Текст книги "Лишь шаг до тебя"

11

@Гато-о-Шоколад.

Суп из нута & Маринованный цыпленок по-индонезийски с жареным сладким картофелем & и, словно этого мало, яблочный пирог с карамелью.

Первым из регулярных посетителей появляется наша местная знаменитость – восьмидесятилетняя писательница. Она приковыляла сюда два года назад, после того как упала с лестницы и сломала два ребра и запястье. «Старость – это проклятие», – сказала она и объяснила, почему сама не может готовить себе еду. Ее часто сопровождает такая же немолодая подруга; они называют нас «кормильцами» и «социальной опекой». Не задавая лишних вопросов, я приношу им суп и по бокалу красного вина – «в лечебных целях», как они это называют.

Далее приходит местный серийный любовник, иллюстратор, работающий дома. Я не видела его с самого Рождества. Он сканирует взглядом нашу доску с меню и заказывает цыплят.

– А еще, пожалуй, красотка Полли, если у меня в животе останется место, то кусок вашего замечательного яблочного пирога.

– У вас всегда хватает места.

– А-а, Мэри-Джейн, как дела? – спрашивает он с лукавой улыбкой. – Как провели ночку с пылким возлюбленным?

Мэри-Джейн шипит, как дикая кошка.

– Замолчите, иначе я вылью кипяток вам на голову! – Она со стуком ставит кувшин на стол.

Вскоре кафе наполняет гул голосов, посетители переговариваются через столы, а мы с Мэри-Джейн носимся по залу, разнося суп, чай с ромашкой и мятой или красное вино Жана – под цыпленка. Внезапно я замираю, увидев, как в кафе входит Бен. В руках у него пакеты с какими-то покупками. Он сбрил бороду и сразу помолодел. Жан оглядывается, чтобы посмотреть, кому это я машу рукой.

– Ты темная лошадка, Полли.

– Он просто друг, – улыбаюсь я.

– Холостой?

Я уверена, что тетя Вивьен собирает через него сплетни обо мне.

– Кажется, да.

Жан пожимает плечами.

– Хорош. Гей?

– Натурал.

– Почему же тогда вы с ним не трам-трам, как кролики?

– Как ты деликатно выразился, Жан.

– Стараюсь, – хохочет он.

Не успела я объяснить своему боссу, что это не мой вкус, как Бен целует меня в щеку.

– Мне нравится твой новый облик! – Я дотрагиваюсь до его подбородка.

Жан, слава богу, дает наверху мастер-класс по выпечке хлеба, наши завсегдатаи удалились, и мы с Мэри-Джейн можем наконец-то поесть. Я беру кусок цыпленка, сажусь за столик к Бену и спрашиваю, что он купил.

– Одежду. Эмили ныла, что…

– Как хорошо!

– Что? Не понял…

– Она разговаривает!

Он кивает.

– Со мной беседовала директриса, сказала, что Эмили спрашивает учительницу, вернется ли назад мама. – Он виновато хмурится. – Ты была права, Полли. Я не должен делать вид, будто ничего не случилось. Ей это не помогает, мне тоже, и теперь мы перед сном разговариваем о Грейс, вспоминаем случаи из нашей жизни.

– Какая она была?

– Необыкновенная, независимая. С открытым сердцем. Но часто и раздражала, потому что всегда настаивала на своей правоте. Я рассказывал Эмили о наших летних каникулах в детстве, как мы с Грейс могли часами плавать в море… – Его голос дрогнул. – Изображали из себя рыб. Прости. – Он кашляет, скрывая свои эмоции.

– Говори, говори, мне интересно. – Я считаю, что ему полезно выговориться.

– Ее страстью была китайская медицина и помощь людям. Я даже завидовал ей. А наш отчим всегда старался выпроводить нас из дома… Я рассказывал Эмили и про учебу Грейс в пансионате. Как-то раз она намочила в ванной полотенце и выжала его на голову директрисы. – Он улыбнулся. – Эмили понравилась эта история, но я сказал ей, чтобы она не подражала маме и что я не хочу увидеть ее имя в красной книге.

Я засмеялась.

– А Эмили рассказывала тебе какие-нибудь истории?

– Она рассказала мне, как ее мамочка один раз оставила иглу на лбу пациента, между бровей. Еще у нее много историй про Патча.

– Патча?

– Грейс чувствовала себя виноватой за то, что у Эмили нет брата или сестры, и они взяли себе собаку по кличке Патч. Порода неизвестная, но…

– Когда умер Патч? – В моей голове зреет идея.

– Около года назад. У него была опухоль, бедняга Патч умер совсем молодым. Помнится, Грейс спрашивала меня, как объяснить Эмили, что такое смерть, – сказал он с заметной иронией. – А что?

– Да так. – Просто кто-то из посетительниц сегодня сказала, что у ее соседей ощенилась собака, шотландский терьер. Четыре щенка, и вот последнего, девочку, никак не могут определить.

– Давай-ка посмотрим, что ты купил, – спрашиваю я, размышляя, не сошла ли я с ума. Сможет ли Бен, помимо всего прочего, справиться еще и со щенком? Я не могу себе представить собаку в его безупречной квартире. Но, с другой стороны, может быть, именно этого как раз и не хватает их дому?

Бен извлекает из сумки покупки.

– Что? – спрашивает он, увидев, какими глазами я смотрю на унылую юбку грибного цвета и такую же водолазку.

– Это что – единственный цвет, который был в продаже?

Бен озадаченно таращит глаза, словно я говорю об астрофизике.

– Грейс, наверное, покупала ей вещи… ну… красивой расцветки.

– Да, но они ей уже стали малы… Я вот схватил…

– Вижу, – говорю я, пожалуй, слишком сурово, извлекая из сумки штаны цвета хаки. – У Эмили есть нарядное платье? Что она наденет на день рождения Мэйси?

В воскресенье дочке Джима исполняется пять лет. В честь этого родители устраивают детский праздник в надувном замке.

– Платье? Нет! Мы должны ей что-то купить.

Вероятно, Бен почувствовал, что это «мы» застало меня врасплох, и добавляет:

– Ведь ты поможешь мне, правда?

В его взгляде я читаю такую отчаянную мольбу, что мне становится жалко его.

– Конечно. – Я складываю покупки в сумку. – Давай отнесем это назад и…

– Что вы отнесете назад? – спрашивает тетя Вив, подойдя к нам. Я и не заметила, как она пришла. Тетя Вив пять лет работала у Жана – продавала книги и прочее. Про кафе Жана она услышала совсем случайно. Тогда она вернулась из Америки, и ей нужно было устроиться на работу. Она сидела в автобусе и просматривала в газете объявления о вакансиях, когда услышала, как какой-то француз жалуется, что его персонал безнадежен, а дела идут плохо, что придется ему уехать из Англии. Они разговорились, Жан предложил ей работу, а вскоре они стали любовниками. Жан стал для нее идеальным партнером – он необычный, много ездил и повидал мир, темпераментный – держит тетю Вив в тонусе, – но в глубине души добрый.

Я знакомлю Бена с тетей Вивьен. Я вижу, как он настораживает слух, услышав ее имя. В тот вечер в его квартире я рассказала о ней все. Он внимательно выслушал рассказ о ее первом визите и спросил, что было потом. Ну, Вивьен регулярно навещала нас, но мои родители всегда тщательно режиссировали наши встречи. Всякий раз нас загоняли в гостиную и редко оставляли наедине с ней. По-моему, мама даже подслушивала наши разговоры. Я рассказала Бену про один случай, когда тетя Вив попросила нас с Хьюго показать ей затонувшую лодку. Когда мы через час не вернулись, мама выслала поисковый отряд в виде нашего папы. В тот раз, сидя втроем на лодке, мы с братом вели себя более непринужденно. Тетя Вив мало говорила о прошлом, никогда не упоминала ни их с мамой брата, ни тюрьму, ни своего ребенка. Она только сказала, что после семи лет ада дед Артур спас ее, купив ей билет в Америку. В Лос-Анджелесе жил его школьный друг, согласившийся ее принять. Дед дал ей денег и на короткое пребывание в лечебнице; остальное было ее делом. «Вот в океане есть что-то магическое. Он помог мне вылечиться», – сказала она нам.

– Я вижу, как вы похожи, – говорит Бен, отрывая меня от моих мыслей. Пышные темные волосы тети Вив теперь приправлены сединой и заколоты пряжкой. На ней красное шерстяное платье и замшевые сапоги.

– Да, мы похожи, – подтверждает тетя Вив. – Только у меня гораздо больше проклятых морщин!

Я объясняю, что это Бен, тот самый, с которым я познакомилась в школе; его племянница учится в одном классе с Луи.

– В субботу мы пойдем покупать ей платье, – говорю я тете Вив, показывая Бену, что я не забыла о его просьбе.

Бен уходит. Тетя Вив загадочно смотрит на меня.

– Он прелесть.

Я понимаю, что моя дружба с Беном скоро станет предметом сплетен. Уже и школьная мамочка Габриэла надула губы, не в силах скрыть ревность, когда я сказала ей, что у нее очень вкусная лазанья. Я не удержалась. Иногда из меня прет озорство. В воскресенье Габриэла тоже придет к Мэйси на день рождения. Я постараюсь держать себя в руках.

12

Воскресенье. Я в квартире Бена, помогаю Эмили нарядиться ко дню рождения Мэйси. В ответ Бен играет с Луи в пиратские игры. Всякий раз, приходя к нему, я замечаю маленькие перемены. Бен купил пару ковров, чтобы смягчить строгий вид безупречных деревянных полов. В квартире стало больше фотографий; теперь на книжной полке стоит в рамке фотография маленького Бена в белом костюмчике и с крикетной битой. На столике возле кровати Эмили я увидела фото Грейс с собакой на руках. У нее роскошные золотисто-каштановые волосы и глаза газели, как у Эмили, а кожа светлее, чем у брата.

По «Радио-2» идет воскресная передача Хьюго; он рассказывает о смешных ситуациях, в которые он попадал в магазинах. Я мысленно переношусь на день назад. В магазине «Монсун» мы подыскали для Эмили зеленое платьице с блестками. Конечно, не обошлось без стонов Луи, он жаловался, что ему скучно. По-моему, Бен тоже вышел за пределы комфортной зоны, когда мы покупали соответствующие аксессуары.

Заплетая Эмили волосы, я прошу рассказать мне о Патче. Она говорит, что он помесь далматинца с шотландским терьером. «А как это произошло?» – спрашиваю я, остановившись. Она поворачивает ко мне лицо. «Что произошло?» – «Ничего. Извини».

– В прошлую пятницу, после особенно тяжелого похмелья, – говорит по радио Хьюго, – я приплелся в офис и сел за свой стол. Мне срочно нужно было выпить кофе и съесть, как всегда, макмаффин с яйцом и беконом. Есть разные устройства, которые облегчают мне, слабовидящему, мое офисное бытие. Вообще-то без них мне было бы очень тяжко, как, к примеру, без лампы на шарнирном кронштейне.

– Это дядя Хьюго! – радостно восклицает Луи, когда они с Беном ворвались к нам. – Эмили, мой дядя Хьюго знаменитый!

– И вот в то самое утро, – продолжает Хьюго, я включил компьютер, нажал на выключатель лампы и услышал зловещий щелчок. Мой источник света сдох, и вот, не успев позавтракать, мне пришлось идти в ближайший супермаркет за новой лампочкой.

– Тс-с, – говорю я Луи, когда он спросил, скоро ли мы пойдем.

– Успешно отыскав нужную лампочку, я направился к кассе, – продолжает Хьюго. – И там состоялся такой диалог: «Сколько это стоит, скажите, пожалуйста?» – спросил я очень вежливо. Молчание. «Скажите, пожалуйста, сколько стоит?» – спросил я чуть громче. Никакого ответа. Слегка рассердившись и вспомнив про остывающий кофе, я рявкнул: «Эй, подруга, сделай одолжение, скажи цену, я не вижу ее, я почти слепой». На что кассирша, сидевшая за другой кассой, сказала: «А она глухая».

Я рассмеялась.

– Оп-па, – продолжает Хьюго. – Вот так меня осадили… Вы слушаете Хьюго Стивенса по «Радио-2». Если у вас тоже есть забавные магазинные истории, я с удовольствием их послушаю. А теперь мы сделаем небольшой перерыв и расслабимся в это воскресное утро…

Певец Марвин Гэй запел «Давай начнем».

Бен тоже засмеялся.

– Твой брат забавный, хоть и слепой.

– Ты тоже забавный, хоть и дурак.

– Дурак, – повторяет Эмили и неуверенно смеется.

Бен удивленно поднимает брови и глядит на меня.

– Извини, – одними губами произношу я. Но тут Эмили вскакивает и кружится перед нами в своем новом платьице, с французской косой, и нам ясно, что прогресс очевиден.

Бен входит в местный муниципальный центр, словно на чужую территорию, и таращится на надувной замок в дальнем конце зала. Там уже прыгают и скачут пятилетние дети. Я сама тоже брала напрокат такой замок и знаю, что по правилам в нем должно быть одновременно не больше восьми детей. Но, похоже, сейчас там резвится весь класс. Замок раскачивается из стороны в сторону, словно корабль на бурных волнах. В любую минуту дети могут удариться головой или выбить друг другу зубы.

Мы снимаем куртки и вручаем Джиму подарки. Счастливый отец одет в джинсы и толстый шерстяной свитер; из заднего кармана торчит связка ключей.

Некоторые родители уже улизнули, пользуясь шансом бесплатно пристроить на время своих чад, но Эмили вцепилась в нас обоих, и нам ясно, что уйти не удастся. Луи бросается к замку и прыгает в нем. Я выуживаю его оттуда, стаскиваю с него уличные штаны и беру с него обещание, что он будет осторожен.

– Обещаю, – охотно говорит он и снова ныряет к Мэйси, чуть-чуть не наткнувшись на кулак какого-то одноклассника, который решил боксировать со стенкой.

Джим спрашивает, не возьму ли я на себя музыку, когда придет время вручать подарки. Камилла, его жена, слегла с гриппом.

– Она слишком много работает, – оправдывается он. – Не ее вина, но заболела она очень некстати.

Я рассеянно наблюдаю, как Бен берет Эмили за руку и уговаривает залезть в замок и резвиться с другими детьми. Она упирается. Я выжидаю, перебарывая в себе желание вмешаться. К нему подплывает Габриэла; на ней синее платье с глубоким вырезом и сапожки на высоких каблуках. Она наклоняется к Эмили, позволяя Бену любоваться ее пышными прелестями.

– А ведь раньше она заигрывала со мной, – тоскливо вздыхает Джим.

– Но теперь в группе появился новый мальчик, – говорю я, досадуя, что меня это все-таки задевает. Она меня злит. Ведь у нее есть муж. Я смотрю, как Бен и Габриэла помогают Эмили забраться на замок. Габриэла что-то шепчет ему на ушко.

– Как ты считаешь, она привлекательная? – спрашиваю я как можно равнодушнее.

– Да-а, она роскошная, по-итальянски, со всеми ее округлостями. – Взглянув на мое лицо, Джим добавляет: – Но она, конечно, не такая яркая и привлекательная, как ты.

Я чмокаю его в щеку, и он краснеет от смущения.

– Молодец, правильный ответ. Мои уроки не прошли даром.

Дети садятся в кружок и ждут волшебника. Первая часть праздника прошла, можно сказать, благополучно. Травм только две. У Люка, который носит круглый год, даже когда снег, шорты и очки, как у героя мультсериала «Бен-10», течет кровь из носа. У Мэйси болит нога – на нее наступила увесистая дочка Габриэлы.

Юджин входит в круг со своим потертым реквизитом.

– Каждый раз это тот же самый мужик, – тихонько говорю я Бену.

– Зачем родители дают ребенку имя Юджин? Что это вообще за имя? – бормочет он.

Юджину под шестьдесят. У него поредевшие седые волосы и зубы с щербиной. После серии скучноватых фокусов с разноцветными платками и кролика, извлеченного из шляпы (детей не волнует, что они уже видели это в прошлый раз), Юджин подходит к имениннице и просит ее вытащить карточку.

– Это твоя карточка? – спрашивает он, вытаращив глаза.

Мэйси трясет головой и вытирает рукавом джемпера сопливый нос.

– Ой-ой-ой. Тогда это твоя карточка? – Он машет карточкой, показывая ее детям. – Это ведь она, правда?

– Нет. – Мэйси хихикает.

– Тогда вот эта!

– Нет!

И тогда Юджин шарит у себя за шиворотом и вытаскивает карточку.

Все аплодируют, даже Эмили.

Потом мы все – Бен, Эмили, Луи и я – идем к нам домой. Не с пустыми руками – мы тащим шоколадный кекс в виде пиратского корабля и мешочки с подарками. Без всяких уговоров дети играют в спальне Луи в кондитерскую, а мы с Беном, воспользовавшись этим, шлепаемся на диван и закрываем глаза. Потом я все-таки не могу удержаться и нарушаю молчание:

– Габриэла так и мечтает снять с тебя штаны.

– Симпатичные сиськи.

Я закатываю глаза.

– Все так предсказуемо. – Долгая пауза. – Она все время флиртует. Такое впечатление, что ее муж всегда в отъезде и ей скучно.

– Джим влюблен в тебя.

– Нет, это не так. – Но я все-таки признаюсь Бену, что Джим был в самом деле чуточку влюблен, где-то год назад. Тогда у него дома была трудная полоса, жена все время работала, даже в выходные, и он злился до безумия. Как-то раз, за кофе, он начал говорить, что я единственная, с кем он может говорить. Я помню, как он взял меня за руку; как потускнело от тоски и одиночества сияние в его глазах. Но Джим не в моем вкусе, к тому же я знала, что он любит жену, да и сама встречалась тогда с юристом Дэвидом. Я посоветовала Джиму поговорить с женой. Сколько супружеских пар губят свои отношения из-за того, что мало общаются и перестают понимать друг друга. – Не знаю, почему я стала что-то советовать Джиму, – добавила я. – Наверное, потому что у меня самой была не самая удачная семейная жизнь.

– Я не готов к близким отношениям.

– Бен, по-моему, Габриэла мечтает о горячем любовнике, чтобы пар шел.

– Полли, я хлебнул этого сполна. Больше не могу. Я хочу чего-то настоящего. Знаешь, у меня редко бывал трезвый секс.

Я поворачиваюсь к нему.

– В твоей семье были наркозависимые?

– Мой отчим. – Он молчит, словно понимает, что скажет сейчас неприятную для меня вещь. – Я не верю, что такие пагубные привычки заложены генетически.

– А я верю!

– Полли, мы не марионетки, – говорит Бен, жестикулируя перед моим лицом. – Посмотри на этот стакан. – Он машет рукой на кофейный столик, где стоит стакан с водой. – Представь, что это вино. Никто не заставляет меня взять его. Никто не заставлял меня пить всю ночь, с одиннадцати вечера до утра…

– Да, но…

– Ты хочешь сказать, что у тебя не было выбора? Что кто-то приставлял пистолет к твоему виску и заставлял пить?

В его тоне не было никакого осуждения, но у меня все-таки забурлила кровь. Все не так, как он говорит. Мне нравился вкус вина, вот и все. Это как вирус. Мне бы хотелось выпивать цивилизованный бокал вина за обедом или трясти в пабе ключами от машины у барной стойки и говорить: «Вот, не могу».

– Мой дед был запойным пьяницей. Тетя Вив алкоголичка. Я унаследовала плохой ген, – настаивала я. – Я молюсь, чтобы он не достался Луи.

Все равно Бен остался при своем мнении.

– Я считаю, что мы копируем наше детство. Если нас кормят в детстве шипучими напитками и бургерами, то и мы будем кормить наших детей этим дерьмом. Если…

– Да ладно тебе…

– Дай мне договорить, – твердо сказал он. – Мой отец умер, когда мне было четыре года, потом появился отчим, он бил мою мать и пил как лошадь, зато в качестве компенсации за его прекрасное поведение мы плавали на яхте к экзотическим островам. Мама любила весь этот гламур, хвасталась, что все ездят в Корнуолл, а мы плаваем на собственной яхте и пьем шампанское. Она не хотела слушать, как я плакал, когда отчим топтал мою любимую пластинку или бил меня ремнем. Я очень любил маму, и знаю, что она любила меня, но всегда защищала отчима и находила для него бесконечные оправдания. «У него стресс, он много работает, не беспокойся, Бенджамин». Отчим был злостным алкашом. Мама начала лгать, ей не хотелось признавать, что наша семья разбилась вдребезги. По-моему, она никогда не знала, явится ли он домой после работы. Если он не являлся, она делала вид, что у него много работы, хотя на самом деле он просто нажирался как свинья. У него был выбор, Полли. Он сделал его – стал дерьмом. Мама тоже сделала выбор – осталась с ним. Казалось бы, жизнь рядом с алкашом-отчимом должна была увеличить у меня склонность к алкоголизму, но я до сих пор не сделал выбор. Вот почему у меня остаются проблемы с личной жизнью! Я не хочу стать таким, как он, но для меня это большая проблема. Она у меня вот тут, – он постучал указательным пальцем по лбу. – Мы обязаны отвечать за свои поступки.

– Лично я отвечаю за свои поступки, – заявляю я, повысив голос. – Я никогда не обвиняла никого, кроме себя самой. Вот почему я хожу на наши собрания и обязательно посещаю каждую неделю моего консультанта. Я не могу снова погрузиться в это свинство. Мне приходится крепко работать над этим. Это я, Бен, безобразничала, я сама. Но все же думаю, что у меня какие-то проблемы с генетикой, которые не позволяют мне вовремя остановиться. Хьюго повезло, что ему не достался этот противный ген.

Бен поворачивается ко мне:

– Может, не будем об этом?

Я откидываюсь на диванные подушки.

– Пожалуй. Пока мы не покалечили друг друга.

В этот момент звонит мой мобильный. Я с облегчением хватаю его с кофейного столика, гляжу на дисплей и не узнаю номер.

– Алло? – Я жду. Тишина. – Алло? – повторяю я, потом слышу, что связь отключилась. Ну и ладно. Я поворачиваюсь к Бену.

– Кто это? – спрашивает он.

– Ума не приложу. Видно, ошиблись номером. Так что заставило тебя завязать? – продолжаю я, размышляя, сумела бы я взять себя в руки без Луи, или Хьюго с тетей Вив, или без моих друзей из АА.

– Только ты не смейся. Тебе это покажется странным. Мне приснился сон про моего родного отца. Он был летчиком. Я смутно его помню – огромного, доброго; он сажал меня на колени и читал мне книжки, – с грустью отвечает он. – Он всегда говорил нам с Грейс, что мы должны мечтать – так мы сможем стать в жизни тем, кем нам хочется. Вообще-то, – продолжает он, преодолевая боль, – он велел мне завязывать с пьянством, вечеринками, наркотиками и девками. Он хотел, чтобы я ушел из Сити, пока не убил окончательно свою душу. Я проснулся весь мокрый от пота и решил, что схожу с ума, но днем понял, что это реально и что это послание, вещий сон. Хотя я в общем-то атеист…

– Так что было потом?

– Я понимал, что мой отец прав. Я и до этого часто думал, что мне нужна помощь, но каждый раз, когда говорил об этом с мамой, она уверяла меня, что выпить бокал хорошего вина – не грех и тут нет ничего плохого. Мама не любила говорить о серьезных вещах. Ей хотелось, чтобы все были довольны и счастливы, и поэтому, как говорится, заметала сор под ковер. Но я понимал, что больше не могу так жить. Грейс тоже понимала. Я не мог больше скрывать, что происходило у меня внутри.

– Что же происходило?

– Да ничего. В этом-то и проблема. Я ничего не чувствовал.

– И что же ты сделал?

– Пошел к врачу. Грейс пошла со мной. Я ушел с работы, поехал в Южную Африку и устроился там в центр реабилитации. Это было лучшее время в моей жизни. Я видел там потрясающий крикет. – Он улыбается, явно недоговаривая, как тяжело ему там пришлось. Поворачивается ко мне: – Полли, я давно хочу спросить у тебя одну вещь.

– Ну, давай.

– Что случилось с отцом Луи?

– Там все сложно.

– Как это получилось?

– Я встретила не того, кто мне нужен.

– В каком смысле?

– Во всех.

– Вы не видитесь с ним?

– Я ушла от него.

– Вы были женаты?

– Нет. Мы прожили вместе всего два года.

– Где он теперь?

– Не знаю, надеюсь, что далеко.

– Отправь его на Северный полюс.

– Надо бы еще дальше.

– А Луи уже спрашивает, где его папа?

– Иногда. Теперь, когда он ходит в школу, он начал задавать больше вопросов.

– Он скучает без отца?

Я слегка задумываюсь.

– Да. Он скучает, но только не по Мэтью, потому что почти не знает его, а по папе. Он уже начал сравнивать себя с другими одноклассниками, ведь у многих там нормальные семьи с обоими родителями. – Да, в чем-то хорошо, что он проводит много времени с Эмили; так он скорее поймет, что не все семьи такие, как на картинке, где нарисован дом с четырьмя окнами и опрятной дверью, маргаритками в саду, солнечным светом, с мамой и папой, которые держат за руку своего ребенка.

– Эмили никогда не спрашивала меня о своем отце, возможно, оттого, что он никогда не был рядом.

Мы молча сидим.

– Мне понравился сегодняшний день, – говорит Бен. – Кто бы мог подумать, что детский праздник в надувном замке может быть таким забавным?

– Я видела, как ты танцевал с Эмили. Знаешь, она действительно вылезает из своей раковины.

В его глазах мелькнула гордость. Я вспомнила, каким впервые встретила Бена у школьных ворот – он шел понурый, опустив голову, руки в карманах.

В тот вечер, целуя Луи на ночь, я думала о Мэтью. Я не рассказала Бену о нем даже и половины правды.