Текст книги "Судьба: Дитя Неба"

Дворец Главного жреца, Круг, Гвинвуд

Стук в дверь прервал размышления Ллаурона.

– Входите.

Дверь отворилась, и на пороге появился Каддир, выглядевший непривычно взволнованным.

– Вы хотели меня видеть, ваша милость?

Ллаурон улыбнулся.

– Да, Каддир, спасибо, что ты пришел так быстро.

Главный жрец встал с кресла и жестом предложил главе целителей войти, что Каддир и сделал, аккуратно прикрыв за собой дверь.

– На столе стоит поднос с ужином, угощайся.

Каддир кивнул, но прежде, чем приступить к еде, повесил тяжелый зимний плащ на крючок у двери. Потом он подошел к камину и некоторое время постоял у огня, согреваясь. Холодный ветер усилился, приближалась буря. За то недолгое время, что он провел на улице, Каддир успел замерзнуть.

Ллаурон налил себе бренди.

– Как твои пациенты?

– Большинство поправляются, ваша милость.

– Хорошо. Меня особенно интересует состояние тех, кто уцелел после лиринского рейда на границе лорда Стивена.

– Никто из них не выжил, ваша милость.

Глаза Ллаурона широко раскрылись от удивления.

– Никто?

– Да, их ранения оказались гораздо серьезнее, чем мы предполагали.

Главный жрец вдохнул букет бренди, затем сделал маленький глоточек.

– Даже женщина с ранением в ногу? Кажется, ее звали Геделия?

– Да, ваша милость. Должно быть, ее рана загноилась.

Серо-голубые глаза Ллаурона едва заметно сузились.

– Понятно. Тебе удалось с ними поговорить, прежде чем их настигла смерть?

Каддир подошел к подносу, взял с него тарелку и начал накладывать себе еду, глядя на Ллаурона, который внезапно заинтересовался чем-то происходившим за окном.

– Все, как обычно, ваша милость. Они не знали о том, что оказались в Наварне, что пересекли Авондерр и участвовали в сражении. Они лишь помнят, как находились в Тириане, а потом, уже ранеными, пришли в себя в лесу Наварна. Жаль, что они не могут ответить на наши вопросы.

– Жаль. – Ллаурон тяжело опустился в кресло.

Каддир уселся напротив.

– Кстати, когда вы собираетесь отправиться в путешествие?

Ллаурон осушил бокал с бренди.

– Примерно через месяц, точная дата зависит от целого ряда событий. Я постараюсь сообщить заранее, чтобы у тебя не возникло проблем в мое отсутствие.

Каддир улыбнулся.

– Благодарю вас, ваша милость. Уверен, что никаких проблем не возникнет, я об этом позабочусь.

Ллаурон улыбнулся в ответ.

– Разумеется.

– Стражники говорят, что к вам приходила Рапсодия? – спросил Каддир, потирая замерзшие руки.

Ллаурон на секунду задумался. Она пришла через потайную дверь – интересно, как могла просочиться информация? Похоже, ему следует быть осторожнее.

– Да, – ответил он. – Она пришла пополнить запас лекарственных растений для лечения обитателей Илорка. Сейчас она уже на пути назад. Жаль, что ты разминулся с ней, но она не хотела задерживаться, поскольку болги нуждаются в ее внимании. Похоже, у них началась ужасная эпидемия какой-то непонятной болезни.

– Как жаль, – сочувственно сказал Каддир. – Мы можем предложить им помощь? У меня есть толковые ученики, которых мы могли бы послать в Илорк со следующим почтовым караваном.

Ллаурон встал и подошел к подносу с ужином. Взяв тарелку, он принялся накладывать на нее еду, пытаясь создать впечатление хорошего аппетита, который у него совершенно пропал.

– Хорошая мысль, но, боюсь, уже слишком поздно. Рапсодия ужасно расстроена. Когда она покидала Илорк, большая часть их армии была больна. Скорее всего, к ее возвращению лишь немногие останутся в живых. Подобные эпидемии кошмарная вещь, но особенно тяжело приходится примитивным культурам.

– Понятно. Жаль, что мы ничем не можем помочь. Вы больше ничего не хотели со мной обсудить, ваша милость?

Ллаурон повернулся к огню.

– Пожалуй, нет. Я просто пригласил тебя разделить со мной ужин, мы так давно не болтали. Мне хотелось выяснить, как ты поживаешь.

28

Сорболд

Когда Рапсодия шагала вслед за рабом в сторону бараков гладиаторов, у них за спиной раздался крик. Через несколько мгновений в коридор выскочил мужчина, одетый в такой же богатый наряд, как Трейлус, и пробежал мимо них. Его лицо было искажено от страха. Он снова что-то крикнул. Раб жестом показал Рапсодии, чтобы она отошла к стене. Мужчина остановился в нескольких шагах перед ними.

Он вновь закричал, и в ответ раздался топот бегущих ног. Две женщины и мужчина в одеждах целителей – Рапсодия обратила на нее внимание, когда входила в цирковой комплекс, – прибыли на зов мужчины. Они принялись совещаться на сорболдском языке. Рапсодии удалось уловить несколько слов: «Трейлус… фундамент обрушился… экскременты… кровь…»

Потом все четверо торопливо прошли мимо и скрылись за углом.

Рапсодия почувствовала, как ее охватывает оцепенение, – она начала понимать, что произошло. «Надеюсь, у тебя будет чудовищный понос», – сказала она Трейлусу. Получалось, что она нечаянно воспользовалась своими способностями Дающей Имя; ее клятва говорить только правду неожиданно воплотила слова в реальность. Рапсодия содрогнулась, вспомнив свои последние слова.

«Надеюсь, ты умрешь в страшных мучениях, И я мечтаю помочь тебе расстаться с жизнью».

С тех самых пор как Рапсодия случайно переименовала Акмеда и освободила его от связи с демоном, она никогда не забывала о могуществе своих слов. Но на сей раз совершила ошибку, поддалась гневу, и теперь из-за ее глупого поведения человек умирает в страшных мучениях. И хотя Трейлус вызывал у нее омерзение, Рапсодия чувствовала себя ужасно.

Раб дождался, пока стихнет шум в бесконечных коридорах комплекса, а потом жестом предложил Рапсодии следовать за ним. Она кивнула, отвернулась, чтобы не видеть жалости в его глазах, и послушно зашагала дальше. В этой части комплекса все выглядело вполне пристойно: каменный пол отполирован, двери украшают бронзовые накладки. Двери выглядели массивными, но Рапсодия слышала стоны и страстные крики, и ей снова стало не по себе.

Раб остановился перед дверью в самом конце коридора и показал, что она должна войти именно сюда. Она увидела, как сочувствие в его взгляде сменилось ужасом, и благодарно ему улыбнулась. Потом махнула рукой, показывая, что она все поняла и он может идти.

Рапсодия дождалась, когда он скроется из виду, затем достала из-за пояса маленький мешочек, который дал ей Ллаурон, и вытащила оттуда бутылочку. Мазь для растираний она засунула в мешочек, поправила костюм и распустила волосы, собранные в узел на затылке. Затаив дыхание, она огляделась по сторонам, убедилась, что на нее никто не смотрит, и постучала в дверь.

– Заходи, – послышался голос из комнаты.

Он был таким низким и сильным, что ей стало не по себе.

Рапсодия осторожно приоткрыла дверь и заглянула в комнату. Она оказалась большой, просторной и светлой – горело множество свечей. В центре комнаты стояла огромная деревянная кровать с атласными простынями. На стенах было развешано оружие и воинские трофеи, а возле постели валялась одежда.

Гладиатор сел. Рапсодия предполагала, что он будет большим и сильным. Однако реальность превзошла все ее ожидания. Он оказался почти таким же большим, как Грунтор, с невероятно широкими плечами и грудью. Константин был на удивление красивым, светлые волосы волнами спадали на плечи, темно-синие глаза напоминали небо перед закатом. От него исходила такая сила, что ладони Рапсодии повлажнели от пота и она почувствовала предательский страх. Она не знала, что страшит ее больше – кровь демона или физическая сила. Рапсодия чувствовала себя особенно уязвимой в своем прозрачном наряде, но поворачивать назад было поздно.

– Константин?

Его глаза сузились.

– Да.

Рапсодия сглотнула, пожалев, что не придумала другого плана.

– Меня прислал Трейлус, – проговорила она, надеясь, что он поймет ее сорболдский. – Он сказал, что, если ты захочешь, я могу помассировать тебе спину.

– Заходи, – коротко ответил он.

Рапсодия вошла и почувствовала, что Константин внимательно ее разглядывает. Даже стоя у двери, она ощутила, что он возбудился. Она оглядела комнату в поисках окна или другого выхода, но сюда вела одна только дверь.

– Закрой дверь.

Она повиновалась, оставив дверь чуть-чуть приоткрытой.

– Подойди.

Рапсодия сделала глубокий вдох, пересекла комнату и остановилась в нескольких шагах от постели. В ее сознании забурлили отвратительные воспоминания, но она заставила себя их отбросить и сохранить спокойствие.

– Сядь, – приказал Константин, показывая на кровать рядом с собой.

Его глубокий голос и пронизывающий взгляд заставляли повиноваться. Рапсодия подошла ближе и открыла маленький мешочек, который принесла с собой.

– У меня тут мазь, она поможет твоим мышцам расслабиться, – сказала она, надеясь напомнить ему о своем задании.

– Ты можешь начать с этого, – заявил он, отбросив в сторону одеяло.

Гладиатор был совершенно обнажен, его член, размеры которого были под стать могучему телу, находился в состоянии эрекции.

В тот же миг на Рапсодию снизошло абсолютное спокойствие, как бывало всегда в минуты надвигающейся опасности. Теперь она не сомневалась, что Ллаурон ввел ее в заблуждение; ей очень хотелось верить, что не намеренно, но сейчас это уже не имело значения. Она выругала себя за глупость: ну как можно было поверить, будто в таком наряде она окажется в безопасности! Рапсодия покачала головой, сделав вид, что ничего не понимает.

– Нет, твоя спина. Я должна сделать массаж. – Она продолжала покачивать головой. – Ты ведь сегодня сражался, правда?

– Да, – ответил гладиатор, и его голос стал еще ниже. – Сядь.

Она сделала еще один шаг вперед, ей не хотелось его сердить.

– И ты победил?

Он бросил на нее пренебрежительный взгляд.

– Конечно.

– Чем закончился Товврик? – нервно спросила она.

Константин холодно улыбнулся.

– Я никогда не оставляю своему противнику шансов, – заявил он.

А затем с быстротой, напомнившей ей Акмеда, Константин схватил ее и усадил рядом с собой на постель. В следующее мгновение он сорвал тонкий шарф, прикрывавший грудь Рапсодии, и в его глазах появилось нечто пугающее.

– Завтра ты скажешь Трейлусу, что он сделал хороший выбор, – пророкотал он, и в его голосе появились нотки восхищения. – Твоя грудь не хуже всего остального, маленькая, но идеальной формы, она вызывает желание. Ты мне подойдешь.

Он резко привлек ее к себе и жадно поцеловал в губы, одной рукой обнимая Рапсодию за плечи, а другой грубо лаская ее грудь. Рапсодия почувствовала, как усиливается его желание.

Она быстро пыталась придумать, что же ей делать, а руки Константина тем временем медленно двигались к ее животу. Конечно, в крайнем случае она может его убить. Рапсодия начала сомневаться в том, что, пока гладиатор жив, ей удастся от него вырваться. У него были такие огромные ладони, что он легко обхватил ее за талию – большие пальцы замерли в районе пупка, а кончики средних соединились на спине. Рапсодия прекрасно понимала: стоит ей разозлить Константина, и он может легко сломать ей ребра. Она погрузилась в состояние отрешенности – перестала обращать внимание на происходящее, стараясь максимально сосредоточиться. Петь она не могла, во всяком случае в данный момент, поскольку его язык проник ей в рот, мешая дышать.

Затем он слегка расслабился и вновь принялся грубо ласкать ее грудь, жесткие ладони и мозолистые пальцы – годы тренировок с оружием оставили свой след – причиняли боль. А вот у Рапсодии не было даже кинжала, и она прекрасно понимала, что гладиатор не обратит внимания на боль, которую она может причинить ему обычными способами. Она могла бы выпустить на волю свой огонь, но он его убьет, а Рапсодия хотела спасти последнее дитя демона. Все ее рассуждения сводились к одному: либо Константин ее изнасилует, либо она его убьет, но и в том и в другом случае она может погибнуть и сама. Что ж, винить тут некого.

Одна из его рук проникла под юбку, а потом его пальцы пробрались ей между ног. У Рапсодии возникло странное ощущение, и к своему ужасу она задрожала, когда его пальцы замерли.

Она ощутила, как он улыбается, продолжая жадно ее целовать, – от Константина не укрылась ее реакция. Рапсодия была знакома с силами природы, но не представляла себе, с чем ей пришлось столкнуться. Казалось, Константину удалось воззвать к ее крови. Только сейчас она поняла, что его успех в качестве гладиатора объясняется демонической кровью и способностью манипулировать ее голосом – Акмед обладал похожим даром.

Рапсодия вскрикнула, ощутив, как его пальцы начали проникать все глубже, пока он не добрался до теплой влаги, возникшей при его первом прикосновении. Он начал ласкать ее, стараясь посильнее возбудить, потом слегка изменил положение тела, готовясь уложить Рапсодию в постель. Она знала, что, если это произойдет, ее шансы на спасение исчезнут, поэтому она изо всех сил рванулась в сторону, свалилась с постели на пол, перекатилась и вскочила на ноги прежде, чем Константин успел ее схватить.

Обнаженная по пояс, Рапсодия стояла и дико смотрела на него, длинные волосы рассыпались по плечам. Сначала она подумала, не прикрыть ли ей волосами грудь, но потом отбросила эту идею: гладиатор может возбудиться еще сильнее. Удивление на его лице постепенно уступило место ярости.

– Пожалуйста, – всхлипнула она, стараясь сделать вид, что ужасно испугана, причем это получилось у нее без особых усилий. – Трейлус послал меня сюда совсем не за этим. Я должна массировать мышцы твоей спины. Он сказал, что меня побьют, если завтра ты не сможешь сражаться. Пожалуйста, разреши мне сделать то, ради чего я пришла. – Ее глаза увлажнились под прядями блестящих волос, в голосе прозвучала мольба.

Гладиатор посмотрел на нее, его ярость быстро исчезла, лицо превратилось в застывшую маску. Он еще раз оглядел ее с ног до головы, а потом его лицо смягчилось.

– Ладно, – пробурчал Константин, поворачиваясь на бок. – Давай покончим с этим.

Рапсодия облегченно вздохнула и вновь взялась за свой мешочек. Она вытащила флакон с бесцветной жидкостью и подошла к постели.

– Если ты ляжешь на живот, я смогу сесть тебе на спину и сделать массаж, – робко проговорила она, прикрывая грудь одной рукой.

– Это будет довольно трудно, мне мешает одно серьезное обстоятельство, – проворчал он, но все-таки улегся на живот.

Теперь, когда гладиатор лежал к ней спиной, он уже не казался таким страшным. Рапсодия забралась ему на спину и приготовилась вытащить пробку из бутылки.

Он мгновенно перевернулся на спину, схватил ее за талию и сдвинул вниз, так что Рапсодия оказалась на нем верхом. Она лишилась опоры, к тому же в одной руке продолжала сжимать флакон, и потому не смогла оказать сопротивления, когда гладиатор сорвал с нее остатки костюма и сдвинул еще ниже. Она ощутила, как опаляющий жар коснулся ее ягодиц.

Одной рукой он обхватил ее за талию и прижал к груди, а другая рука вновь проникла ей между ног. Рот Константина прижался к шее Рапсодии, и она ощутила, как его язык коснулся ее кожи. Потом гладиатор заговорил.

– Послушай меня, – произнес он голосом, охрипшим от страсти. – Ты будешь массировать меня сейчас, хотя я уже готов сражаться.

Он ощутил ее страх, уже не притворный, и Рапсодия увидела, что это лишь еще больше возбуждает Константина.

– Твои руки не смогут массировать те мышцы, которые меня интересуют в данный момент. – Его голос стал более нежным, он говорил прямо ей в ухо. – Я овладею тобой. И намерен поиметь тебя всеми возможными способами. Должен отметить, я весьма изобретателен по этой части. Следующий бой у меня только завтра днем, так что мы будем развлекаться здесь всю ночь и все утро. У тебя есть выбор. Ты можешь расслабиться и принять свой жребий, и я обещаю, ты приобретешь бесценный опыт. Возможно, тебе даже понравится. Или можешь продолжать сопротивляться; признаюсь, я на это даже рассчитываю, поскольку обожаю тех, кто не сдается сразу. Как ты думаешь, кто из нас победит? И после каждой новой схватки ты будешь делать мне массаж.

Он убрал руку, которая все это время находилась у Рапсодии между ног, и сдвинул испуганную Певицу еще ниже, так что пульсирующий жар почти вошел в ее тело.

Рапсодия отчаянно пыталась побороть страх, который накатывал на нее океанскими волнами, мешал дышать.

– Я не собираюсь с тобой сражаться, – сказала она дрожащим голосом. – Но ты слишком велик для меня. – Рапсодия имела в виду совсем другое, но Константин воспринял ее слова как комплимент. Он еще раз слегка подтолкнул ее бедра вниз, заставив вскрикнуть, но таким способом он лишь дразнил свою жертву. – Пожалуйста, – прошептала она. – Разреши мне хотя бы воспользоваться этим. Тогда все будет проще и легче. Пожалуйста. – Рапсодия подняла флакон.

«Пожалуйста, разреши мне этим воспользоваться, – подумала она. Она уже ощущала, как огненная магия рвется наружу. – Пожалуйста, не заставляй меня убивать».

Она посмотрела на него, и в ее изумрудных глазах показались настоящие слезы. Жестокое лицо Константина слегка смягчилось. Он немного подумал, а затем позволил ей вновь сесть себе на бедра.

– Хорошо, – кивнул гладиатор, и его руки вновь начали ласкать ее грудь. – Можешь меня намазать. – Его губы прижались к ее соску, а Рапсодия дрожащими пальцами вытащила пробку.

Его язык ласкал один сосок, а рука сжала другую грудь. Повернув голову, чтобы уделить внимание другой груди, Константин бросил быстрый взгляд на Рапсодию. Она сразу сообразила, в чем дело. Гладиатора насторожил резкий, вяжущий запах, который шел из открытого флакона.

Голос Ллаурона вновь зазвучал у нее в ушах:

«Постарайся, чтобы он открыл рот, перед тем как будет вдыхать, тогда действие жидкости будет более эффективным. Я уверен, ты что-нибудь придумаешь, Рапсодия».

Она поняла, что пришла пора действовать. Опустив левую руку вниз, она сжала плоть Константина, и на его лице промелькнуло удивление, сменившееся удовольствием.

Подавив отвращение, Рапсодия наклонилась вперед и поцеловала гладиатора, заставив его закрыть глаза и поднять руки, а ее свободная рука без устали ласкала Константина, используя технику, которой она научилась многие века назад.

Она ритмично двигала рукой, вспомнив прежние навыки. Константин оторвался от ее губ и глубоко задышал широко раскрытым ртом, а его руки вновь вернулись к ее груди. Почувствовав, как напряглись его пальцы, она ускорила ритм движений левой руки, а правую, с зажатым в ней флаконом, поднесла к его лицу.

Константин застонал от удовольствия, схватил ее за бедра, попытался в нее войти. В эту секунду Рапсодия вылила ему на голову большую часть жидкости из флакона.

Его дыхание сразу стало затрудненным, он захрипел и упал на спину. Она схватила подушку и прижала к его лицу.

Гладиатор попытался сбросить ее с себя. Его пальцы впились в бока Рапсодии с такой силой, что она вскрикнула от боли: раны, оставшиеся на этих местах после ядовитых ударов демонической лианы, покончившей с Джо, зажили лишь недавно. Еще несколько мгновений Константин продолжал сопротивляться, а потом его тело обмякло.

Рапсодия еще некоторое время судорожно прижимала подушку к его лицу, давая жидкости Ллаурона сделать свое дело, а потом, дрожа, слезла с постели и убрала подушку. Глаза Константина были закрыты, он не шевелился. Рапсодия наклонилась к его уху.

– Товврик, – прошептала она. – Ты гораздо полезнее вне арены, Константин, поэтому я предлагаю тебе жизнь.

Все еще вздрагивая, она подняла разбросанные детали своего костюма. Завязать шарф ей удалось далеко не сразу: руки предательски дрожали. Убедившись, что Константин находится без сознания, Рапсодия подошла к двери и прислушалась – вдруг кого-нибудь привлек шум борьбы. Кругом царила тишина. Она открыла дверь в пустой коридор, огляделась, а потом осторожно закрыла ее за собой.

29

Дворец Главного жреца, Круг, Гвинвуд

Ллаурон подождал, пока слуги уйдут спать, и направился на северную башню древесного дворца, туда, где находился птичий вольер.

Посреди извилистого деревянного коридора Ллаурон остановился и глянул в окно на темнеющее небо: приближалась буря, и ветер щедро расшвыривал белые хлопья снега.

Под напором набирающего силу ветра трепетали нижние ветви Великого Белого Дерева, обнаженные руки извивались в замысловатых движениях зловещего танца. Ллаурон вздохнул; как и всегда, в его предупреждениях содержалась мудрость.

Он бесшумно открыл дверь на лестницу башни и стал подниматься по древним ступеням, таким же гладким и блестящим, как и в дни его юности, в счастливые времена; сейчас, после всего, что ему довелось пережить, было почти невозможно поверить, будто когда-то существовала любовь или нечто на нее похожее.

Лестница по спирали поднималась мимо трех ярусов к круглому вольеру, построенному Гвиллиамом для попугайчиков-неразлучников, развлекавших его семью, отправлявшуюся на отдых в древесный дворец. Пока дети были еще маленькими, Энвин каждый год хотя бы один раз покидала с ними величественный Канриф и отправлялась к подножию Великого Белого Дерева с тем, чтобы заботиться о нем и постигать его историю, проникаясь уважением к землям, которыми столько лет владела их бабушка, дракониха Элинсинос.

Ллаурон полюбил Дерево с того момента, как впервые увидел его, полюбил всей душой, отвергая все другие соблазны; лишь однажды он ему изменил. Только Ллаурон понимал истинное значение Дерева и к чему приведет его потеря. Приближалось время, когда он уже не сможет его защитить.

Поднимаясь по лестнице, он видел ветви Дерева – у вольера не было потолка. Хотя Дерево стояло на большой поляне в нескольких сотнях ярдов от башни, его нижние ветви возвышались над крышей дворца, переплетаясь с ветвями лесных деревьев. Зимой белые ветви Дерева излучали в темноте серебристое сияние.

Налетел порыв холодного ветра. Ллаурон пониже надвинул свой капюшон и вошел в вольер, пол которого покрывал толстый ковер наста.

В центре помещения, по кругу, стояли ряды птичьих клеток. При появлении Ллаурона некоторые птицы, не привыкшие к ночным визитам, принялись тревожно щебетать.

Ллаурон стряхнул снег с плеч и заговорил с птицами воркующим голосом, отчего обитатели клеток тут же успокоились. Он прошел мимо клеток, каждая из которых являла собой произведение, искусства и была построена в виде знаменитых намерьенских зданий, к отгороженной комнатке, где на столе стояла чернильница.

Главный жрец уселся в деревянное кресло, выдвинул нижний ящик стола и вытащил несколько непромокаемых листов пергамента, а потом нашел трутницу.

Затем Ллаурон зажег масляную лампу под замерзшей чернильницей. Перо куда-то исчезло, возможно, его унес ветер. Он раздраженно покачал головой, встал и принялся искать новое у какой-нибудь из птиц.

– С вашего разрешения, мадам, – сказал он подозрительно за ним наблюдавшей вороне.

Быстро вытащив перо из клетки, он вернулся к столу и достал перочинный нож. Несколько уверенных движений, и перо готово к работе. Ллаурон окунул его в оттаявшую чернильницу, разбив тонкую корочку льда, и начал писать аккуратным мелким почерком.

«Королю Акмеду Илоркскому.

Ваше величество,

С глубоким прискорбием я узнал от Р. об ужасной болезни, обрушившейся на Ваш народ, и о трагической гибели Вашей армии. Посылаю Вам свои соболезнования и готов оказать любую помощь, если Вы нуждаетесь в лекарствах или травах, необходимых для похоронных ритуалов.

Ллаурон, Главный жрец. Гвинвуд».

Он удовлетворенно кивнул, а потом семь раз скопировал послание, дождался, пока чернил а просохнут, после чего тщательно свернул непромокаемые листы в небольшие свитки и засунул их в карман. Вернувшись к клеткам, он некоторое время задумчиво смотрел на своих питомцев.

В каждой из них помещались разносчики и гонцы, обученные летать к зданиям, похожим на клетки, в которых они жили. Гонцы приземлялись на специальные насесты, где у них забирали сообщения, после чего птиц кормили, давали отдохнуть и отправляли обратно с ответным посланием. А вот разносчики всегда садились на венец крыши, где и сидели до тех пор, пока на них не обратят внимания, как правило слишком поздно.

Использование разносчиков имело постыдную историю. Энвин весьма успешно применяла их в войне с Гвиллиамом, отправляя таким образом болезни или флаконы с ядом, а во время одной ужасной битвы птицы принесли тлеющие угли в деревни, окружающие Бет-Корбэр, что привело к грандиозному пожару, во время которого все сгорело дотла. Оружие оказалось вдвойне эффективным, поскольку Гвиллиам любил птиц и знал, что Энвин их использует, чтобы уничтожить его королевство. Печальный эпизод печальной эпохи. Ллаурон был рад тому, что люди отказались от подобного использования пернатых, но задуманное им сейчас мало отличалось от отвратительных поступков Энвин.

Пернатая почта довольно успешно помогала доставлять сообщения главам других государств и высокому священству, хотя зимой была не такой надежной, как в более теплое время года. С появлением охраняемых почтовых караванов, которые некоторое время назад ввел Акмед, птицами стали пользоваться значительно реже.

Ллаурон задумчиво смотрел на клетки, каждая из которых до самых последних деталей напоминала герцогские дворцы различных провинций: Грейт-Холл Авондерра; Хагфорт, замок лорда Стивена в Навар не; Высокую Башню, где заседал Седрик Кандерр, в провинции, носящей его имя; Суд Ярима, дом Ирмана Карскрика, герцога провинции Ярим; Грин-Холл в Бет-Корбэре; Дворец Регента в Бетани, где жил Тристан Стюард. Одна клетка служила моделью Джерна Тала, Дворца Весов в Сорболде, где находились огромные весы правосудия и где жила капризная вдовствующая императрица вместе с неженкой сыном, кронпринцем.

Ллаурон уже давно подозревал, что ф’дор поселился в теле одного из этих людей или какого-то высокопоставленного сановника из их окружения, хотя долгие годы поисков так и не дали результатов. Мозоль, образовавшаяся у него на пальце, не будет напрасной, если лживые послания попадут по адресу, хотя главными в этой игре станут не семь птиц. Ллаурон взял несколько футляров для посланий с полки, расположенной под клетками.

Он поочередно доставал из клеток птиц, которые тут же начинали протестующе чирикать. Ллаурон нежно поглаживал их шеи, успокаивающе воркуя.

– Я приношу вам свои самые искренние извинения, дорогая леди, за нарушенный сон, – сказал он снежной горлице, укрепляя на лапке футляр с посланием, – но боюсь, так нужно.

Ллаурон поднес ее к окну, выходящему на Великое Белое Дерево, немного постоял, глядя, как ветер несет в темноте белые хлопья снега, потом открыл окно, выбросил горлицу в ночь и быстро закрыл его за ней.

Он повторил эту процедуру еще несколько раз, пока не отправил по птице в каждую провинцию. Затем он подошел к просторной клетке, имитировавшей горные владения Канрифа.

Здесь обитали черные ласточки, сильные маленькие птицы со скромным оперением и внешне ничем не примечательные, но способные преодолевать огромные расстояния. Ласточки уже не раз доказывали свою надежность, доставляя корреспонденцию в Илорк.

Ллаурон выбрал Оберлана, своего любимого самца, поднес к окну и посмотрел ласточке в глаза.

– Ты обязательно должен долететь, старина. Могу я на тебя положиться?

Глаза птицы сверкнули в темноте. Ллаурон улыбнулся.

– Вижу, что да. А теперь отправляйся в вольер Рапсодии. Не думаю, что они станут баловать тебя, как эта маленькая женщина, но они умеют принимать гостей. Ох уж эти фирболги! Ты счастливая птица.

Он выпустил своего посланца в окно, посмотрел, как Оберлан воспользовался теплым восходящим потоком воздуха и исчез в ночи. Тем не менее Ллаурон стоял у открытого окна до тех пор, пока не перестал чувствовать птицу в своих владениях, и только после этого вернулся в свое деревянное кресло.

Ллаурон вытащил из складок рясы кольцо с ключами, вместе со связкой висела свеча Кринеллы. Крошечная сфера, в которой слились огонь и вода, мягко сияла в снежной темноте.

– Мне очень жаль, Рапсодия, – прошептал Ллаурон.

Сорболд

Рапсодия потратила довольно много времени, пока искала одежду для гладиатора. Поначалу она обнаружила лишь шелковую рубашку и несколько длинных муслиновых шарфов. Далеко не сразу она сообразила, что из них делают набедренные повязки.

Наконец под кроватью она отыскала брошенные штаны и плотную шерстяную рубашку, а также тщательно сложенный носовой платок, спрятанный под ковром. Ее ужасала мысль о том, что Константин придет в себя, пока она, лежа на полу, заглядывает под кровать, поэтому Рапсодия все время на него поглядывала. Однако гладиатор продолжал крепко спать, и она без помех одела его, связала руки и ноги и завернула в самое толстое одеяло из всех, что нашлись в комнате.

Рапсодия надела шелковую рубашку Константина и, глубоко вздохнув, набралась храбрости заглянуть ему в лицо. Она надеялась, что не причинила ему вреда, когда, по сути, душила подушкой. Тонкая струйка слюны вытекла из уголка рта великана, и он уже не казался ей таким страшным, как еще несколько минут назад. Рапсодия начала приходить в себя после пережитого потрясения. Она понимала, что должна сохранять мужество.

Несмотря на все, что произошло, Рапсодия испытывала жалость к гладиатору. Все люди, которых она здесь встретила – за исключением Трейлуса, – находились тут не по собственной воле. Однако она прекрасно понимала, что, если она не сможет вывести отсюда Константина и воспользоваться помощью Каддира и его людей, он едва ли проявит к ней милосердие.

Рапсодия стерла слюну с его лица платком, найденным под ковром, и собралась выйти из комнаты. И тут из платка выпало женское серебряное ожерелье не слишком изысканной работы. Подарок от влюбленной рабыни? Рапсодия вспомнила, как притихли женщины, когда Трейлус назвал имя Константина, и решила, что это маловероятно. Сейчас времени разбираться не было. Она спрятала ожерелье в мешочек, где лежал флакон с остатками прозрачной жидкости, и вновь двинулась к двери.

В коридоре было пусто и тихо, если не считать сдавленных криков, изредка доносившихся из-за тяжелых дверей. Обитатели комнат были слишком заняты, чтобы обращать внимание на Рапсодию. Рабыни, составлявшие компанию гладиаторам, периодически издавали восторженные стоны – наверное, чтобы их не обвинили в отсутствии энтузиазма.

Рапсодия содрогнулась и торопливо зашагала к дверям, ведущим во двор, где ее должны были ждать Каддир и его солдаты.

Подойдя к нужному окну, она выглянула наружу. Ветер вихрями вздымал к небу снег.

Во дворе никого не было.

Рапсодия осторожно распахнула окно и вылезла на обледеневшую землю. Холодные камни обжигали босые ноги, и она задрожала, размышляя о долгом пути, который ей предстоит пройти, если помощь не появится в ближайшее время.

Через несколько минут ноги начали неметь. Рапсодия залезла обратно в окно, аккуратно закрыла его и быстро вернулась в комнату Константина.