Текст книги "Наследницы"

Глава 10

Когда Элоиз Ханичайл Маунтджой Хеннесси была еще ребенком, она клялась, что помнит, как отец в день ее рождения держал ее на руках. Никто не верил ей, конечно. Но, даже уже став взрослой, она могла закрыть глаза и почувствовать блаженное ощущение сильных рук отца, державших ее, почувствовать его тепло и покалывание в ноздрях от его резкого цитрусового одеколона. Пройдет много лет, прежде чем она снова узнает тепло, надежность и всепоглощающую, не требующую ничего взамен любовь.

Ханичайл мало что знала о семье своего отца. Она даже никогда не видела своего дедушку, Джорджа Маунтджоя, потому что однажды, задолго до ее рождения, его сбросила напуганная лошадь, и он имел несчастье приземлиться на гремучую змею. Ему было всего сорок три года, когда он умер. Папа тогда был долговязым семнадцатилетним юношей, а Ханичайл еще не было на свете. Но семейное предание гласило, что, будучи молодым человеком и живя в Англии, дедушка Джордж Маунтджой был картежником и повесой. Его английская семья купила ему билет на пароход, отплывающий в Америку, и тысячи акров земли недалеко от Сан-Антонио, приказав никогда не возвращаться назад.

К своему удивлению, Джордж обнаружил, что ему нравится Техас. Ему нравились легкие манеры и пограничный образ жизни. Он прекрасно смотрелся в широкополой шляпе, сидя верхом на черном жеребце. Ему нравилось кутить в салунах, где спиртное было дешевым, а женщины достаточно хорошенькими и доступными. Но больше всего он любил землю.

Ему везло в карты. Однажды он выиграл несколько тысяч долларов у богатого хозяина ранчо и добавил к своему участку еще пару тысяч акров самой лучшей по тогдашним временам земли, богатой травами и водой. Купленный им скот тучнел; он разбогател и купил еще больше земли.

У него также появился внебрачный ребенок от хорошенькой молодой женщины по имени Конни Дивайн, танцовщицы из салуна «Дилижанс» в Эль-Пасо. Он так никогда и не женился на ней, но взял на себя всю заботу о женщине и ребенке, купив ей маленький деревянный домик в Сан-Антонио. Он назвал сына Дэвидом, но не в честь кого-то из семьи, а просто потому, что ему нравилось это имя.

Конни умерла, когда Дэвиду было шесть лет, и Джордж столкнулся с проблемой: любя свободу и бесшабашную жизнь, он не хотел связывать себя ребенком по рукам и ногам. Но это был его сын, причем его точная копия: высокий, стройный, сильный, со светлыми волосами, отливающими золотом на солнце, с пронзительными голубыми глазами под густыми светлыми бровями, с твердым подбородком. Нос Маунтджоев с легкой горбинкой делал его лицо надменным, а чувственные губы придавали ему налет сексуальности, и когда Дэвид стал старше, женщины буквально висли на нем. Характером парень тоже был весь в отца.

Джордж Маунтджой жил в свое удовольствие и умер с проклятием на устах, когда змея ужалила его между глаз, пока он лежал на сухом каменистом утесе, нависавшем над его землей.

Когда это случилось, Дэвиду было семнадцать лет, но он уже умел управлять ранчо, знал все о домашней скотине, кормах и болезнях, ездил верхом как человек, родившийся в седле, и умел управлять ковбоями и рабочими. Он был умным, но необразованным, так как в возрасте четырнадцати лет оставил школу. Как и его отец, он был весьма охоч до хорошеньких мордашек, стройных ножек и нежной груди. Женщины тоже любили его, как когда-то его отца. И Роузи Хеннесси не была исключением.

Розмари Хеннесси была дочерью странствующего проповедника. В пятнадцать лет, устав от постоянных путешествий, она развернулась в обратную сторону, отказавшись пройти еще хоть одну милю. Не отец-проповедник отказался от нее, а она от него.

Роузи быстро нашла себе работу в одном из универсальных магазинов на Мэйн-стрит в Сан-Антонио. Она сняла комнату в пансионе вдовы Мартинес. Кроме комнаты, в пансионе предоставляли еще завтрак, состоявший из свежих маисовых лепешек, и объемный ужин. Вскоре Роузи пресытилась едой, но она была девушкой, и, кроме того, в магазине ей приходилось встречаться со множеством интересных людей.

Почти каждый месяц его посещали богатые хозяева ранчо, ковбои, дамы приезжали туда на своих новеньких «фордах», а богатые землевладельцы на своих «родстерах». И все они как один обязательно заглядывали в отдел тканей, где работала Роузи под неусыпным оком чванливой мисс Драйздейл, вечно сующей нос не в свои дела.

Мисс Драйздейл, строгая и неулыбчивая, точно знала, как поставить человека на место, и высоко ценила себя, гораздо выше, чем Роузи и большинство покупателей. Однако с богатыми женщинами она вела себя заискивающе и всегда старалась им угодить.

Роузи вкалывала в магазине почти два года. Но однажды свежим весенним утром она проснулась, чувствуя бурление в крови, быстро бегущей по венам, и прилив возбуждения, охвативший ее юное тело. Сбросив с себя фланелевую ночную рубашку, она осторожно взгромоздилась на шаткий стул и дюйм за дюймом исследовала в стенном зеркале свое обнаженное тело. Она принимала какие-то немыслимые позы, и то, что она увидела в зеркале, ей понравилось.

«Хватит ишачить на старую мисс Драйздейл», – решила Роузи и весело соскочила со стула. Она молода, красива и слишком хороша, чтобы проводить свою жизнь, стоя за прилавком, отмеривая отрезы тонкой прозрачной ткани на летние блузки. Ее ждет целый мир. Далеко отсюда – за пределами Сан-Антонио.

По странному совпадению случилось так, что она, как и любовница Джорджа, стала танцевать тустеп в Эль-Пасо, зарабатывая тем самым себе на жизнь. Затем она встретилась с менеджером труппы бурлеска, путешествующей по южным штатам и дающей представления в шатрах и маленьких театрах, и он уболтал ее до потери девственности и поступления в его труппу. Она стала Рарин Роузи – самой сексуальной стриптизершей труппы.

Когда Дэвид Маунтджой впервые увидел Роузи Хеннесси, она была полностью одета. Она прогуливалась по Мэйн-стрит в Хьюстоне, глазея на витрины. Она даже не заметила его, но он заметил ее сразу. Даже будучи одетой, она выглядела полуобнаженной.

Был конец сентября. Город изнывал от жары, и на Роузи было цветастое летнее платье, подчеркивающее все изгибы ее тела. Низкий вырез позволял видеть вспотевшие округлости ее грудей, а легкие порывы ветерка задирали ей юбку, приковывая взгляд к хорошеньким ножкам в блестящих шелковых чулках.

Дэвид медленно стал приближаться к ней. В это время Роузи рассматривала меха, выставленные в витрине универсального магазина. Ее взгляд приковывал палантин из горностая. Ей так сильно хотелось иметь его, что она готова была пойти на что угодно. Она видела себя завернутую в него и входившую в шикарный ресторан под ручку с богатым молодым парнем, одетым во фрак и в белом галстуке, а она – в сверкающем блестками платье, такая же эффектная, как какая-нибудь бродвейская звезда. И все это происходит в Нью-Йорке, в городе, который ей еще предстояло увидеть и покорить при помощи своего соблазнительного тела.

И тут Роузи заметила стоявшего рядом мужчину. Оба отражались в витрине, и она увидела, что он рассматривает ее. Точнее сказать, раздевает взглядом.

Роузи улыбнулась мужчине кокетливой улыбкой, по которой он понял, что она знает, о чем он думает. Она всегда получала удовольствие, ловя на себе восхищенные взгляды мужчин, это помогало ей чувствовать себя как-то увереннее – ее внешность была ее капиталом. Мужчина, стоявший рядом, понравился Роузи. Он был весьма привлекательным и сексуальным на вид. Настолько сексуальным, что Роузи чувствовала исходящее от него тепло. На нем были джинсы, рабочая блузка и ковбойские сапоги, по его виду можно было сказать, что он едва сводит концы с концами. Роузи подавила вздох разочарования. Он явно не был похож на парня, который мог бы купить ей накидку из горностая.

Она отвернулась от витрины и посмотрела мужчине в глаза. Они были голубыми и полными жизни. Он был молодым, не старше, чем она сама, и та-акой привлекательный. Роузи почувствовала приятное щекотание внутри. Одарив молодого человека соблазнительной улыбкой, она пошла вниз по улице, покачивая бедрами. Это уже вошло у нее в привычку после многочисленных выступлений на пыльных подмостках театров-бурлесков по всей стране.

Она чувствовала, что мужчина смотрит ей вслед: его голубые глаза словно огнем жгли ей спину, и Роузи оглянулась, чтобы еще раз посмотреть на него, на этот раз весело рассмеявшись, затем свернула за угол и направилась к театру.

Роузи была хорошей стриптизершей. Она быстро научилась, как ходить, как правильно выгибаться, как раздеваться, как прикрывать веером то, что ей хотелось прикрыть. Она знала, как откинуть веер из черных перьев, чтобы зрители в полумраке могли разглядеть ее нежную округлую наготу.

Она знала, как далеко можно зайти, чтобы не нарушить приличия и правила, установленные законом, и какие смелые вещи она может делать в установленных пределах. И именно эта смелость позволяла ей уйти от выступления в захудалых театрах и от жизни в убогих пансионах и начать выступать в театрах больших городов и жить пусть в маленьких, но чистых гостиничных номерах и иметь свое собственное, отгороженное занавеской пространство в общей для стриптизерш гардеробной.

Ей нравилось украшать свое маленькое пространство, и ее туалетный столик был уставлен коллекцией плюшевых животных, статуэтками кроликов, медвежат, щенков, пуховками из гагачьего пуха, помадами и огромным кобальтово-синим флаконом вечерних парижских духов. С угла зеркала свисали дюжины ярких стеклянных бус, а на черной жестянке висели на вешалках ее «костюмы» – черные, белые и красные – ее любимые цвета, и на каждом была бирка с ее именем – «Роузи Хеннесси».

Сначала Дэвид, помня слова своего отца, что в нем течет кровь английского джентльмена, не хотел следовать за Роузи. Но это длилось до того момента, пока она не одарила его сногсшибательной улыбкой. Теперь уже ничто не могло остановить его. Он видел, как она скрылась за дверью театра, и несколько минут стоял, ожидая, что она выйдет снова.

Швейцар в дверях с суровым видом наблюдал за ним. Он привык к тому, что около двери ошиваются всякие парни – молодые и не очень, толстые и тощие, богатые и бедные. Все они хотели одного и того же. Натянув фуражку на глаза, он курил дешевую сигару, наблюдая, как парень следит за входом.

Дэвид дал швейцару пять баксов и быстро выяснил, что понравившуюся ему девушку зовут Роузи, что она – самая сексуальная из всех стриптизерш и что следующее представление состоится через два часа.

Через полчаса в гримерную Роузи принесли розы. Сто штук. И все белые. Они стояли в гримерной, источая опьяняющий аромат.

Стриптизерши толпились вокруг Роузи, желая знать, кто был ее поклонником, и давая советы, чтобы она держала его подальше от Джо-Джо, способной увести любого мужика.

Джо-Джо посмотрела на Роузи и, пожав плечами, злобно произнесла, нанося красную помаду на свой шикарный ротик:

– Он просто следовал за твоей виляющей задницей.

– Как он узнал, что мой любимый цвет белый? – сказала Роузи, не обращая внимания на замечание Джо-Джо. – Интересно, кто он такой?

– Кто бы он ни был, но сегодня вечером он будет здесь. В первом ряду, – заметила Джо-Джо. – Заплатив за билет любую цену. Возможно, он миллионер, который специально приехал, чтобы вытащить тебя из этого дерьма, – добавила она с ехидной улыбкой.

Позже, когда Роузи вышла на сцену в черном атласном корсете и ажурных чулках, между которыми сверкало голое тело, девушки столпились у занавеса и, перешептываясь и хихикая, стали рассматривать сквозь щели собравшуюся в зале публику, надеясь угадать загадочного поклонника Роузи.

Она же сама не видела его, но он был в зале и сидел в третьем ряду на сиденье рядом с проходом. Ничего подобного Дэвид не ожидал: Роузи выглядела сногсшибательно в нижнем белье. Он бросил раздраженный взгляд на парня, сидевшего рядом, который наблюдал за каждым движением Роузи через бинокль; он уже чувствовал себя так, словно Роузи была его девушкой. Дэвид горел от возбуждения, наблюдая, как она скользит по сцене, покачивая бедрами так же соблазнительно, как делала это на улице, когда он смотрел ей вслед.

Медленным томительным движением Роузи сняла с себя черный атласный корсет. Публика дружно ахнула и рассмеялась, когда она быстро прикрыла себя веером. Роузи соблазнительно улыбнулась. Ей нравилось то, что она делает. Она любила публику за то, что нравится ей, возбуждает ее. Особенно этого странного незнакомца, который наверняка сейчас сидит в зале. Это придавало Роузи дополнительное возбуждение. Сейчас она танцевала только для него, причем так, словно занималась с ним любовью.

Она стала медленно опускать веер, лаская себя им, затем быстро отдернула руку, позволяя увидеть роскошную грудь с блестящими кисточками на сосках. Она потянулась, покачивая кисточками, и громко рассмеялась под свист и аплодисменты публики. Она чувствовала, как ее, прекрасную в своей наготе, со сверкающими кисточками на груди, пожирают глазами. Слегка передернув плечами, Роузи прошлась по сцене, покачивая грудями.

В запасе у нее был еще один соблазнительный маленький трюк. Ей приходилось быть осторожной на случай, если в зале сидел какой-нибудь инспектор по нравственности, но сегодня она даже не вспомнила об этом. Она думала о нем: ее незнакомом поклоннике. В конце концов парень, который послал ей сто белых роз, заслужил хоть какого-то вознаграждения.

Она прохаживалась по сцене, освещенная огнями рампы, одаривая публику своей соблазнительной улыбкой, принимая самые сексуальные позы. Затем, словно школьница, скромно сдвинув коленки, она откинула кусочек шифона, позволяя публике на мгновение увидеть треугольник светлых шелковистых волос внизу живота.

Публика с криками повскакивала со своих мест.

– Роузи! – вопила она. – Сделай это снова, бэби!.. Ты самая лучшая!.. Я люблю тебя, Роузи!.. Сделай это для меня!..

Повернувшись спиной, Роузи медленно пошла по авансцене. Свет сфокусировался на ее отливающей жемчугом попке, соблазнительно подергивающейся под веером из черных перьев. Роузи остановилась, расставила ноги, уперлась руками в бока и через плечо одарила мужчин улыбкой, которую они наверняка еще долго будут видеть в своих волнующих снах.

Глава 11

Это было последнее выступление Роузи. Самая сексуальная стриптизерша так никогда и не выступила в Нью-Йорке. Городской моралист и инспектор по нравственности уже поджидал ее за кулисами с повесткой явиться в суд за развратные действия.

Одетая в простой поношенный халат, Роузи сидела ссутулившись за туалетным столиком. Она выглядела совершенно испуганной. Джо-Джо, закутанная в эффектный черный шифон, под которым больше ничего не было, стояла, прислонившись к стене, с улыбкой на лице, выражающей «я тебе говорила», и молча курила сигарету в длинном черном мундштуке. Другие девушки, быстро натянув на себя халаты, сидели вокруг, стараясь выглядеть как можно невиннее и неприметнее, в то время как официальное лицо, одетое в черный костюм, отчитывало Роузи. Побагровевший от гнева и самодовольства, инспектор в черном костюме говорил о том, что Роузи является позором общества и города.

Дэвид стоял в дверях, пытаясь оценить ситуацию.

– Ты позоришь весь женский пол, – напыщенно говорил чиновник, – выставляя себя голой... демонстрируя свою наготу всем мужчинам...

– Включая и тебя, парень, – вставил Дэвид. – Разве это не ты сидел со мной рядом, разглядывая ее в бинокль?

– В бинокль?.. Не понимаю, о чем вы говорите! – Лицо мужчины стало еще более красным, и он внезапно разволновался.

– Уверен, что это был ты, парень, – спокойно добавил Дэвид. – У тебя еще дрожали руки.

Мужчина вынул из кармана белый носовой платок и вытер пот со лба.

– Это моя работа, – пробормотал он. – Я должен знать, до какой степени она обнажена...

– Конечно, должен. Это так естественно при твоей работе. Мы все это понимаем. Правда, девочки?

Девушки молча кивнули, наблюдая за тем, что будет дальше.

– Почему бы нам не поговорить наедине? – предложил Дэвид, положив руку на плечо мужчине. – Давай выйдем в холл и дадим девочкам возможность одеться.

Роузи испуганно следила за незнакомцем. Он обернулся и весело подмигнул ей, выводя в коридор чиновника, все еще красного и что-то лепечущего о своей работе.

Пять минут спустя раздался стук в дверь. Роузи от волнения прикусила губу. Неужели ее повезут в суд? Или незнакомец спасет ее?

– Войдите, – сказала она дрожащим голосом. Взгляды присутствующих в комнате обратились к двери.

– Мисс Роузи, – сказал Дэвид, входя, – я буду самым счастливым из мужчин, если вы окажете честь отобедать со мной сегодня вечером.

Взгляд его глаз – таких же голубых, как и у нее, – пожирал ее. В комнате, полной красивых полуобнаженных женщин, он видел только ее одну.

– С удовольствием, – промурлыкала Роузи.

Когда Дэвид Маунтджой ввел Роузи Хеннесси в отделанный дубовыми панелями зал ресторана отеля «Уорик» с расставленными повсюду пальмами, все повернулись к ним.

Он считал, что она выглядит потрясающе в черной бархатной шляпе, красном облегающем платье и с белой розой, вложенной в ложбинку между грудями. И она считала, что он выглядит гораздо привлекательнее, чем тогда, когда она впервые увидела его отражение в витрине универсального магазина.

– Все на меня смотрят, – нервно заметила Роузи, останавливаясь в нерешительности на верхней ступени лестницы.

– Я их не виню, – сказал Дэвид и, взяв Роузи за руку, последовал за метрдотелем в отдельную угловую кабинку.

– Я всегда мечтала о таком, – тихо проговорила Роузи, едва дыша от волнения. – Входить в ресторан, и метрдотель нас узнает... ну, тебя по крайней мере. Правда, я всегда представляла, что на тебе будет фрак и галстук, а на мне – накидка из горностая, и все это будет происходить в Нью-Йорке.

– Извини, что не соответствую твоей мечте, – рассмеялся Дэвид.

– О, соответствуешь. Еще как, – произнесла с нежностью в голосе Роузи и, потянувшись через стол, взяла Дэвида за руку, чувствуя, как он задрожал. Они буквально впились друг в друга взглядами, горя одним желанием.

Официант осторожно кашлянул. Дэвид придвинулся к нему поближе.

– Я знаю, что у вас сейчас большие трудности, – прошептал он, – из-за «сухого закона». Но мне очень хочется заказать французское шампанское. – Он незаметно вложил купюру в один доллар в руку официанта.

– Хороший выбор, сэр, – сказал официант, бросив на Роузи быстрый взгляд.

– Я никогда не пробовала французское шампанское, – призналась Роузи. – Большинство парней покупают мне просто джин в банках. – Она захихикала, явно нервничая. – Что ты сделал с этим моралистом? Ударил его или что-то еще?

– Деньги всегда имеют воздействие.

Роузи изучающе смотрела на Дэвида, с трудом веря в свое счастье. Он был красивым и сексуальным. И у него водились деньги.

– Ты, должно быть, очень богатый?

Дэвид пристально посмотрел на Роузи, но ничего не ответил.

– Я хочу сказать: все эти розы, французское шампанское... ну и вообще, – продолжила Роузи.

– У меня ранчо. Южнее Сан-Антонио.

– О, свое собственное ранчо! – воскликнула Роузи и довольно улыбнулась. Владельцы ранчо – богатые парни: они владеют несметными акрами земли и миллионами голов скота. Она узнала об этом, когда работала в универсальном магазине. – Я без ума от Сан-Антонио, – сказала она, наблюдая, как официант разливает шампанское в бокалы для воды.

– За нас, Роузи, – произнес Дэвид, поднимая бокал.

– За нас, – повторила она, горя от возбуждения. Дэвид заказал обед, но Роузи едва притронулась к еде: держась за руки, они жадно глядели друг на друга поверх бокалов с шампанским. Вскоре они уже поднимались на лифте в номер Дэвида.

– О, Роузи, – сказал он, закрывая дверь и глядя на нее. – Я уже не могу.

– Я тоже, – ответила она, снимая через голову платье. Она стояла перед ним обнаженная, в одном лишь шифоновом лоскутке между ног. – Я не стала снимать его, решив, что это тебе понравится, – сказала она, озорно улыбаясь.

– Зачем ты делала это? – спросил он, вспомнив про пушистый треугольник. – Зачем ты показывала его всем парням там?

– Это мой бизнес, и я делаю это. Чтобы возбудить их. Только так можно подняться наверх.

Роузи стояла, расставив ноги и уперев руки в бока, точно так же, как она делала это на сцене.

– А сейчас я повторю это снова. Только для тебя. – И она повторила.

Дэвид схватил ее в охапку и понес в постель.

Роузи не была невинной, не был таковым и Дэвид. Ему нравилось, как она вела себя в постели, подсказывая ему, что надо делать, чтобы ей понравилось:

– Сделай это, сделай то... нет, здесь... о, еще, еще, пожалуйста, еще.

Ему нравилось, как она с каждым толчком визжала от удовольствия, и ей нравилось все то, что он с ней делал.

– Ах, ах, аххх, продолжай в том же духе, Дейв, – взвизгнула Роузи.

Он остановился. Поднявшись над ней на руках, он посмотрел на нее.

– Дэвид, – поправил он ее. Затем продолжал делать то, что делал.

– Погладь меня здесь... о, да, да, дааа... – Она была девушкой, которая точно знает, чего хочет.

– Роузи, оххх, Роузи, мне кажется, что я тебя люблю! – закричал Дэвид, содрогаясь от оргазма.

Лежа под ним, вся мокрая от смеси своего пота с его, Роузи не пропустила мимо ушей его признание. «Мне кажется» не было той фразой, которую она надеялась услышать. Она твердо решила сделать все возможное, чтобы услышать именно то, что хотела.

На следующий день, во второй половине дня, когда они наконец вылезли из постели, она поехала в театр.

– Ну? Как там очарованный принц? – требовали ответа девушки, плотным кольцом окружив ее.

– Потрясающе, – весело ответила Роузи, смахивая с туалетного столика в сумку коллекцию плюшевых зверушек и статуэток. – Мы пили французское шампанское в ресторане отеля «Уорик», который посещают самые богатые люди.

– Тебе повезло, что ты не угодила в тюрьму, – сказал сердито менеджер, появившись в дверях, – и я вместе с тобой. Не пытайся делать это снова, иначе получишь коленом под свой знаменитый зад.

– Это вам повезло, – ответила Роузи. – Вот увидите, что сегодня вечером у вас будет полный зал.

– Что ты делаешь? – спросила Джо-Джо, глядя на нее сквозь облачко сигаретного дыма.

– Собираю вещи.

– Собираешь вещи? Почему... кто... куда?

– В Сан-Антонио, – ответила Роузи, гордо вскинув голову. – Я выхожу замуж.

– Замуж? За кого? За очаровательного принца?

Менеджер скептически усмехнулся.

– Кто-то дурачит тебя, детка, – сказал он. – Стриптизерши не выходят замуж. Они просто стареют.

– А одна из них все-таки выходит замуж, – ответила Роузи, бросив на него злой взгляд. – И за богатого человека. Он владелец ранчо.

– О да! Подожди, пока он привезет тебя на свое ранчо, и тогда обнаружишь, что он дешевый пастух. – Менеджер грубо рассмеялся. – Если, конечно, он уже не уехал из города, получив все то, что ты могла предложить.

Сердце Роузи замерло. Неужели это правда? Неужели Дэвид уехал из города? Покинул ее? Он обещал, что дождется ее, но она соврала, сказав, что он женится на ней. «Я не могу расстаться с тобой, Роузи, – сказал Дэвид. – Поезжай со мной в Сан-Антонио». Но в его словах не было и малейшего намека на женитьбу. Она просто поставила перед собой цель сделать все от нее зависящее, чтобы он не мог жить без нее. Тогда он будет вынужден жениться на ней. К тому же он такой милый и такой сексуальный, что при одной мысли о нем она дрожала от удовольствия.

«О Господи, – взмолилась Роузи, засовывая в сумку свой старый халат и закрывая ее, – пожалуйста, сделай так, чтобы он дождался меня. Пожалуйста, пожалуйста, пусть он будет на месте».

На прощание она расцеловала всех девушек и даже циничную Джо-Джо, пожелав ей удачи, села в поджидавшую ее машину и вместе со всеми своими пожитками покатила в новую жизнь.

У Роузи отлегло от сердца, когда она увидела Дэвида, ожидавшего ее в холле. Он сидел в большом кожаном кресле рядом с пальмой, читая газету, и она подумала, что он смотрится совсем как хозяин этого отеля.

Перед ним на столике лежала большая глянцевая красная коробка, перевязанная алой лентой. Роузи посмотрела сначала на коробку, а затем вопросительно на Дэвида.

– Подарок, – сказал он с небрежной улыбкой.

Роузи не могла припомнить, когда она в последний раз получала подарки. Оплата была ей более привычна. Она просияла от удовольствия, когда дотронулась до атласной ленточки.

– Ну давай, открывай, – сказал Дэвид и улыбнулся, заметив ее детский восторг.

– Прямо сейчас? – спросила Роузи. – О! О! Оххх... Он подумал, что она ведет себя точно так же, как тогда, когда он занимался с ней любовью.

Она вынула белую горностаевую накидку с черными хвостиками по краям и накинула ее на плечи. Прижавшись к ней щекой, Роузи почувствовала ее шелковистость и вдохнула в себя запах, запах роскоши.

– Пошли, Роузи, – сказал Дэвид, взяв ее за руку.

На этот раз швейцар придержал для нее дверь, а носильщик погрузил их вещи в новенький «форд», который, по мнению Роузи, стоил целое состояние.

– Мы едем домой, – сказал Дэвид, сжимая одной рукой колено Роузи, а другой держась за руль машины. Они ехали в Сан-Антонио и далее на ранчо Маунтджой. И Роузи надеялась, что она едет навстречу новой жизни – богатой жизни замужней женщины.