Текст книги "Жизнь на Repeat. За тобой"

Глава 4
Серафима

Резко пахло химией: сестра сидела на кровати за педикюром. На пальцах – желтые разделители-смайлики. Ногти уже были покрыты ярко-розовым лаком. В ожидании, пока лак высохнет, Ника выщипывала волоски с больших пальцев ног.

– Эй! А стучаться не учили? Вдруг я тут письку брею? – возмутилась она, оторвавшись от своего занятия.

– Ты бреешь письки в ванной, – парировала я и скривилась: – И не смываешь! Вся ванна потом в твоей волосне. Повторяю вопрос: ты что, встречаешься с Вадимом?

– Ну и? – Ника нахально смотрела на меня, ничуть не смущаясь.

– Ты… Даже не отрицаешь? – задохнулась я.

И тут я поняла, что она тщательно готовилась к этому разговору, проработала все – взгляд, улыбку, голос, слова. Она ждала моей атаки.

– Почему я должна отрицать?

– Ты не можешь с ним встречаться!

– Почему? – спросила Ника с той же гримасой, с которой папа обычно пытается упихать в литровую банку ведро огурцов.

– Он… Он…

Хотелось крикнуть «Мой!», но я вовремя прикусила язык. Он ведь не был моим.

– Тебе всего четырнадцать! – нашлась я.

– И что?

– Ему семнадцать, вы не можете встречаться.

– Почему? – Сестра напустила на лицо драматическую наивность и картинно захлопала глазами.

– Потому что он слишком взрослый.

Ника хмыкнула. Мои аргументы не производили на нее никакого впечатления. Но она просто не могла с ним встречаться! Я забрала его себе! Ему нравлюсь я, и никто другой! Или… мне удобно так думать? Я подсознательно хочу быть единоличной владелицей сердца Вадима… или я все же беспокоюсь о Нике? Конечно, о Нике! Ей мало лет, она не может быть с Вадимом!

Ника убрала пинцет и тихонько постучала указательным пальцем по ноготкам на ноге.

– Три года – такая большая разница?

– Сорок и сорок три – никакой разницы, четырнадцать и семнадцать – огромная, – отрезала я.

– Да ты просто ревнуешь!

Убедившись, что лак высох, сестра убрала разделитель, спустила ноги и пошевелила пальцами. Гордо улыбнулась – то ли от того, что была довольна педикюром, то ли от ощущения своей победы надо мной.

– Я? С чего мне ревновать, мы с ним не встречаемся! – вспыхнула я.

– Вот именно! Ты его динамила и динамила, а я взяла и подобрала. – Ника прищурила глаза. – Он же тебе не нужен?

– Он мне не нравится. – Я залилась краской. – Но речь не обо мне, а о тебе. Ты еще маленькая.

– Ты поэтому так бесишься? А может, все-таки ревнуешь? – в тоне Ники сквозила ехидца.

– Я не ревную. Ты просто не можешь с ним встречаться. Я скажу маме. Мам! Мам!

Я нашла маму на кухне за ноутбуком. Мысленно я уже торжествовала – вот сейчас огорошу ее, и Нике достанется по первое число…

– Мам, ты знаешь, что Ника встречается с Вадимом? – спросила я, предугадывая ответ и набирая в грудь воздуха, чтобы сказать: «Да, да, с моим Вадимом!»

– Знаю, – спокойно сказала та, не отрываясь от экрана.

Я оцепенела.

– В смысле знаешь? Мам. Наша Ника. Наша восьмиклассница Ника встречается с одиннадцатиклассником!

Мама все же отлипла от ноутбука и непонимающе посмотрела на меня.

– А в чем катастрофа, Сим? Не понимаю.

– Мам! Ей всего четырнадцать! Она должна еще в куклы играть.

– Не утрируй, дочь. Новое поколение всегда взрослеет быстрее предыдущего, но даже твоя бабушка не играла в куклы в четырнадцать. Будь она жива, она бы тебе рассказала, что в свои тринадцать вытворяла у себя в деревне с пастухами.

– Не хочу об этом знать, – оборвала я. – Я о Нике говорю! При чем тут бабушка? Нормальные мамы запрещают своим четырнадцатилетним дочерям встречаться с мальчиками!

– Сима, я правда не вижу проблемы, – вздохнула мама. – Вадим очень хороший, мы с папой его знаем. Он настолько хороший, что выпускать его из семьи как-то не хочется, – она хихикнула. – Так что, если со средней дочерью не получилось, пусть попробует младшая. – Мама подмигнула мне, пытаясь обратить все в шутку, и уточнила: – У тебя ведь, насколько я поняла, нет на него планов?

– Нет… – Я не знала, какие еще аргументы предоставить. – Мам… Но это неправильно. Ника наделает глупостей. Она еще мелкая, влюбчивая, вдруг он ей сердце разобьет? Ты представляешь, как ей будет тяжело?

– Надеюсь, этого не случится. Но, увы, на разбитые сердца страховка не распространяется вне зависимости от возраста.

– Но он же старше!

– Три года всего. Это небольшая разница.

– Это огромная разница. Ты представляешь потребности парней в семнадцать лет? Ты хочешь, чтобы Ника залетела в четырнадцать?

– Кхм. Как здорово, когда уважают твою личную жизнь, – раздался саркастичный голос сестры на пороге. – Я девственница, если что. И планирую ею остаться в ближайшие четыре года. Ну что, стуканула? Я же говорю, мама не против. И папа. Одна ты недовольна, потому что ревнуешь. – Сестра показала мне язык.

– Я не ревную!

– Ревнуешь!

– Нет!

– Да-да-да!

– Не-е-ет!

– Сима ревнует! Кто согласен, тот дышит! – кричала сестра.

– Девочки, перестаньте! – Мама вклинилась в спор.

– Да Сима просто завидует! Не вышло ничего с Вадимом, так теперь мне хочешь помешать, а?

– Ты просто дура! – бросила я.

– А ты шлюпка плоскодонная!

Ника пнула меня, я пнула ее в ответ. Мама с трудом разняла нашу драку и отправила по комнатам. Плюхнувшись на кровать, я застрочила Вадиму:

Объясни мне, почему я узнаю из сторис младшей, что вы мутите?

Вадим ответил довольно быстро:

Прости. Я думал, что успею сказать при встрече, но Ника опередила. Ты дома? Если дома, то я сейчас подойду, все обсудим.

Вскоре, толкнув дверь подъезда, я увидела Вадима метрах в трех, и сразу напала на него:

– Совсем тронулся? Чего ты творишь?

И вот мы стояли у моего дома и выясняли отношения на радость оккупировавшим приподъездные лавочки бабулям. И если до моего появления пара бабуль встали и собрались уйти, то своим выпадом я их здорово заинтриговала, и они сели обратно.

– Подожди, подожди! Остынь! Чего тебя так бомбит?

– Потому что речь о моей Нике! Из всех девушек в этом городе ты выбрал именно мою сестру! О чем ты думал? Ей всего четырнадцать! А вдруг она забеременеет?

– Да не кричи ты так! – смущенно шикнул на меня Вадим и с опаской поглядел на бабулек, которые даже не скрывали живейшего интереса к нашей ссоре. – Остынь! Между нами ничего такого! И речи быть не может. Дыши, Серафима, просто дыши.

В глазах – насмешка. Да он издевается! Ничто так не раздражает больше, чем когда кто-то советует тебе «дышать»!

– Думаешь, я поверю, что это случайность? – Я топнула ногой. – Ты мстишь мне, да? Хочешь, чтобы я рыдала по ночам и грызла ногти?! Не дождешься!

Бабули покачали головами, склонились друг к другу и зашептались. Шоу, которое развернулось перед ними, определенно потеснит с первого места излюбленный «Вечер с Владимиром Соловьевым» в бабуличьем рейтинге. Вадим фыркнул. А я рассвирепела еще больше от того, что все, что бы я ни говорила, его только забавляет!

– Ты такая красивая, когда злишься. – Под его взглядом сейчас растаял бы Гренландский ледяной щит, но не я. И почему мой злой вид всех вокруг только умиляет? Мне бы не помешало пройти курс «Как казаться грозной и внушать всем страх».

– Заткнись! – процедила я. – И так бесишь.

– Да ты заводишь меня, Серафима!

Я зарычала от того, что ему все – смех, развернулась и собралась уйти, но Вадим не пустил – взял за руку и развернул на себя. Кто-то из бабуль растроганно охнул.

– Ну ладно, ладно. Извини. Буду серьезным.

Он вдохнул и выдохнул, выдержал паузу и стер с лица веселость. Сразу было понятно, что серьезность неискренняя и ситуация его все еще забавляет. Вадим задумался, как бы все объяснить, чтобы я снова не развернулась. Бабули все обратились в слух. Вадим сурово покосился на них и увел меня в сторону. С лавочки послышался негодующий бубнеж.

– Да. Я встречаюсь с твоей Никой, – сказал он тихо, чтобы зрители не услышали. – Начали недавно, честно, я сразу же хотел рассказать. Думал сделать это при личной встрече и не успел. Ника мне нравится. Она милая, смешная, симпатичная. С ней не заскучаешь. У нее просто потрясающее чувство юмора.

Я немного успокоилась, но почувствовала, как заныло в груди. Что? Я что, и правда ревную?

– И я ей нравлюсь. Мы классная пара, твои родители не против. Против одна ты. Но, черт возьми, Сима, ты просто выносишь мне мозг! – Вадим сложил пальцы пистолетом и приставил к виску. – Ты нравишься мне. Нравишься больше, чем тысяча Ник. Но ты не хочешь со мной встречаться. Не хочешь – и ладно. Это всего лишь одна из неудач. Это не конец, надо идти дальше – жить, общаться, любить других. Это нормально. Так какого хрена ты пытаешься помешать?

Я не заметила, как Вадим повысил голос. Последние фразы он говорил уже громко и с раздражением, а меня до кончиков пальцев пробирала противная сосущая боль. В меня будто медленно всаживали тупой нож. Как же задевали его слова… А чего я ожидала, дура? Что он до конца своих дней будет за мной бегать? Не выдержит безответных чувств и пойдет прыгать с крыши? Я что, этого хотела? Конечно же, нет… Тогда почему мне так паршиво от осознания того, что Вадим хочет выселить меня из своего сердца и впустить туда другую?

Эгоистичное чудовище внутри взревело, ведь оно хотело именно этого – чтобы Вадим мучился. Он должен принадлежать только мне. Иначе пусть умрет.

«Заткнись!» – мысленно приказала я чудовищу.

Видимо, на моем лице промелькнуло сомнение, потому что Вадим вдруг спросил:

– Или все не так? Только скажи, Сим. Одно твое слово. Ответ всего на один вопрос, и я сразу же расстанусь с Никой.

– Ты знаешь мой ответ, Вадим, – отрезала я и добавила с несвойственной мне сердечностью в голосе: – Ну, что же? Поздравляю вас. Берегите друг друга. Счастья, любви, долгих лет.

Я развернулась и пошла домой. Вадим меня не остановил.

Он звонил – я не брала трубку, писал – не отвечала, приходил в гости к Нике – я не выходила из комнаты. Пару раз он постучал в мою дверь. Стук был как сигнал SOS: три коротких, три длинных, три коротких удара… Но я не открыла. Ника торжествовала, количество ее любовных сторис зашкаливало. Я смотрела их все, даже делала скриншоты. Эгоистичное чудовище то выло, то ревело, то тоненько скулило от боли.

Временами, перед сном, когда я обдумывала все, что случилось, мне становилось стыдно за свое поведение с Вадимом у подъезда. Проявление гнева на людях мне не свойственно. Когда меня что-то или кто-то бесит, я предпочитаю уйти, дать задний ход. Никогда не любила конфликты. Удивительно, но чем дальше от меня человек, тем милее я буду с ним обходиться. Со всеми чужими я держалась дружелюбно, даже если они меня бесили так, что хотелось их убить. Зато чем человек ближе, тем несноснее я буду себя с ним вести. Я поняла, что наиболее вспыльчива обычно с мамой, Никой и Вадимом. С мамой и Никой все понятно, они – моя семья… Хотя папа не вписывается в формулу. Он тоже семья, но с ним я сдерживаюсь. А вот Вадим… Неужели он стал самым близким после семьи? А как же Ира? И тут я подумала, что с Иркой всегда держалась мило, никогда не кричала на нее, наоборот – выступала в роли подушки для ее истерик. Неужели это значит, что моя бывшая лучшая подруга на самом деле всегда стояла от меня очень далеко?

Игнорировать Вадима в школе было тяжелее всего. Как игнорировать человека, с которым сидишь за одной партой? Но я старалась изо всех сил. Иногда он, не смотря на меня, стучал по парте: три коротких удара, три длинных, три коротких… Я понимала, что он пытался достучаться до меня.

Постепенно я все же возобновила общение – вынужденно, по учебе. Личное остается личным, учеба – учебой, эти две сферы нельзя смешивать. Разговаривали мы исключительно по делу. По реакции Вадима было непонятно, огорчен он или нет из-за того, что прекратилась наша дружба. Он настаивал хотя бы на возобновлении работы над комиксом, но я резко отказала. Во-первых, потому что комикс – это то, что нас сближает, а сейчас сближаться с Вадимом я совершенно не хотела, а во-вторых – у меня начисто пропало вдохновение. После того как я узнала о Нике и Вадиме, я забросила все свои начатые фанфики. Подписчики просили «проду», но я не могла выжать из себя ни строчки.

Наступили тяжелые дни. Все будто было мне назло: отношения Лизы и Артема, Вадима и Ники, а еще бывшая подруга… Ирка упорно смотрела на меня как на сломанные часы, из-за которых опоздала на свидание. Я чувствовала себя на войне, со всех сторон напирали враги. Почему все навалилось на меня одну? За что? Но сразу за вопросом автоматом шел ответ: Потому что ты плохой человек. Ты дрянь, Серафима. А дрянные люди заслуживают того, чтобы им на головы ежедневно выливалось ведро дерьма.

Я изводила себя на тренировках, чтобы прогнать мрачные мысли. В шпагате даже добилась сокращения расстояния до пола – теперь оно составляло сантиметров пятнадцать. Лучше всего мне удавались флажки и Шолдермаунт[5]5
  Вид элементов с хватом для захода на шест с упором в плечо. Похожий трюк в первой части «Жизнь на Repeat» выполнял Макс на турнике, когда красовался перед Лизой, только он называл его «Драконьим флагом».


[Закрыть]. Когда я сделала Аишу[6]6
  Флажковый элемент с зацепом под локоть.


[Закрыть], тренер, всплеснув руками, сказала, что мое нежелание участвовать в выступлениях с такими данными должно быть прописано в Уголовном кодексе отдельной статьей. Каждый раз тренер проявляла настойчивость: может, я передумаю? На носу очередное соревнование, точно ли я не хочу поучаствовать? Но я отказывалась. Тренировки оставались для меня тренировками, большего я не хотела. Хотя понимала, что могла бы занять призовые места.

Также я много времени проводила в «Спирали» – том самом клубе, куда мы раньше ездили с Ирой, иногда – и с Артемом. В танцах я забывалась. Чувствовала себя защищенной. И главное – рядом не было никого, кто бы меня за что-то винил или за что-то мне мстил.

* * *

В один из бесснежных декабрьских дней случилась неприятность. Придя домой из школы, я увидела, как мама с силой дергает дверь в комнату Ники.

– Ника! Ника, открой, слышишь? – Мама говорила требовательно и с легкой паникой.

– Что случилось? – тревожно спросила я, предчувствуя беду.

– Она пришла домой, ни слова не сказала, лицо белее мела. Сразу в комнату шмыгнула и заперлась. Я не знаю, что делать.

– А есть запасной ключ? – Я посмотрела на ручку. Дверь запиралась с обеих сторон.

– Я уже все обыскала!

– А невидимкой пробовала?

– Пробовала, никак.

– Дай я.

Я стала колдовать над дверью с помощью двух невидимок и перочинного ножа.

– Дочь, признайся, ты прогуливаешь школу и грабишь банки? – прищурилась мама.

– Нет. Просто однажды кто-то запер в шкафчике мои сырные «Лэйс», – сказала я маме в укор и распахнула дверь.

Еще десять минут понадобилось на уговоры – уткнувшись лицом в подушку, Ника плакала и не хотела ничего объяснять.

Мы никогда не были близки со старшей сестрой, но Ника – другое. С младшей мы с ранних лет были как две подружки: она тянулась ко мне, а я к ней. Ника обожала приходить ко мне в комнату, рассказывать обо всем – о важном и ерунде, секретничать и сплетничать, шутить, перебирать мои шмотки и косметику, иногда – ломать и пачкать. Видя пятна шоколада от ладошки на новом светлом платье, я хоть и ворчала для виду, но на самом деле не злилась. А вот от Дины за такое можно получить увесистую затрещину. Поэтому мы с Никой побаивались Динку, предпочитали не входить в ее комнату без серьезного повода. Сейчас Ника находилась в ужасно несносном возрасте, и мы чуть отдалились друг от друга, но я понимала, что это временно. Теперь я винила себя за то, что накричала на сестру из-за Вадима. Иначе она бы рассказала мне все.

Я была в полной растерянности – что сделать? Как поступить? Чем помочь сестре? А вот моя дрянная половина ликовала: «Наверняка она ревет из-за Вадима, поссорилась с ним! Так ей и надо!»

Мама села на кровать и приобняла Нику, попросила рассказать, что случилось. Ника не реагировала. Мама пробовала подойти с разных сторон, но все без толку.

– У тебя… проблемы с Вадимом? – спросила я.

Ника вся сжалась, на мгновение замолкла, а потом снова зарыдала. Сердце рухнуло – она беременна от него! Точно, дело в этом.

– Ника… Вы с ним не? – я не могла договорить. Мама посмотрела на меня, пытаясь прочитать незаконченную часть предложения по моему лицу.

Ника вдруг вскочила и встала возле меня – красное лицо, опухший нос, мокрые щеки. В блестящих от слез глазах – дикая злоба, укор, холодное торжество. Губы гневно стиснуты в тонкую линию. Я отпрянула – от Ники так и веяло безумной яростью.

– Иди, подбирай обратно, раз так свербит! – выкрикнула она мне в лицо. – Довольна теперь? Ведь ты этого хотела?

Ну вот, в моей копилке появился еще один человек, который в чем-то меня винил.

– Ника, мне очень жаль, правда, – сказала я как можно искренней, пытаясь заглушить ликующие вопли чудовища внутри. Он свободен! Он снова мой! – Я не хотела этого.

Сейчас Ника представляла собой существо, соединяющее в себе мою младшую сестру и мясорубку.

– Как же, не хотела! Думаешь, я слепая?

– Я не лезла в ваши отношения.

– Да неужели? – ядовито спросила она. – И ты смиренно их приняла, и не писала Вадиму, и не устраивала шоу перед приподъездными бабушенциями? – Видя мое смущение, Ника обрадовалась: – Что? Думала, все удачно провернула?

– Ника, да что ты такое говоришь? – мама встряла в диалог. – Сима не стала бы мешать.

– Ты плохо ее знаешь, мам, – фыркнула Ника. – Она хотела, чтобы Вадим только ее был. – Сестра перевела взгляд с мамы на меня. – Не знаю, что ты сделала ему, пригрозила или надавила… Но это все из-за тебя. Сука!

Последнее слово она бросила так, будто плюнула в меня ядом.

– Понимаю твое недовольство. Но претензии теперь принимаются только в письменном виде. Кинь в ящик, – сухо и спокойно сказала я, тщательно пряча потрясение.

Мама, всплеснув руками, негодовала, что Ника не имела права оскорблять меня. А я не желала оставаться рядом с младшей дольше, чем нужно для того, чтобы окатить ее холодным презрением, и ушла к себе.

Глава 5
Максим

– Кто-нибудь видел морковку? – озадаченно спросила Юля в воскресенье, проводя поиски на кухне. – Вчера покупала, а найти не могу.

– Не-а, не видел, – сказал я, перекладывая блинчики со сковородки на тарелку. – Может, ты в магазине забыла?

– Да вроде пока в маразм не впала, точно помню, что приносила… Хм. Как странно. Ох, Макс, красота какая! – восхитилась Юля, когда я с гордостью поставил на стол свой кулинарный шедевр.

На кухне сидели все, кроме Насти и Валеры. Валера был на своей загадочной работе, а Настя…

– Слав, а где Настька? – Юля будто мои мысли прочитала.

Все с большой охотой разобрали блинчики.

– Обиделась. – Слава махнул рукой, намазал блинчик вареньем и свернул в трубочку.

– За что?

– Я сказал, что в красном платье она похожа на знак аварийной остановки.

На кухню вошел Валера. Он молча швырнул на стол очередной пакет со «сдачей», дернул носом и радостно воскликнул:

– Блинчики? А сметана есть?

– В холодильнике была, – ответила Юля.

Валера открыл холодильник и стал его гипнотизировать.

– Блин, Слав, так нельзя, – сказала Юля и высыпала содержимое пакета на стол. На этот раз среди тюбиков попадались пилочки для ногтей и маски для лица. Я заинтересовался. Может, что-то взять себе? Или парни так не делают, и это только для девчонок?

– Ну а что такого? – Борода Славы уже вся была в варенье. – Я же правду сказал. Вот, Макс, ты бы обиделся, если б Темыч тебе так сказал?

– Нет, наверное, – неуверенно сказал я. Артем просто никогда так не говорил, он всегда только хвалил.

Слава вдруг потянулся к косметике и взял тканевую маску для лица. Я вытаращился на него. Неужели можно вот так просто? А кто надо мной ржал в прошлый раз. «Бери вон те, Макс, зелененькие к твоим волосам подойдут…» Я воспринял это как сигнал к действию и тоже полез за своей долей, но копался неуверенно и стеснительно, будто меня сейчас хлопнут по рукам и скажут: «Это не для тебя, а для девочек!» Сколько раз так делал папа… Никакой ухаживающей косметики у меня никогда не было, я стыдился всего такого.

– Так у них другое. Настя – девочка, с ней так нельзя. – Юля заспорила со Славой.

И тут Валера, который уже должен был прожечь в холодильнике дыру, а может, взглядом открыть портал в другое измерение, сообщил:

– Уважаемые соседи, в холодильнике в желтом контейнере в данную минуту происходит зарождение неизвестной науке очень агрессивной формы жизни. Просьба хозяину избавить Землю от захвата новой цивилизацией.

– Это мое, сорян, уберу, – виновато сказал Слава, распаковывая маску, и обратился к Юле: – То есть лучше врать? А как же никаких секретов в отношениях?

Валера наконец достал сметану и сел за стол.

– Это ложь во благо, так что так можно, – ответила Юля.

– Все, отстаньте от меня, я в домике, – буркнул Слава и плюхнул на лицо тканевую маску.

Юля зашевелила ногами под столом, что-то двинула и посмотрела вниз.

– Чего тут такое? Коробки?

– А, это моя летняя обувь, хотел задвинуть на шкаф и забыл, – оправдался Валера.

– А комната на что? – заворчала Юля.

– Ты вообще мою комнату видела?

– Ты и платишь за нее на тридцать процентов меньше!

Пока все переругивались из-за коробок, я забрал со стола маску от черных точек и пилочку для ногтей и застенчиво спрятал это добро под тарелкой.

Позже в тот же день, когда мы с Артемом искали, что посмотреть, и листали список фильмов, взгляд зацепился за постер к «Доктору Хаусу». Я чуть не хлопнул себя по лбу. Меня озарило: «Доктор Хаус» – именно то, что мне нужно! Наверняка там будет что-то про мошонку, и после серии я смогу завести с Артемом разговор. Сначала он будет нейтральным, мы просто обсудим сюжет, потом я плавно переведу его в нужное русло… И мне будет не так неловко. Точно, так и сделаю.

Ни я, ни Артем, этот сериал не смотрели, и Артем охотно поддержал предложение. Отлично! Осталось только дождаться нужной серии.

* * *

Стоя в очереди в столовой, я поглядывал на двери – не идет ли Артем? Его все не было. Я позвонил, но он не отвечал. Как странно. Обычно в это время он уже ко мне присоединялся. Может, его задержали на парах? Придется обедать одному.

В витрине впереди снова красовался одинокий морковный салат. Я с тоской смотрел на него – между нами было еще четыре человека, наверняка кто-нибудь сопрет… Обидно, что даже капусты нет – один морковный, а все остальные тарелки – с винегретом. Я свеклу на дух не переносил. Впереди через три человека стоял Вадим. Он поравнялся с салатной витриной и потянулся за морковным. Я вздохнул. Неудачный день.

Расплатившись на кассе, я собрался пойти к столикам… Но тут ко мне подошел Вадим и поставил салат на мой поднос.

– На, держи.

– Это зачем? – растерялся я.

– Ты же только его и берешь. А мне и винегрет норм.

– Спасибо, – сказал я сухо. Такая у меня в тот момент была защитная реакция. На самом деле внутри бушевала буря чувств: и удивление, и радость, и даже волнение. Вадим помнил, что я беру морковь… Но когда он успел заметить? Мы даже в очереди вроде вместе не стояли. Как это здорово – когда замечают такие вещи. Это много говорит о людях. Зачем Вадиму запоминать, что я беру, а что нет? Может, он за всеми все подмечает? Может, я ему интересен и он пытается таким образом обо мне что-то узнать? Конечно, второй вариант был привлекательнее – всегда приятно, когда кто-то выделяет тебя из массы. Особенно когда этот кто-то такой классный и симпатичный, как Вадим.

Вдруг я увидел вдалеке компанию – Артем, Кристи, клоны Кристи и парочка парней. Они сидели с подносами и явно давно уже здесь обосновались. Меня будто в сердце ужалили. Артем даже не позвонил, не предупредил, что пришел раньше меня! Мы обычно обедаем вдвоем, это время – только наше, и вот теперь я вижу его с придурочными одногруппниками. Хотелось грохнуть поднос об пол, разрыдаться и убежать. Но вместо этого я глубоко вздохнул, забетонировал все эмоции и посмотрел на Вадима, который все еще стоял рядом, спрашивая глазами, куда мы сядем. Мы выбрали столик в другом конце столовой – подальше от неприятной компании.

Как же меня все достало. Достала эта Кристи, достали тусовки, которые я ненавижу. Зачем все это? Для чего? Каждый раз, идя с Артемом на вечеринку, я ужасно расстраивался заранее, представляя, что снова будут эти псевдоумные разговоры, которые меня дико раздражают, снова игры, и, конечно же, Кристи сделает так, что типа случайно в любой игре они с Артемом окажутся в паре. А я буду тихо злиться в уголке, думать, что же между ними, а потом еще полночи не спать, размышлять, стоит ли нам с Артемом разобраться в отношениях. В итоге я оставлю все на утро, а утро сотрет старые обиды, и разбираться-то уже и не захочется. А потом все пойдет по кругу…

Из одногруппников Артема, тех, кого я часто видел у Кристи, нормальных и адекватных было только двое: Кирик и Егор. Они оказались без заморочек, добрые и открытые. Мы быстро скорешились и даже завели свою пацанскую компанию, куда помимо нас входили еще Слава и Валера – наши соседи. Тусовки в таком составе мне нравились. С этими ребятами было просто и весело. И никаких Кристи.

А вот одногруппницы у Артема были те еще. Главной считалась Кристи, еще я с трудом запомнил парочку ее подруг – Вику, которая каждый день меняла цвет кончиков волос, и зеленоглазую молчаливую Женьку. Других девчонок – а их еще штук пять – я вообще не мог запомнить. Все были стильными и ухоженными, чувствовалось, что внешность их сильно заботит. Они вряд ли выйдут из дома, если их трусы и шарфик не совпадают по цвету. Хотя стоит учесть их вкус в одежде… неудивительно, если трусы у них окажутся зелеными льняными, а шарфики – красными шелковыми.

Эти девчонки могли часами нудно спорить о схожести и отличиях культур эллинизма и классической Греции, попивая белое акционное вино из «Пятерочки», разлитое по купленным за наклейки бокалам «Дикси» и ставя эти бокалы рядом с томиком Бродского – всегда в определенное место, чтобы можно было в любой момент потянуться к телефону и засторить композицию. При этом у девушек был такой вид, будто они не на шестиметровой кухне в хрущовке, а, как минимум, в тронном зале дворца Клеопатры. В тот же вечер они могли разгуливать по улице, горланя песни «Короля и Шута» и хлебая водку из горла. Да, девки бесючие, но все же такие забавные!

Почти каждый из постоянных гостей Кристи был ходячей афишей выставок, спектаклей и кинофестивалей – они знали репертуар наизусть, разбирались во всем, но, кажется, довольно поверхностно, просто чтобы блеснуть знаниями в нужный момент.

Артем отличался от них. Разговоры об искусстве и надрывных фильмах с претензией на интеллектуальность вызывали у него скуку, на спектаклях он клевал носом. Как и я. Артему было интереснее обсудить грим мясных ужастиков – он обожал углубляться в детализацию вываленных кишок, содранной кожи, размазанных мозгов. Художественные выставки вгоняли Артема в сон. Он восторгался совсем другими работами. Его любимым художником был Самура Хироаки, который мастерски рисовал сцены насилия и пыток, и Артем преклонялся перед его шедевральными знаниями в области анатомии.

Теоретические дисциплины вводили его в уныние – а их было много. Артем любил то, что давало видимый результат: рисовать, лепить, строить. Это приносило ему удовлетворение, а буквы на бумаге – нет. Из всех дисциплин Артему нравилась только пластическая анатомия. Мне казалось, он ошибся с выбором факультета, а то и университета… Может, ему стоило пойти на совсем другое направление, например куда-нибудь, где побольше изучают анатомию? На патологоанатома? Или на судебную экспертизу? Там он мог бы часами изучать все эти кости, сухожилия, кишки и мозги. Хотя, может, я не прав, и в следующих семестрах новые дисциплины ему понравятся.

Дома я предъявил Артему сегодняшний случай в столовке. Когда он пришел – у него было на одну пару больше, – я сидел за ноутбуком, публиковал на «Ответ. Мейл» вопрос: «Это нормально, когда парень подпиливает ногти пилкой?» Проблема меня сильно беспокоила. Просто когда живешь в военном городке, думаешь, что все мужчины должны стругать ногти армейским ножом. Эти «скрепы» сидели во мне прочно и выдирались только с мясом.

Дверь открылась. Артем перешагнул матрасы, которые мы теперь не убирали, чмокнул меня, но я недовольно вывернулся.

– Видел тебя в столовке. – Я сделал многоз-начительную паузу, но Артем всю эту паузу глупо и вопросительно улыбался. – А я тебе место забивал и четверых пропустил.

Артем округлил глаза и хлопнул себя по лбу, а потом жалобно сказал:

– Ой… Сорян, Мась. Мы с ребятами реферат обсуждали. И я все на свете забыл.

Он выглядел таким виноватым, что его невозможно было не простить. Но я знал, что это такой прием – актер он хороший, и никогда не поймешь, насколько искренне ему стыдно. Он может совсем не ощущать вины, просто знает, как подластиться. Но Артем – это Артем. Я его простил, хотя для вида еще долго напряженно пыхтел.

– Ты чего? Обиделся, что ли? – удивился он, схватился за спинку кресла и стал крутить меня туда-сюда, повторяя даже с каким-то восторгом и гордостью: – Что, правда? Ревнуешь, да?

– Отвали, мешаешь!

– Блин, я такой классный, меня ревнуют!

– Да свали ты!

– И я тебя тоже! – засмеялся Артем и, чмокнув меня в макушку, ушел обедать.

Я обновил страницу с вопросом – пока ответов не было. Буду ждать. Моя пилочка ждала меня в ящике комода с мелочевкой.

* * *

– На выхах домой сгоняю. Не хочешь со мной? – спросил я в наш кофе-брейк.

Мы с Артемом со стаканами с руках сидели на лавочке у памятника на Трубной площади. Рюкзаки лежали перед нами.

– Не, чего-то я по своим еще не соскучился. Странно, да? – саркастически заметил Темыч.

Я пожал плечами.

– Ну, у моих бы остановился. От Беличей доехали бы на такси.

– Не. Я пас. Я вон к ребятам сгоняю.

– Опять? – заныл я.

– А что такого? – Артем уставился на меня и невинно захлопал глазами.

– Может, ты у них пропишешься уже? А что, съедешь к ним, у меня два матраса будет, красота, – съязвил я.

– Да что ты все бычишь из-за них? Выдыхай, бобер!

Я заметил, что желтый «гробик» наполз на зеленый, и со злостью спихнул рюкзак Артема ногой.

– Чего тут раскидался, вообще! Тут территория Зеландии!

– Какая еще Зеландия? – удивился Артем.

– Визу гони! – потребовал я.

Артем пихнул меня плечом. Я отставил стаканчик.

– Виза? Серьезно? Ты хочешь посмотреть мою визу?

– Да! Зеландия не принимает всякий сброд, гони визу или вали! – Я еще раз пнул желтый рюкзак.

– Сейчас, где-то она у меня в пиджачке завалялась…

Артем сделал вид, что роется в карманах, а потом как накинется на меня!

– Мочи зеленых! – заорал он, локтем зажал мою шею в тиски, наклонил меня и свободной рукой стал тыкать башкой в свой пах. – Вот моя виза! Достанешь? Нет? Надо поглубже?

Он держал меня так крепко, что было тяжело дышать. Я набрал в легкие скудную порцию воздуха и заорал:

– Пусти, желтая гнида!

– Гнида? Ты кого назвал гнидой, зеленая ты сопля?

Артем освободил одну руку и стал сильно тереть мне волосы костяшками пальцев. Я это просто ненавидел! Я наступил ему на ногу, он охнул и выпустил меня. Я вскочил, Артем вслед за мной. Некоторые прохожие остановились и удивленно смотрели на нас.