Текст книги "История Артура Трулава"

– Даже не знаю, Мэдди… – Голос у Андерсона как будто чужой, и это ее пугает.

– Я тут кое-чему новенькому научилась…

– Неужели? – со смехом переспрашивает он. – Чему же?

– Сюрприз.

Он молчит, и Мэдди поспешно добавляет:

– Жди меня на углу. Поедем куда-нибудь, и я тебе покажу – прямо в машине.

Тот вздыхает.

– Мне утром на работу. Давай, только побыстрому, ладно? И после сразу разбежимся.

– Идет. Я буду через пятнадцать минут. Подъезжай.

Повесив трубку, она на секунду задумывается, как одеться. Что-нибудь, чтобы можно было сбросить побыстрее. Это так захватывающе! Нет, ну правда – как в каком-нибудь сериале. Надо только придумать, что же такого продемонстрировать.

Стащив пижаму, Мэдди натягивает футболку и джинсы – без лифчика и трусиков. Потом заходит в Интернет с телефона: «Техники орального секса Ж-М».

Когда подходит время, она поднимает окно, выбирается наружу и, пригнувшись в кустах, выжидает – не потревожила ли отца. Нет, ничего не слышно. Выходит к перекрестку. Торчит там долгих семь минут, считая каждую секунду, и уже почти отчаивается, когда наконец появляются огни фар. Машина Андерсона останавливается рядом. Его рука небрежно свешена в открытое окно, медленно поднимется дым от сигареты. Это так сексуально – настоящий мужчина, не то что тупые мальчишки из школы, которые развлекаются тем, что стараются прихлопнуть друг другу руки дверцами шкафчиков.

Облизав пересохшие губы, Мэдди торопливо огибает машину и запрыгивает на переднее сиденье. Андерсон кивает в виде приветствия и молча проезжает пару миль до ближайшего лесного заказника. Сворачивает на парковку, глушит мотор и наконец поворачивается.

– Привет. – Андерсон поднимает руку почесать уголок глаза. Жест почему-то кажется Мэдди очень милым, и она тянется поцеловать парня, но тот отстраняется. – Мне нужно побыстрее вернуться, завтра рано вставать. Так что… В чем дело?

– В смысле? – не понимает она.

– Что там за сюрприз?

– А… Ну, в общем… Хочешь, чтобы я тебе показала?

– Ага.

Даже раздеваться не нужно. Нет времени.

Она кладет руку ему на пах, расстегивает джинсы и аккуратно тянет вниз язычок «молнии». Там есть такое местечко позади всего, которое можно помассировать в процессе… Им это должно нравиться.

Девушка неловко опускается перед Андерсоном на колени. Он откидывает голову и прикрывает глаза, щелчком отправив сигарету за окно. На секунду задержавшись взглядом на красивом лице своего парня, Мэдди приступает…

– Ну и как? – спрашивает она после.

– Да, просто супер. Спасибо.

«Спасибо»? И это все?

– Пожалуйста. – Она возвращается на свое сиденье.

– Слушай, Мэдди… – начинает он, не поднимая глаз. У него такие длинные ресницы и четко очерченные скулы, а как красиво падают ему на лицо волосы… Прямо мурашки бегут по коже.

Он наконец смотрит прямо на нее.

– Я должен тебе сказать. Думаю, нам не стоит больше встречаться.

Она замирает, онемев. Дыхание перехватывает.

– Ладно? В смысле, я очень занят на работе, и… в общем, у меня еще другие дела есть…

– Какие? А если я бы помогла? Я могу!

– Нет, ничего такого… – Он отводит взгляд, потом вновь смотрит на нее. – А, не стану тебе врать, Мэдди! Ты отличная девчонка, красивая, и нам было хорошо вместе, правда? Но только… Слушай, я это говорю только потому, что не хочу с тобой плохо поступать, понимаешь? Обманывать тебя и все такое. В общем, я нашел девушку, которая лучше подходит по возрасту.

– И кто она? – Мэдди сама не знает, зачем спрашивает. И как у нее вообще это вырвалось. Она ничего не хочет слышать про ту другую.

– Она тоже работает в магазине, мы с ней постоянно пересекаемся…

«Мы». Слово обжигает, как огнем. Мэдди сжимает губы. Только бы не разреветься. Ни в коем случае.

– Сперва мы друг друга просто не выносили, – со смехом добавляет Андерсон. – Забавно, правда? Как в кино. Просто терпеть не могли. Однажды она…

– Хватит, – говорит Мэдди. – Не хочу больше ничего слышать.

– Ой, да ладно тебе. Иди сюда, – мягко говорит он.

Против своей воли она действительно подается к нему, притянутая, будто магнитом. Да и куда ей деваться?

– Вот, у меня кое-что для тебя есть. – Андерсон достает из кармана маленькую коробочку, в каких обычно продают драгоценности.

О господи! Это была просто шутка! Никакой другой девушки нет, он собирается сделать предложение! Да, конечно, да! Прямо сейчас переехать к нему и жить вместе! Мэдди не сводит глаз с коробочки, сердце буквально выпрыгивает из груди. Убраться из дома, подальше от отца, который вечно не в духе! Просыпаться каждое утро, предвкушая новый прекрасный день! Не чувствовать себя больше невидимкой! Мэдди столько всего знает и умеет, она как чудесный калейдоскоп, в котором можно увидеть потрясающие картины. Она поет, отлично танцует, может сложить язык трубочкой, невероятно быстро читает, на улице все кошки и собаки к ней ластятся… Теперь она сможет показать все это другому человеку – свое сердце, чувство юмора, верность!

– Держи! – Андерсон протягивает ей коробочку.

Мэдди берет ее дрожащими руками, открывает и видит цепочку с жемчужиной – точно такую же, какую получила раньше.

– Подарок в знак моей признательности, – поясняет Андерсон тоном джентльмена в смокинге, раскланивающегося перед дамой. – Нравится?

Мэдди без слов запускает руку в вырез футболки и достает ту, что уже висит на шее.

– Ох, вот черт…

Открыв дверцу, она пытается выйти, но Андерсон хватает ее за руку.

– Куда ты?

Мэдди молча вырывается, но он только сжимает крепче, так что ей становится больно. Обернувшись, она бьет его по лицу. Оба ошарашены. Андерсон отпускает ее, она выскакивает из машины, оставив дверцу нараспашку – сам пусть закрывает! – и бросается бежать.

– Мэдди! – кричит он вдогонку. – Какого черта ты творишь?! Вернись, я отвезу тебя домой! Ради бога, сядь обратно в машину!

Та только прибавляет скорости.

– Мэдди! Здесь опасно одной!

Дверца захлопывается, и машина едет следом. Девушка бежит в лес.

– Мэдди! – слышится в последний раз. Потом звук двигателя удаляется.

Она выходит на дорогу – никого. С минуту ждет, не вернется ли. Нет.

В каких-нибудь пятнадцати шагах, у самой кромки леса, Мэдди замечает олениху, которая смотрит прямо на нее. Вдруг накатывает чувство нестерпимого стыда. Обе застывают, не двигаясь с места, в больших глазах животного бесконечное терпение и понимание.

– Мама? – шепчет вдруг Мэдди.

Когда она была маленькой, то всегда смотрела по телевизору «Соседство мистера Роджерса»[4]4
  Популярная детская передача, выходившая на канале PBS в 1968–2001 гг.


[Закрыть]. Отец усаживал ее на диван, давал печенье в виде зверюшек и сок, а сам исчезал в спальне или в подвале, где мог побыть один. Мэдди помнила и маленький паровозик, и кукол, и постоянных гостей… Уютный голос ведущего – как бы она хотела, чтобы отец был таким же. Однажды мистер Роджерс посмотрел как будто прямо на нее. «Ищи того, кто поможет, – сказал он. – И надежда никогда не оставит тебя». Она сперва вздрогнула, потом замерла, не шевелясь, не дыша. Она бы не удивилась, если бы он протянул ей тогда руку из телевизора. Тот день навсегда запечатлелся в ее памяти, как если бы кто-то бросил спасательный трос прямо с экрана.

Мэдди иногда ощущает присутствие мамы – в какой-то вспышке в мозгу, в ударе сердца, в едва слышном шепоте. Временами она появляется и по-другому, вот как сейчас эта олениха, вышедшая из леса будто специально в такой момент – пусть на расстоянии, но все же побыть рядом. Это немое утешение словно подтверждает обещание мистера Роджерса. И Мэдди действительно чувствует надежду, хотя уже не такую яркую, как когда-то прежде. Та будто поблекла со временем.

Сглотнув, девушка поднимает руку.

– Пока.

И уходит по дороге.

Добравшись до дома, Мэдди бесшумно влезает в окно. Оказавшись внутри, включает настольную лампу. На краю кровати сидит отец.

– Где ты была?

Внутри только пустота. Страха нет.

– Бегала на свидание с парнем.

Отец кивает и пристально смотрит на дочь, которая стоит перед ним со скрещенными на груди руками, закрывая разбитое сердце. Потом…

– Иди сюда, – говорит он, похлопав по кровати. Мэдди подходит и садится, глядя прямо перед собой.

Отец откашливается. Он кладет свою ладонь на ее. У девушки все внутри сжимается. Он так редко проявляет чувства к ней, что в такие минуты она обычно напрягается или старается уклониться. В его ласках не чувствуется тепла, они воспринимаются только как нечто чуждое, вторжение в личное пространство. Лишнее напоминание о том, чего она всегда была лишена и чего ей так не хватало – по крайней мере, когда-то. С годами она отгородилась от отца, ничего больше от него не желая. И теперь уже поздно. Непреодолимая стена между ними дает ощущение безопасности.

– Послушай, – говорит он. – Знаю, я… Наверное, это не очень заметно, но я люблю тебя. Пожалуйста, никогда так больше не делай. Ты меня напугала. Я очень боялся за тебя. Обещаешь мне, что этого не повторится? Так нельзя. Парни не уважают девушек, которые так себя ведут. Договорились?

«Не уважают, это точно…»

– Договорились, – отвечает Мэдди и убирает руку.

– Никогда больше так не делай, – повторяет он. Подняв на дочь глаза, хочет сказать что-то еще, но осекается. – Доброй ночи.

Он устало поднимается – слишком устало, даже для такого позднего часа. Уже на пороге оборачивается и спрашивает:

– Может быть, хочешь о чем-нибудь поговорить?

Та качает головой.

– Я завтра собирался в магазин за продуктами. Тебе что-то нужно?

– Нет.

– Точно?

– Я же сказала – нет!

Поколебавшись, отец снова повторяет:

– Доброй ночи.

– Доброй ночи.

Какие прекрасные слова. Доброй. Ночи.

Мэдди залезает под одеяло, не раздеваясь. Она не станет думать об Андерсоне. Чего еще она от него ждала? Нет, она не будет о нем думать. Лучше о чем-нибудь хорошем, добром. И о ночи.

Утром Мэдди сядет в школьный автобус, но в школу не поедет, а отправится на кладбище. К тем, кто ей ближе.

Прежде чем отправиться на автобусную остановку, Артур решает заглянуть к Люсиль. Надо извиниться. Скажет, что вчера почувствовал недомогание, но постеснялся признаться. Теперь все в порядке, и они могут вечером поболтать. Он надеется, что та поймет и, возможно, скажет даже: «Подожди минутку, я сейчас дам тебе кое-что к обеду». И принесет пакет с печеньем. Кажется, она вчера говорила об апельсиновом. Наверняка отличное. От одной мысли сразу слюнки текут. Печет Люсиль что надо! О чем, правда, и сама не преминет напомнить, но почему бы и не похвастаться своим талантом? Когда она готовит торт с карамелью, запах даже до дома Артура долетает.

Пройдя через свой участок, он поднимается по ступенькам к веранде соседки и стучит в дверь. Внутри слышится движение, и Артур приглаживает волосы на затылке. Не зная, куда девать руки, убирает их назад, потом снова возвращает на место. Покачивается взад-вперед на носках. Стучит еще раз. На этот раз тишина. Звонит в дверь, но хозяйка все не идет. Уж не случилось ли чего? В их возрасте вопрос не праздный. Артур еще раз звонит, затем чуть приоткрывает створку:

– Люсиль?

Наконец-то! Та спешит навстречу, с легким румянцем на щеках. Это хорошо…

Хотя нет, не очень.

– Ты что себе позволяешь?! Почему открываешь дверь без спросу?!

– Я… Ты не отвечала, и я испугался, что ты могла упасть или еще что-нибудь…

– Упасть!

– Ну да, Люсиль, я опасался, что ты упала.

– Я в жизни никогда не падала, с самого детства!

– Что ж, рад это слышать.

Следует пауза, потом женщина говорит:

– Мне нужно идти, у меня дела.

– Ладно. Тогда увидимся, наверное…

Она захлопывает дверь. Видимо, все-таки злится. Может, постучать еще раз, извиниться, спросить, не хочет ли поговорить? Нет уж. Теперь Артур и сам не хочет. Вот еще! У него тоже дела – пора ехать к Ноле. Это лучшее, что осталось в его жизни, и ему плевать, кто что подумает.

И все же, спустившись с веранды, он оглядывается – не шевельнется ли занавеска в окне.

В автобусе он чувствует себя немного подавленно, однако стоит пройти через ворота кладбища, как настроение вновь поднимается. День чудесный, воздушные белые облака бегут по голубому небу. Оба цвета – такие, как и должны быть, все так, как надо. Артур прибавляет шагу. Сегодня он взял с собой на обед арахисовое масло и виноградное желе, к ним молоко в термосе и фруктовый салат в маленьком стаканчике. Если когда-нибудь приестся вкус арахисового масла с желе – ну, видимо, уже и правда пора отправляться на небеса. К Ноле. Артур надеется, что там действительно что-то есть. Что он сможет снова ее увидеть. Как бы он хотел взглянуть на нее прямо сейчас! Если бы только мог! Он никому бы не сказал, пусть бы это был их маленький секрет – его и Бога. Все на свете бы отдал, лишь бы снова увидеть ее лицо, хотя бы на секунду, посмотреть в ее глаза… До конца жизни хватило бы этого мгновения.

Ну что ж… Артур доходит до ряда надгробий.

Аннет Макалистер. Восемьдесят лет. Немало пожила, скажет кто-то, однако сама она вряд ли бы согласилась. Артур слегка склоняется над могилой. «Незабудки, – всплывает у него в голове. Наверное, любимые цветы покойной. – Сильный артрит, все пальцы в шишках. Однако не расставалась со спицами. Возле кресла у нее всегда стояла желтая миска с арахисовым грильяжем. Терпеть не могла маленьких детей».

Артур выпрямляется. Терпеть не могла! Нет, конечно, о мертвых или хорошо, или ничего, однако он просто не выносит тех, кто не любит маленьких. Да, возможно, иногда они капризничают, но всегда есть причина: устали, голодны или напуганы. Многие из наших неприятностей тоже, наверное, можно было бы решить здоровым сном, вкусной едой или вовремя предложенным утешением. Просто взрослые любят все усложнять, такова уж их природа. Они привыкли слишком серьезно ко всему относиться и говорить, говорить, говорить. Не то чтобы сам Артур был тут безгрешен. Он, например, всегда был тяжел на подъем. Нола часто на это сетовала. «Рванем куда-нибудь на машине!» – говорила она. «Когда?» – спрашивал он. «Да прямо сейчас». – «Куда именно?» – «Все равно!» Ну нет, сейчас он не может, отвечал Артур. В конце концов она перестала предлагать, потому что реакция всегда была одной и той же. А ведь на самом деле он мог! Мог и должен был сесть и поехать! Если спросить ребенка: рванем куда-нибудь на машине? – что он ответит? Да! Пошли на рыбалку? Да! Поиграем в поиски клада? Да! Давай кружиться до упаду? Да! И, честно говоря, с детьми Артуру всегда было легче, чем со взрослыми – исключая Нолу.

Он шагает дальше в сторону ее ряда надгробий. Гарольд Лоутон. Генри Олсон. Останавливается у могилы Хайди Мюллер. «Родилась 14 марта 1922. Умерла 25 декабря 2011». На Рождество. Непростое для кого-то выдалось, наверное. Артур замирает, сжав руки в кулаки, сосредоточившись. «Трофейная невеста». Приехала сюда с мужем-солдатом. Светлые вьющиеся волосы, голубые-голубые глаза… Когда колонна военных грузовиков входила в ее городок в самом конце Второй мировой, Хайди смотрела на них из-за кружевной занавески. Нацисты запугивали женщин: избегайте американцев – те обязательно попытаются вас изнасиловать или угостят отравленным шоколадом. Однако она все равно заговорила с одним из них, у которого из нагрудного кармана торчали три зубные щетки. Новая тогда была роскошью, вот до чего дошло. Солдат согласился подарить одну, если Хайди его поцелует. Она отказала, чем очаровала его еще больше. Тот, родом из Нью-Йорка, столько всего навидался на войне, что эта женщина показалась ему прекрасной розой на холодном снегу. Американцам запрещалось «братание с врагом», и солдата наказали, но это ничего не изменило. Ему хватило одной той встречи…

Любовь с первого взгляда случается чаще, чем думают. Так было и у Артура с Нолой. Он увидел ее у магазинной стойки с конфетами, и внутри вдруг все упало, а потом взлетело – трах-бум-тарарам. «Мисс? – окликнул он девушку, сглотнув комок в горле. Она с улыбкой обернулась. – Я женюсь на вас». Вместо того чтобы развернуться и убежать, та только спросила: «Когда?»

Артур поднимает взгляд к вдруг нахмурившемуся небу. Дождя не обещали, но тот, видимо, об этом не знает. Придется быстренько поесть, мысленно благословить последнее пристанище жены, которая по-прежнему и навсегда с мужем, освещая его жизнь изнутри и вовне, а затем отправиться домой. Надо будет сегодня посадить купленные семена помидоров – в картонные стаканчики для начала. Когда из земли проклевываются зеленые ростки, чувство такое, будто ты сам Господь Бог. Пусть целый огород Артуру уже не под силу, но свежие помидоры летом у него будут.

Он усаживается на свой раскладной стул и уже собирается приняться за еду, когда снова замечает ту девушку. Она смотрит из-под дерева, прислонившись к стволу спиной и скрестив руки. Рядом стоит рюкзачок. Час дня. Почему она не на уроках?

Артур нерешительно машет ей. Та отвечает ему тем же, потом поднимается и идет к нему – не быстро, но целенаправленно, с непроницаемым выражением на лице.

Когда она оказывается рядом, Артур встает.

– Привет.

– Вы сюда постоянно приходите, – говорит она.

– Ты тоже почти так же часто.

Та только пожимает плечами. Указывает подбородком на могилу:

– Ваша жена?

Артур кивает.

– Да, Нола. Она умерла полгода назад. Нола Коррин, Королева Красоты.

Оба молча смотрят на надгробие, потом он добавляет:

– Мне ее ужасно не хватает, поэтому я каждый день прихожу сюда обедать с ней. И у меня такое чувство, как будто мы действительно едим вместе.

– Она правда была королевой красоты?

– Для меня – да.

– Вы ведь говорите с ней? – спрашивает девушка с детским любопытством, без осуждения.

– Да, говорю.

– А о чем?

Артур слегка выпрямляется, молча улыбнувшись.

– Да, я понимаю, это личное… – Девушка смущается и будто немного уходит в себя. Очевидно, она очень ранима.

– Ну, не такое уж личное, – замечает Артур. – Я ведь вслух говорю. Любой, кто рядом, может услышать, если только захочет. До тебя, наверное, тоже долетало что-то время от времени.

Та качает головой.

– Нет, я ничего не слышала. Видела, что вы двигаете губами, но слов не могла разобрать.

– В общем-то ничего особенного. Я рассказываю ей, чем занимался, да и вообще все что в голову придет, если честно. Про погоду. Иногда о чем-то прочитанном в газете – что-нибудь забавное. Политика Нолу не интересовала, она любила смешные или жизненные истории. – Заглянув в лицо девушки, Артур замечает темные круги у нее под глазами. – Иногда я говорю, как сильно мне ее не хватает. Хотя выразить это словами… Все равно что протащить слона в игольное ушко. Ну, ты понимаешь.

Та кивает.

– Я Артур Мозес, кстати.

Он протягивает руку. Девушка секунду смотрит на нее, потом пожимает. У Артура такое чувство, будто она никогда раньше этого не делала. Что ж, вполне возможно. Среди молодежи сейчас, кажется, так не принято. Они вообще в основном не вытаскивают руки из карманов. Прежде такое считалось грубым. Или все строчат что-то в своих телефонах…

– Мэдди Харрис, – представляется девушка.

Грохочет гром, внезапно начинается дождь. Крупные капли падают Артуру на шею, стекают по спине, по рубашке. Ссутулившись, он пытается перекричать вдруг поднявшийся ветер:

– Кажется, это надолго! Я, наверное, пойду!

Мэдди кивает.

Артур поспешно шагает прочь. Льет уже как из ведра, капли барабанят по надгробиям, отскакивая от них.

– Послушай! – окликает он девушку, обернувшись. – Через несколько минут будет автобус – не хочешь поехать ко мне переждать дождь?

«Артур!» – так всегда реагировала Нола на подобные порывы. Однажды они с ней купили булку с корицей, и он отдал половину какому-то человеку на улице, который сказал: «Как вкусно пахнет!» Жена сделала круглые глаза, а Артур только пожал плечами: «Что такого? В прошлый раз мы скормили полбулки птицам». – «Да, и они клевали с удовольствием! И мне это было приятно!» Артур слизнул с пальца глазурь, потом протянул его Ноле. Та гневно нахмурилась, но тут же рассмеялась и сняла губами остатки. Такой она была – не умела долго сердиться, особенно если чуть-чуть подмаслить.

– Если едешь, то надо поторопиться, – предупреждает Артур.

Мэдди не двигается с места, просто стоит и смотрит на него. Наконец во взгляде мелькает решимость. Девушка закидывает рюкзак на плечо и что-то отвечает, но Артур не слышит.

– Что, прости?

– Я говорю: «Супер, всегда любила автобусы».

Они поспешно пробираются по вмиг размокшей земле к остановке. Артур надеется, Люсиль не заметит их. А может, лучше бы увидела. Заглянула бы с печеньем… Хотя она очень редко заходит. Почти всегда он навещает ее, и обычно на веранде, не дальше. Хотя нет, на Рождество помогал установить звезду на елку. Разве не странно – столько лет живут бок о бок и так редко переступают порог друг друга. То ли дело в детстве, когда они с друзьями бегали из дома в дом, как будто жили во всех сразу…

Когда они наконец добираются до остановки, Артур облегченно переводит дух. Сердце как-то странно трепыхается в груди, воздуху не хватает. Очень хочется присесть на свой стульчик, но остатки мужественности не позволяют проявить слабость перед девушкой. Та, однако, сама берет его, раскладывает и делает приглашающий жест. Артур повинуется. Под проливным дождем оба молча ждут автобуса.

В одиночку приятного тут было бы мало, а вдвоем это как будто приключение. Вот что значит быть с кем-то. Артур вдруг вспоминает, каково делить что-то с другим, ту магию, что словно освещает все вокруг, когда ты не один, и это ощущение захватывает его.

Если Люсиль не заметит их двоих, он сам за ней сходит и приведет. Раз уж сегодня у него собирается женское общество…

– Идет, – говорит Мэдди.

Артур видит подъезжающий автобус – фары включены, «дворники» елозят по стеклу туда-сюда. По дороге уже текут настоящие реки, так что кажется, будто он скорее плывет.

– Ой, подождите, у меня же с собой ни цента! – вспоминает Мэдди. – Вы мне не одолжите?

– Я за тебя заплачу, – успокаивает ее Артур. – У меня проездной.

Однако когда они садятся в автобус, водитель отказывается списать две поездки с карты.

– Вы что, шутите?! – возмущается Артур.

– Это против правил.

Сразу видно мелочного придиру. Глаза подозрительные, во взгляде ни сострадания, ни чувства юмора.

– Ладно, заплачу наличными. – Хорошо, что у Артура всегда при себе есть мелочь. Он запускает руку в карман.

– Спасибо, – благодарит Мэдди, наклонив голову.

Они садятся прямо за водителем – тот, сразу тронувшись, не дает им времени найти себе другие места.

– Далеко нам ехать? – спрашивает девушка.

– Семнадцать кварталов. Через десять минут будем дома. Ты любишь суп?

– Смотря какой…

– С бобами и беконом.

Она морщит нос.

– А томатный?

– Да! Спасибо.

Мэдди поворачивается к окну. Артур тайком бросает взгляд на ее отражение. Какое грустное у нее лицо…

Когда они подъезжают, дождь уже поутих. До дома рукой подать, однако на самых ступеньках девушка вдруг мешкает, колеблясь – входить или нет. Артур уже собирается предложить ей посидеть на веранде, когда из-за двери доносится мяуканье Гордона.

– У вас есть кот? – спрашивает Мэдди.

Артур кивает:

– Да, Гордон. Просто с ума сходит, если меня нет. Но, конечно, стоит мне войти – только его и видели.

Он вставляет ключ в замочную скважину и отпирает дверь. Гордон, увидев незнакомого человека, замирает.

– Это Мэдди, – представляет Артур и кивает ей: – Проходи.

Та переступает порог, и Артур закрывает за ней дверь. Девушка стаскивает грязные ботинки – да, надо бы тоже снять. У нее на носках рисунок в виде черепов, у него – дырки на больших пальцах. Гости ведь не предвиделись…

Она стряхивает с плеч куртку, и Артур, подойдя сзади, протягивает руки.

– Что вы делаете? – разворачивается Мэдди.

– Хотел помочь…

– Я и сама справлюсь.

– Извини, просто привычка. Раньше джентльмен всегда помогал даме снять пальто, открыть дверь и так далее. Ты ведь, наверное, видела такое в фильмах?

– Здесь пахнет луком, – замечает девушка.

– Ну…

– Я люблю лук.

Она наклоняется, и Гордон, подойдя к ней, утыкается большой головой ей в руку и жмурится от удовольствия, когда ему чешут за ухом.

– Кажется, у тебя появился друг, – замечает Артур.

– Ну, хоть один…

– Два, – поправляет он.

Девушка бросает на него короткий взгляд, потом вдруг оседает на пол и закрывает лицо ладонями.

– Ох… Мэдди? Что с тобой?

Артур сел бы рядом, но потом он просто не встанет.

– Мэдди?

Она опускает руки и смотрит прямо на него.

– Меня вчера бросили.

Артур кивает.

– Хм… Меня тоже.

Мэдди недоверчиво хмурится.

– Правда?

– Ну, вроде того. Давай пообедаем, и ты мне ответишь, как по-твоему. А потом я тебе скажу, что думаю про твою историю. Про то, что случилось с тобой. Если ты захочешь со мной поделиться, конечно.

Мэдди поднимается с пола и проводит рукой под носом. Артур вздрагивает, когда она задевает кольцо.

– Ну, не все, но могу рассказать.

– Вот и хорошо.

Он направляется в кухню и мимоходом бросает взгляд на дом Люсиль. Никого не видно, и свет не горит. Наверное, вышла куда-то. Будем надеяться, зонтик она не забыла…

Артур выдвигает для Мэдди стул.

– Сейчас все будет готово.

Только бы молока хватило на суп. И нашлись бы две одинаковые тарелки. Желательно чистые. Когда живешь один, за такими мелочами перестаешь следить.

– Здесь что, ящик в столе? – удивляется Мэдди.

– Ага. Раньше так делали. И хранили там столовое серебро. Удобно. Мы с Нолой держали там «зеленые марки». Правда, теперь их уже нет…

– А что такое «зеленые марки»?

– Ну, их выдавали в магазинах и на заправках, потом можно было обменять на разные товары: посуду, игрушки… Если много накопить, то даже на неплохую мебель. А детишкам нравилось собирать их и наклеивать в специальные книжки.

– И вашим тоже?

– У меня… У нас с Нолой не могло быть детей.

– Оно и к лучшему, – негромко произносит Мэдди.

– Что?

– Я говорю: «Оно и к лучшему»!

Артур недоуменно смотрит на нее, высунув голову из холодильника.

– И почему же это, позволь узнать?

Девушка пожимает плечами.

– Ты не любишь детей?

– Я-то люблю. А вот многие – нет. И понятия не имеют, что с ними делать. Дети им только мешают.

Отыскав молоко, Артур встряхивает картонку. На суп хватит. Открывает консервную банку и опрокидывает в кастрюлю, затем добавляет молоко. Руки слегка трясутся.

– Я бы хотел, чтобы у меня были дети. По многим причинам. И особенно сейчас.

Повисает пауза, потом Мэдди спрашивает:

– А сколько вам лет?

Артур отвечает: восемьдесят пять, и интересуется ее возрастом.

– Восемнадцать. Почти.

Звучит как поэзия.

– Ты выглядишь младше.

– Знаю. Это у меня с рождения.

Артур не сразу, но смеется. Мэдди тоже улыбается. Боже, какая у нее улыбка! Никогда такой не видел! Лицо будто озарило солнце. Просто красавица. Еще бы эту штуку из носа убрать…

– А у вас есть хлеб? – спрашивает Мэдди.

– Конечно. Половина батона.

– А сыр?

– Да. Плавленый, в ломтиках.

– Хотите, сделаю сырные гренки к супу?

Артур озадачен.

– А как ты собираешься их делать?

– Я раньше никогда не пробовала, но видела в ресторане, что томатный суп подают с ними. Думаю, надо просто положить сыр на хлеб, запечь и нарезать.

– Звучит неплохо. Сковорода вон там. – Он указывает ногой на нижний ящик.

Мэдди достает небольшую чугунную сковородку.

– У вас есть сливочное масло?

– Есть. Только моему доктору не говори.

Когда Люсиль возвращается домой, на часах уже полдвенадцатого. Подумать только! Почти полночь! Сколько лет назад такое было в последний раз?! Ну и ну!

Ко сну будто готовятся два разных человека. Нынешняя Люсиль, наносящая на лицо ночной крем, и другая, прежняя, с румяными щеками, гладкой, буквально светящейся изнутри кожей и каштановыми волосами до плеч, такими густыми, что они с трудом поддавались гребню. Перед глазами так и стоит то, юное лицо – ох, до чего же прелестное! – да и сама будто вернулась в молодость! Даже тело словно тогда – легкое, полное сил! Подбородок поднят, ноги выпрямляются, и от макушки до пяток вдруг пронизывает такой заряд энергии, будто на тебя опрокинули ведро воды. Или как в тот раз, когда вилка попала в тостер и Люсиль ударило током.

Она закрывает глаза. Пальцы взлетают к крепко сжатым губам, из которых вдруг вырывается что-то среднее между смехом и рыданием. Выключив свет в ванной, она идет к постели, будто ступая по облакам, – только теперь смысл этого выражения становится ясен.

Люсиль ложится, гасит лампу у кровати. В темноте проступает его лицо. Вернее, тоже два – молодое, из времени, когда они были вместе, и старое, то, каким оно стало теперь. Угадайте, какое из них больше и висит прямо перед глазами огромной полной луной?

Фрэнк Пирсон…

Фрэнк Пирсон!

«Я думала, ты умер», – сказала ему Люсиль. «А я думал – ты», – ответил он, глядя на нее, как на чудо. Конфеты, букеты – все это ерунда, кто бы что ни говорил. Вот быть живой, когда тебя считали давно в могиле! Живой и здоровой! Ну, относительно…

Люсиль вздыхает. Она измотана, но вряд ли сможет сейчас уснуть. Пытаясь успокоиться, дышать помедленней, кладет себе руки на живот…

Глаза ее вдруг распахиваются. Нужно сесть на диету. И раньше подумывала, для здоровья – на каждом приеме доктор Финк смотрит на график массы тела и потом молча поднимает взгляд на пациентку. «Прекрасно понимаю, что вы хотите сказать. Я сброшу вес», – всякий раз обещает она. Снова и снова. Однако худеть только ради здоровья – перспектива довольно безрадостная и изначально обреченная на неудачу. Другое дело – во имя любви…

Завтра Люсиль собиралась попробовать добавить в печенье с кусочками шоколада еще и ириски – ей было интересно, каким получится вкус. Теперь не станет. Или, может быть, все же испечет и угостит Артура. Он такой худой, прямо-таки просвечивает. Да, она станет все отдавать ему – он будет только счастлив. Она больше на него не злится – из-за Фрэнка. Улыбайся, и весь мир улыбнется тебе. Влюбленных любят все[5]5
  Строки из популярных песен 1930–1950-х гг.


[Закрыть].

Люсиль лежит, пытаясь отвлечься от мыслей и заснуть, но ничего не выходит. Тогда она снова включает свет, сует ноги в тапочки и спускается за письмом, что получила буквально на днях. А еще говорят, что никто уже давно друг другу не пишет! И это был не просто листок бумаги, с ним пришло нечто куда большее! Подумать страшно – что, если бы письмо затерялось? Если бы его вырвало из рук ветром? Если бы, несмотря на написанный от руки адрес, Люсиль сочла бы это очередной рекламой, как практически вся остальная почта, и выбросила бы? Или взглянула бы на имя отправителя и сказала: «Ох, нет… придумал тоже – наше время давно ушло»? Что верно, то верно – однако на самом деле никогда не поздно.

Вернувшись с письмом в постель, Люсиль разворачивает листок. Сперва она с трудом разобрала почерк, но теперь легко пробегает глазами написанное. На самом деле она запомнила весь текст наизусть, но читать приятнее, замечая мелкие детали вроде открытых нижних петель и выразительных косых черточек у букв. А больше всего ей нравится то, как подчеркнуто слово «надежда»…