьютеру. Ну, конечно же, как и следовало ожидать, поисковик выдал несколько фамилий прославленных певцов!

И тут ни к селу, ни к городу вспомнился ей Грошев Егор Павлович, к горлу подкатила тошнота.

– Нет, добром это явно не закончится, – испытывая сильное чувство ненависти, проговорила вслух, Кристина.

– Невозможно себе представить, – продолжала она в полной тишине дома, родители уже успели уехать на работу, – какого черта ему от меня надо? Неужели он всерьез считает мое поколение развратным и испорченным! Нет, развратен и испорчен он сам, а ну-ка, посмотрим, что есть на него в интернете?

И она набрала фамилию, имя, отчество препода.

– Да, он повредился в уме! – воскликнула после прочтения нескольких фраз, которые выдала всемирная паутина, Кристина.

Она скопировала несколько текстов уличающих Грошева в некомпетентности.

– Какой-то уличный художник и актеришка эпизодических ролей ведет целый курс талантливых студентов-художников, – пробормотала Кристина и погрозила кулаком в окно.

– Ну, я тебе покажу!

В тот же день она обратилась к директору училища. Выслушав ее, директор, седой интеллигентный дядька, вздохнул, провел ладонью по глазам, горько усмехнулся:

– Знаю я все это, детонька. Но кто же, позвольте вас спросить, пойдет на нищенскую ставку мастера?

– Неужели, некому? – угрюмо поинтересовалась Кристина и выдвинула последний аргумент. – Ваш Грошев – педофил!

Директор опешил.

– Да, да, – настаивала Кристина, резко вскочив на ноги, стул, на котором она сидела, полетел в сторону, – и если он не отстанет от меня, клянусь Дьяволом, я его зарежу!

И выскочила прочь, громко хлопнув дверью.

В тот же день Грошева вызвали к директору, прямо с занятий. Кристина торжествовала. Ленка Кузнецова недоумевала.

Вернувшись в класс, Егор Павлович одарил Кристину таким взглядом, что и без слов стало ясно: «Пропесочили!»

После урока, когда студенты вышли из класса, он задержал девушку.

– Как ты могла? – Грошев изобразил на лице страдание.

– А еще я могу в ухо двинуть! – пообещала Кристина и, дразнясь, высунула язык.

Он раскрыл рот от удивления, она же скорчила гримасу, скосив глаза к переносице и в целом, изображая слабоумную дурочку, потрясла головой:

– Э-э-э!

– Да как ты смеешь надо мной издеваться, я намного старше тебя! – прокричал он шепотом, оглядывая пустую аудиторию и придерживая дверь, в испуге за свою репутацию.

– Жил да был старый козел, бэ! – неожиданно громко спела Кристина и Грошев бежал, с ужасом оглядываясь на хохочущую девушку.

Ах, как он не любил скандалов, как не желал выяснения отношений. Закатить такую сцену! Грошев остановился, завернув в пустой класс, тяжело дыша, прислонился к стене, но уже в следующую минуту взял себя в руки и вышел в коридор, ловко лавируя в толпе студентов, Грошев был уверен, что Кристина всего-навсего приревновала и, вспомнив знаки внимания со стороны женского персонала преподавателей, расплылся в самодовольной ухмылке.

А Кристина в это время, уже позабыв о противном сластолюбце шла, пружиня шаг, к городской столовой, искренне надеясь встретить чудесного блондина, имеющего те же вкусы, отдающего предпочтение тем же книгам, что и она сама. Да, кто из нас по большому счету не мечтает обо все понимающем любимом или любимой?! Правильно, все заняты поисками второго себя, своей половинки.

Впрочем, так далеко, мысли Кристины не заходили, в душе ее пели соловьи, на сердце было легко и тепло. И только один человек с подозрением смотрел ей в спину – Ленка Кузнецова.

7

Некоторые люди, иногда задаются вопросами, откуда берутся завистливые души? Что, может, они такими появляются на свет божий?!

Первый укол зависти Ленка Кузнецова испытала в детских яслях. Она хорошо помнила этот момент. Новенькая девочка, нетвердо держась на ногах, пришла в группу с очаровательной куклой.

– Ляля! – пролепетала новенькая, когда девочки обступили ее, рассматривая наряженную в блестящее платьице, куколку.

Во время тихого часа, Ленка вытащила ляльку из рук спящей хозяйки и тихонько одевшись, прошла сквозь стеклянные двери спальни, настороженно наблюдая за весело сплетничающими в группе, воспитательницей и нянечкой.

Жила Ленка неподалеку от яслей, и спокойно преодолев чужой двор, пустынный из-за рабочего времени суток, пришла в свой, вошла в открытый подъезд, взяла в укромном уголке, за плинтусом, ключ от входной двери, открыла и спрятала куклу посреди других кукол. Тем же путем, вернувшись обратно в спальню яслей, Ленка уже залезала под одеяло, когда услышала шепот с соседней кровати:

– Куда ходила?

Смотрел на нее мальчик, Вовка Сережкин, которого часто, более старшие ребята, обзывали: «Сережкой Вовкиным!»

– На горшок ходила! – огрызнулась Ленка. – Живот болит!

– А, – понимающе кивнул Вовка, – смотри, как бы воспиталка тебя к медичке не отвела.

– И что?

– А то! Укол сделает! Больно! – проныл Вовка.

Воспользовавшись наивностью Сережкина, Ленка уговорила его никому не говорить о своей кратковременной отлучке.

И Вовка не выдал. Он только глупо таращился, когда воспитательница с няней переворачивали постели, рылись в игрушках и шмонали шкафчики. А новенькая девочка безутешно рыдала по своей ляльке…

Родители у Ленки Кузнецовой жили отдельной жизнью. Мать день-деньской пропадала на сверхурочных, зарабатывая в дом копейку, а отец, отработав смену и прихватив из холодильника несколько бутылок пива, шел во двор играть с мужиками в домино. При этом он не забывал окатить дочь презрительным взглядом и заявить, вот, если бы она была мальчиком, тогда бы пошла с ним, а так, пускай играет в свои куклы. В ясли, нередко, Ленка уходила сама. Бывало, и саму себя забирала.

– И, что у тебя за родители? – возмущалась воспитательница.

Родители всю ответственность за воспитание дочери переложили на бабушку. Но бабушка сильно болела и попросту не могла встать с постели.

Ленка ухаживала за ней и даже ходила в соседнюю аптеку с запиской. Купив лекарств, она на сдачу приобретала мороженое или конфеты, завернув по дороге в продуктовый магазин.

Соседи ее жалели:

– Такая маленькая, – говорили они с улыбкой умиления, – а уже сама и в аптеку, и в магазин ходит!

– И в ясли сама! – важно говорила Ленка и получала от доброхотов в придачу к купленному, конфетку чупа-чупс.

В школу Ленка Кузнецова тоже пошла сама, родители были на работе, спасибо, хоть портфель с тетрадками купили, а бабушка лежала, закатив глаза, и охала о близкой кончине.

Училась Ленка хорошо, в этом ей помогал Вовка Сережкин, оказавшийся не только башковитым, но и талантливым художником. Сообразив, Ленка подружилась с ним и ревниво била в нос всякую девчонку, решившуюся просто заговорить с ее избранником.

Она практически поселилась в уютной квартирке Сережкиных и быстро переняла все азы художественного рисования от родителей Вовки, и папа, и мама у него были профессиональными художниками.

И, кто знает, куда бы завела эта дружба, но Сережкины в одночасье собрав чемоданы укатили, легко бросив нажитое, эмигрировали в Америку, откуда все реже и реже Вовка присылал ей открытки и письма.

Случилось это после окончания девяти классов средней школы и, рыдая, дико завидуя, Ленка Кузнецова подала документы в художественное училище.

Творческий отбор она прошла, все-таки Сережкины учили ее рисовать на протяжении целых девяти лет!

– Что ты ревишь? – охая с кровати, спрашивала бабушка.

– Ничего! – вытирая злые слезы, отвечала Ленка.

– Вот, если бы ты была мальчиком, я бы взял тебя с собой «козла» забивать! – сообщал отец и выразительно поднимал кверху бутылки пива.

Мать ничего не говорила, она как всегда отсутствовала.

Иногда Ленка удивлялась, не в состоянии вспомнить, какого цвета глаза у матери, да что там, забывала лицо своей непосредственной родительницы!

В училище Ленка выбрала себе в подруги Кристину, мечтательную и непонятную девушку с льняными волосами. Но, похоже, Кристина вовсе не была согласна с таким выбором, и вежливо протерпев присутствие Ленки на протяжении всех уроков, уходила, едва кивнув ей на прощание.

Таким образом, не проходило ни одного вечера и ни одной ночи без слез и, переворачивая намокшую подушку, Ленка Кузнецова чувствовала себя никому не нужной пустышкой:

«Сдохну, никто и внимания не обратит!» – думала она с горечью.

Накрывая голову подушкой, чтобы не слышать раскатистого храпа бабушки, с которой она вынуждена была делить комнату, проваливалась в сон, где сумеречные тени протягивали к ней корявые лапы, где разные чудовища жестоко надсмехались над ее поганой жизнью…

8

Свое девятнадцатилетие Кристина собиралась отпраздновать в тесном кругу домашних. Было решено собраться в квартире, так как Надежде приходилось туго. Токсикоз замучил бедняжку.

Но – это к вечеру, а вот утром Кристина, накупив шоколадных конфет, по школьной привычке принялась угощать одноклассников.

В группе было тридцать человек, кулька с двумя килограммами, вполне хватило на всех.

Кристина не позабыла и препода, все-таки она была девушкой доброй.

Грошев подскочил, когда узнал, по какому случаю угощение и, предложив студентам нарисовать натюрморт с ловко устроенной посреди волнообразной красной ткани вазы с бутафорскими яблоками, умчался за подарками.

После занятий, он, внутренне замирая, предложил Кристине задержаться.

Ленка Кузнецова тоже демонстративно осталась и Кристина, благодарно взглянув на нее, перевела взгляд на препода.

– Ты наверняка ужасного мнения обо мне, – сказал Грошев, нисколько не смущаясь вниманием Кузнецовой, – как это возможно – не поздравить красивую девушку с днем рождения! Мне остается лишь просить прощения!

И он протянул ей подарочную сумку. Кристина взяла, заглянула, с изумлением узрела шероховатый бок кокоса и миску для микроволновки.

– Что это? – спросила она, отступая.

– Подарок! – искренне улыбаясь, ответил Грошев и смешался, увидев на ее лице удивление.

– Подарок? – переспросила Кристина и, не выдержав, громко расхохоталась. – А я думала, издевательство!

– Я еще открытку приготовил! – задергался Грошев, руки его дрожали.

– Открытку? – хохотала Кристина и, сунув подарочную сумку ему обратно в руки, убежала, чтобы вволю насмеяться вдали от престарелого ухажера.

– Либо он впал в маразм, либо попросту – порядочный скряга! – сказала она Ленке Кузнецовой.

– Действительно, – пробормотала Ленка, пребывая в двойственном состоянии духа, недоумевая и одновременно радуясь, что не только ей может быть плохо, родители никогда не поздравляли ее с днем рождения, разве оставляли торт в холодильнике.

– А поехали сегодня ко мне, в гости? – неожиданно предложила Кристина.

Кузнецова вспыхнула:

– Поехали! – выпалила она, вне себя от счастья.

Родители подарили Кристине дорогой подарок. Девушки принялись вместе рассматривать роскошное ожерелье из серебряной цепочки и продолговатого серебряного листочка. Ленка взяла ожерелье, бережно надела на шею подруге и застегнула сзади на маленький крючок с петелькой.

– Мне такое никогда родители не подарят, – со вздохом произнесла она, с грустью наблюдая за тем, как солнечный свет отражается в серебряном изделии.

– Зато и кокос с миской ты точно на день рождения не получишь! – засмеялась Кристина.

Ленка не удержавшись, громко фыркнула:

– Надо было метнуть ему эти подарки в лицо!

– Это кто же тебе кокос подарил? – удивился отец Кристины.

– И миску! – добавила Ленка, хохоча.

– Да есть один деятель, – небрежно бросила Кристина.

– Ну и подарочек! – высказалась Надежда.

– К чертовой матери такого кавалера! – возмутилась бабушка. – Я понимаю еще, цветы и коробку конфет!

– Нет, бабушка, кокос и только кокос! – смеялась Кристина.

– И миску для микроволновки! – добавила Ленка, заваливаясь за спину подруги, на диван.

– Не пойму, что это за миска такая? – недоумевала бабушка. – У нас и микроволновки-то, отродясь, не бывало!

Девушки уже не могли смеяться:

– Ой, спасите! – вопила Ленка.

– Сейчас лопну от перенапряжения! – вторила Кристина.

Домашние с недоумением глядели на развеселившихся девушек, эх, если бы они знали правду. Впрочем, Кристина не собиралась посвящать родных в «ужасы» странностей отношения к ней Грошева, а Ленка, благодарная за приглашение, за семейный уют и угощение, вовсе не задумывалась о перспективе упоминания вслух имени развратного преподавателя.

9

Кристину всегда поражали обои, наклеенные на стены и потолок комнат дома-дачи, где она обосновалась с родителями. В старинном буфете стояли изящные чайные сервизы. Двери были обиты ватой с дерматином. Посреди гостиной стоял круглый деревянный стол. У одной из стен притулилась мягкая софа с торшером.

Обстановка дома выглядела даже роскошной за счет шерстяных ковров и паласов, устилающих пол. На полках, рядом с книгами, мягкими игрушками, фотографиями стояли фарфоровые статуэтки – увлечения молодости бабушки.

– Надо бы кота завести, – предложил отец, – не то мыши одолеют.

– Гадость какая, мыши! – воскликнула мать. – Кристя, иди, поспрашивай у соседей, может, у кого есть котята?

В первом же доме ее встретил радушный сосед, старичок в телогрейке и валенках.

– Котята? – задумался он и рассмеялся. – Давненько у меня никто не спрашивал про котят!

И обернулся к вышедшей на шум белоснежной пушистой кошке, с большим вниманием изучавшей гостью.

– Маркиза, котят спрашивают, а ты филонишь!

Маркиза уселась на пол и оскорблено посмотрела в глаза Кристины.

– Старая она, вот и обижается, – пояснил старичок, – да, ты проходи в избу!

Пригласил он соседку и из сеней провел девушку в притвор единственной, но просторной комнаты.

Кристина огляделась. Справа, весело трещала дровами белая русская печь. Слева, на небольшом кухонном пространстве, огороженном цветастой занавеской, деловито гудел маленький холодильник, стояли обитые клетчатой клеенкой столы, на полках виднелись плетеные туески с крупами.

– Вот сейчас, «чайковского» попьем и пойдем котеночка искать, знаю я, у кого спросить! – подмигнул старичок Кристине и предложил ей переобуться.

– Тепло и уютно! – снимая белые катанки с печки, сказал старичок с улыбкой.

Кристина не возражала, ей казалось, она попала в детство, когда ездила с матерью в северный лесной поселок, со всех сторон окруженный дремучей тайгой, к дедушке, в гости.

Ах, какое это было время! Когда она махала рукой машинистам тепловозов и те всегда махали ей в ответ, а еще нажимали на гудок и тепловоз приветствовал ее басовито, а она прыгала от счастья, потому что целый локомотив с машинистами и вовсе не игрушечный, приветствовал одну ее, вот это, да!

Впрочем, и отличия от увиденного в раннем детстве дома родного дедушки было мало. Также старичок хлебным ножиком щипал лучину для угольного самовара и точно также как в детстве, в доме родного дедушки, в углу, Кристина обнаружила самые разные газеты, журналы, книги, в книжном шкафу – от детских «Мурзилок», «Пионерской правды» и «Вокруг света» до полного собрания сочинений Владимира Ленина. Некоторые книги непонятно как оказались в шкафу – брошюры для вязания, советы для начинающих кулинаров, книжонки с бесполезными нравоучениями на богословскую тему.

Кристина перевела взгляд на тумбочку, рядом со шкафом, с аккуратными стопками акварельных альбомов и сердце ее согрелось воспоминанием о счастливых днях летних каникул, когда она, предоставленная самой себе, рисовала все, что попадалось на глаза.

Машинально, перелистнула один альбом и замерла, дыхание захватило, повсюду был изображен ее блондин. Схватила другой альбом, посреди фантастических миров с невероятно-красивыми цветами был он, то остановившийся в раздумье над цветком, то шагающий в развевающихся ослепительных одеждах по белым облакам.

– Дедушка! – задыхаясь от волнения, обернулась Кристина. – Кто это нарисовал?

– Ась? – оторвался от самовара, старичок. – Глуховат я на одно ухо!

И подошел, взглянул:

– Рисовал-то? – пожевал губами.

Кристина не сводила с него глаз.

– Дочь моя рисовала! Ангел это! – кивнул старичок и вернулся к прерванному, было, занятию.

Но чувствуя вопросительный взгляд девушки, продолжил рассказывать:

– Дочка у меня родилась болезненная, хворая. Училась дома, на печке лежала.

Указал он на полати, что виднелись на печи. Полати были покрыты лохматыми полушубками.

– Теперь я там отдыхаю! – охотно пояснил он. – Дочка рисовать очень любила. Лет в девять стала она альбомы зарисовывать вот этим красавцем.

Кивнул он на раскрытый альбом в руках Кристины, откуда на них печально смотрел блондин.

– Моя жена, царствие ей небесное, – перекрестился старичок, – спросила у дочки, кого ты рисуешь? Дочка и ответила, ангел это, скоро придет за мной, произошла, мол, ошибка и по ошибке, дескать, меня в людской мир и затулили. Сказала, происходит такое, от невнимания к проблемам человечества со стороны ангелов. Нам было непонятно, о чем это она?

Рассказывая, старичок, между делом, накрывал на стол, который, стоял посреди комнаты. Из печки он достал противень с горячими, только что испеченными пирогами и сообщил Кристине:

– С творогом!

Ловко переложил пироги в плетеное блюдо. Сходил на кухню, добыл из столов обитых клеенкой, где были устроены на старинный манер ящики под столешницами, красивые чашки с блюдцами, сполоснул под рукомойником.

– Пригласили мы с женой бабку. Не знахарку, нет, а колдушку. Бабка пришла, взглянула на дочку, да так и села. Не жилица она, говорит, и печать на ней! Что за печать, спрашиваем? Она на нас руками замахала, и не спрашивайте! Только, говорит, плохо бывает тем семьям, где рождаются подобные дети и детям плохо от того, что они жить никак не могут. Многие мир ненавидят и от ненависти начинают чудить.

– Чудить? – переспросила, усаживаясь за стол, Кристина.

– А то, как же! – закивал старичок. – Сила у них великая появляется, мысли других людей читают, как свои собственные. Погодой управляют и забавы ради, устраивают ураганы. Опять-таки людьми, как игрушками распоряжаются, идет, к примеру, человек в магазин, а чудик надавит, внушит что-нибудь каверзное и человек вместо магазина, в поле уйдет.

Наша дочка чудила, ей хорошо было видно работяг, что на ближайший завод направлялись, так, бывало, доходили они до угла дома и останавливались, бессмысленно таращились в небо. Пять минут стояли, десять минут. Жена моя в слезы, дочке говорит, нехорошо это, на смену работяги опоздают, зарплаты лишат или премии, а то и вовсе выгонят, у них же у всех семьи. Отпусти! И дочка отпускала, до того дико, наверное, охране завода было, когда сто, а то и двести человек, разом, вдруг вваливались на проходную! А дочка ничего, беззлобная она была, только скучала очень. Радио не слушала, а когда я ей телевизор приволок, черно-белый купил, отвернулась, чего говорит, там интересного, я итак все знаю!

Старичок указал на пироги:

– Понравились?

Кристина опомнилась, не заметила, как съела два пирога:

– Вкусно! – засмущалась она.

– Кушай, кушай! Я гостям завсегда радуюсь, что тут в околотке людей-то осталось, одни дачники!

И вздохнув, не спеша продолжил, расставив пальцы и водрузив на пальцы блюдечко с чаем.

– Перед смертью, дочка моя все на ваш дом смотрела и говорила, мол, пройдет время и появится в доме девушка по имени Кристина. Так тебя зовут?

Заглянул ей в глаза старичок. Девушка задрожала.

– Стало быть, так, – задумался он, – хорошо!

И помолчав, вздохнул:

– Дочка говорила, чтобы ты не боялась и не искала ангела, он сам тебя найдет, подойдет, дескать, в общественном месте, поговорит с тобой, как обычный человек, а сам постарается силу твою заблокировать, чтобы не чудила ты! Ведь ты не чудишь?

Спросил он у девушки. Кристина помотала головой.

– Вот и славненько! – засмеялся старичок. – Теперь мы с тобой за котенком пойдем! У дочки моей Маркизы родились белые котятки, тут, неподалеку!

Маркиза давно уже улегшаяся на мягком диванчике возле теплого бока печки, подняла голову.

– Все понимает! – усмехнулся старичок.

10

В воздухе плавали золотистые от солнечных лучей, пылинки.

Бабушка, а на самом деле Ирина Петровна, семидесяти двух лет от роду, хмыкнула на недовольство своего внучатого зятя.

– Машина не заводится? – сварливо осведомилась она и выдала фразу, поразившую молодого человека в самое сердце. – Вы, тупые земляне, давным-давно деградировали. Создаете автомобили, которые работают на бензине. Изобретаете атомную бомбу, призванную уничтожить все человечество и не в состоянии элементарно вырастить ногу для обезноженного инвалида; не можете вырастить искусственный мозг и сотворить из дебила разумного человека; стареете и умираете, когда можно было бы просто жить и вести активный образ жизни, вообще не старея, ведь всем известно, старость – это болезнь, а болезнь можно вылечить! Каменный век!

– Бабушка, – прервала ее гневный монолог, Надежда, – не пугай моего мужа!

И повернулась к Алексею:

– Не бойся, бабушка у нас с другой планеты!

– Развитой планеты, заметьте! – сердито добавила Ирина Петровна. – Где не было основания падать, ломая кости, потому что устройства, подхватывающие тела были повсюду!

И она указала в окно, на лихих паркуристов, будто цирковых акробатах, крутивших сальто-мортале, прямо во дворе. На их акробатические номера безо всякого восторга смотрела детвора.

– Видите, как реагируют дошколята? – кивнула на них, Ирина Петровна. – Эти уже знают об отсутствии на Земле нормальной жизни. Вам необходимо понимать, как родителям будущих трех детей, о подобных явлениях.

– Зачем? – все еще не пришел в себя Алексей.

– А затем молодой человек, что пришельцы, появившиеся в нашей семье, имеют право на сочувствие и помощь! – Ирина Петровна гневно притопнула. – Они не должны мучиться от бездарного преподавания в школах, обучение должно быть мгновенным! Еще в раннем детстве! Человек должен получить всю информацию об истории и развитии своего мира и после, вступая в определенную фазу развития, полностью осознавать то или иное событие, факты и детали.

– Программирование мозга? – догадался Алексей.

– Именно! – кивнула Ирина Петровна.

– Но, где гарантия, что у нас родятся именно такие дети? – спросил Алексей.

– Землян все меньше, – поджала губы Ирина Петровна, – видимо, Сатана решил при нашей помощи сохранить эту цивилизацию и дать ей толчок к совершенно противоположному развитию!

– Это, какому же? – скептически осведомился Алексей.

– Нормальному! – отрезала Ирина Петровна.

– Бабушка! – взмолилась Надежда, прижимая руки к большому животу.

– Когда ни письменность, ни изучение точных наук не нужны! Просто лишни! Когда деньги воспринимаются конфетными фантиками, а бездомные и голодные люди дикостью! Когда ничего не покупается и не продается, и нет отравленных продуктов, нет ГМО и прочей химической чепухи! Когда любая болезнь вылечивается моментально, а любой больной орган заменяется на искусственный, но здоровый! Когда невозможен внезапный ливень или ураган, просто, потому что климат планеты управляем! Когда вместо долгих перелетов на ненадежных тяжелых самолетах, человек просто телепортируется из одной точки планеты в другую и делает это в несколько секунд!

– Шикарно! – одобрил Алексей. – Я бы и сам с удовольствием пожил в таком мире! Но вот вопрос, почему же вы, здесь?

Ирина Петровна вздохнула:

– Мы забыли о боге, а он жесток. Идет война и не только на Земле, знаете ли, но на Земле, правда, война между ангелами приобрела поистине грандиозные масштабы! Нигде во Вселенной такого нет! Нигде не строят молельни Богу для того, чтобы перекрыть порталы сообщения между миром людей и миром ангелов Сатаны. Это же, по сути, подстава для всех людей, пришедших в такую молельню!

Ирина Петровна залилась слезами:

– Жрецы превратили Землю в место битвы ангелов и люди, под гнетом ангелочков долбанных деградируют, не развиваются, а болеют и умирают!

– Но что-то, здесь есть! – возразил Алексей. – Ради чего стоит жить!

И посмотрел с нежностью на Надежду.

– Любовь! – согласилась Ирина Петровна. – И надежда!

Взглянула она на внучку и, обняв Надю, произнесла со слезами на глазах:

– Будем надеяться пережить эту геенну и вернуться домой!

В двери позвонили.

– Это, вероятно, Кристина! – произнесла Надежда и, вырвавшись из объятий бабушки, опрометью бросилась открывать.