Текст книги "Сны Гая Муция Сцеволы. Часть первая"

Сны Гая Муция Сцеволы
Часть первая
Елисей Дутковский

Дизайнер обложки Анна Макух

© Елисей Дутковский, 2023

© Анна Макух, дизайн обложки, 2023

ISBN 978-5-0060-4394-7 (т. 1)

ISBN 978-5-0060-4395-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава I. Довоенные сны

Меня зовут Гай Муций. Я примерно на пятьсот лет старше Христа. И мне снятся странные сны. Сегодня ночью я видел во мне старика, одетого в пурпурную тунику. Он смотрел мне в глаза, и я не мог отвести взгляда. Он говорил мне о том, что он не так безжалостен, как я. Я не понимал его слов, но смотрел на него, не смея пошевелиться. Старик был не яростен, скорее суров. Он смотрел на меня с уважением. И его взгляду совершенно невозможно было сопротивляться. Глаза – словно гематиты освещенные бликующим за тучами закатом. Еще он говорил, что я буду достойным гражданином. Боги, скорее бы. Мне уже двенадцать лет, и через долгие два года я смогу назвать себя римлянином. Старик еще сильнее приблизил ко мне свое лицо, и я вдруг почувствовал сильную жгучую боль в правой руке. «Ты достойный гражданин, Гай Муций!» – произнес он. Я проснулся. Рука горела. Все тело ныло. Неудивительно, ведь вчера Тит и Марк – сыновья жирного сволочного ростовщика Тита-старшего сильно побили меня. Ради смеха эти двое пытались отнять у бедной некрасивой плебейской девочки Октавии корзинку с хлебом. Да они же и сами плебеи, как все ростовщики. Я с разбегу ударил старшего, Тита. Но они – каждый – старше и крепче меня. К тому же их двое. Били долго, а я смеялся. Когда бьют те, кто намного сильнее – надо смеяться. Никогда, как бы больно не было – плакать нельзя. Иначе убьют. Самое главное, что Октавия успела убежать. Теперь они трясутся от страха, ведь они уверены, что если мой отец, патриций Гай Муций-старший узнает, то их отец заплатит большой штраф за injuria. Но я ничего не скажу. Маме сказал, что объезжал вчера с другом строптивого коня. А вот отцу… может и расскажу правду. И попрошу не обращаться к претору. Попрошу дать мне шанс исправить все самому. Когда отец вернется из похода. Если вернется…

Наш род Муциев – древний, патрицианский. Мой прадед был женат на дочке сенатора, еще при Сервии Туллии. После реформы Сервия его сын, мой дед служил всадником, и даже какое-то время был центурионом. А потом к власти пришел этот чертов убийца Тарквиний и старых воинов стали увольнять со службы. Наш род обеднел и отец теперь служит простым легионером, постоянно ходит в военные походы, то против сабинян, то против габайцев. Сабиняне – враги, и я жду когда головы их военачальников наши воины насадят на копья и расставят вдоль крупных дорог. Габайцев же мне немного жаль. Но я римлянин, мой отец римлянин, мой дед был римлянином…

Сегодня придется работать весь день и не обращать внимание на полученные вчера раны. Я мужчина, мне двенадцать лет. Через два года я пойду воевать вместе с отцом, через два года я буду взрослым. Пока отец на войне, я несу ответственность за маму, за двух старших сестер, за маленького брата Квинта. Конечно, это не совсем по римским законам. Когда мужчина покидает дом, ответственность за женщин и детей берет на себя любой взрослый родственник и только мужчина. Но у нас нет родственников. Старший сын я, и мне нет еще четырнадцати. Отец воспитал меня так, что возраст – не так важен. Важнее умения и характер. Уходя на войну, он оставил семью на меня. Я не подведу тебя, отец.

Отец запрещает мне отзываться о плебеях неуважительно. Он чтит реформу Сервия, и постоянно повторяет, что они такие люди как и мы. Такие же, согласен. Но порой мое сердце переполняет ненависть к ним. Не ко всем. Только к тем, кто полагает, что мы, патриции, заняли все серьезные государственные должности и вообще мечтаем лишь о том, каких ограбить и загнать подальше на Яникульский холм. Но вот кто будет защищать Рим от этрусков? В плебеях либо вовсе нет воинской крови, либо ничтожно мало. Только лишь при Сервии они получили почетное право служить в наших легионах. Но должно смениться не одно поколение, прежде чем они станут равными нам, патрициям, в воинской доблести. Права, дескать, мы их ущемили. А откуда бы у них взялись земли, если бы мы не завоевывали их? Что они сделали для своих прав – демонстративно покинули армию и свалили на Авентийский холм? В то время как бы бились с врагом.

Ладно простые плебеи, но хитрые и жадные ростовщики и торговцы с каждым днем наглеют. И ущемляют таких же плебеев, только бедных. Впрочем, раскола между населением Рима сейчас никак не нужно. Этруски злы на Тарквиния. Впрочем, на него мало кто не зол. Даже мы, римляне. Не в плебеях дело. А в Тите и Марке, великовозрастных идиотах. Не приведи боги, им еще обидеть кого-то на моих глазах…

Лишь поздно вечером закончил работать. Сильно болит правая рука, видимо все-таки треснула кость, когда я ломал нос Титу. Ничего, я не имею права обращать внимания на боль. Моего дядю, в прошлом центуриона, трижды пронзили мечом, когда он защищал старика Сервия Туллия, но он так и не бросил оружия до тех пор, пока один из шакалов Тарквиния не пронзил его сердце. Теперь Тарквиний задушит налогами весь Рим. Стоит лишь подумать о нем – как ярость закипает в сердце. Сервий вывел жизнь римлян на новый уровень, дал наконец-то права плебеям, реформировал армию, упорядочил территорию. Тарквиний же уселся на трон рекса еще при живом Сервии, а его шакалы столкнули беспомощного старика с лестницы и добивали ногами. Я уже не говорю о том, как проклятая Туллия, жена Тарквиния и дочь Сервия, со смехом переехала труп отца на колесницы. Улицу, на которой это роизошло, мои сограждане до сих пор называют «Злодейской». Руки Тарквиния и его жены Туллии по локоть в крови. И этот человек правит Римом! Причем ему важнее интересы этрусков, чем наши. Все чаще слышу от старших, в том числе от отца о восстании. Тарквиний видимо сильно боится восстания, поэтому и постоянно отвлекает всех боеспособных мужчин на военные походы. Как же давно я не видел отца…

Сегодня с утра надо дойти до базара и отдать товар перекупщику. Главное не попасться на глаза эдиллам. По законам, я малолетний и не имею права ни торговать, ни работать. Но если я не буду этого делать, моя семья будет голодать, как голодает сейчас тысячи римских фамилий, которые Тарквиний бессовестно душит налогами. Моей семье еще повезло, я хоть и малолетний, но вполне трудоспособный. И нас, патрициев, пока еще не гоняют на строительство храма Юпитера в Капитолии. А плебс просто медленно умирает под игом налогов и непосильного труда. Тарквиний хочет прославится руками плебса, но уже вызвал к себе его неприкрытую ненависть. Патриции тоже ненавидят этого подлого убийцу. Слышал от друзей отца, что он больше не созывает Сенат. Этот хитрый шакал Тарквиний больше заинтересован в войнах, чем в улучшении жизни римлян. Он обманул габийцев, завоевал вольсков, при этом заигрывает с этрусками, которые мечтают о покорении Рима. И если Тарквинию будет выгодно – он не задумываясь предаст наше Отечество. И даже если патриции рано или поздно перережут ему глотку, то рексом станет его сын, Секст Тарквиний – еще более подлая крыса, чем отец.

Проходя через центр города, мимо инсул, поравнялся с двумя плебеями. Они громко разговаривают на вульгарной латыни. Оба пьяные. «Эй, а это что за оборванец?» Это они обо мне. Жирные крысы. Оборванец, значит. Молчать, молчать, не обращать внимания. Пройти мимо. Я должен сейчас работать. Только работать. Я не имею права на хулиганские выходки. Не хватало еще, чтоб меня продали в рабство -тогда семья умрет с голоду. «Куда торопишься, малыш?» Один из плебеев схватил меня за плечо. Так это Тит-старший, ростовщик! Второго не знаю. Я сам не понял, как в моей руке оказался костяной нож, подарок покойного дяди. В следующую секунду я схватил Тита за горло и прижал нож к его жирной щеке. После чего спокойно сказал, глядя в его полные страха глаза: «Запомни навсегда, на всю свою никчемную жизнь. Я тебе не „малыш“ и не „оборванец“. Я Гай из рода Муциев, прямой потомок Ромула и Энея. И если ты еще раз позволишь себе открыть свой рот в мой адрес или тронуть меня пальцем– я прирежу тебя как борова.» Тит молчал, хватая ртом воздух. Второй отступил на шаг, не смея пошевельнуться. С трудом, даже с болью я разжал пальцы, оттолкнул Тита и развернувшись ушел прочь.

Ночью мне снова снился странный сон. Багровое небо, по которому быстро мчались сизые тучи. Раскаты грома. Вспышки молний. Рассекающая небо молния вдруг осветила Капитолийский холм, и я увидел, что у подножья мечется волчица. Она металась, словно желая спрятаться от невидимого врага. Вдруг из-за холма показалась исполинская фигура в белоснежной тунике. Лицо, освещенное бликами молний проступало сквозь мчащиеся тучи. Человек взял волчицу на руки, словно ручного щенка. И я узнал лицо человека. Это был Ромул. Первый римский царь. Он смотрел на меня. Вдруг он произнес, и эхо его голоса подхватили камни холма. «Гай! Ты эниат, Гай. Ты патриций. Ты достойный сын своего отца. И однажды ты спасешь Рим». За спиной Ромула показалась еще одна исполинская фигура. Это мой отец! Мое сердце бешено колотилось, а правую руку снова пронзила нестерпимая боль. Я хотел окликнуть отца, но проснулся.

Весь день вспоминал странный сон. Почему мой отец был рядом с Ромулом? Почему волчица испуганно металась у подножья холма? Видимо дела наших легионов плохи. Мартовские иды не за горами, и патриции поговаривают, что этруски отступили и скоро армия вернется. Черт разберет этих этрусков, и политика Тарквиния непонятна. А сегодня я слышал разговор двух знатных патрициев. Один рассказывал второму интересную историю. Вроде по секрету, но от моего слуха ничего не ускользнуло. Он говорил, что был Тарквинию недобрый знак – на его трон заползла змея и обвила колону. Он не на шутку испугался и послал своих сыновей и племенника Юния, которого все держат за дурачка и называют Брутом (тупицей) в Дельфы, к оракулу, истолковать этот знак. В Дельфы отправились младшие сыновья Тарквиния, старший же, Секст, до сих пор беспредельничает в Габии. И Юний Брут вовсе не так прост, как кажется. Ведь Тарквиний казнил его отца и старшего брата. Чтобы выжить Юний прикидывается слабоумным и вынашивает план мести Тарквинию… Дельфиский оракул, дескать, предрек скорый конец власти Тарквиния. И сыновья спросили, кто же дальше будет править Римом. На что оракул ответил «тот, кто первым поцелует мать». Царевичи поспешили домой, каждый хотел быть первым. А «дурачок» Юний сделал вид, что споткнулся и поцеловал землю – общую мать всех людей.

После патриции еще обсуждали какие-то дела, а я вернулся домой. Считая дни, и даже часы до начала мартовских ид.

Ночью мне приснился Юний Брут. Я никогда не видел его, но во сне понимал, что это он и никто другой. Его лицо казалось мне вовсе не глупым, скорее очень скромным. Я увидел алтарь Аполлона и статую самого бога, увидел как Юний подошел к алтарю и положил рядом с ним деревянный посох. После чего скромно удалился. И вдруг посох вспыхнул ярким пламенем, и дерево осыпалось пеплом. И оказалось, что внутри деревянной оболочки находился еще один посох, из чистого золота, который сверкал, отражая огонь жертвенника. И я прочел удивление на мраморном лице Аполлона…

На утро я как всегда вышел из дома рано, еще до рассвета. Мама и маленький брат крепко спали, сестры о чем-то шептались. Когда вернется отец, старшую сестру Агрипину выдадут замуж. Ее жених Кассий сейчас не на войне – он был ранен в предыдущем сражении с этрусками, и претор освободил его от оч

...

конец ознакомительного фрагмента