Текст книги "Застывшее время"
Автор книги: Элизабет Джейн Говард
Жанр: Современная зарубежная литература, Современная проза
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 4 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
– Меня так много заставляли переписывать в школе, – пояснил он, – что я даже изобрел приспособление: связал вместе десять ручек – не пучком, а в ряд, чтобы можно было писать десять строк одновременно. Правда, меня поймали, и пришлось переписывать еще больше.
– Не представляю тебя школьником.
– Я сам не представляю. Ненавидел каждую минуту, вечно попадал в истории.
Они расстались у ворот коттеджа: торопливые объятья в машине.
– Береги себя, – велел он.
– И ты. Храни тебя Бог, – добавила Диана, чувствуя, как в горле набухает комок.
У ворот она обернулась, и он послал ей воздушный поцелуй. Первым порывом было метнуться к машине, но она лишь храбро улыбнулась, помахала рукой и направилась к дому. Эдвард завел машину и отъехал. У крыльца Диана остановилась, прислушиваясь к затихающему звуку мотора. Я люблю его, сказала она сама себе. Люблю. Его. Это может случиться с кем угодно, и как только случается, у нас уже нет выбора…
* * *
Субботним вечером все взрослые из Грушевого коттеджа – то есть Вилли с Эдвардом (который опаздывал), Сибил с Хью, Джессика с Реймондом и леди Райдал – ужинали дома, так распорядился Бриг. Лишь мисс Миллимент оставили обедать со старшими детьми. К приезду Эдварда взрослые уже приступили к жареной телятине с восхитительными тефтельками, тонюсенькими ломтиками лимона, пюре и фасолью. За круглым столом собралось пятнадцать человек (пришлось раздвинуть), а Айлин рекрутировала Берту помочь с овощами. Сид, единственная посторонняя в семейном кругу – не в первый раз, – оглядывала присутствующих с нежностью и даже некоторым благоговением, смешанным с привычной иронией. Целый день все работали не покладая рук, готовясь к войне, однако теперь выглядели – а также разговаривали и вообще вели себя – так, будто ничего особенного не происходит, обычный вечер. Бриг рассказывал леди Райдал об Индии; та бесконечно его прерывала, поскольку оба считали себя экспертами в данном вопросе: он – в силу того, что пробыл в стране три месяца в начале двадцатых, она же там родилась – так называемое «дитя восстания».
– …тогда няня вынесла меня в сад и двое суток прятала в хижине садовника, и тем самым спасла мне жизнь. Так что, мистер Казалет, я не могу считать всех индийцев ненадежными, хотя вполне допускаю, что люди, не сведущие в этом вопросе, склонны к заблуждению. И, – добавила она, нанося завершающий мазок на полотно щедрости, – я не верю, что человеческую натуру можно изменить. Они проявляли трогательную преданность. Например, мой отец, обладавший бесценным опытом, всегда говорил, что доверяет своим сипаям как собственному брату.
Тут Вилли с Джессикой исподтишка обменялись ироничными взглядами: лишь они знали, что отец леди Райдал разругался со своим братом в пух и прах, и они не разговаривали лет сорок.
Бриг не преминул воспользоваться подвернувшейся возможностью. Уцепившись за мельчайшую деталь, он легко умел перехватывать разговор: забавно, что она упомянула сипаев – на пароходе он встретил одну примечательную личность…
Сид перевела взгляд на тетушек, сидящих рядом в своих крепдешиновых платьях с длинным рукавом: те методично сортировали еду на тарелке. Долли считала тефтели трудно перевариваемой пищей, а Фло терпеть не могла жир; при этом каждая осуждала привередливость другой.
– В последнюю войну мы были благодарны за любую еду, – заметила Фло.
Долли ехидно возразила:
– Не припомню, чтобы ты отличалась особой благодарностью: даже когда папа устроил тебе поездку в Бродстерс после госпиталя, ты его не поблагодарила. Из Фло никудышная медсестра – совсем не переносит вида крови, – заметила она громче, обращаясь к остальным. – Все заканчивалось тем, что за ней самой приходилось ухаживать, а это совсем не то, чего хотели доктора…
Сибил в довольно бесформенном крепдешиновом платье – после рождения Уиллса она набрала вес – делилась со свекровью своими переживаниями.
– Это всего лишь стадия, – спокойно отвечала та. – Помню, Эдвард часто плевался, когда выходил из себя. У него случались неконтролируемые приступы гнева, и я, разумеется, переживала. У детей это бывает. – Она сидела во главе стола с идеально прямой спиной; как всегда, в шелковой блузке с крестиком из сапфиров и перламутра на аккуратной груди; твердый взгляд, полный чувства собственного достоинства, устремлен на невестку.
– Эдвард вообще был самый непослушный из всех детей, – засмеялась она, вспоминая. – Когда ему было лет десять, он собрал в саду все до единого нарциссы, связал их в пучки, утащив ленты у сестры, и продавал у дороги. Рядом поставил табличку с надписью «Помогите бедным», и знаешь, кого он имел в виду? Себя! За предыдущую провинность мы лишили его карманных денег, а он хотел какой-то особенный волчок. – Она вытащила из-за браслета золотых часов кружевной платок и промокнула глаза.
– И как, получил?
– Ну что ты! Я заставила его отнести все деньги в церковь на пожертвования. Ну и, конечно же, его отшлепали.
– Вы, наверное, обо мне говорите, – вмешался Эдвард, сидящий напротив.
– Да, милый.
– Я и в школе был невыносим, – признался Эдвард. – Не понимаю, как вы все меня терпите!
Нужно быть очень уверенным в себе, чтобы такое выдать, подумала Сид, но тут ее мысли прервала Джессика.
– Вот бы Кристоферу послушать – он чувствует себя таким неудачником в школе.
– А он и есть, – заметил ее муж. – В жизни не видел, чтобы парень упускал столько возможностей!
– Ему хорошо дается латынь, – поспешно возразила Джессика.
– Потому что ему нравится латынь, вот и все. Он должен преодолевать трудности и работать над собой даже там, где неинтересно.
– И естествознание. Он хорошо разбирается в зверях и птицах.
– Вряд ли кто-то и вправду работает над собой там, где скучно, – заметила Вилли. – Взять хоть Луизу: все годы обучения с мисс Миллимент она только и делала, что читала пьесы да романы. У нее едва зачаточные знания математики и латыни. Или греческого.
– Мисс Миллимент учит их греческому? – удивился Руперт. – Она просто прелесть! Интересно, кто обучал ее саму? Она чертовски хорошо разбирается в живописи.
– Подозреваю, она занималась самообразованием. Мама, ты, наверное, в курсе? – Вилли повернулась к леди Райдал; та взглянула на нее озадаченно.
– Понятия не имею. Она родом из почтенной семьи, и леди Конвей рекомендовала ее для девочек. Разумеется, я не интересовалась ее личной жизнью.
– Мне кажется, девочкам лучше обучаться дома, – вставил Хью. – Рейч, ты ведь тоже ненавидела свой пансионат, помнишь?
И Сид заметила, как та болезненно сморщилась при этом воспоминании.
– Да, было, зато учеба пошла мне на пользу.
Она так устала – даже есть не может, отметила Сид. Ей хотелось сказать: «Милая, иди ложись, я принесу тебе что-нибудь», но ведь она не у себя дома! К тому же ей не полагается любить Рейчел открыто; по сути, у нее вообще нет никаких прав…
После этого она уже не сводила глаз с Рейчел. Хозяйка дома обращала внимание присутствующих на цветы, красиво оформленные в центре стола – по-видимому, работа Зоуи, однако Сид видела лишь Рейчел. В семье полагалось съедать все до конца – Дюши не любила выбрасывать еду, – и Рейчел с явным усилием клевала телятину, кроша хлеб на маленькие кусочки и запивая водой. Сейчас ей приходилось не только разбираться с бесконечными проблемами детского приюта, но и сносить бремя родительского конфликта на эту тему, хотя в прошлом году все было значительно хуже, учитывая, что размещать деток совсем негде, кроме теннисного павильона. Практические соображения нисколько не повлияли – как, впрочем, и всегда – на патриархальную щедрость Брига, однако задели – и до некоторой степени до сих пор задевали – чувства матери, имевшей свои представления о благоразумии и приличии. Рейчел не выносила конфликтов, однако именно ей выпала незавидная участь посредника между родителями: приходилось смягчать деспотичные, размашистые планы отца и щекотливые, не имеющие ответа вопросы матери, что, похоже, устраивало обе стороны: Бриг не выносил вмешательства в его распоряжения, а Дюши никогда не противостояла ему открыто. Таким образом, дочь в роли буфера позволяла им продолжать дружелюбные отношения на публике. Однако такой расклад – как и многое другое в ее дочерней жизни – достигался за счет самой Рейчел. В данном случае на кону стояла ее благотворительность, и ей приходилось прогибаться подо всех.
Господи, что с нами будет, думала Сид, не находя ответа. Слава богу, Иви, ее сестра, в относительной безопасности – в Бате, работает секретарем у очередного музыканта, в которого она влюбилась – по крайней мере, так оно звучало по телефону. Но что делать ей самой, если начнется война? Нельзя же продолжать преподавание музыки, будто ничего не происходит! Можно вступить в какое-нибудь женское подразделение… Последнее время она все чаще обдумывала такую возможность, но это означало оставить Рейчел – полностью и надолго, и от ужасной перспективы ее парализовало страхом. Пока что ей удавалось отложить дилемму в долгий ящик, в зыбкое, ненадежное будущее; однако после вчерашних новостей о захвате Польши она понимала, что будущее скоро станет вполне реальным настоящим. Ей очень хотелось поговорить с Рейчел наедине, понять, насколько та в ней нуждается. Беда в том, что Рейчел не признавала права на собственные нужды и, конечно же, стала бы рассуждать о долге Сид так же серьезно и искренне, как и о своем. Впрочем, сегодня разговоры по душам исключались: после ужина по настоянию хозяйки собирались слушать «Пасторальную симфонию» в исполнении Тосканини. «Думаю, нам всем не помешает», загадочно обмолвилась она перед ужином. А после Бетховена Рейчел совсем устанет, даже если высидит столько времени.
Сид подняла голову, надеясь встретиться взглядом с Рейчел (та разговаривала с Вилли), но вместо нее случайно поймала взгляд Зоуи. Девушка неуверенно улыбнулась ей – почти как чужак чужаку. Обычно Сид старалась избегать Зоуи – не доверяла хорошенькому, но пустому личику, однако с недавних пор выражение ее лица изменилось: как будто прежде она знала все, что нужно, а теперь не знает совсем ничего, и это странным образом ее молодило – ведь она только недавно потеряла ребенка, а горе старит людей. Сид еще раньше заметила, что семья держалась с ней иначе, чем год назад. Кажется, они наконец приняли ее – как и меня, подумала она. С другой стороны, они ведь не знают мой секрет. И она снова взглянула на Зоуи: а вдруг у нее тоже есть секреты? Глупости, в самом деле! Она просто выглядит потерянной, потому что потеряла ребенка; зато ее горе все признают и относятся к нему уважительно.
Тем временем перешли к сливовому пирогу, и Руперт, по настоянию матери, принялся рассказывать историю про Тонкса из Академии.
– Бывало, он обходил студию – медленно так – и молча вглядывался в работы студентов. Однажды он подошел к особенно неумелому рисунку одной девушки. Долго так стоял, смотрел… Тишина, все замерли… И тут он спрашивает: «Вы умеете вязать?» – Руперт сидел рядом с Вилли и обратил свой вопрос к ней. Та, прекрасно знавшая эту историю, тут же подыграла, перевоплотившись в робкую студентку: нервно хихикнула и кивнула. – «Ну так пойдите домой и займитесь вязанием!»
– Ужас! – воскликнула Джессика. – Бедная девушка!
– Он был талантливым учителем; просто не считал нужным терпеть бездарей, от которых совсем никакого толку.
– Но ведь твои работы ему нравились, правда же? – уточнила Зоуи.
– Ну, по крайней мере, он не спрашивал, умею ли я вязать.
– Вот и хорошо, – вставил Эдвард, – а то вязальщик из тебя вышел бы неважный.
Тут Фло взвизгнула от смеха и нечаянно подавилась пирогом; Долли пришла на помощь и стукнула ее по спине – намеренно сильно, кусочек вылетел из носа и шлепнулся на стол.
– Эдвард, дай ей скорее платок, – воскликнула Вилли, когда Фло перестала кашлять и принялась чихать.
Тот порылся в карманах.
– Что-то не найду.
Реймонд предложил свой. Вилли принесла Фло стакан воды. Та постепенно успокаивалась.
– Все, пропал ваш платок, – резюмировала Долли. – Фло в жизни не вернула ни одного платка!
– Зато у меня есть чувство юмора, – возразила Фло между чиханиями, – чего не скажешь о некоторых.
Рейчел поймала взгляд Сид и подмигнула, словно приласкала; та улыбнулась и подмигнула в ответ.
* * *
За ужином в Грушевом коттедже, помимо прочего, обсуждали войну в диапазоне от тревоги до веселой лихости. К лагерю последних принадлежали Тедди, Саймон, Нора, Лидия и Невилл (Лидия с Невиллом напросились ужинать в столовую под двойным предлогом: облегчение работы слугам и тот факт, что их уже давно ничем не развлекали). Полли с Клэри были возмущены присутствием малышни: их самих лишь недавно стали допускать в столовую, да и то не всегда.
– В них нет ни капли справедливости! – негодовала Клэри, подразумевая своего отца и тетю Вилли.
Кристофер с Полли выступили единым фронтом: оба не одобряли войну и боялись ее. Луиза колебалась: одно дело – не одобрять, другое – испортить карьеру; с третьей стороны, по ощущениям, грядут захватывающие события. Мисс Миллимент, сразу догадавшись, что ее присутствие в Большом доме нежелательно, тактично выразила желание остаться с детьми и теперь сохраняла заинтересованный нейтралитет. Она сидела за столом в темно-коричневой юбке и кардигане, который утром обнаружила на дальней полке в шкафу. Пожалуй, не надевала года два, и трикотаж поела моль – к счастью, в малозаметных местах. Маленькие серые глазки весело поблескивали за стеклами очков в стальной оправе.
– Вот бы Гитлер подождал годика три, – рассуждал Тедди. – Я бы вступил в ВВС и забросал его бомбами! – Летом у него начал ломаться голос, и теперь он говорил слишком громко.
– Ты же вроде собирался стать истребителем, – напомнила Луиза.
– Да, но мало ли – вдруг придется…
– А ты, Кристофер, чем бы хотел заниматься? – спросила мисс Миллимент: ей показалось, что Тедди слишком забивает его собой.
– Ну, не знаю… – пробормотал тот.
– Кристофер у нас совестливый отказник, – пояснил Саймон.
– Отказник совести, – поправила его Нора.
– А что это такое? Что надо делать? – встрял Невилл.
– Отказываться идти на войну, болван!
– Не надо обзываться! Мисс Миллимент, а я с ним согласна.
– Правда, Полли? Я не знала.
– Ты хочешь сказать, что возражаешь против войны? Как странно!
– Невилл, ты вообще ничего не понимаешь, так что лучше заткнись!
– Мне кажется, Невилл как раз и хочет понять, – мягко вмешалась мисс Миллимент.
– Можешь водить машину «скорой помощи» или выполнять еще какую-нибудь скучную работу, – предложил Тедди.
– Или просто будешь эвакуированным. Мы их сегодня видели.
– Кто это – мы?
– Лидия со мной.
– Мы с Лидией, – поправила его Клэри.
– Они такие мерзкие, фу! – вставила Лидия. – Один из них отодрал корку с ранки на колене и съел!
Невилл обернулся к ней.
– Да ты сама так делаешь, я видел!
– Ничего ты не видел!
– Еще как видел! Такое не часто увидишь, – пояснил он для мисс Миллимент, – так что вряд ли забудешь. В ванне, когда ты купалась!
Лидия порозовела.
– Я просто не хотела, чтобы корка упала в воду, – оправдывалась она.
– Ну и кто теперь мерзкий? – констатировала Нора.
– А что поделать, если такое мерзкое случается?
– Если бы тебя здесь не было, мы бы нашли и более интересные темы!
Повисло молчание: все доедали пирог с рыбой и фасоль.
– А когда Джуди возвращается? – наконец спросила Клэри. Ей было не особенно интересно, скорее хотелось показать, что она умеет вести светские беседы – не в пример некоторым.
– Папа забирает ее завтра. Она в Роттингдене у школьной подруги. В начале каникул ей удалили миндалины, и мама решила, что морской воздух пойдет ей на пользу.
– А как поживает Анджела? – спросила мисс Миллимент.
– Нашла какую-то работу, снимает квартиру с подругой; мы ее почти не видим. Мама хочет, чтобы она выходила в свет, теперь, когда у нас есть деньги, но та и слышать не желает.
– И вы считаете это интересным разговором, мисс Миллимент? – внезапно встрял Невилл.
– У одного из эвакуированных глисты, – заявила Лидия прежде, чем мисс Миллимент успела ответить. – И еще им пришлось сбрить волосы, потому что там завелись маленькие животные. В общем, никудышные они какие-то…
– Неправда! – возразил Невилл. – Наверняка докторам лучше, когда один тяжелобольной, чем когда все подряд болеют по пустякам. Представь, что у тебя ветрянка, и корь, и свинка – все сразу, – добавил он, увлекаясь, – ты вся покроешься пятнами, да так, что они сольются в одно большое пятно, и его даже видно не будет! А зато потом выздоровеешь на всю оставшуюся жизнь! Если б я был врачом, я бы всех заражал…
– Заткнись! Я так и знала, что не стоило их сюда пускать…
– В этом и заключается суть прививки, – пояснила мисс Миллимент. – Благодаря вакцине в нашей стране люди больше не болеют оспой. Вам всем в детстве сделали прививку.
– Ну вот, – воодушевился Невилл. – Теперь нам осталось только заразить немцев оспой – они заболеют и не смогут воевать. От этого можно умереть?
– Да, раньше люди умирали.
– Вот я и говорю!
– Не клади косточки на стол, – сделала ему замечание Клэри: она видела, что Полли напрягается каждый раз, когда упоминают о войне.
Похоже, мисс Миллимент тоже это заметила, поскольку тут же пустилась в подробное описание экспериментов доктора Дженнера с вакциной. На Кристофера это произвело большое впечатление.
– Он, наверное, спас тысячи жизней! – Его очки затуманились, лицо покраснело от волнения. – Вот бы мне изобрести что-нибудь этакое!
– Подобные открытия обычно происходят в результате внимательного наблюдения, – заметила мисс Миллимент. – Ты вполне можешь что-нибудь открыть, если очень захочешь.
– Богач, бедняк, нищий, вор, – бормотала Лидия детскую считалку, перебирая сливовые косточки. Запихав в рот еще одну сливу, она выудила косточку и повторила ритуал заново. – Богач! – воскликнула она, изображая неподдельное изумление.
– А я по-другому считаю, – заявил Невилл.
– Как?
Он прищурился и задержал дыхание.
– Машинист, пират, сторож в зоопарке, грабитель, – объявил он наконец. – Я-то не жульничаю, как ты, потому что не против стать любым из них.
– Ты, как всегда, ничего не понял, – упрекнула его Клэри. – Смысл выбора в том, что должны быть и неприятные вещи.
– Например, выйти замуж за вора, – предположила Лидия.
– Ну не знаю, может, это не так уж и плохо, – задумалась Полли. – Возвращаются домой вечером и приносят всякие интересные штуки. Если у вас одинаковый вкус, можно целый дом обставить.
Тедди, уже доевший свою долю пудинга, попросился обратно в Большой дом: у них с Саймоном осталось незаконченное дело.
– Ох уж мне эти женщины и дети! – пожаловался он на бегу. – Иногда просто бесят!
Саймон выразил солидарность. На самом деле старшие девочки не вызывали у него таких чувств, однако он считал это слабостью и надеялся со временем стать таким же суровым, как Тедди.
– А что у нас за дело? – спросил он. Неудобно получится – Кристофера не позвали.
– Сейчас увидишь.
Темнело. Добежав до подъездной аллеи, Тедди свернул куда-то в сторону и принялся изучать живую изгородь, окаймлявшую небольшую рощицу.
– Где-то здесь была дыра, – бормотал он. – Мне Кристофер показал в прошлом году.
– В лесу будет темно, хоть глаз выколи. – Саймон понемногу начинал нервничать.
– Неа. Сейчас увидишь… А, вот она!
Он шустро нырнул в узкую щель. Саймон последовал за ним, продираясь сквозь заросли ежевики, мох, свисающий с ветвей, и высохшие зонтики купыря. Когда он уже начал жалеть, что не остался дома, с Кристофером – сидели бы сейчас, разглядывали его коллекцию старых открыток или кормили сову, – Тедди остановился.
– Ну вот мы и пришли, – объявил он и сел на землю.
Саймон уселся рядом. Вокруг был обычный лес, ничего интересного. Тедди достал из кармана свечу и коробку спичек.
– Надо расчистить ровное место, – сказал он, и Саймон послушно отгреб в сторону листья и ветки. Надеюсь, он не собирается колдовать, подумал он, но промолчал.
– Так… – Тедди достал свой массивный перочинный ножик.
– А это зачем? – опасливо спросил Саймон – вдруг Тедди хочет смешать их кровь, как делают индейцы, заключая договор.
– А вот зачем!
И тот извлек на свет потрепанную сигару.
– Где ты ее взял?
– Бриг оставил в пепельнице; забыл, наверное. Это не кража – я просто взял. – Он примостил сигару на колено и принялся распиливать пополам. – Я подумал – вдвоем веселее.
Саймона охватили противоречивые чувства: гордость за то, что его посвятили в тайные забавы для избранных, и одновременно страх – бог знает, чем дело кончится!
– Надо обсосать один конец, чтобы стал влажный, – пояснил Тедди, протягивая ему половину, затем чиркнул спичкой и зажег свечу. Лицо его раскраснелось от пробежки.
– Давай, прикуривай.
Тедди протянул ему спички. Саймон израсходовал три штуки, но ничего не получалось. Сигара крошилась во рту, оставляя горький привкус старых листьев.
– Дай я сам.
Вернув ему зажженную половинку, Саймон посоветовал:
– Ты затягивайся чаще, а то потухнет. Ну, за все хорошее!
С этими словами он выудил из-за пазухи маленькую бутылочку; на этикетке было написано «Фиговый сироп». Осторожно поставив ее на землю, Тедди достал еще одну, по виду – тоник, и, наконец, пластиковую кружку, с какими ходят на пикник.
– Будем пить и курить, – объявил он. – И провозглашать тосты!
Саймон облегченно выдохнул: никакого колдовства и кровопускания не ожидается.
– Вообще-то, – продолжил Тедди, наливая поровну из каждой бутылки, – это не настоящий тоник. Настоящего я не нашел – выпили, наверное, поэтому я смешал порошок для желудка с водой – почти то же самое.
Он зажег свою сигару, затянулся и тут же умолк. Саймон спохватился – его сигара успела погаснуть. Пока он прикуривал заново, Тедди отхлебнул из кружки и протянул ему.
– Теплая – нагрелась, пока носил, а лед взять было негде.
Саймон осторожно глотнул: не похоже на апельсиновую газировку – вообще ни на что не похоже.
– Газы уже выветрились, – с сожалением констатировал Тедди.
Саймон не ответил: затянувшись, он почувствовал, будто падает куда-то в пропасть.
– Так, за что пьем? Давай – смерть Гитлеру! – Он сделал глоток и протянул кружку брату. – Ты тоже повторяй.
– Смерть Гитлеру, – прохрипел Саймон, чувствуя, как первый глоток поднимается вверх, навстречу второму. Он глотнул несколько раз, и желудок успокоился.
– Может, выпьем за здоровье? – предложил он.
– Хорошая мысль. За Стрэнгвейса.
Стрэнгвейс был капитаном их школьной команды по регби; Саймон не осмеливался даже заговаривать с ним.
– Ты что-то мало пьешь – давай, там еще полно.
Саймон послушно глотнул, надеясь, что привыкнет, однако надежды не оправдались.
– Пожалуй, я просто покурю, – сказал он, но Тедди велел ему не глупить и снова наполнил кружку.
Выпили за Лорела и Харди, Бобби Риггса, мистера Чемберлена, Сесилию Кортнидж и, наконец, за короля. Тут Тедди потребовал пить стоя, что оказалось ужасно трудно. Он кое-как поднялся на ноги, смеясь и раскачиваясь.
– Кажется, я немного пьян, – констатировал он, помогая Саймону встать, однако едва отпустил, как тот внезапно рухнул на землю, и его тут же вывернуло, да так, что слезы из глаз полились; пришлось оправдываться, что он вовсе не плачет. А, ерунда, отозвался Тедди; наверняка все дело в рыбе – стухла небось, пока везли из Гастингса в фургоне.
– Неважно, – сказал он. – Вообще все на свете – пустяки!
Когда Саймону полегчало, они задули свечу и отправились домой.
* * *
– Да, чудной мир…
Это прозвучало как легкое неодобрение: дескать, не хочу никого обидеть, однако могло быть и получше. Миссис Криппс никогда не понимала, что он подразумевает: личную жизнь, к которой она испытывала острый интерес, или внешнюю политику, которая ее нисколько не волновала.
– Да, пожалуй, – осторожно поддакнула она, наливая себе немного чая, чтобы посмотреть, достаточно ли настоялся.
– Конечно, они не имеют никакого отношения к Империи. – Он следил за тем, как она наливает чай ему в чашку: темная жидкость смешалась с молоком, получившийся цвет напоминал листья бука. Шоферская фуражка – серая, с черной кокардой – лежала на столе рядом с тарелкой пирожных.
– Поймите меня правильно – я совсем не против поляков как таковых…
Ее сердце упало. Что он имеет в виду?
Повисло молчание, пока он методично размешивал три куска сахара – никогда не оставлял сахар на дне, не то что некоторые.
Они сидели в маленькой гостиной рядом с кухней, где она частенько отдыхала по вечерам. По молчаливому уговору остальные слуги сюда не заглядывали, кроме Айлин – та иногда пила с ней чай. Ужин только что закончился, издали доносились звуки граммофона мадам; в буфетной девочки мыли посуду.
– Не желаете ли пирога, мистер Тонбридж? – предложила она.
– От вашей выпечки не откажусь, миссис Криппс. После вас.
Он пододвинул ей тарелку, и она взяла кусочек ради приличия.
– Душно было в Лондоне? – светски поинтересовалась она. Ей до смерти хотелось узнать, что произошло там, в городе.
– Не то слово, – вырвалось у него.
Он глотнул немного – она всегда заваривала отличный чай, – борясь с нахлынувшим желанием рассказать ей ужасные подробности. Нет, все это слишком больно и унизительно – он рискует навсегда потерять ее уважение.
– Мы на грани, миссис Криппс, в этом нет никакого сомнения – вот куда нас завели наши политики – и Польский коридор тут ни при чем.
Что еще за коридор? Какое отношение он имеет к началу войны? На всякий случай она изобразила на лице легкую озабоченность. Его послали в Лондон на день, чтобы забрать кое-какие вещи; ходили слухи (Айлин прислуживала за завтраком), что ему разрешили привезти жену с ребенком, – однако вернулся он один.
Поразмыслив, она решила прибегнуть к его любимому высказыванию.
– Я думаю, политикам доверять нельзя, мистер Тонбридж.
– Здесь я с вами полностью согласен. – Он чуть пододвинул к ней чашку; она проворно выплеснула заварку и налила ему свежего.
– К тому же большей частью они сами не понимают, что делают.
– Именно так, миссис Криппс, да еще и от нас скрывают.
Она пододвинула ему тарелку с пирогами, и его рука автоматически потянулась за ними, однако сам он этого даже не заметил и не поблагодарил.
– Но, как говорится, кто в итоге платит за музыку?
Она сверкнула улыбкой, демонстрируя золотую пломбу, которую он – в числе прочих редко видимых или всецело скрытых деталей – находил весьма привлекательной.
– Ой, не говорите! – проворковала она, чуть подавшись вперед, так, что бюст слегка колыхнулся в вырезе платья.
Какая славная, подумал он (уже не в первый раз).
– Для женщины у вас удивительный ум. Вам ничего не нужно объяснять, все понимаете. С вами так приятно разговаривать – не то что с некоторыми…
Этим мимолетным, но определенно негативным намеком на миссис Тонбридж ей в итоге и пришлось удовлетворить свое любопытство. Похоже, визит все-таки состоялся и закончился не слишком хорошо. Если и вправду начнется война – разумеется, лично ее такая перспектива совсем не радовала, – то семья останется здесь. Работы, конечно, прибавится, зато и Фрэнк (так она звала его про себя) будет рядом. Пожалуй, стоит сделать завивку, размышляла она в постели, устраивая поудобнее натруженные ноги – страшно болели вены после целого дня работы.
А Тонбридж, аккуратно повесив униформу на спинку стула, расстегнул кожаные краги, расшнуровал ботинки и теперь стоял в темноте у комода, охваченный ужасными воспоминаниями…
Разумеется, сперва он выполнил поручение и на Госпорт-стрит выбрался не раньше двух. В доме было тихо, занавески задернуты. Забрезжила надежда: может, уехала к матери? Едва он закрыл за собой дверь, как наверху послышались голоса. Он начал было подниматься по лестнице, но тут дверь спальни открылась, и оттуда вышла она, на ходу запахивая халат, щелкая шлепанцами по линолеуму.
– А, это ты! Ну и чего тебе надо?
Он рассказал ей о великодушном предложении мадам перевезти их за город.
– Ну спасибо, что снизошел до меня! – саркастически отозвалась она, преграждая ему путь.
– Ты чего? – спросил он, заранее боясь ответа.
Она сложила руки на костлявой груди и захохотала.
– Джордж! Ты не поверишь, кто к нам пришел!
Снова отворилась дверь спальни, и к ним, застегивая ширинку над пивным пузом, вышел здоровяк ростом около шести футов – ему пришлось пригнуться, – с курчавыми рыжими волосами. Его ручищи походили на бараньи ноги и были сплошь покрыты татуировками.
– Джордж обо мне позаботится, – заявила она, – так что можешь проваливать.
– Шпионит за нами, а? Подглядывает?
Здоровяк шагнул вперед, и половицы жалобно скрипнули.
– Я приехал забрать ее и увезти подальше от бомбежек. И ребенка, – пояснил он слабым голосом.
– Я отправила его в школу.
– Куда?
– Не твое собачье дело. Тебе-то что?
Он возразил было, что это его ребенок, но она снова захохотала.
– Не смеши меня! С чего, по-твоему, я за тебя вышла, чучело ты эдакое?
Правда вылезла наружу. Он всегда подозревал, но гнал эту мысль подальше – не хотелось верить.
– Тогда я заберу свои вещи, – сказал он и двинулся вверх по лестнице, однако ноги тряслись, и ему пришлось ухватиться за перила.
– Не смей меня трогать! – вскрикнула она.
Джордж спустился ниже и положил ей на плечо пятерню, похожую на связку сосисок.
– Отдай ему, Этель, – распорядился он. – Мне они все равно без надобности. А он подождет снаружи, тихо, как… – Он сделал паузу; светло-голубые глаза излучали презрение. – Мышонок, – закончил он.
Так и вышло. Она открыла окно и пошвыряла одежду прямо на тротуар, в канаву – носки, рубашки, две пары туфель и зимнюю униформу, – а он собирал и относил в багажник, пока Джордж стоял в дверях и наблюдал. Его в жизни так не унижали; вся улица, наверное, видела…
Забравшись в машину, он поскорее отъехал подальше, однако, повернув за угол, был вынужден остановиться – слезы застилали глаза, а ведь он всегда бережно относился к автомобилям мистера Казалета. Тот, бывало, говорил, что в заботе о машине ему нет равных. «Я бы доверил тебе новенький «роллс-ройс», если б у меня был», – заявил он не так давно. Тонбридж служил у мистера Казалета больше двадцати лет – немногие могут этим похвастаться! Дело ведь не только в вождении; главное – содержание и уход. Попробуйте найти хоть одно грязное пятнышко или неотполированный кусочек, хоть малейшую неисправность в моторе! Он высморкался, дрожащими пальцами нашарил в кармане пачку сигарет и закурил. А теперь мистер Казалет потерял зрение и зависит от него как никогда прежде. «Я полагаюсь на тебя, Фрэнк, – сказал он прошлым летом – тогда впервые запахло войной. – Я знаю, что всегда могу на тебя рассчитывать». Настоящий джентльмен не станет болтать попусту! Даже когда у них возникли разногласия с мистером Казалетом – тот привык ездить по правой стороне дороги, как на лошади, – он смело заявил: «Я решительно против! Или вы ездите слева, или я сам вожу!» Теперь он возил его всегда, как и мадам, и мисс Рейчел – такая славная леди, не говоря уж о миссис Хью с миссис Эдвард. «Вы – член семьи, – сказала ему мисс Рейчел, когда навещала в больнице – язва обострилась. – Вы ужасно храбрый!» Храбрый… Мисс Рейчел нипочем бы не стала врать. Он оглянулся: надо раздобыть коробку или ящик – нельзя же возвращаться с барахлом, рассыпанным по всей машине, все-таки у него есть остатки гордости…
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?