Текст книги "Ночной соблазн"

Магазины и шелка, сплетни и балы. Променады и флирт – вот ее империя. Не этот темный мир, в который вверг ее Рокхерст, сам того не зная.

Может, сплетники и злые языки были правы? И в графе таится зло, с которым не справится ни одна женщина?

Но Гермиона не хотела укрощать такого зверя. Даже не пыталась сдержать его, потому что именно в этот момент ее обуяло необоримое предчувствие беды, которая должна вот-вот случиться.

И беда случилась.

Тихое рычание Роуэна побудило Рокхерста круто развернуться за миг до того, как предательская дрожь земли передалась его ступням.

Он взглянул налево, потом направо, пытаясь определить, где должна появиться дверь, но луч света пронизал тьму как раз перед ним.

Расставив ноги, граф поднял арбалет. Все это он видел сотни раз: слепящий свет, мерцающая радуга до того, как дверь наконец откроется. И хотя он никогда не знал, кто появится из-за этой двери, одно условие никогда не менялось: это будет воплощение зла.

Но никогда в жизни и ни в одной легенде, перешедшей к нему от предков, не описывался ужасающий вопль банши [3]3
  Привидение-плакальщица в ирландском и шотландском фольклоре, оплакивающая умершего душераздирающими воплями.


[Закрыть], раздавшийся за его спиной, когда столкнулись два мира.

Пришлось обернуться. Иисусе, сзади действительно кто-то был!

Пронзительный крик ударил по нервам. Женщина? И какого же дьявола делает здесь эта юбка? Да еще после того, как он велел Кэппону запереть дверь на засов?

Но на ступеньках по-прежнему никого не было. Пронзительные вопли доносились с совершенно пустого места!

Однако это безобразие ничуть не беспокоило Роуэна. Пес яростно лаял при виде более неотложной проблемы. То, что вначале казалось крошечной щелью, постепенно расширялось, свет стал ярче полуденного солнца. А потом раздался постепенно нарастающий рев, словно разом заговорила тысяча пушек, сопровождаемый слепящей вспышкой молнии, похожей на те, которые вырабатывала одна из новоизобретенных электрических машин, так восхищавших брата Трента Гриффина.

Когда взрывная волна ударила в графа, он, вместо того чтобы, как всегда, устоять, на чем-то поскользнулся и упал на спину. Арбалет вылетел из руки и приземлился рядом с крыльцом.

Рокхерст затейливо выругался и попытался встать. Подумать только, дважды за вечер попасть в глупейшую ловушку! Сначала в «Олмаке», потом здесь. Теперь он весь покрыт мерзкой дрянью.

Ну и вечер! Неужели это еще не все и дальше пойдет еще хуже?!

Мрачный зловещий смех наполнил сердце тоской.

– Неприятности, друг мой?

Значит, может пойти…

Рокхерст встал и осторожно повернулся.

– Милафор? – Он поднял руку, но тут же понял, что лишился арбалета. Пришлось искать меч. Куда девалась его обычная уверенность в себе?

Милафор подошел ближе и снова рассмеялся. Ветер развевал плащ вокруг его высокой, величественной фигуры.

– Что вас так разволновало, друг мой? Разве вы не ожидали меня?

Он шагнул ближе, гипнотизируя графа красными огоньками глаз.

Но Рокхерст давно усвоил, что ни в коем случае нельзя смотреть этой твари в глаза.

– Тебе здесь делать нечего, Милафор. Уходи в свое логово, – повелительно бросил он.

Роуэн зарычал, вторя хозяину.

Милафор опасливо посмотрел на волкодава, но тут же ухмыльнулся, показав острые, как у хищника, клыки.

– Но я пришел помочь тебе, – лениво промурлыкал он, чем еще более усилил сходство со львом.

– Помочь мне? Лучше помоги себе, как делал это последние несколько месяцев.

Повелитель зла насторожился:

– О чем ты? Я не…

Но Рокхерст отмахнулся, словно желая остановить поток лжи и фальши.

– Что «не»? Не пировал? Ну, это наглое вранье. Вспомни о девушке, погибшей вчера ночью. Или настолько одряхлел и состарился, что потерял память?

Милафор невольно отступил и, сведя тонкие брови в туго натянутую линию, стал изучать врага. Похоже, он впервые в жизни раздумывал, что могут означать подобные обвинения.

А Рокхерста тем временем обуревала непривычная тревога. Во всем происходящем было нечто странное. Неправильное. Но он выбросил из головы посторонние мысли, как ранее забыл об аромате цветущей яблони. Потому что перед ним стоял Милафор или по крайней мере один из его слуг. Ибо кто еще смог сотворить подобный ужас?!

Злой дух слегка наклонил голову:

– Как невоспитанно с твоей стороны напоминать мне о возрасте! Что же до девушки… – Милафор небрежно пожал плечами. – Она была хорошенькой? Мне легче припомнить хорошенькую, чем дурнушку, – хмыкнул он, но в смешке прозвучали не игриво-веселые нотки, а убийственное напоминание о кошмаре, который он вершил с несчастными жертвами. – Кстати, теперь, когда ты упомянул о пиршестве, я вдруг понял, что страшно голоден. Побалуй меня, друг мой. Отвернись и не смотри, а я вознагражу тебя. Всего лишь однажды… маленький ребенок или кусочек невинной детской плоти. В благодарность за то, что я не убил тебя несколько минут назад.

– Убил бы, если б смог, – процедил Рокхерст, целясь острием Карпио в черное сердце Милафора.

– Ну, честно, неужели ты хватился бы одной из тех жалких мышек, которых называешь своими подданными?

– Мне нечего тебе дать. Все они нужны мне.

– Какое нищее королевство для такого принца, как ты, не думаешь? Мне жаль тебя. Ибо мы очень похожи. Желаем жизни, выходящей за рамки наших утомительных обязательств.

– Ничуть мы не похожи, – отрезал Рокхерст, к которому вернулась уверенность.

Ах, если бы только он мог отделаться от ощущения, что кто-то стоит за спиной! Скорее всего это один из фокусов Милафора, но все-таки…

– Ничуть не похожи? Не обманывай себя, Паратус! Я, как и ты, убиваю ради удовольствия.

– Я убиваю, чтобы уберечь своих людей, и прикончу тебя, если сделаешь еще хотя бы шаг по земле моего королевства.

– Убьешь меня? – Глаза Милафора превратились в узкие щелки. Губы раздвинулись, обнажая хищные клыки. – Не думаю. Если ты сделаешь это, вся моя семья явится сюда, на пир…

– На пир? Отпраздновать избавление от тебя?

– Остроумно, но грубо. Грубо, друг мой, – пожал плечами Милафор. – Неужели, Паратус, ты вообразил, будто можешь расправиться со мной? – Он шагнул влево, потом вправо грациозно и гибко, как тигр в клетке, проверяющий границы своей тюрьмы. – Знаешь ли, сколько таких, как ты, пали от моей руки? Их было восемнадцать. Я оставлял этим людям подобие жизни, только чтобы они успели увидеть, как мило я развлекаюсь с их женами и дочерьми, прежде чем покончить с их жалким существованием в этом злосчастном мире. Пойми, я оказывал им ту услугу, которую более чем счастлив предложить тебе.

– Можешь попытаться, – разрешил Рокхерст, ощущая прилив сил, как всегда перед битвой.

– Пока еще рано, юнец. Ты не женился. Не произвел на свет наследника.

– Откуда ты знаешь?

– О, ты скачешь из одной постели в другую и пока не нашел себе жены. Не нашел той единственной женщины, которая бы затронула твое лилейно-чистое сердце. А если бы нашел, ощутил бы ее запах… как и запах ее страха. И тогда мне доставит величайшее удовольствие убить ее только ради того, чтобы увидеть, как ты корчишься от боли, потому что отказал мне в том, чего я хотел больше всего на свете.

– Это кошмар, – твердила себе Гермиона, щипля руки, в надежде что проснется. Но вместо того чтобы спастись из темного сонного царства королевы Маб, она всего лишь наградила себя десятком синяков.

Нет, она не спит! И это кошмарное создание, стоящее перед Рокхерстом, вполне реально!

Но этого быть не может! Да ведь он настоящий, ужасный, злобный и коварный дьявол, которым ирландская нянька пугала Гермиону, ее сестер и братьев, когда те озорничали.

Высокий, элегантно одетый, похожий на величественного принца древности, Милафор был так же высок, как граф, а может, и чуть повыше. И двигался как один из тех огромных котов, которых Гермиона видела в Тауэре. Одни только золотистые волосы, ангельскими волнами ниспадавшие до плеч, способны очаровать любую лондонскую дебютантку!

Но это создание явилось не с небес, ибо Гермиона остро ощущала зло, льнувшее к нему так навязчиво, как те цветочные духи от Флорес, которыми пользовался лорд Хастингс.

– Милафор! – воскликнул Рокхерст. – Мне надоели твои угрозы и фальшивые уверения в дружбе! – Он показал острием Карпио на светящееся отверстие в противоположной стене. – Возвращайся назад и развлекай своих приятелей в аду сказками о былой отваге. Ты не убивал моих родственников вот уже почти триста лет.

– Забавно, Паратус, весьма забавно.

Милафор покачал головой и взглянул поверх плеча графа.

– Как насчет этой? – спросил он, ткнув пальцем в Гермиону. – Могу я убить ее?

Глава 4

Убить ее?!

Гермиона старалась дышать ровно и не впадать в панику. Милафор обратил на нее свои горящие красным цветом глаза. А ей ужасно хотелось объяснить графу и этому мерзкому убийце, что, загадывая желание, она не думала о смерти, совсем не думала!

Но она подозревала также, что они вовсе не посочувствуют ее страданиям, поскольку сами поглощены своей кровавой распрей в духе Монтекки и Капулетти.

Так что, прежде чем ее примутся убивать, нужно придумать какой-то предлог и откланяться.

Она была так напугана, что коленки тряслись еще сильнее, чем в ту первую ночь, когда она приехала в «Олмак».

Гермиона буквально слетела с крыльца и пустилась бежать, однако тут же споткнулась о брошенный графом арбалет.

Рокхерст повернулся на шум. Гермиона мгновенно застыла.

– Милафор, что это еще за дьявольский трюк?

– Как? – удивился противник. – Вы ее не видите?

Губы его медленно растянулись в хитрой улыбке.

– Какой приятный сюрприз! Подойди, солнышко! – окликнул он Гермиону. – Поговори с Паратусом. И покажись, какая ты есть.

Гермиона упрямо покачала головой, едва сдерживая дрожь страха. Перед ней впервые в жизни предстало воплощенное зло. Каждая частичка тела Милафора была пропитана этим злом, но она не могла оторвать от него глаз, и гипнотическая летаргия неспешно разливалась по ее венам, унося страх.

– Иди ко мне, – шептал ей в уши голос, – я не причиню тебе зла, дитя мое.

Она сама не поняла, как шагнула вперед. Отчаянно цепляясь за остатки воли, Гермиона пыталась рассмотреть испорченную туфельку, но взгляд Милафора держал ее в плену. Эта тварь управляла ею, словно марионеткой. Кроваво-красный огонек в глазах стал веревкой, которая накрепко их связала. Стоило Милафору протянуть руку, как Гермиону неудержимо потянуло к нему.

– Пойдем со мной, – продолжал он тоном, исполненным вкрадчивого обаяния. – Я покажу тебе вершины власти, о которых ты даже не подозревала.

Гермиона нерешительно двинулась вперед, однако тут же снова споткнулась об арбалет. Поморщившись от боли, она наконец-то сумела отвести глаза.

– Конец игре, Милафор, – объявил Рокхерст. – Нам нужно уладить одно дельце. И мы его уладим.

– Только когда я узнаю тайну твоей очаровательной спутницы, – покачал головой Милафор.

Паническая дрожь пробежала по спине Гермионы, но она не посмела поднять голову. И сосредоточилась на лежавшем у ног арбалете.

В этот момент ожило кольцо на пальце.

«Подними его. Подними арбалет!» – требовал внутренний голос.

Очень уж не хотелось слушаться именно того предмета, который вверг ее в такие неприятности. И вообще она, можно сказать, не привыкла следовать советам украшений.

Но если это волшебное кольцо ощущает хотя бы малую часть той паники, которая сейчас владеет Гермионой, пожалуй, лучше прислушаться к нему.

Девушка нагнулась и подхватила арбалет. Она прекрасно владела луком, но никогда не стреляла из этой штуки. Подобное оружие можно найти только на стене обветшалого деревенского дома, владельцы которого выставляют свидетельства былой кровавой славы тем же манером, каким более цивилизованные люди вешают напоказ Гольбейна или Рембрандта. Но и те и другие предназначены для обозрения. Не для использования.

По крайней мере не в этом столетии.

Повертев арбалет в руках, Гермиона поняла нехитрый принцип его действия. Кроме того, он уже был заряжен, поэтому она прицелилась. Неловко, но все же прицелилась.

– Ну-ну, не стоит, – встрепенулся Милафор. – Ты можешь кого-нибудь ранить этой штукой.

Гермиона вздрогнула, однако не опустила арбалета.

– Похоже, она вполне способна сопротивляться… впрочем, мне даже нравится это качество в женщинах. – Милафор дернул головой. Откинувшиеся назад волосы приоткрыли заостренные, как у эльфов, уши. – И в этом у нас кое-что общее, не так ли, Паратус?

– Какого черта… – пробормотал Рокхерст, уставившись на пустое место, где секунду назад лежал его арбалет.

Куинс говорила, что любой предмет, который она держит в руках, любая одежда тоже становятся невидимыми! То же самое произошло с арбалетом.

– Так вы действительно не видите ее? – переспросил Милафор, подвигаясь поближе к Гермионе и переводя взгляд с нее на Рокхерста. – Как интересно! Ну же, котенок, покажись, иначе Паратус не сможет полюбоваться твоей красотой. – Он понюхал воздух. – Но вполне способен увидеть тебя, ибо ты человек. Вот только каким образом сумела сделаться невидимой? – Едва успев договорить, он опустил глаза и воззрился на ее руку. Вернее, на кольцо Шарлотты.

Сказать, что он поразился, значит, не сказать ничего.

– Клянусь всем для меня святым! – ахнул он.

Метаморфоза, произошедшая с ним, казалась невероятной. Сейчас он буквально лучился безмятежностью и казался невероятно красивым.

– Прошу вас, дорогая леди, пойти со мной, – попросил он, протянув руку. – Забудьте все, что я сказал до этой минуты. Я всего лишь подшучивал над нашим другом. И никогда не причинил бы вам зла. Нет, я сделаю вас королевой своих владений. Королевой всех империй на свете, если только вы пойдете со мной!

– Не верьте ему, – бросил Рокхерст, не оборачиваясь. – Не знаю, чем драгоценным для него вы владеете, но он убьет вас в тот момент, как это получит.

– Он лжет, милая. Я по крайней мере могу видеть вас и оценить вашу редкостную красоту. Неужели не мечтаете о мужчине, который смотрел бы в ваши глаза и видел самые глубины души?

Решимость Гермионы поколебалась. К тому же она нечаянно взглянула на Милафора. Арбалет заметно потяжелел, и болт отклонился от цели.

Но кольцо тут же ожило, и Гермиона невольно отвела глаза. Сморгнула застлавшую их дымку и сосредоточилась на единственной вещи, которая давала ей силу. На широкой мускулистой спине графа, казавшейся маяком в тумане. Успокаивавшей ее расстроенные чувства.

Постепенно к ней вернулись силы. Она снова подняла арбалет и прицелилась.

– Значит, у котенка имеются коготки? – промурлыкал Милафор.

– Черт возьми, надоели мне все эти выходки! – воскликнул Рокхерст, поднимая меч и показывая острием сначала на Милафора, потом на то место, где стояла Гермиона. – Так или иначе, давайте заканчивать.

– Да что это с вами, мой добрый лорд Паратус? Вечно предпочитаете убийство наслаждению! Мы могли бы заняться ею вместе. Сегодня я щедр и великодушен, – предложил Милафор.

– Не желаю иметь ничего общего с тобой и тебе подобными, – отрезал Рокхерст, снова целясь мечом в Гермиону.

И что он намеревается делать? Проткнуть ее? Надменный, спесивый…

– Тогда сначала убей ее, – пожал плечами Милафор.

– Пожалуй, так и сделаю, – бросил Рокхерст.

Гермиона попятилась. Арбалет дрогнул в руке. В кого стрелять? В Милафора или графа? Но что ей еще остается делать?

– А вдруг она не имеет ко мне никакого отношения? В этом случае вы совершили бы ужасную ошибку, не так ли? Нарушили бы так называемый кодекс чести, запрещающий причинять зло своим собратьям. Разве не об этом он гласит?

Настала очередь графа колебаться. Он снова стал смотреть туда, где стояла Гермиона.

– На вашем месте я не расстраивался бы так, – продолжал Милафор. – Уверен, что она решит наш спор за нас. Хотите пари на то, кого она пристрелит? С каждой минутой ваш арбалет все больше тяжелеет в ее руках, и, кстати, дрожит она так, что неизвестно, в кого пустит болт: в вас или меня.

И в самом деле Гермиону трясло, как в ознобе. Господи, этот Милафор отвлекает и раздражает ее не меньше мисс Берк со своим кашлем!

Но по какой-то причине образ мисс Берк вернул Гермионе силы. Глубоко вздохнув, она приказала себе успокоиться, как всегда делала на состязаниях лучников. Теперь руки больше не дрожали.

Оставалось надеяться, что техника стрельбы из лука и арбалета почти та же самая. Да и всего-навсего необходимо послать угрожающего вида болт в человека. Остановить его…

Гермиона нервно сглотнула. Господи милостивый, о чем только она думает?! Это не соломенная мишень! Она целится в создание из плоти и крови!

– Черт побери! Стреляй же! – приказал Рокхерст. – Перестань играть со мной и прикончи либо этого ублюдка, либо меня.

О небо! Он требует, чтобы…

Гермиона, потеряв дар речи, покачала головой.

– Все хорошо, котенок. Не хочешь же ты убить меня, – вкрадчиво пропел Милафор.

– Застрели его, дура ты этакая, – выдавил Рокхерст, ткнув мечом в ее сторону. – Клянусь всеми святыми, убей его или отдай мне арбалет, я сделаю это за тебя!

Именно этого момента и дожидался Милафор. Стоило Рокхерсту отвлечься, как он прыгнул на него, клыки странным образом удлинились, как у волка, красное свечение стало алым, словно пролитая кровь.

Переулок и окружающие дома завертелись в зловеще завывающем смерче.

– Нет! – завопила Гермиона, поспешно целясь и нажимая на спусковое устройство.

Болт со свистом разрезал воздух. Тетива угрожающе звякнула. Но Гермиона не успела собраться, и отдача сбила ее наземь. Она еще успела услышать пронзительный визг, увидеть ослепительную вспышку света, словно превратившую переулок в сгусток огня.

При падении она ударилась головой. И провалилась в ту же тьму, которая внезапно воцарилась в переулке, и мертвенную тишину, последовавшую за выстрелом.

– Какого черта? – пробормотал Рокхерст, вонзая Карпио в тлеющие остатки того, что еще недавно было дверью, из которой появился Милафор.

Арбалетный болт ударил ублюдка в плечо и отбросил назад, через открытый портал.

У графа хватило сообразительности, чтобы уничтожить созданный Милафором вход. Запереть его накрепко, чтобы силы зла не могли больше проходить через этот туннель между двумя королевствами.

Немного придя в себя, он воззрился на Роуэна:

– Ну? И что ты на это скажешь?

Пес ответил печальным взглядом обездоленного поэта.

– Да, так я и думал. Следовало с самого начала тебя послушаться. Кто-то следил за нами. Молодая женщина, если верить Милафору.

Повернувшись, он заметил брошенный у крыльца арбалет.

– Означает ли это, что ты не собираешься стрелять в меня? – спросил он, но, не получив ответа, растерянно огляделся. Только безумец разговаривает с тенью! – Все еще не желаешь слова сказать? Но мне почему-то кажется, что далеко ты не ушла, – продолжал он, выискивая взглядом хотя бы малейший признак того, что она все еще здесь. Роуэн тоже держался настороженно.

В переулке царило молчание, если не считать обычных ночных звуков, носившихся вокруг, как клочья уставшего ветра.

Рокхерст нахмурился. Ветер. Вот оно!

Он понюхал воздух и уловил среди вони и смрада тонкую нотку аромата цветущей яблони.

Ее духи.

Значит, она все еще здесь. И совсем близко!

– Где она, мальчик? – спросил он Роуэна. – Покажи мне.

Он мог бы поклясться, что пес улыбнулся, прежде чем вскочить и направиться к крыльцу. Наклонив голову, он подтолкнул носом пустое место.

Рокхерст подошел и встал на колени рядом с собакой. Протянутая рука немедленно наткнулась на мягкие женские округлости. Ее грудь! Идеально округлая, теплая грудь!

Рокхерст отдернул руку и бросил укоризненный взгляд на Роуэна:

– Очень нехорошо с твоей стороны! Ты должен предупреждать хозяина, прежде чем тот натворит дел.

С этими словами он снова протянул руку на этот раз намного осторожнее. Пальцы скользнули по шелковому платью, ленточкам и вышивке по краю модного выреза и коротким рукавчикам, по рукам. Одна была в перчатке, на второй перчатки не оказалось.

Он раздевал в темноте достаточно женщин, чтобы понять: эта хорошо и модно одета. Хуже того, молода, ибо ее кожа была тонкой и нежной, тело – налитым. Не то что роскошная полная фигура матроны или светской женщины. Руки нежные и мягкие, сразу видно, что ей не знаком тяжелый труд.

Значит, перед ним мейфэрская дебютантка.

Рокхерст присел на корточки и покачал головой. Что она делает здесь? В Дайалсе? И как ей удалось сделаться невидимой?

Нет, должно быть, он не так все понял. Она не какая-то светская мисс, и, что бы там ни говорил Милафор, это вообще не человек.

Но стоило графу коснуться ее груди, как молния желания пронзила все его существо.

– Спокойно, Рокхерст, – приказал он себе. Ничего не скажешь, его легко можно поймать на такую приманку, а грудь этой девчонки определенно великолепна!

Роуэн фыркнул, очевидно, прочитав мысли хозяина. Что ни говори, а у пса просто невероятная способность определять, о чем думает хозяин!

– Это необходимо, – убеждал Рокхерст огромного волкодава, – чтобы определить, кто она такая.

Но слова графа, похоже, не убедили пса.

Рокхерст нащупал шею Гермионы, посчитал пульс, поднес пальцы к ее губам и ощутил легкое дыхание.

Она жива!

Странный трепет облегчения охватил его при этой мысли.

– Вы ранены? – спросил он. Но девушка оставалась молчаливой и неподвижной. – Глупая маленькая тень. Бьюсь об заклад, ты не уперлась ногами в землю, прежде чем выстрелить, и теперь валяешься без чувств. Граф потер подбородок и глянул на Роуэна. – И что, черт возьми, прикажешь с ней делать?

Роуэн уставился в противоположный конец переулка, где его слуга наверняка оставил экипаж. Все мысли пса уже были о говяжьей кости, которую кухарка сунула в подвешенный над огнем котелок, где кипел суп на завтра.

Ну вот, один голос за то, чтобы оставить ее. И Рокхерст склонялся к тому же… если бы не то обстоятельство, что она, как ни говори, спасла ему жизнь.

Хотя, не окажись она здесь, он смог бы прикончить Милафора, навсегда отбив ему охоту появляться в этом мире.

Но она спасла его… по крайней мере он надеялся, что она собиралась спасти именно его. И эта мразь Милафор соврал, утверждая, что она сделала это по ошибке.

– Все равно, ошибка или нет, полагаю, что нужно узнать, кто ты такая, – объявил Рокхерст, собирая оружие в кожаный мешок.

Он натянул фрак, повесил мешок на плечо и нагнулся, чтобы поднять девушку. И даже крякнул от усилий.

– Может, она и красотка, но уж точно худобой не отличается, – сообщил он Роуэну. Впрочем, он любил женщин с пышными формами. Женщина, по его представлению, должна иметь крутые бедра и пышную грудь.

Он представил ее грудь и задохнулся от внезапно нахлынувшего желания. Пришлось чуть отстранить девушку, чтобы она не прижималась к нему так тесно.

Граф свистнул Роуэну и уже хотел уйти, когда что-то привлекло его внимание. На земле лежала перчатка. Парная той, что была надета на ее руку. Тяжело дыша от натуги, граф поднял перчатку и спрятал в карман.

– Пойдем, мальчик. Уже почти утро, и мне хочется узнать, что принесет нам рассвет.

* * *

Гермиона очнулась и немедленно схватилась за голову. О господи, какая мигрень! Словно вчера она злоупотребила вином… или слишком долго слушала очередную лекцию матушки о необходимости как можно скорее выйти замуж.

Но тут на нее нахлынули воспоминания о прошлой ночи.

Слепящая вспышка в переулке.

Зловеще-красные глаза Милафора.

И граф.

Высокий и сильный. Широкие плечи натягивают ткань рубашки. Он поворачивается к ней с мечом в руках…

Гермиона поежилась, пытаясь припомнить остальное. Он поворачивается к ней с мечом в руках, и в глазах стынет жажда крови.

Боже, граф Рокхерст пытался проткнуть ее мечом!

Гермиона встрепенулась и обнаружила, что сидит в карете рядом с графом. Тут же примостился Роуэн, который неотрывно смотрит на нее, как часовой на каторжника.

Выглянув в окно, Гермиона поняла, что они проезжают через Беркли-сквер, совсем недалеко от ее дома. Он везет ее туда?

Но рассвет еще не наступил! Небо едва порозовело.

Гермиона облегченно вздохнула: эта кошмарная ночь почти закончилась.

Но откуда-то эхом донеслись слова Куинс, предупреждавшей, что она останется невидимой только с заката до рассвета.

А экипаж катился все дальше. Граф свернул, но не к ее дому, а в противоположном направлении. К Гановер-сквер. Он едет к себе домой!

А через час солнце встанет, и она будет видима всем и каждому. И что станет с ее репутацией?!

Как там рассказывала Индия? Что-то насчет чердаков графа. Боже, что, если ее подруга права и Рокхерст собирается запереть ее в каком-нибудь нечестивом гареме?!

Если учесть все, чему она была свидетелем, такое вполне возможно.

Они добрались до следующего перекрестка. Дорогу загородил тяжелый фургон, поэтому граф остановил лошадей.

Гермиона снова посмотрела на небо и поняла, что это ее единственный шанс ускользнуть незамеченной. Едва лошади встали, она открыла дверцу и буквально слетела на мостовую. Роуэн это видел, но и глазом не моргнул. Слава богу! Пес скорее всего был так же рад отделаться от нее, как она – избавиться от них.

Гермиона, даже не взглянув в их сторону, повернулась и помчалась к Беркли-сквер.

– Никогда больше, – твердила она себе. Никогда больше она не последует за графом в ночь. Да ведь она чудом осталась в живых!

Гермиона без приключений добралась до своего дома и подкралась к черному ходу. К счастью, ее брат, чаще всего являвшийся домой под утро, договорился с дворецким Фенуиком, чтобы тот вешал ключ от черного хода в сарайчике для хранения садовых инструментов.

До сих пор у Гермионы не было случая воспользоваться ключом, но теперь она тихо радовалась, что Гриффин такой никчемный повеса!

Она тихо поднялась к себе и легла в постель. Солнце уже взошло, но Гермиона так устала, что даже не позаботилась проверить, стала ли она видимой. Едва успев закрыть глаза, она, обессиленная и измученная, заснула. Последней ее мыслью было: «Никогда больше…»

– Мэри! Мэри! Черт возьми, где ты? – прогремел Рокхерст, врываясь в гостиную кузины в совершенно неприличный для визитов час, а именно – в одиннадцать утра. – Мэри, где тебя носит?!

Он не потрудился позвонить или хотя бы постучать и вломился в дом с таким видом, словно за ним гнались все псы ада!

– Я здесь, чудовище ты этакое, – откликнулась Мэри из библиотеки. – И перестань кричать, иначе папа вообразит, будто в доме пожар, и снова вызовет пожарную команду!

Рокхерст распахнул двойные двери, пересек большую комнату и швырнул на письменный стол кузины перчатку, которую сжимал в кулаке с того момента, как обнаружил исчезновение своей Тени.

Ну… не совсем Тени… но куда, дьявол все побери, подевалась девчонка? Поняв, что она сбежала, Рокхерст стал наматывать круги по Мейфэру. Роуэн покорно плелся рядом с экипажем. Но он так и не смог найти Тень. Что, если она снова упала в обморок? Если ранена или покалечена?

А у него осталось только одно свидетельство ее существования. Перчатка. Довольно безвкусная. Но было что-то в ее дешевом шике, что интриговало Рокхерста куда сильнее, чем он мог предположить.

Кроме того, у него были и другие причины найти ее. Она спасла ему жизнь, и теперь он чувствовал некую ответственность за маленькую плутовку.

Да, именно ответственность…

Тут он вернулся к действительности и заметил, что кузина уставилась на него. Нет, таращится на него!

– Так можешь ты мне сказать или нет! – взорвался он.

– Что именно? – удивилась Мэри, снимая очки. Граф опустил глаза и понял, что снова стискивает в руке перчатку. Безуспешно стараясь принять беззаботный вид, он пододвинул перчатку ближе к Мэри.

– Можешь объяснить, откуда это взялось?

Мэри снова надела очки и оглядела перчатку:

– Полагаю, с руки какой-то женщины.

Рокхерст что-то злобно пробормотал себе под нос, прежде чем процедить:

– Кто ее сделал?

Мэри повертела перчатку в пальцах и насмешливо вздернула бровь:

– Проиграл очередное пари, Рокхерст? – Откинувшись на спинку кресла, она воззрилась на кузена с видом строгой наставницы. – Ты еще не был дома? Недаром выглядишь хуже самого дьявола, дорогой кузен.

Рокхерст устало потер заросший щетиной подбородок.

– Ну конечно, я не был дома. Пытался отыскать ее. – Он показал на перчатку с таким видом, словно в ней одной заключался смысл его существования, хотя на самом деле все было совершенно иначе.

Тяжело вздохнув, он стал метаться по комнате.

– Весьма интригующе, – заметила Мэри, поднимаясь и загораживая ему дорогу. – Кто она?

– Владелица этой перчатки.

Мэри сурово покачала головой и скрестила руки на груди.

– Ну и ну! Хотелось бы мне познакомиться с ней. Никогда не видела, чтобы ты так переживал из-за женщины.

– Ничего подобного! – возмутился граф. – Ад и проклятие! Мэри, мне нужно знать, кому принадлежит эта перчатка!

Господи, в его голосе звучали совершенно незнакомые до сей поры нотки отчаяния, и даже он сам отчетливо их слышал.

Мэри внезапно побледнела:

– Ты не… Неужели это одна из тех маленьких дурочек «Олмака»? Это так? Ты погубил невинную девочку?

– Черт возьми, Мэри, я на такое не способен.

– Тогда объясни, в чем дело?

– Я бы давно все объяснил, если бы ты прекратила бомбардировать меня бесконечными вопросами! Понимаешь, она, возможно, ранена.

Мэри от неожиданности попятилась:

– Рокхерст, ради бога, о чем ты? Неужели…

Граф яростно затряс головой:

– Нет, я тут ни при чем. Кроме того, она не… не…

– Что именно?

– Не одна из нас.

– О боже! – ахнула Мэри.

– По крайней мере я так думаю.

– То есть ты не можешь сказать, человек она или нет?

– В том-то и дело. Я ее не видел. Что-то вроде призрака. Она невидимка. А вот Милафор сумел ее разглядеть, но я…

– Милафор?! – вскинулась Мэри. – Какое отношение имеет к этому Милафор?

– Она стреляла в него. Девчонка, которой принадлежит перчатка. – Граф снова посмотрел на перчатку и сдержал желание схватить ее, сунуть в карман и постоянно носить при себе. Нет никаких сомнений: он сходит с ума.

Рокхерст спрятал руки в карманы и повернулся к столу спиной.

– Скажи, что она его убила!

– Нет, к сожалению. Хотя болт вонзился в плечо почти у самого сердца и Милафора отбросило обратно в туннель.

– Ты успел его запечатать?

Граф кивнул.

Мэри со вздохом покачала головой.

– Тревожные вести. Не только о девушке, но… но… – Помолчав, она снова спросила, понизив голос: – Значит, все, как ты боялся? Это Милафор убивает людей в Дайалсе?

– Очевидно, так и есть, – кивнул Рокхерст.

– Очевидно?!

Мэри свела брови, взяла кузена за руку и подвела к огню, после чего толкнула в огромное кресло своего отца и подкинула угля в камин. Конечно, такая работа не подобала светской леди, но Мэри была слишком практична, чтобы тратить время на вызов слуги, когда сама могла сделать то же самое за несколько минут. Выпрямившись, она подтащила оттоманку поближе, тоже уселась и чинно сложила руки на коленях.

– Что случилось, кузен? Расскажи мне все.

– Прошлой ночью я был в Дайалсе…