Текст книги "Дочь Дроу"

Элейн Каннингем
Дочь Дроу

Вступление

Это был мир, где эльфы танцевали под звездами, где людской род все настойчивей обживал неизведанные земли. Земли, где каждый в душе был искателем приключений, и где было достаточно магии, чтобы увлечь ищущих и мечтающих тысячами ее секретов. Здесь было достаточно чудес, чтобы любоваться ими в течение целой жизни дракона, а большинство живущих в этом мире были довольны тем вызовом, который бросала им жизнь.

Однако некоторые помнили ужасные и захватывающие истории, которые рассказывали им на ночь, когда они были детьми. Некоторые из этих бесстрашных или глупых людей путешествовали в запретные места, глубоко под землю, на которой они родились. Те, кто выживал, рассказывали о других, еще более изумительных землях, темном и враждебном мире, созданном из сновидений и кошмаров – Подземье.

В усеянных драгоценными камнями гротах и продуваемых ветрами туннелях, бушующих потоках и обширных пещерах, обитатели Подземья создавали свои дома. Прекрасны и вероломны были эти таинственные места, и возможно главным среди них был Мензоберранзан, легендарный город дроу.

Жизнь в городе темных эльфов состояла в служении Лолт – богине хаоса дроу – и постоянной борьбе за власть и положение. Но, кроме того, в полумраке храмов и величайших правящих домов, вдалеке от Академии, где обучали искусству сражения и преданности, множество темных эльфов каждый день боролись за свою жизнь.

Здесь дроу, благородные и простого происхождения, жили, трудились, играли, веселились и – изредка – любили. Отблески их эльфийского происхождения были видны в их искусно созданных домах и садах, изготовлении их доспехов и украшений, их тяге к магии и искусствам, и их гордости за свое воинское умение. Однако ни один из эльфов с поверхности не мог гулять среди своих темных братьев без чувства ужаса, да еще и остаться при этом в живых. Дроу изменились за многие столетия жизни в ненависти и уединении, стали страшной пародией на своих предков эльфов. Звериная жестокость и ужасные деяния – все это был Мензоберранзан.

Во времена за три десятилетия до того как боги спустились в королевства, хаос и беспорядок в темном городе эльфов достиг недолгого равновесия. Состоятельные дроу использовали подобные периоды относительного спокойствия, чтобы удовлетворить свою жажду к роскоши и богатству. Большую часть своего удовольствия они получали, проводя время в Нарбонделлин, изысканном районе города, который гордился ровными улицами, прекрасными строениями и богатыми домами, созданными в союзе камня и магии. Слабый свет заливал это место, основным источником которого было сияние разноцветных магических огней. Все дроу могли вызывать этот магический свет, и в частности использование этой способности в Нарбонделлин не знало границ. Магический огонь освещал резьбу на домах, подсвечивал магазинные вывески, завлекал покупателей заманчивым мерцанием, и сиял на платьях и плащах богатых прохожих.

На поверхности высоко над Мензоберранзаном зима начала уступать свои права, и полуденное солнце уже пыталось обогреть суровый ландшафт. В Подземье не знали о временах года и тут не было смены дня и ночи, но дроу совершали свои дела в соответствии с древним, забытым ритмом своих предков, обитавших на поверхности. Магическое тепло глубоко в центре Нарбондели – природной каменной колонне, служившей городскими часами – приближалось к пику, когда невидимое солнце достигало своего зенита. Дроу могли понимать магические часы даже в абсолютной темноте, их острое зрение воспринимало едва уловимое тепловой узор с абсолютной точностью и настолько детально, что ему мог бы позавидовать даже охотящийся орел.

В этот час на улицах царила суматоха. Больше всего дроу было в Нарбонделлин. Богато одетые темные эльфы гуляли по широкой тропе, разглядывали товары в магазинах, или останавливались в роскошных кафе и тавернах, чтобы выпить глоток приправленного специями, искрящегося зеленого вина. Городская стража несла патруль, передвигаясь на больших, запряженных ящерах. Торговцы дроу били кнутами своих животных – в основном ящеров или гигантских слизней, тянувших телеги с товарами к магазинам. И изредка, эта толпа рассыпалась в стороны, чтобы пропустить благородного дроу, обычно женщину, сидевшую или на носилках, которую несли рабы, или на плавучем, магическом диске.

Также в Нарбонделлин встречались создания и из других рас – рабы, обслуживающие темных эльфов. Гоблины-слуги толпились за своими хозяйками-дроу, их руки были заняты сделанными покупками. В одном магазине, закованный в цепи и охраняемый тремя хорошо вооруженными дроу, кузнец-дварф с явной неохотой чинил прекрасные оружия и драгоценные украшения своих пленителей. Сбоку от входа располагался огромный особняк, вход в который охраняли два минотавра, стоявшие лицом друг к другу так, что своими длинными кривыми рогами образовывали некое подобие смертоносной арки. Магический огонь освещал девятифутовых созданий, из-за его отблесков казавшихся ожившими смертоносными скульптурами. Дюжина или около того, кобольдов – мелких, похожих на крыс родственников гоблинов, ютились в узких каменных нишах, непрерывно с тревогой осматривая улицу своими выпученными глазами. Частенько, одно из этих созданий быстро выбегало из укрытия, чтобы поднять мусор выпавший из проходящей телеги или убрать слизь за проскользнувшим по улице оседланным ящером. Это была работа кобольдов – держать улицы в чистоте, и их рвение подкреплялось надсмотрщиком – огром, вооруженным хлыстом и кинжалами.

Один из кобольдов, на спине которого были заметны свежие следы от хлыста огра, с усердием протирал общественную скамью, неподалеку от края улицы. Раб был так занят, пытаясь избежать нового наказания, что не заметил бесшумное приближение плавучего диска. На нем сидела женщина-дроу в богатых одеждах и украшениях, а позади нее в зловещей тишине шагало шесть десятков солдат-дроу, все они были облачены в сверкающую кольчугу и несли на себе знак одного из правящих домов города. Змееголовый хлыст на поясе женщины говорил о том, что это была высшая жрица Лолт, и надменное выражение ее лица требовало уважения к ней. Большинство из посетителей Нарбонделлина незамедлительно выказали ей его. Они освободили проход, и ближайшие к ней сопровождали ее склоненной головой или преклоненным коленом, в соответствии с их положением.

Когда благородная жрица посмотрела вдоль улицы, почивая в опьяняющей смеси из уважения и зависти, которые соответствовали ее положению, ее взгляд упал на поглощенного работой кобольда. В один миг ее выражение сменилось с царственно-высокомерного на яростное. Маленький раб не стоял у нее на пути, но его невнимательность говорила о недостатке уважения к ней. Подобное нельзя было терпеть.

Жрица приблизилась. Когда жаркая тень от плавучего диска упала на трудящегося кобольда, маленький гоблиноид хрюкнул от досады и посмотрел вверх. И тут увидев приближающуюся смерть, он замер, словно мышь, попавшаяся в когти хищнику.

Нависнув над обреченным кобольдом, жрица вытащила из-за своего пояса узкий черный жезл и начала тихо говорить нараспев. Из жезла появились крошечные пауки и побежали в направлении своей жертвы, на ходу разрастаясь до размеров человеческой руки. Они скопились вокруг кобольда и быстро опутали его толстой паутиноподобной сетью. Покончив с этим они приступили к еде. Паутина сковывала рот кобольда и приглушала его предсмертные крики. Конвульсии жертвы были недолгими, так как гигантские пауки в одно мгновение высосали все жизненные соки из него. За миг необходимый, чтобы сделать вдох, кобольд превратился в кучу лохмотьев, костей и кожи. По знаку жрицы, солдаты продолжили свое движение вниз по улице, окончательно втоптав эльфийскими сапогами останки кобольда в землю.

Один из солдат нечаянно наступил на паука, затерявшегося среди кучи лохмотьев. Наевшееся животное лопнуло с тошнотворным хлопком, обдав своего убийцу гноем и внутренностями кобольда. К несчастью для этого солдата, в тот момент, когда паук лишился своего обеда и жизни, жрица оглянулась назад. Лицо женщины-дроу исказила ярость.

«Святотатец!» – завопила она, голосом усиливавшимся с помощью магии. Она вытянула палец в направлении солдата и произнесла, – «Привести в исполнение волю Лолт!»

Без промедления, дроу на другой стороне от обреченного солдата вытащил длинные, зазубренные кинжалы. Они достигли своей цели с привычной эффективностью. Еще один клинок мелькнул слева и вспорол живот невезучему дроу; удар справа перерезал ему глотку. За время одного удара сердца жестокая воля была приведена в исполнение. Солдаты продолжили свое движение, оставив тело своего товарища в расплывающейся луже крови.

Лишь непродолжительное затишье напоминало о марше солдат-дроу. Когда они ушли, жители Нарбоделлина вновь вернулись к своим повседневным делам. Ни один из очевидцев не попытался помешать казни. Большинство из них, даже не отреагировали на произошедшее, исключая рабов-кобольдов, которые сразу поспешили вперед со швабрами и бочками, чтобы убрать останки. Мензоберранзан был оплотом Лолт, и здесь ее жрицы были правящей верхушкой. Однако процессия гордой женщины сохранила уважительную дистанцию от черного особняка в конце улицы. Этот дом не был похож на жилища с поверхности, он был устроен в сталактите, природной каменной формации, свисавшей с потолка пещеры, словно огромный черный клык. Никто не осмеливался прикоснуться к камню, покрытому узорами из символов, которые постоянно меняли свои очертания. Любая часть рисунка могла оказаться магической руной, готовой в любой момент извергнуть на неосторожного или неосмотрительного, мощь, содержащуюся в ней.

Сталактитовый особняк был личным убежищем Громфа Баэнре, архимага Мензоберранзана и старшего сына, если и некоронованной, то неоспоримой правительницы города. У Громфа конечно же была своя комната в неприступной крепости Дома Баэнре, но маг обладал сокровищами – и замыслами – которые он предпочитал держать вдалеке от глаз женщин своего рода. Так что время от времени он уединялся в Нарбонделлин, чтобы насладиться своей коллекцией магических предметов, покопаться в своей обширной библиотеке книг с заклинаниями или насладиться обществом своей очередной любовницы.

Возможно самой приятной привилегией его положения, приятней даже наслаждения своими сокровищами и магической силой, была возможность Громфа выбирать себе женщин. В этом матриархальном городе, мужчинам принадлежала определенно зависимая роль, в основном заключавшаяся в служении женщинам. Даже такая весомая фигура как Громф Баэнре должен была с величайшей осторожностью выбирать себе партнерш. Его нынешней любовницей была младшая дочь второстепенного дома. Она обладала потрясающей красотой, но слабыми способностями к магии жрецов. Последнее давало ей низкое положение в городе и значительно возвышало в глазах Громфа. Архимаг Мензоберранзана недолюбливал Паучью Королеву и ее жриц.

Однако здесь, в Нарбонделлин, он забывал о подобных проблемах. Безопасность его особняка обеспечивалась охранными рунами, а уединение его личного рабочего кабинета обеспечивал магический щит. Этот кабинет представлял из себя большую комнату, с высоким куполообразным потолком, вырезанной из черного камня и освещаемой единственной свечой, стоявшей на его столе. Для чувствительных глаз дроу, мягкие отблески огня освещали мрачную пещеру не хуже полуденного солнца. Здесь маг читал свои магические книги из личной библиотеки, которую он пополнял за счет тех, кто пытался соперничать с ним.

Громф был стар, даже по меркам эльфов. Он выжил в течение семи столетий в предательском Мензоберразане, в основном потому, что его талант к магии не уступал его хитрому, расчетливому уму. Он выжил, но его семь столетий были наполнены холодом и страданиями. Его склонность к злу и жестокости обросла легендами даже среди дроу. Однако ничего из этого нельзя было заметить при созерцании мага – благодаря своей могущественной магии он являлся молодым и полным жизни дроу. Его черная кожа была гладкой и блестящей, руки с длинными пальцами – стройными и гибкими. Густые белые волосы светились в полумраке, и его неподвижные глаза – большие, миндалевидные глаза необычно янтарного цвета – были направлены в книгу с заклинаниями.

Углубившись в свои изучения, маг скорее не услышал, а почувствовал, слабый треск, который предупредил его, что кто-то миновал его магический щит. Он оторвал свой взор от книги и направил суровый взгляд в направлении отвлекшего его источника.

К своему ужасу он никого не заметил. Магический щит был нечто большее, чем просто сигнал тревоги, и лишь могущественный маг мог невредимым миновать это невидимое заклинание. Седые, изогнутые брови Громфа неодобрительно сдвинулись, и он приготовившись к битве, протянул руку к одному из смертоносных жезлов, висевших на его поясе.

«Посмотри вниз», – посоветовал нежный, мелодичный голосок; голосок, который звучал так, словно он принадлежал озорному и веселому ребенку.

С недоверием Громф перевел свой взгляд вниз. Там стояла маленькая, улыбающаяся девочка около пяти лет от роду, и это без сомнения был самый прекрасный ребенок которого он когда-либо видел. Она была уменьшенной копией своей матери, которую Громф оставил спать в одной из ближайших комнат. Лицо дитя было худым, а ее эльфийские черты – изысканы и утонченны. На ее плечи спадала копна белых шелковых локонов, контрастируя с ее детской кожей, которая блестела и по виду была похожа на черный атлас. Но больше всего поражали ее широкие, янтарного цвета, глаза, как и у него, в которых читалась смышленость и отсутствие страха. Эти глаза прогнали прочь раздражение Громфа.

Это должно быть была его дочь. По каким-то причинам эта мысль слегка задела какую-то струну в сердце одинокого, старого, злого дроу. У него без сомнения были и другие дети, но это мало заботило его. В Мензоберранзане, семейства были связаны исключительно через своих матерей. Однако этот ребенок заинтересовал его. Она смогла пройти через магический барьер.

Архимаг отодвинул книгу в сторону. Он откинулся на спинку стула и посмотрел на ребенка испытующим взглядом. Он не привык иметь дела с детьми. Однако, несмотря на это, его слова, когда он заговорил, удивили его. «Ну, рыбка, я предполагаю, что ты не умеешь читать?»

Для ребенка, который по возрасту был еще младенцем, это был нелепый вопрос. Однако, по-взрослому сморщив лобик, она задумалась над ответом. «Я не уверена», – сказала она задумчиво. «Видите ли, я никогда не пыталась».

Она бросилась к открытой книге и уставилась вниз на страницу. Слишком поздно Громф закрыл своей ладонью ее золотые глаза, проклиная себя при этом. Даже простые заклинания могли оказаться смертельными, так как магические руны поражали нетренированный взгляд яркой вспышкой обжигающего света. Попытка прочитать незаученное заклинание могла обернуться ужасной болью, слепотой и даже безумием.

Однако маленькая дроу, казалось, не пострадала. Она вывернулась из рук мага и отскочила на дальний конец его стола. Склонившись над мусорным ведром, она выловила оттуда клочок испорченного пергамента. Затем она выпрямилась и вытащила перо из бутыли Громфа с дорогими вечно-черными чернилами. Неуклюже обхватив перо своим крошечным кулачком, она начала рисовать.

Громф заинтриговано смотрел на нее. Лицо ребенка выражало полную сосредоточенность, пока она старательно вырисовывала неуверенные, кривые линии на пергаменте. Спустя мгновение она повернулась к магу, на ее лице сияла победная улыбка.

Он наклонился поближе, и его глаза с удивлением забегали с пергамента на книгу и обратно. Ребенок срисовал один из магических символов! По правде говоря, это был несколько грубый рисунок, но она запомнила его за один миг. Это был поразительный подвиг для любого эльфа, любого возраста.

Громф решил испытать ребенка. Он вытянул свою руку и создал маленький шар, засветившийся голубым магическим огнем. Маленькая дроу засмеялась и захлопала в ладоши. Он бросил игрушку в ее направлении, на другой конец стола, и она ловко поймала ее.

«Брось его назад», – сказал он.

Ребенок вновь засмеялся, явно наслаждаясь затеявшейся игрой. Затем молниеносно сменив настроение, она занесла свою руку для броска и стиснула зубы, приготовившись направить все свои усилия на бросок.

Громф молча заставил магию исчезнуть. Голубой свет померк.

В следующий момент, шарик полетел в его сторону, так быстро, что он едва успел поймать его. Только сейчас свет был золотым.

«Цвет моих глаз», – сказала девочка, с улыбкой, которая обещала доставить немало душевных мук дроу-мужчинам в будущем.

Архимаг заметил это, и понял ценность этого открытия. Затем он перевел свое внимание на шарик в руке. Значит, ребенок уже могла вызывать магический огонь. Это был природный дар всех дроу, но редко он проявлялся так рано. Он задумался – а что еще она может?

Громф вновь бросил шарик, на этот раз вверх к куполообразному потолку. Вытянув руки, ребенок взмыл к светящейся игрушке, левитируя с такой легкостью, что архимаг даже открыл от удивления рот. Она схватила мячик в воздухе, и пока с легкостью плыла на свое место, ее победный смех эхом отдавался по кабинету. В этот момент Громф принял одно из самых спонтанных решений за всю свою долгую жизнь.

«Как тебя зовут, дитя?»

«Лириэль Вэндри», – сразу ответила она. Громф потряс своей головой. «Нет. Ты должна забыть Дом Вэндри, так как ты больше ни одна из них».

Одной рукой он вычертил магический узор в воздухе. В ответ, по камню на дальней стене прошла рябь и он стал вплывать в комнату словно струйка дыма. Темное облако скорчилось, и наконец полностью отделилось от стены. В тот же миг оно сжалось и обрело очертания голема, размерами схожим с эльфом. Живая статуя припала на одно колено перед своим хозяином, ожидая его приказов.

«Мать ребенка покидает этот дом. Проследи за этим, и уведомь ее семью о несчастном случае, который произошел с ней по дороге к Базару».

Каменный слуга поклонился хозяину и исчез в стене столь же легко, сколь призрак мог раствориться в тумане.

Спустя несколько мгновений из соседней комнаты раздался женский крик – крик полный ужаса, который вскоре закончился сдавленным стоном.

Громф наклонился и задул свечу, потому что тьма больше подходила к образу жизни темных эльфов. Последний луч света покинул комнату и зрачки архимага сменили свой оттенок с янтарно-желтого на ярко-красный, чтобы различать весь спектр тепловых оттенков. Он направил суровый взгляд на ребенка.

«Ты, Лириэль Баэнре, моя дочь, и отныне равноправный член семьи первого дома Мензоберранзана», – произнес он и откинулся назад, дабы увидеть реакцию ребенка, сидящего перед ним.

Румянец, хорошо различимый в тепловом спектре, схлынул с ее лица, а костяшки на ее маленьких пальцах побелели, когда она мертвой хваткой впилась в край стола, ища опоры. Но было понятно, что маленькая эльфийка поняла все, что сейчас произошло. Однако, ее выражение осталось мужественным, и когда она повторила свое новое имя, ее голос не дрогнул.

Громф одобряюще кивнул. Лириэль вынуждена была принять сложившееся положение – желая остаться в живых, она не могла поступить иначе, но все же в ее взгляде можно было заметить дикие огоньки ярости.

«Воистину, это моя дочь», – подумал про себя Громф.

Глава 1. Беспокойное время

Игнорируя приглушенные крики боли, раздававшиеся с дальней стороны комнаты, Нисстир раздвинул тяжелые занавеси и выглянул наружу, на рынок. Глаза темного эльфа, черные и непроницаемые в слабоосвещенной комнате, расчетливым взглядом окинули открывавшуюся им картину.

Базар, одно из тех мест Мензоберранзана, где постоянно кипит жизнь, охранялся не хуже крепости любой матроны. Сегодня жестокими, но эффективными методами мир поддерживали еще больше солдат, чем обычно. Так как он возглавлял торговую компанию Сокровищница Дракона, Нисстир обычно с одобрением относился к качественной охране рынка; это защищало местный бизнес, и позволяло таким как он заниматься своим делом. Сегодня, однако, острые глаза Нисстира видели и другие возможности.

Губы торговца искривились в улыбке, едва он увидел, как пара стражей тащит прочь тело торговца-калимшита. Человек не совершил ничего особенного: он лишь был слегка упрямей, чем стоило бы во время заключения сделки, и дроу предпочел расплатиться с ним отравленным кинжалом. Обычно покупатели в Мензоберранзане приветствовали хороший торг как спорт, которым он и являлся. Сейчас же дроу, всегда склонные к насилию, были как сухой трут, готовый вспыхнуть от малейшей искры.

Для постороннего наблюдателя бурление рынка могло бы показаться вполне обычным. Некоторые продукты продавались даже очень хорошо: спрос на пищу, оружие и компоненты заклинаний был почти лихорадочным. Нисстир видел подобные дни на рынках поверхностного мира уже много раз, особенно когда жители готовились к особо лютой зиме или осаде. Он отчетливо видел, что дроу Мензоберранзана явно к чему-то готовятся. Нисстир сомневался, что они осознают, чем это «что-то» может являться, но их беспокойство было очевидно, и он намеревался использовать его.

Знакомые на поверхности звали его Лисом, и Нисстиру нравилось это имя. Он напоминал этого хищника, острыми чертами лица, заостренными ушами и необычной копной медно-красных волос. Была ему в полной мере присуща и лисья хитрость. В отличии от большинства дроу, Нисстир не носил оружия, и не особо умел пользоваться им. Его силой был его разум – столь же ловкий и коварный как меч воина дроу – и его магия.

Когда-то, много лет назад, Нисстир жил в Чед Насаде, городе во многом похожем на Мензоберранзан. Хотя он был магом немалого потенциала, матриархальное общество и тирания Лолт преграждали путь его амбициям – и он не пожелал мириться с этим. Он покинул город и обнаружил в себе талант торговца; вскоре он уже пробился во главу торговой группы. Широко раскинутые сети его сделок приносили богатство, но не могущества, которого он искал. Это пришло к нему как божественный дар, дар Ваэрауна, бога воровства и интриг дроу. Нисстир воспринял приказ своего бога – восстановить присутствие и могущество дроу на поверхности – всем сердцем. Когда Его королевство будет создано, он, Нисстир планировал послужить Ваэрауну в качестве короля. Но сначала его – и Ваэрауна – подданные, должны быть набраны из рядов дроу, неудовлетворенных своей жизнью здесь.

В эти дни подобное недовольство распространилось широко. Агенты Нисстира и его собственные проницательные глаза сообщали ему об этом. Дроу Мензоберранзана все еще не оправились от хаоса творившегося с магией в Смутные Времена, и от поражения, которое нанесли им дварфы Митрилового Зала. Они отправлялись на войну полностью убежденные Матроной Баэнре, поверив в посланные ей Лолт видения о завоеваниях и славе. И они проиграли, были отброшены с поверхности союзом всяческого сброда – дварфов, людей, гномов – в общем, низших существ – и жестоким сиянием рассвета. Теперь дроу чувствовали себя преданными, растерянными и, глубоко внутри, они были напуганы. Силы, правившие ими столь безжалостно, также и хранили город в безопасности от ужасов дикого Подземья.

Но что оставалось теперь от этих сил? Древняя Матрона Баэнре, веками правившая городом, и отправившая его на войну, заплатила за свою ошибку жизнью. Несколько самых могущественных домов погрузились в хаос внутренней борьбы. В обычное время мало кто из обитателей города интересовался, кто восседает в Правящем Совете. Сейчас, однако, борьба за власть угрожала разрушить все. Многие боялись, что ослабленный город становится уязвим для атак, например со стороны близлежащего поселения иллитидов, или другого города дроу.

Как полагал Нисстир, страхи эти были небезосновательны. Половина из двадцати тысяч дроу Мензоберранзана отправились в Митриловый Зал, и никто не знал точно, сколько их вернулось. Дома вообще редко сообщали о собственных силах, и ни один из них не желал признавать в столь опасное время, что ослабел.

Не секретом было, что несколькие из сильнейших мастеров оружия города – генералы армий отдельных домов – были мертвы или числились пропавшими без вести. Потери не ограничивались профессиональными солдатами. Сотни простолюдинов также участвовали в войне, и лишь несколько десятков вернулись к своей работе. Эту проблему делали еще более угрожающей гигантские потери среди рабов Мензоберранзана. Кобольды, минотавры, различные гоблиноиды использовались как драконье мясо и тысячами пали под топорами дварфов Митрилового Зала и под мечами и стрелами их союзников. Теперь вся работа, обычно выполняемая рабами, стояла на месте.

В других культурах нашлись бы рабочие и таланты заполнившие эту пустоту, но гордым дроу подобное не могло присниться даже в кошмаре. Статус это все, и никто не желал оставлять заработанное тяжким трудом положение ради общего блага. Дроу Мензоберранзана не смогли объединиться, чтобы победить в войне; не могли они действовать совместно и после нее.

Но здесь лежала и проблема Нисстира. На темных эльфов можно подействовать лишь обещаниями личной выгоды. Статус, власть: только на подобный крючок можно было выманить дроу на свет. Пусть жизнь в Подземье нелегка, а Мензоберранзан выходит на новый, пугающий уровень хаоса, большинство дроу просто не представляли себе иную жизнь. Все что мог предложить мир на поверхности, было поражение, бесчестье и ужас палящего солнца.

С глубоким вздохом торговец отпустил занавес и, повернувшись, посмотрел на спектакль совсем другого рода. Мужчина, средних лет и неприметного вида, сидел опутанный цепями на тяжелом каменном кресле. Вокруг него потрескивала сфера призрачно-зеленоватого света, а над ним склонился одетый в черное дроу, стоявший и тихо напевающий что-то с закрытыми глазами и вытянутыми ладонями. Жреческая магия стекала с пальцев темного эльфа, как черная молния жаля прикованного дроу. Пленник бился в судороге, пока его мучитель – жрец Ваэрауна, покровителя воров – вскрывал его память и секреты.

Наконец он удовлетворенно кивнул. Светящийся шар рассеялся и пленник обмяк в цепях, тихо постанывая в смеси боли и облегчения.

Странное обращение, быть может, для доверенного агента, но у Нисстира не было иного выбора. Цена обманутого доверия слишком велика. В Мензоберранзане любой заподозренный в поклонении кому-либо кроме Лолт умирал достаточно быстро. Тем, кто поклонялся другим богам, или вообще никому, предпочтительнее было держать свои мнения при себе.

И все же, в потревоженном городе, где казалось, пошатнулись сами основы общепринятого порядка, изредка встречались дроу, смевшие шептать имя Ваэрауна, мечтая при этом о жизни свободной от ограниченности Мензоберранзана. Таких дроу искал Нисстир. У некоторых, как например, у этого, только что подвергнутого пытке эльфа, ненависть к матриархальному правлению была так глубока, что он мог вынести все что угодно, только бы положить ему конец. Но большинству дроу нужно было большее: нечто, позволявшее забыть о неприятных воспоминаниях, предлагающее шанс на власть и положение куда большее, чем они имели сейчас.

В свое время, Нисстир поклялся, он найдет то, что нужно, чтобы увлечь за собой дроу Мензоберранзана. В конце концов, Сокровищница Дракона славна тем, что может обеспечить все что потребуется, как бы дорого это не стоило.

Мензоберранзан не единственный страдал от конфликтов и войны. Далеко, в земле холмов и лесов на востоке Фаэруна, народ Рашемена переживал собственные суровые времена. Магия – сила, правившая и защищавшая их земли – недавно стала предательски ненадежной. Древние боги и давно ушедшие герои ходили среди живущих, и народ сновидцев мучили странные кошмары и безумное возбуждение. Но что было опасней всего, таинственная защитная магия, сплетенная правящими Колдуньями, рассеивалась, и глаза многих врагов вновь глядели в сторону Рашемена.

Из всех воинов рашеми пожалуй никого этот хаос не коснулся так сильно как Федора. Это был еще молодой, симпатичный парень, с умелыми руками кузнеца и отличной выдержкой в бою. Хороший работник, но мечтатель даже по меркам рашеми. Федор знал песни и истории не хуже многих странствующих бардов, и его глубокий резонирующий бас частенько перекрывал стук молота, когда он работал. Как и большинство его сородичей, он был доволен простыми радостями жизни, и спокойно встречал трудности. Мягкий характер и улыбка казались весьма несоответствующими его впечатляющей репутации; Рашемен славился мощью и яростью своих берсерков, а Федор выделялся и среди них.

Знаменитые воины Рашемена использовали странный и малоизученный магический ритуал, чтобы войти в боевую ярость. Но что-то странное произошло с этой магией, которая изменившись вошла в юного Федора. Он стал настоящим берсерком, способным входить в это безумие когда пожелает. Сначала его умение приветствовалось как дар богов, и когда орда Туйган нахлынула из восточных степей, Федор встретил ее вместе со своими братьями-берсерками и бился яростней других.

Все бы хорошо, но было и другое наследие времени искаженной магии. Федора, сновидца, продолжали мучить кошмары, как и многих рашеми в Смутное Время. Он не говорил об этом никому, во многих из его народа – который составляли большей частью простые крестьяне – укоренились давние предрассудки насчет видений, они могли увидеть в любом вызванном пивом сне сложные значения, предвещающие проклятия. Федор считал что знает, чем могут являться его сны, а чем не могут.

Однако сегодня ночью, он чувствовал себя куда менее уверенно. Вырвавшись из кошмара, он обнаружил, что его сердце бешено колотится, а тело обливается холодным потом. Федор безуспешно попытался заснуть, завтра вновь придется встретиться с туйганами и ему понадобится вся его сила. Он дрался сегодня, и дрался хорошо – по крайней мере, так ему сказали. Товарищи поднимали чаши в его честь и рассказывали о множестве варваров, павших под черным мечом Федора. Сам он бой почти не помнил. И с каждой схваткой он запоминал все меньше и меньше. Это беспокоило его. Возможно, именно поэтому этот кошмар так напугал его.

В нем он очутился в глубине леса, куда очевидно забрел в бессознательном состоянии отступившей боевой ярости. Его лицо, руки и тело покрывали ноющие царапины. Оставалась смутная память об игривой возне с полудиким приятелем – снежным котом. И во сне до Федора медленно доходило, что игра пробудила в нем берсерка. Он не мог вспомнить исхода схватки, но меч его по рукоять был покрыт еще теплой кровью.

Проснувшись, Федор понимал, что видение, каким бы пугающим оно ни было, не предрекало будущую битву. Он действительно приручил однажды снежного кота, много лет назад, и они расстались с миром, когда тот вернулся к своей естественной жизни. Но в этом сне он видел свой глубочайший страх: не придет ли время, когда ярость полностью подчинит его? Не уничтожит ли он в безумии не только своих врагов, но и тех, кто дорог ему?