Текст книги "Аня: любовь по-немецки"

Элий Вайнерман
Аня: любовь по-немецки

Информация
от издательства

Художественное электронное издание

Оформление – Валерий Калныньш

© Элий Вайнерман, 2021

© «Время», 2021

* * *

Аня
Вступление

Мы встретились в общежитии Политехнического института одного из больших поволжских городов. Звали меня тогда Эдуардом, очень несуразное имя. Аня – из поволжских немцев, сосланных в Казахстан. Мы быстро сошлись душами, но я знал, что у моей матери до войны было много двоюродных братьев и сестёр. Всех их убили немцы. Сохранилась лишь фотокарточка одной из них, девочки лет пяти. Я мучился: что бы я сказал погибшим родственникам, если бы женился на немке? Как будто Аня была виновна в преступлениях немцев из другой страны.

История могла бы иметь бы счастливый конец, я уже собирался просить у Ани руки, если бы… Однажды вечером, когда я пришёл к Ане, коридоры в общежитии были непривычно пусты. По телевизору шёл популярнейший сериал о советском разведчике в гитлеровском Берлине. Аня не смотрела его. «Всегда показывают только немцев-нацистов, как будто других нет», – обиженно сказала она. Раньше все наши разговоры были лишь о нас двоих. Я промолчал, но подумал: мы никогда не поймём друг друга. Был я молод, и всё ещё по-юношески категоричен, и, сам того не осознавая, жесток.

Молодость и незрелость – не оправдание. Аня была моложе меня, но оказалась умнее и жертвеннее. Она была терпелива, добра и милостива. После того злосчастного вечера я не скрывал от неё своей бурлящей неприязни к немцам и презрения к ним. Бездомную собаку не ударь, а немцы убивали людей. Сколько было «других» немцев? Аня пыталась умиротворить меня, даже говорила мне, что родина её предков – на границе с Голландией, там немцы более похожи на голландцев, чем на остальных немцев, но передо мной вновь вставала чёрно-белая фотография моей никогда не выросшей двоюродной тётки-девочки лет пяти. Мы с Аней не поссорились. Я просто перестал к ней приходить… Не сказав слов прощания.

Последний раз мы случайно встретились с ней на улице. Аня старалась держаться бодро, улыбалась, но получалось это у неё плохо. Неловкая, жалобная улыбка не могла скрыть её радость и смущение от неожиданной встречи, неуверенность в себе, грусть. И у неё по-прежнему были добрые глаза. А я не нашёл ничего более важного, чем пересказать ей недавно прочитанную мной и произведшую на меня большое впечатление историю о том, как Томас Манн назвал оскорблением Бетховена исполнение его «Героической симфонии» в нацистском Берлине. Какое отношение имела к этому Аня? И об этом ли мне надо было с ней говорить?

Так за негодяев Третьего рейха пришлось заплатить нам, но это тоже не оправдание. Виноват я. В жизни каждого из нас совсем немного людей, которые могут нас любить…

Стихотворения

Ответов я не даю. Я спрашиваю.

Прохожая, я мог тебя любить…

 
Я не пойму, зачем ведёт нас память
В какие-то случайные места,
Где мимоходом мы прошли, –
И что осталось?
Тень на аллеях,
В окнах пустота.
 
 
А может, несвершившегося
Жаль нам?
Прохожая, я мог тебя любить.
Себя назвать. Тебя остановить.
 

 
О чудный мир, в котором за листвой
Полночной яблони мне открывалась тайна:
Загадка женщины, шагов звук, нежный лик,
Смятение и трепет ожиданья.
 
 
Я верил в совершенство мирозданья,
В безверии сад выцвел и поник.
И лишь во сне, где молодости миг,
Лик светлый женщины, её шагов звучанье.
 

 
С какой поры мы забываем море,
Не смотрим на загадочные звёзды
В саду ночном, где бабочки взлетают
На свет огня в окне в притихшем доме
И хрупкими телами тщетно бьются
О стёкла…
 
 
Я искал твой лунный образ,
Взгляд ласковый в бегущем океане,
На островах, безвестных Магеллану.
Крошились айсберги, шторма корабль швыряли.
 
 
Я на земле услышал нежный голос
В саду ночном, где бабочки стучали
Отчаянно в светящиеся окна.
 

 
Акаций листья опадают.
Последний кадр. Немая лента.
Конец истории, картины.
Уходит в вечность наше лето.
 
 
А мы совсем не ожидали:
Как-будто в мире нет смещенья
Времён, страстей и обещаний –
Лишь утро, птиц в деревьях пенье.
 
 
Вернуться в лето и в начало,
Хоть листья сохнут, опадают.
Дай руку в тёмном кинозале.
Актёры снова нас играют.
 

 
Водоворот весенний
С каждым ручьём слышней –
Песнь страстная, песнь шальная,
Зовущая Лорелей.
 
 
Волна затопила лодку,
Рванулось весло из рук.
Читает юноша Гейне,
Бушует апрель вокруг.
 
 
Что скалы ему и гибель!
Он любит, его черёд.
Мир вешней бурлит водою
Поёт Лорелей, зовёт.
 

 
За винной лозою под солнцем лес
Оттаял, летят грачи.
Высокий замок. Гранит, горностай.
Бойницы, в крови мечи.
 
 
Луч дальний, небесный,
Твой вспыхнул свет.
Зачем ты меня позвал!
 
 
Девушка в платье чёрном.
В руке хрустальный бокал.
 
 
Вино в нём клубится с ядом.
Спасти! Я опоздал.
Вроде бы только сказка.
Мир съёжился, чуждым стал.
 

 
Я на небо седьмое
Не люблю восходить,
Пусть зовёт к нему, мчится
В день ненастный такси.
 
 
Хоть на нём оживает
Из опавшей листва,
Мы с тобой повторяем
Первой встречи слова.
 
 
Поворот за холмами.
Ещё шаг – океан!
Яхты. Пёстрые флаги.
Из каких они стран?
 
 
Но с небес возвращенье
В день потухший, пустой.
Бьются голые ветки.
Не прошепчешь мне: «Мой…»
 

 
Девушки некрасивы
В городе этом хмуром –
Кажутся неуклюжи
Под ливнями их фигуры.
 
 
Но к ним подойдёшь ты близко,
В глаза, осмелев, заглянешь –
Цвет их прекрасней неба,
Боль в них – раненой лани.
 

 
Счастливейшая музыка страданий –
Одна желанная из всех под небом бед.
 

 
Помилуй, музыка! Не звучи.
Тебя я хотел забыть.
Зачем возвращаешь мне зыбкий март,
Когда летели грачи.
 
 
Слепцом стать, оглохнуть! Через года
Обиженный, хрупкий взгляд.
Оттаяло небо. Летят грачи.
«Любовь не сберёг», – кричат.
 
 
Поэмы конец. Мне о нём рассказать?
В раскаянье все умны.
На старой могиле лоза вьюнка.
Музыка, замолчи!
 

 
Унылая дорога
Средь скошенных полей.
Обугленная роща.
Ты пел здесь, соловей!
 
 
Рассвет – скупец угрюмый –
Косым лучом мелькнёт –
Горит, тепла не дарит,
Цвет алый бережёт.
 
 
Вздохнёшь с стыдливой грустью:
О юности земля!
Заре не веришь, небу.
Лжёт солнце ноября.
 
 
Себе не доверяешь.
Свет лился. Три сосны.
Я расставался, клялся
Вернуться до весны.
 
 
Круги в стволах засохших –
Угрюмых вёсен счёт.
Но разве оправданье –
Судьбы круговорот?
 
 
Безлюдно возвращенье.
Бежать! В вагон! Скорей!
Стук. Тени набегают.
Ты пел здесь, соловей.
 

 
Среди объятий в день весенний
Вернётся мир давно забытый,
И снова нет тебе пощады,
Он перечислит все обиды.
 
 
Вновь тусклый свет окон вагонных,
Полночный путь без остановки.
Ты – паренёк совсем зелёный,
Перед попутчицей неловкий.
 
 
А остальное – страсть, размолвка,
Где неуклюже объясненье, –
Ему конца нет в жизни долгой.
Что год, то дальше от прощенья.
 

 
Пою тебя, но взгляд я твой не видел.
Без встречи мы сдружились на земле.
Я принял – жизни прежние обиды
Пути тебе закрыли в мир ко мне.
 
 
Мы не разделим сладостное утро.
Среди людей друг друга не узнать.
Тебя представить рядом. Ночь. Обрывки
Сонетов недописанных листать.
 

 
Наш разговор других не удивит.
Поэты нас оплакивать не будут.
Деревья вешние легко о нас забудут
Хотя взывали к нам средь них бродить.
 
 
Но нас художник вдруг отобразит
В необъяснимом для него порыве.
Ему расскажет небо: мы любили,
И кисть его нас снова возродит.
 

 
Сегодня ты рисовала
Сиреневые цветы.
Они на сирень похожи.
Их трепетны лепестки.
 
 
И я заблудился в мире,
Не мне теперь различать
Сирень твоего мольберта,
Кустов сиреневых прядь.
 
 
Цветы на твоём рисунке
Раскрылись, влюбляют нас.
Как мне не желать сирени
Волос твоих, губ и глаз!
 

 
В вечернем замке девушки поют
О королях, коронах, королевах.
Раскладывают карты.
Ждут любви.
 
 
Ждут. Спать идут в холодные постели.
Белы как снег и, словно снег, чисты.
Разведены, без путников, мосты.
Ров. Монотонно кружатся часы.
 
 
Я пил вино несбывшийся мечты.
Оскомина от выпитой слезы.
И пенье девушек вечернее из замка.
 

 
Весна! Весна! Зачем отваги
Ты ожидаешь от меня –
Из дома выйти одиноко
В бурленье радостного дня.
 
 
Но, глядя на людей прохожих,
Лиц дорогих мне не найти.
Сойду с дороги, уступая
Другим весенние пути.
 

 
«Каждая женщина прекрасна» –
Горькая фраза,
Выдумали её добросердечные лжецы,
Чтобы не печалить дурнушек.
 
 
Так выпьем за мужчин,
Открывших их красоту!
 

 
Лицо в лучах.
Откроет двери.
 
 
А год добавит круг деревьям.
 

 
Справа море, слева море.
Бирюзовая волна
Почернела. На просторе
Лодка утлая видна.
 
 
Ты куда плывёшь, безумец? –
В шторм бушующий гребёшь.
Потерял – уж не отыщешь.
Упустил – то не вернёшь.
 
 
Чудо-девица любила,
Ночью лунною звала.
Не пришёл я. Обернулась
В чудо-рыбку, уплыла.
 
 
Мне в волне погибнуть слаще,
Чем всю жизнь по ней страдать.
Я готов за ней в пучину –
Целовать, расколдовать.
 
 
Шторм утих. Светлело море.
Бирюзой волна цвела.
Одиноко на просторе
Лодка утлая плыла.
 

 
Зачем, о роза, тебе шипы?
Ведь зазываешь прохожих ты.
Бутон раскрывши, в цвету зовёшь,
Их умоляешь: люби – сорвёшь.
 
 
Зачем, о роза, тебе шипы?
Самой же больно, что жалишь ты.
 

 
Цепь лыжниц вдоль долины.
Смех девушек цветущих.
Меняются картины,
Увидишь – не отпустят.
 
 
Но лыжницы уходят.
Из них кто обернётся?!
Мечта витает близко,
В любви мне признаётся.
 

 
Прости меня, но лучше – позабудь,
Чем изнывать в мучениях разлуки.
Жар губ моих твои запомнят руки –
От поцелуев закрывала грудь,
А я стонал. Блаженство к ней прильнуть! –
Не ожидая ярости разлуки.
 

 
Рабыня голая вина мне налила,
Под персиком ковёр нам расстелила.
«О, если б ты свободной родилась,
Я на коленях вымолил бы милость
Твоей любви!» – я ей шептал.
Сознанье помутилось?
Нет! Я прозрел, суть судеб прояснилась.
В стенаньях сладостных
Я твой счастливый раб.
 

 
Не будет ни весны, не будет и печали.
Ушла от нас с росой, и смутные с ней дни.
Родиться бы с умом нам – юным стариками!
Не мучаясь под старость, жили б мы.
…Но юность ждёт весны.
 

 
Услышишь ты голос с ночной реки,
Герой, прошедший десятки стран, –
То девушки зов или плеск волны.
О, капитан, капитан!
 
 
Оцепенеешь, в окне ища тень,
Забыв про микстуры, настои для ран.
Призрачный голос, незваный сон.
О, капитан, капитан!
 
 
Вдруг заплачешь мальчишкой, лицо искривив,
Ребёнком – и то не рыдал.
Как будто не гибнул в сражениях ты,
Не шёл на пушечный вал.
 
 
Несносно в доме станет своём.
Легче в бездну морскую,
В шторма, в ураган.
«Голос, умолкни!» Нещаден зов.
О, капитан, капитан!
 
 
Ты выйдешь на берег крутой в траве
(Разрасталась годами, бил ветер, рвал, рьян) –
Истлевший след найти! отыскать!
О, капитан, капитан!
 
 
Но травы дремучи, река черна.
Кромешной тьмы океан.
И только девичий голос зовёт
И плеск волны: «Капитан!»
 

 
В заливе догорали
Последние огни.
По тёмному помосту
Спустились к морю мы.
 
 
Не ждал я, вдруг сказала
Ты нежно: «Не горюй!
Тебя не целовала,
А ты меня целуй».
 
 
Холодный мрак над морем.
Дожди из серых струй.
Жизнь? Только голос слышен:
«Мы были. Не горюй!..»
 

 
В полночь мне за стеной
Голос чудный звучит.
Я окно растворил.
Клён засохший стоит.
 
 
Вспоминать наши дни?
Ты был юн, я – влюблён.
Возвратился зачем
Средь бессоницы клён?
 
 
О желанной с тобой
Приходил я мечтать.
На ветвях под луной
К звёздам тропка вилась.
 
 
Годы, жизни (!) прошли.
Не тревожь лунный сон.
Ты зачах, без листвы.
Я давно не влюблён.
 
 
В полночь мне за стеной
Голос чудный поёт.
Я окно распахнул.
Клён засохший цветёт.
 

 
Мой свет погас в семнадцатом столетье.
Ненастен день мой, ночь моя мрачна.
На чёрном небе звёзды исчезают,
Не достигая моего окна.
 
 
Горюю в стуже о костре,
Который не горит. Весной –
О высохших ручьях,
Чья песня не звучит.
 
 
Жизнь предрешила мне любить
Безмолвный твой портрет,
Петь глубину бездонных глаз,
Где отраженья нет.
 
 
В воздушных замках ветер лют,
Людской сметает след.
Смешалась плоть твоя с землёй –
И что мне неба цвет!
 

 
Плохие стихи
Я прощаю влюблённым поэтам.
 

 
Я умолял: «Приди в мой светлый дом».
Смеялась ты: «Что, кроме солнца, в нём?
Оно везде лучи на землю льёт,
Апрельский сад, простор сковавший лёд».
 
 
«Мой светел дом», – я снова умолял.
Смеялась ты: «Как будто в мире мгла!»
…Нежданной гостьи робкая рука
Стучится в дверь: «Ты звал. Вот я. Пришла.
 
 
Нет в мире света, нет в нём и тепла.
Мы – в диком море крохотный челнок.
На миг спастись пытается. Кто – смог?
Настигнет буря бешеной водой.
 
 
Средь волн огромных, где приют, покой?»
Я постарел. Оставил луч мой дом.
Мне не согреть тебя во мраке в нём.
 

 
Я не щадил себя,
Когда сказал тебе:
«Нет».
Стиснул зубы.
 
 
Я не щадил себя,
Когда ты вышла замуж.
Молил лишь:
«Будь счастлива!»
Взвыл во сне.
 
 
Почему же сейчас, увидев тебя
На фотографии с радостным мужем
И резвящимися детьми,
Я не смог удержать
Прорвавшуюся слезу?
 

 
Вернулся он, но что ему сказать?
Ступить назад босою в пекло лета?
Теперь горят в костре осеннем ветви
Опавших яблонь. Дыма благодать.
 
 
Простить его? Себя не наказать?
Искать надежды зыбкие приметы?
Дым сладкий тает… Горько не мечтать.
 

 
Годы не делают нас красивее.
Но мы видим яснее
Красоту вокруг нас.
Молодыми мы прошли мимо неё.
 

 
Улица потемнела.
Метели клочья упали.
Кому нужен снег в апреле?
С зимой мы уже расстались.
 
 
Зачем мне лихая память
О том, чего не случилось,
Несказанное признанье,
Глаза, что цвели, закрылись.
 
 
Уйди ты с моей дороги,
Давно отшумевший ветер!
По улице длинной, тёмной
Бреду ни к кому на встречу.
 

 
Вновь погасло осеннее солнце,
День покрыли дожди и туман,
Но блестят на руке твоей кольца
Из далёких и радостных стран.
 
 
Мне не надо высокого слога:
Вечный зов и луны серебро.
Восклицанья оставим поэтам.
Дай на память из меди кольцо.
 
 
На нём отсвет медового луга,
Вьётся в летней заботе пчела.
Загадали мы месяц медовый.
Только ноты смешались. Судьба.
 
 
Пьян оркестр, надрываются трубы.
Голос сорван, и хор не поёт.
Кольцо светится. Ждать ли? Не верить?
Солнце встало, и снова восход…
 

 
Переходя улицу
Мимо автомобилей, –
Остановились на красный свет, –
 
 
Вглядываюсь в лица женщин:
Сидят рядом с мужчинами.
Возлюбленные
Так друг к другу близки!
 
 
Ты тоже сейчас
Со своим любимым
За ветровым стеклом.
 

 
Когда в далёкие долины
Ты уводил свои полки,
Раздался клёкот соколиный
И стали улицы пусты.
 
 
Ждала, судьбы твоей не зная.
В ночи мелькнула тень гонца –
И выпал камень драгоценный
Из обручального кольца.
 

Ночь без тебя

 
Сумрак. Падает снег.
Вспоминаю цветение яблонь
В мае в этом саду.
 

 
Всех единственных женщин –
Муз влюблённых поэтов
От Шекспира и Данте,
Восхищённых сонетов
 
 
Гимн отшельников певших
Красоте при луне, –
До подростка «Люблю»
(Пишет он на стене),
Всех волшебнейших женщин
Узнаю я в тебе.
 

 
Ты на себя не в зеркало взгляни
В мои глаза – в них отблеск красоты,
В красе своей себя увидишь ты.
А кто не видит, – прочь гони, – слепцы.
 

 
Пусть я влюбился в твой портрет.
«Надёжней верить сновиденьям, –
Сказала ты, тебя в нём нет. –
Обман – фотографа уменье».
 
 
Из женщин кто прикажет нам:
«Оставь. Забудь. Я некрасива».
И одиноко по годам
Уйдёт, поникнет, словно ива.
 
 
Прости. Признанья не приму.
Ослепла ты, мой взор яснее.
Я не во сне, – в твоём плену.
Взгляни: Тянь-Шань в ночи светлеет!..
 

 
Стихи урывками пишу.
Собою недоволен.
Прочти украдкой мой дневник.
Подумаешь: «Он болен».
 
 
Кляну! – дразнит меня окно:
Не город в нём мелькает.
Волос твоих прядь на ветру.
И льды Тянь-Шаня. Стая.
 

 
Асель! Тебя звал Данте влюблённый – «Беатриче».
Шекспир воспел в сонетах, скрывая в тайне имя,
Ты – Суламифь, невеста на празднестве библейском,
Склонялся пред тобою царь Иерусалима.
 

 
Май. Горизонт сошёлся с облаками.
Казалось, в небо поднялась земля.
Остались предков кровь и скорбь за нами.
Мир – божий сад – для нас растёт, цветя.
 
 
Горюет Ева: изгнана из рая.
Творцу краса твоя, Асель, милей.
Я измождён. Меня не привечаешь.
Не я пою, – весенний соловей.
 
 
О, почему мечтаниям мы верим?
В песках пробьётся тонкий родничок.
А в жажде нам почудится: безмерен,
Несётся с гор живительный поток.
 
 
И я Востока мудрость принимаю:
«Горька пусть правда, путь надёжней с ней».
Но небо снова горизонт встречает.
Асель! Поёт о мае соловей.
 

 
Зима скора на гнев, а осень – на обиду.
Проходит быстро бурная весна.
Вот так – ты со стихиями сравнима
В твоей любви, любимая моя.
 
 
Ласкаешься, дурманишь – голос нежен.
Наш сад расцвёл, поют вокруг ручьи.
Но ты нахмурилась. Не знаю, в чём я грешен?
И улетают – снег грядёт – грачи.
 

 
Считаешь себя некрасивой, –
Тебя прекрасней нет.
Поверь мне, обошёл я
Все земли, белый свет.
 
 
Себя зовёшь ты злюкой, –
Но в час, когда добра,
Молю: дай быть с ней, Боже,
До наших волос серебра.
 

 
Не так уж сладок чёрт,
Как он себя малюет.
Открылась ты, желанная моя.
На голове твоей остреют рожки.
Но что мне делать?!
Их целую я.
 

 
Не я укрою тебя от ветра
Сегодня, в декабрьский день.
Только протяну крошки хлеба
Озябшему воробью.
 

 
В зиме есть чистота церковного хорала.
Мир слитен, хор един. Всё лишнее ушло.
Фальшивой ноты нет в одноголосом пенье.
Детали снег замёл. Осталось существо.
Так ты, любовь!
 

 
Лишь женщине в служенье наш предок стал мужчиной –
Добытчиком-кормильцем, защитником-солдатом.
Но на земле сегодня мужчин мы не отыщем.
Где горы возвышались – дымится чёрный кратер.
Стих, песня о любимой умолкли. Нет их! Спеты.
Лишь женщине в служенье мужчина был поэтом.
 

 
Хочу тебя увидеть в селении нагорном,
Где розовые птицы под вечер пролетают.
Но ждать их понапрасну, они обычно серы,
И розовые – только когда тебя встречаю.
 
 
А может, это искры, порывы душ ушедших?
Нам кажется их пламя крылом небесной птицы.
Давай уедем в горы, забудем о заботах.
И больше в нашей жизни ничто пусть не случится.
 
 
Весь мир внизу оставим. Останемся вдвоём мы.
Темнеет. Подлетают к нам розовые птицы.
 

 
Я искал взгляд твой вечный
Среди стран и стихий.
Всех влюблённых поэтов
Прочитал я стихи.
 
 
Жгли барханы пустыни,
С ног сбивала волна,
Из ущелий нагорных
Вырываясь со дна.
 
 
«Ты погибнешь», – людская
Мне твердила молва.
Но влюблённных поэтов
Повторял я слова.
 

 
В Земли ладонях были
Росинкой светлой мы,
Песчинкою у моря,
Цветением лозы.
 

 
Ночь без тебя.
Без любви, без мечты и без надежды.
Дождь из стекла, лёд на звёздах.
Застывшие слова.
 
 
Солнце уйдёт, лишь едва
Ледяная звезда на небе встанет.
Дождь из стекла. Стих умолк.
Ночь без тебя!
 

 
В мечтаниях нет слова
Во множестве «весна».
Ты сколько б лет ни прожил,
Она всегда одна.
 
 
И не отыщет память,
Пройди весь белый свет,
Запомнишь, не забудешь
Весны одной лишь след.
 
 
Пробилась возле дома
Апрельская трава –
Не для меня цветенье!
Одна весна жива.
 

 
Оставь! Не нам пытаться
Терзать себя без меры,
Бить голову о стену –
Зови, но не вернётся.
 
 
Ни сказка, ни гаданье
Надежды не даруют.
Заснувшая принцесса
С улыбкой не проснётся.
 
 
Зачем же беспробудно
По памяти метаться,
Где слышишь только голос,
Который не ответит.
 
 
Стоят угрюмым кругом
Загадочные сосны.
В них солнце восходило.
Другим влюблённым светит.
 

 
Полночь.
Улица с бесконечными фонарями.
Под каждым чудится мне
Твоя тень.
 

 
Ещё деревья без листвы.
Стволы не холодны.
Щекою тесно прислонись –
Весны увидишь сны.
 
 
Но в забытьи не распознать:
Из прошлого они?
Кострами осень опалит –
Иль майских зорь огни?
 

 
Магнолии увядают.
Покорное превращенье
Цветущих ветвей в сухие.
Лето, а нет спасенья.
 
 
Магнолии опадают.
Прощальный под ветром ропот.
Летят лепестки на землю.
Людской в их шуршанье шёпот.
 
 
Влюблённых – нас – вспоминают
Во вздохе своём последнем,
О небе незамутнённом,
Сливавшемся с садом светлым.
 
 
Магнолий цветок погибший.
Сорвал я листок календарный.
Поднять лепестки боюсь я.
Зачем мне любимой тайны?
 

 
Пусть путь твой к счастью женщины ведёт.
Собьёшься если, не зовись мужчиной.
Не знаю я, есть Бог на небесах?
Безбожник я. Но женщина – богиня!..
 

 
Асель! Разделим вместе безмерное блаженство
Кувшинок на озёрах, что небо отражают.
Его мы видим редко над городом: смог, крыши.
В воде оно нежнее, светлее и к нам ближе.
 
 
От глаз чужих укрытье дарит, уединенье,
Дорогу помечая для нас в мир запредельный.
Нам в нём соединиться в час смерти и растаять
Легко, как цвет небесный, с кувшинками сливаясь.