Текст книги "Затянувшаяся помолвка"

Элис Детли
Затянувшаяся помолвка

Глава 1

Зеленые долины, пологие холмы, редкие купы деревьев и за каждым поворотом живописные руины, слившиеся с природой, ставшие неотъемлемой частью местного ландшафта: некогда пышные замки, древние монастыри, полуразрушенные мосты, гигантские свечи башен и, ближе к дороге, остовы заброшенных глинобитных крестьянских хижин… Все это проносилось за окнами автомобиля, на котором Кэтлин Флинн возвращалась домой в Ирландию.

Понадобилось пять лет, чтобы ей вдруг захотелось вернуться. Захотелось нестерпимо и отчаянно.

Она проделала дальний путь и сейчас, глядя на родные с детства картины, тихо напевала слова старинной ирландской баллады: «Я ночью вчерашней весь Эрин пересек…» Впервые, пожалуй, Кэтлин в полной мере осознала, почему Ирландию называют Эрин Изумрудный.

Было раннее утро, и травяной покров переливался всеми оттенками зеленого цвета под лучами восходящего солнца. Это было так красиво, что на миг забылось, в каком подавленном состоянии она вылетала из Нью-Йорка. Душевная боль и чувство бесконечного одиночества уступили место тихой радости. На душе стало легче.

Она уехала из Ирландии, страны предков своей матери, как уезжали многие до нее, и мало кто возвращался к своим истокам. Не потому, что забывали о красотах своей родины или не испытывали тоску по ней. Просто не всем молодым здесь находилась работа.

Поворотным событием в жизни Кэтлин оказался приезд из Италии ее отца, Джованни Риччи, которого она не видела около десяти лет и почти забыла, как он выглядит, хотя ей достаточно было для этого посмотреть на себя в зеркало. Только поздравления с днем ее рождения, с Рождеством и редкие денежные переводы напоминали все эти годы о его существовании.

После развода ее мать, Кристина Флинн, увезла дочь из Италии на свою родину. Кэтлин помнила, как отец приезжал, предлагал бывшей жене, чтобы дочь проводила у него во Флоренции свои школьные каникулы, но каждый раз получал категорический отказ. Сам художник, Джованни рано заметил художественные задатки у своей дочери и хотел ее обучать, чтобы они не пропали зря. Хотела этого и Кэтлин. Однако ей было тогда всего восемь-десять лет, все решала за нее мать.

Только достигнув восемнадцатилетия, Кэтлин получила наконец право самостоятельно выбрать дальнейший путь. Она написала отцу и поделилась с ним своей мечтой – стать дизайнером. Отец с радостью согласился оплатить обучение дочери в лучшей художественной школе Нью-Йорка. Он приехал за ней со своим старым другом, владельцем картинной галереи в Милане, Марком Ристонелли, которому обещал показать диковинную для итальянцев страну Ирландию, а тот захватил с собой сына Филиппа, успевшего в свои двадцать три года открыть салон современной моды в Нью-Йорке и завоевать некоторую известность.

Элегантный молодой итальянец произвел на Кэтлин сильное впечатление. Высокий брюнет с бархатными выразительными глазами и гибкой фигурой танцора был не похож на местных парней. К тому же он обращался с Кэтлин как с взрослой девушкой, что льстило ее самолюбию. Ведь ее друг детства, а с недавнего времени и жених, Бен Маккарти, по-прежнему относился к ней покровительственно и снисходительно, словно она осталась для него той же восьмилетней девочкой, какой была, когда они познакомились.

В те дни Кэтлин, ослепленная открывшейся перед ней перспективой новой жизни, польщенная вниманием красавца Филиппа, мало задумывалась над тем, что говорила ей мать, пытавшаяся предостеречь дочь от возможных разочарований. Назло матери она приняла приглашение Филиппа поужинать, в шикарном ресторане гостиницы «Шэмрок», где остановились отец с другом и его сыном, чем вызвала осуждение всех своих друзей, включая сестру Бена, Фанни, с которой дружила со школы.

– А как же Бен? И ваша помолвка? – растерянно спросила тогда Фанни.

– Но я вернусь через два года. Закончу школу и приеду, – уверенно ответила Кэтлин, с трудом сдерживая кипевшую в ней радость от предчувствия скорых перемен.

Своим вопросом Фанни помешала ей рассказать, каким успехом у женщин пользуется Филипп, как все смотрели на «их в ресторане, как богатые дамы в вечерних платьях и драгоценностях хлопали своими наклеенными ресницами, когда он устремлял на кого-то из них свой чудесный обволакивающий взгляд. Еще ей хотелось рассказать о его чарующем голосе… Вот только о его поцелуе в открытой машине, когда они прощались в тот вечер перед дверью ее дома, она рассказывать не собиралась. К чему? Наверняка Бен уже сообщил ей об этом. Ведь он видел, как они поцеловались. Кэтлин успела заметить, что он прятался поддеревьями, росшими у их дома. Возможно, именно от этого так сильно горели ее щеки, когда она вошла в гостиную, где ее дожидалась мать, не скрывавшая своего недовольства поведением дочери. Впрочем, Кэтлин постаралась сразу забыть об этом эпизоде. Грядущие перемены отодвинули в ее сознании все остальное на задний план.

Кэтлин вспомнила, с каким нетерпением она ждала своего отъезда в Италию, чтобы оттуда через две недели отправиться в Нью-Йорк вместе с Филиппом, который обещал, что поможет ей освоиться на новом месте. Все происходящее казалось ей тогда волшебным сном.

Только через три года она приедет в свой родной город Дандолк, чтобы похоронить мать, которая неожиданно заболела и быстро сгорела от страшной неизлечимой болезни. На похоронах Кэтлин была как в тумане, с трудом веря в происходящее. И почему-то боялась смотреть на Бена, который успел к ее приезду все организовать по части похорон. Кэтлин чувствовала себя предательницей. Она даже с Фанни не успела поговорить, так как в тот же день ей пришлось уехать, чтобы успеть утром следующего дня на работу.

Своей работой в салоне современной одежды Филиппа Растинелли Кэтлин Флинн гордилась и очень ею дорожила. Еще бы! За год она стала первой помощницей Филиппа, он высоко ценил ее художественный вкус и связывал рост популярности своих моделей с ее участием в их разработке.

Но жизнь словно задалась целью отомстить ей за ту легкость, с какой она достигла успеха. Не прошло и года после смерти матери, как во Флоренции скончался отец. На похороны ее даже не позвали. Его вторая жена унаследовала все состояние, а дочери от первого брака была выделена лишь небольшая рента.

Кэтлин быстро ощутила свою незащищенность в сложном мире бизнеса, столкнувшись с таким явлением, как переменчивость вкусов и коварство коллег. Новая коллекция сезонной одежды, в которую она вложила много труда, успеха не имела, что сразу же повлияло на их отношения с Филиппом. Он стал все реже приглашать ее на светские приемы, все чаще закрывался в своем кабинете с Санди Старк, коллегой Кэтлин.

Чувство одиночества в огромном мегаполисе постепенно овладело ею настолько, что она порой приходила в отчаяние. Ей стали все чаще сниться «зеленые сны», как Кэтлин их называла, сны об Ирландии. По ночам она снова встречалась с Беном и Фанни, видела родные лица друзей. Теперь она больше не летела на работу в салон, а тоскливо тащилась в длинной череде машин, возникавшей в часы пик. Да и на работе она уже не чувствовала себя такой уверенной, как раньше.

Возвращение после работы было не более радостным. Одно дело – вернуться домой из ресторана, где она бывала в обществе Филиппа и двух-трех партнеров по бизнесу, совсем другое каждый вечер проводить одной в стенах пусть уютной и со вкусом обставленной, но чужой квартиры. Собственно, квартира принадлежала Филиппу, который предоставил ее Кэтлин, когда она приехала в Нью-Йорк учиться, а сам продолжал жить в особняке своей матери. Он-то и нанес ей последний удар.

Кэтлин вспомнила счастливое и вместе с тем немного виноватое выражение его лица, когда он вошел три дня назад в ее небольшой кабинет в салоне. Она сразу поняла, что произошло нечто важное и непоправимое.

– Нам надо поговорить, – сказал Филипп натянутым голосом.

Словно оттягивая грядущие неприятности, Кэтлин еще некоторое время продолжала неторопливо листать каталог международной выставки картин эпохи Возрождения, проходившей в Метрополитене. Наконец, собравшись с духом, она закрыла каталог и подняла глаза на Филиппа, такого же красивого и обаятельного, как пять лет назад.

– Я слушаю тебя.

– Мне трудно говорить тебе об этом… – начал Филипп.

– Ты кого-то встретил…

– Да.

– ..и влюбился?

– Ты угадала.

– Видимо, это серьезно, иначе ты не стал бы мне об этом говорить.

– Полагаю, что это так. – Лицо Филиппа стало задумчивым. – Да, это очень серьезно.

– Настолько серьезно, что вы уже вместе завтракали?

– Ну как ты можешь задавать такой вопрос! с досадой воскликнул Филипп, но не выдержал и улыбнулся счастливой улыбкой.

– Я женщина, Филипп, и любопытна как все женщины. К тому же я живу в твоей квартире… Знаешь, трудно было не заметить, что многие из наших сотрудниц готовы были выцарапать мне глаза, ревнуя даже к ее стенам.

– Кэтлин! – Он смутился. – Ты же знаешь, если б я мог стать другим…

– Не надо, Филипп.

Он виновато опустил голову.

– Это я уговорил тебя остаться работать у меня. Разлучил тебя с Беном.

При упоминании этого имени кровь отхлынула от щек Кэтлин. Если кто и виноват в разрыве их помолвки, то это она. Глупо было столько времени ждать, что Бен примчится за ней на белом коне и станет умолять вернуться. А потом, поняв; что этого не случится, делать вид, что она оскорблена в лучших чувствах. Нельзя назвать такое поведение с ее стороны порядочным. Сейчас Кэтлин понимала это, как никогда прежде. Тем более что в ее «зеленых снах» Бен являлся все чаще, немой укор на его лице мучил ее и после пробуждения.

Кэтлин покачала головой.

– Не вини себя, я была уже достаточно взрослой, чтобы самой решить, что для, меня важнее. И не ты разлучил меня с ним.

– Нет, я это сделал, ты хорошо знаешь сама. Вы были помолвлены, разве не так?

– Подумаешь, какое-то колечко! Никакое кольцо не дает права собственности на другого человека!

Кэтлин заморгала, стараясь сдержать набежавшие слезы. Почему-то все эти годы она продолжала хранить это дешевое тоненькое колечко с крошечным бриллиантом. Но сейчас ей нужно было подумать о более насущных делах. Чтобы не затруднять дальнейшую жизнь Филиппа, надо было освободить его квартиру и подыскать себе другую. Когда-то они так и договаривались.

Решение пришло внезапно.

– Филипп, ты не мог бы заказать мне билет на первый рейс до Дублина?

– Неужели ты хочешь вернуться в свой захудалый городок? Ох, прости!

– Ничего, городок действительно захудалый. Но когда-то я дала обещание вернуться и хочу сдержать свое обещание.

– Может, ты обиделась на меня? Ведь тебе там будет трудно.

– Очень может быть. Но там моя родина, там я выросла, там дожидается меня опустевший дом моих предков. Там я решу, как мне жить дальше.

– Ты хочешь остаться в Дандолке навсегда? изумился Филипп.

– А почему бы нет? Конечно, городок захудалый, но ведь и там живут люди.

– А как же твоя работа, твоя замыслы? – настаивал Филипп. – Что ты будешь делать в провинции? Да после Нью-Йорка ты просто со скуки там умрешь!

– Посмотрим.

– К тому же тебя ждет там тяжелое испытание. Ты не забыла?

Кэтлин встретилась глазами с Филиппом, хорошо зная, что он имеет в виду, но делая вид, что не понимает.

– О чем ты?

– Господи, разумеется, о встрече с Беном. Если он еще там живет. Может быть, он уехал? – с робкой надеждой спросил он.

Кэтлин медленно покачала головой.

– Не знаю. Мы уже давно не переписываемся с Фанни. А с тех пор, как умерла мама, я вообще не получаю никаких известий о жизни в Дандолке. Как странно, что разом оборвались все мои связи с друзьями. Наверное, они решили, что я для них отрезанный ломоть, и забыли обо мне. Вряд ли они простили мой поспешный отъезд в день похорон матери, я даже не успела ни с кем из них встретиться и поговорить.

Она не стала объяснять Филиппу, что больше всего боялась тогда разговора с Беном. Даже во время похорон она тщательно избегала встречаться с ним взглядом.

Филипп помолчал, о чем-то задумавшись.

– Знаешь, ты можешь оставаться в моей квартире еще месяц… Или сколько тебе понадобится, чтобы определиться. Подумай, может, не стоит торопиться с отъездом?

– Нет, спасибо, Филипп, я должна ехать, – спокойно и твердо ответила Кэтлин.

Она еще никогда не видела Филиппа таким счастливым и поняла, что ему не терпится заняться устройством своей личной жизни. Здесь она будет только мешать. А там ее никто не ждет. Но надо набраться мужества и начать новую жизнь. Только с чего ее начинать? Кэтлин даже не знала, в каком состоянии находится дом ее матери.

– Кэтлин… – В голосе Филиппа прозвучала такая нежность и боль, что сердце ее сжалось. – Ты правда не сердишься на меня?

Кэтлин справилась с минутной слабостью. Она уже достаточно взрослая, настало время самостоятельно идти по жизни, избавившись от глупых иллюзий.

– Правда, Филипп. Я искренне хочу, чтобы ты был счастлив.

– Мне будет тебя очень не хватать, поверь. Она улыбнулась ему снисходительно и чуточку грустно.

– Мне тебя тоже, – ответила Кэтлин. Она поспешно отвернулась и вышла из кабинета, чтобы скрыть от Филиппа навернувшиеся на глаза слезы.

Кэтлин съехала на обочину, чтобы дать себе передышку. Оставалось совсем немного, но руки и шею свело от напряжения. Уже несколько часов она безостановочно гнала машину, забыв даже о том, что надо иногда есть и пить.

Выйдя из машины, она прошлась, чтобы размять затекшие ноги. Впереди ее ждет поворот, за которым станет видно море. Каждый раз, когда она возвращалась домой, оно приветствовало ее на этом месте. Она забралась на заднее сиденье, достала предусмотрительно захваченный термос с кофе и с удовольствием вдохнула его аромат, последний отголосок ее жизни в Нью-Йорке.

Здесь, в Ирландии, все пьют чай с молоком.

Выпив кофе, Кэтлин заторопилась. Ей не терпелось поскорее увидеть родные места, темно-синий простор моря под этим бледно-голубым небом, свой дом, который она так легко оставила когда-то в неудержимом стремлении поймать птицу счастья.

И с чем она возвращается? Где ее счастье?

Глава 2

Вот и поворот… Кэтлин невольно зажмурилась от брызнувшей в глаза морской синевы. Никакое Средиземноморье не может сравниться по красоте с нашим Ирландским морем, решила она. Почему раньше оно казалось ей серым и унылым?

Кэтлин прибавила скорости и въехала в город, растянувшийся вдоль берега. Не останавливаясь, она устремилась на другой конец города, туда, где стояли скромные низкие дома, а в их ряду старый домик ее ирландских предков, простых работяг, испокон века трудившихся на этой земле, работавших на предприятиях этого города, знавших нужду, но обладавших стойкостью и любовью к жизни.

Возле парка, где они когда-то гуляли с Беном, Кэтлин обнаружила стоянку, припарковалась, заперла машину и огляделась. Как выросли деревья; удивилась она, с грустью вспоминая те очаровательные вечера, когда Бен тихо рассказывал ей, как они будут жить вместе в том коттедже, на который он копил деньги. Он держал ее тогда в объятиях и перемежал свой рассказ нежными поцелуями…

Кэтлин заставила себя прервать поток воспоминаний, спустилась к берегу, пробежалась вдоль линии прибоя и застыла, устремив взгляд широко раскрытых глаз в даль, где сливались море и небо. Она подумала о том, что та ее жизнь, от которой ее отделяло всего лишь два дня, тает сейчас в этой дали, словно утренний туман. Надо начинать все сначала, с чистого листа. Нет, она ни о чем не жалела, за пять лет она многому научилась, и этот опыт наверняка пригодится ей здесь.

Берег был пустынным. Только в той стороне, где находилась верфь, угадывалась в утреннем тумане суета начала трудового дня. С верфью у Кэтлин неизменно ассоциировался Бен Маккарти, поэтому она отвернулась и стала смотреть в другую сторону, но тут же вспомнила, что в миле от того места, где она сейчас стояла, находился тот самый коттедж, который ее жених собирался приобрести к свадьбе для их совместной жизни. Перед ее мысленным взором возник из прошлого облик нескладного, длинноногого и длиннорукого рыжего парня…

Бен был старше Кэтлин на семь лет, а с его младшей сестрой Фанни она училась в одном классе. Жизнь у двух семейств, живших по соседству, была нелегкой. Именно поэтому Бен отказался от дальнейшей учебы, хотя он блестяще окончил школу и ему предложили грант для обучения в Дублинском университете. Надо было помогать родителям растить младших детей. Для него быстро нашлась работа на верфи, недаром его с подросткового возраста окрестили «мастер золотые руки».

В отличие от своей порывистой подружки, Бен всегда вел себя не по возрасту рассудительно и степенно, что скорее подходило мужчине в летах, чем такому молодому человеку. С годами он становился все более сдержанным и серьезным. Трудно было представить пару более несхожих людей, чем Бен и Кэтлин. Длинный, веснушчатый Бен казался еще более нескладным рядом с маленькой темноволосой Кэтлин, чья хрупкая фигурка и точеный профиль являли собой воплощение изящества и совсем не местной красоты. Но никого из соседей не удивляло, что их детская дружба переросла в любовь. Такого парня, как Бен, любая девушка в их предместье была бы рада заполучить в мужья. Трудолюбивый, упорный, умевший из любой деревяшки сотворить произведение искусства, он заслуженно пользовался уважением не только у своих ровесников, но и у людей постарше…

Кэтлин вдруг заметила, что вдоль берега в ее сторону движется какой-то мужчина, и осознала, что выглядит она сейчас не лучшим образом. Надо было сначала зайти в свой дом, умыться и привести себя в порядок. Впрочем, какое ей дело, что подумает о ней случайный прохожий… Кэтлин отвернулась на всякий случай и медленно пошла по направлению к стоянке над берегом. Издали оглядев свою машину, она в очередной раз осталась довольна покупкой, сделанной накануне в Дублине. Современная английская модель, но не самая дорогая, удобная, но без излишней роскоши, небольшая, но вместительная. Больше всего ей нравился серебристо-серый цвет машины – Кэтлин назвала ее «Серебряный призрак».

Интересно, как примут ее старые друзья? Если они, конечно, не разъехались кто куда. Надо бы осмотреть город, должно же было хоть что-то измениться здесь за пять лет. Торопиться она не будет. Филипп хорошо платил Кэтлин за работу, квартира у нее была бесплатная, и ей удалось скопить небольшую сумму, которая позволит не трогать на первых порах деньги, полученные после смерти отца.

Кэтлин вдруг почувствовала легкость и умиротворение оттого, что наконец оказалась дома.

Только сейчас она ощутила, что совсем продрогла, пока стояла на холодном ветру, дувшем с моря, и вспомнила, что на ней только легкий белый костюм, а куртка осталась на заднем сиденье машины. Обхватив себя руками, она прибавила шагу.

Внезапно пронзительный крик чаек заставил Кэтлин оглянуться, и снова ее внимание привлек человек, идущий рядом с линией прибоя в глубокой задумчивости. Кэтлин озадаченно сдвинула брови и недоверчиво вгляделась в приближавшегося мужчину. Бен?! Не может быть, растерянно подумала она и даже потрясла головой, чтобы избавиться от наваждения. Расстояние между ними быстро сокращалось, благодаря невероятно длинным ногам мужчины. Последнее обстоятельство окончательно развеяло сомнения Кэтлин. Бен Маккарти!

Он уже почти поравнялся с ней, но по-прежнему ничего не замечал, глядя себе под ноги.

– Бен! – вырвалось у Кэтлин. Мужчина остановился и поднял голову.

– Кэтлин Флинн… – произнес он ровным голосом.

– Собственной персоной, – подтвердила Кэтлин.

Ее поразило безразличие в его голосе.

– И каким ветром тебя вновь занесло в этот город, малыш?

Малышом он звал ее с восьми лет, потом это вошло в привычку, а в период их влюбленности произносилось им с такой нежностью, что у Кэтлин и сейчас сердце перевернулось, причинив ей мгновенную боль.

– Почему ветром? Я приехала на машине. – Кэтлин неуверенно улыбнулась, глядя снизу вверх» на мрачное лицо мужчины, стоявшего перед ней.

Десять лет этот человек оберегал ее, как редкую драгоценность. Она предала его, и это мрачное лицо преследовало ее все пять лет.

– И что ты тут делаешь?

– В данный момент? Стою и медленно коченею.

Лицо Бена оставалось все таким же мрачным, когда он в свойственной ему решительной манере взял ее за руку и, не говоря ни слова, повел в сторону парка, рядом с которым находилась стоянка. От неожиданности она задохнулась просоленным морским воздухом. Он снова обращался с ней, как с маленькой девочкой.

Кэтлин не видела его со дня похорон матери. На нем тогда был темный костюм, что само по себе было явлением чрезвычайным – Бен никогда до этого не носил костюмов. Должно быть, специально купил для похорон, решила Кэтлин и была тронута до глубины души. Она знала его особое отношение к ее матери, которая тоже очень любила Бена. И все-таки ее потряс огромный букет диких нарциссов, любимых цветов Кристины Флинн, который он положил на ее могилу. Они тогда не поговорили, если не считать обычных слов соболезнования, которые он пробормотал, не поднимая глаз. Да и о чем бы они стали говорить, что она могла услышать от него? Наверняка ничего приятного для себя. К тому же сразу после похорон Кэтлин пришлось уехать, но позже, вспоминая нежные благоухающие цветы на могиле матери, она каждый раз заливалась слезами.

Как же давно это было, подумала Кэтлин, шагая рядом с Беном и украдкой пытаясь рассмотреть его. Нельзя сказать, что он сильно изменился. Вот только морщинки появились в уголках губ и глаз. А в остальном… Все те же густые рыжие волосы, которые сейчас растрепал осенний ветер, россыпь веснушек. Кэтлин машинально отметила, что Бен выше Филиппа. Наверное, за счет очень длинных ног. Таких длинных ног она не видела ни у одного мужчины. И как идет ему этот выгоревший джинсовый костюм, бледно-голубой, под цвет его глаз и неба над головой. Ей было приятия» идти рядом с ним, как когда-то, и сердце ее радостно билось. Должно быть, она была не в себе, когда решилась на разлуку с ним и фактически разорвала помолвку. Но прошлое вернуть невозможно, о чем свидетельствовали далеко не дружелюбные взгляды, которые Бен искоса бросал на нее.

Кэтлин остановилась, как только они дошли до крайней скамьи в парке, на которой он впервые по-настоящему поцеловал ее много лет назад.

– Здравствуй, Бен, – сказала она, и в тот же момент он выпустил ее руку.

Было видно, в каком напряжении он пребывает. Кэтлин улыбнулась ему, чтобы преодолеть неловкость встречи после столь долгой разлуки.

– Спасибо тебе, ты все такой же заботливый. Но Бен был явно не склонен обмениваться любезностями, лицо его сохраняло прежнее угрюмое выражение.

– Не за что, – мрачно буркнул он и так посмотрел на Кэтлин, что ей стадо не по себе.

Ничего удивительного, что он так придирчиво разглядывает меня, думала она, его любопытство естественно, но почему столько неодобрения в его глазах? Похоже, она ему не понравилась. Конечно, Кэтлин сейчас была не в лучшем виде после двух суток дороги, но не настолько же она подурнела! Бен покачал головой.

– Господа, до чего же ты себя довела, недовольно, даже с оттенком отвращения сказал он.

Кэтлин невольно сжалась, на секунду почувствовав себя маленькой озорницей, испачкавшей новое платье, но тут же возмутилась:

– Что ты хочешь этим сказать?! Бен пожал плечами.

– Странно, что тебя не сдуло ветром на берегу, ведь от тебя остался один скелет, обтянутый кожей. Наверное, тебя там не кормили.

Это прозвучало уже как оскорбление, хотя, вероятно, Бен и не собирался обижать ее.

– Я похожа на скелет? Да что ты в этом понимаешь?! Женщина всегда должна сохранять стройность, иначе она…

– Какая чепуха, – непререкаемым тоном заявил Бен. – У тебя такой вид, словно ты за все эти годы ни разу досыта не ела.

Как ему объяснить, думала беспомощно Кэтлин, что ее модели одежды в салоне Филиппа были рассчитаны только на худых женщин, что худоба – это обязательное условие, чтобы выглядеть элегантной.

– Понимаешь, Бен, на худых женщинах лучше сидит одежда, – снисходительно начала объяснять Кэтлин. – Всем известно, что лишний вес только портит впечатление…

– Ну, тогда я предпочитаю видеть женщин без одежды, – неторопливо произнес он.

Услышать такое от Бена было настолько неожиданно, что Кэтлин покраснела, словно он произнес что-то крайне непристойное. Заметив это, он улыбнулся и уже совсем неделикатным взглядом обвел ее фигуру.

– В обнаженном виде нормальное женское тело предпочтительнее, чем мешок с костями, – добавил он.

Открытое оскорбление привело Кэтлин в ужасную растерянность.

– Мешок с костями? – недоверчиво переспросила она.

Представив себе Бена рядом с чьим-то обнаженным женским телом, Кэтлин почувствовала дурноту.

– Ты хочешь сказать, что я похожа на мешок с костями? – с нарастающим возмущением спросила она.

Бен снова пожал плечами.

– Можно сказать, почти что так. Во всяком случае, не могу скрыть от тебя, что выглядишь ты далеко не лучшим образом. – Он снова придирчиво оглядел ее. – Знаешь, даже этот дорогой костюм тебя не спасает. А что ты сотворила со своими волосами?

Кэтлин с трудом верила своим ушам. Невероятно, что все это говорит ей Бен, для которого она раньше являлась воплощением женской красоты! Работая в салоне Филиппа, она привыкла слышать комплименты со всех сторон. За годы, проведенные в Нью-Йорке, она преобразилась из дикарки с вечно растрепанными длинными кудрями в ухоженную и по-настоящему модную женщину. Она давно состригла эти кудрявые волосы и носила короткую стильную прическу. Правда, сейчас ее растрепал ветер. А ее узкими, как у мальчика, бедрами восхищались все. Но на Бена ее новомодный облик явно не произвел положительного впечатления.

Кэтлин оглядела свой шикарный светлый костюм, с огорчением заметив, что он изрядно помялся за время дороги, и снова посмотрела на Бена.

– Готова согласиться, что сейчас я выгляжу не лучшим образом. Но, между прочим, этот костюм от самого модного в этом сезоне кутюрье. Большинство женщин дорого бы заплатили, чтобы заполучить такую одежду! – выпалила она, чувствуя, как нарастает ее раздражение при виде равнодушного лица Бена. – Что же касается моих волос, то я всегда мечтала коротко постричься и осуществила свою мечту сразу, как только приехала с отцом во Флоренцию! В самой знаменитой парикмахерской! А знаешь ли ты, сколько нужно потратить денег, чтобы выглядеть так, как я? – сказала она в запальчивости и тут же пожалела об этом, увидев выражение на лице Бена.

Больше всего это было похоже на отвращение. А как мерзко он усмехнулся!

– Видимо, ты действительно добилась того, к чему стремилась. К твоему сведению, малыш, ты похожа на худющую ободранную кошку.

Кэтлин ахнула от такого оскорбления.

– Что ты сказал?!

– То, что слышала, – буркнул Бен. – Ты стала одной из тех женщин, которые хорошо знают, что сколько стоит, но утратили представление об истинных ценностях. Мне давно следовало догадаться, что для тебя всегда на первом месте стояли деньги, не так ли, Кэтлин? Слава Богу, что меня миновала такая судьба.

– А может быть, тебе просто не нравится мой внешний вид, потому что я теперь похожа на независимую женщину?

– Независимую? – Бен брезгливо скривил губы. – Я так не думаю. Став игрушкой для забавы богатого мужчины, вряд ли можно обрести независимость.

Почему она должна перед ним оправдываться? И вообще, по какому праву он выступает тут в роли прокурора? Тем не менее Кэтлин сочла необходимым избавить Бена от заблуждения, в котором он пребывал на ее счет и которое причиняло ей боль.

– К твоему сведению, после окончания художественной школы я работала в Нью-Йорке на клиентов одного из самых престижных салонов современной одежды, – едва сдерживая горечь обиды, сказала она.

– И как ты на них работала? Лежа на спине? Кэтлин открыла рот, но, потрясенная его грубостью, не нашлась, что ответить. Кто бы мог подумать, что их первая встреча после долгой разлуки окажется именно такой? В ее мечтах о встрече с Беном все представлялось не так. А она частенько мечтала о встрече с ним долгими одинокими вечерами в нью-йоркской квартире. Как можно забыть о человеке, который был твоей первой любовью, который первым поцеловал тебя, за которого ты собиралась выйти замуж? Сколько раз по ночам она воображала, о чем они будут говорить, а утром ее подушка была мокрой от слез. Но такого разговора с Беном она представить себе не могла.

Увидев в его глазах насмешку, Кэтлин поняла, чего он добивается. Не дождешься, злорадно подумала она, тебе не удастся вывести меня из себя.

– Разумеется, моя трудовая жизнь была не такой тяжелой, как у тебя на верфи, но я многому научилась. Я тоже создавала красивые вещи, только не из дерева, а из тканей. И эти вещи были не только удобны, но и доставляли эстетическое наслаждение. Со своими коллекциями одежды я побывала в Париже, Риме, даже в Токио.

– Сколько высокомерия в твоем голосе, Кэтлин.

– Не больше, чем у тебя.

– Полагаю, ты разъезжала не одна. Отчего же он сюда не приехал? Или побрезговал после Парижа?

Кэтлин даже онемела на миг от такого вопроса.

– Кто? – тупо спросила она.

– Твой любовник, наставник и хозяин.

– Не смей так со мной говорить, Бен – возмутилась Кэтлин.

– А что я сказал? Разве можно обижаться на правду? – Бен прищурил голубые глаза. – Так почему же он не приехал с тобой? Побоялся испачкать в ирландской грязи свои туфли, сшитые на заказ? Или постеснялся показаться здесь с тобой?

– Да ты, оказывается, просто завистливый и злобный тип! – выкрикнула Кэтлин и, недовольная собой, опустила глаза. Все-таки ему удалось вывести ее из себя!

Взгляд ее упал на ноги Бена. На нем были старые башмаки, надетые прямо на голые ноги. Да, Филипп даже под угрозой расстрела не появился бы в таком виде на людях. Он считал, что в такой обуви могут ходить только те, кто потерял самоуважение. Про Бена, конечно, нельзя сказать, что он потерял к себе уважение.

Даже в такой обуви он выглядел весьма привлекательным. И этот выцветший джинсовый костюм смотрелся на нем великолепно…

Кэтлин поймала себя на том, что ее неодолимо влечет к этому мужчине, и сразу испугалась. Надо было как-то защищаться.

– Даже последний нищий в Нью-Йорке, стоящий на перекрестке в ожидании подаяния, одет лучше тебя! – заявила Кэтлин и вызывающе уставилась на него.

Она видела, как у Бена сжались губы и напряглось тело, словно внутри него шла какая-то борьба. Затем он расслабился и, усмехнувшись, покачал головой.

– Знаешь, по-моему, мы досыта накормили друг друга оскорблениями. Давай поговорим спокойно. Расскажи, надолго ли ты к нам? Проездом? Или решила продать дом?

Кэтлин молчала, колеблясь, стоит ли принимать доверительный тон Бена. Да и что ему сказать, если она еще для себя ничего не решила, отложив размышления о своем будущем на потом.