Текст книги "Шестое вымирание. Неестественная история"
Автор книги: Элизабет Колберт
Жанр: Прочая образовательная литература, Наука и Образование
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Следующее подтверждение появилось в Южном Техасе, в странном слое песчаника конца мелового периода – словно бы созданном гигантским цунами. Уолтер Альварес понял, что, если действительно произошло грандиозное, вызванное неким столкновением цунами, оно смыло бы береговую линию и оставило характерный cлед в осадочных породах. Он просмотрел отчеты о тысячах кернов осадочных пород, извлеченных из земной коры под океанами, и обнаружил такой след в кернах из Мексиканского залива. И наконец, у полуострова Юкатан был открыт (точнее, переоткрыт) кратер диаметром около ста пятидесяти километров. Погребенный под более молодыми отложениями толщиной в километр, кратер впервые обнаружили при геофизических исследованиях, проведенных в 1950-х годах мексиканской государственной нефтяной компанией. Геологи компании решили, что это следы подводного вулкана, а поскольку вулканы не дают нефть[33]33
Около пятнадцати лет назад на дне Мексиканского залива были обнаружены древние асфальтовые вулканы, извергавшие газ, нефть и смолы. – Прим. науч. ред.
[Закрыть], о нем немедленно забыли. Когда Альваресы отправились искать керны, извлеченные компанией в том регионе, им сказали, что пробы погибли при пожаре; на самом деле они просто куда-то подевались. В конце концов керны были найдены в 1991 году. В них обнаружился слой стекла – образовавшегося, когда горные породы расплавились, а затем быстро остыли, – прямо на K-T границе. Для лагеря Альваресов это стало решающим доводом, которого также оказалось достаточно для того, чтобы многие ученые, до тех пор не присоединившиеся ни к одному лагерю, примкнули к сторонникам импактной теории. “Существование кратера подтверждает теорию вымирания”, – заявила Times. К тому времени Луис Альварес уже умер от осложнений, вызванных раком пищевода. Уолтер окрестил это геологическое образование Кратером судьбы, но широко известен тот стал как Чиксулуб – по названию близлежащего города.
“Те одиннадцать лет тянулись тогда очень долго, но, оглядываясь назад, я вижу, что они пролетели как один миг”, – рассказывал мне Уолтер. “Только задумайтесь на мгновенье! Был брошен вызов униформистским взглядам, согласно которым учили всех геологов и палеонтологов, как и их преподавателей, и преподавателей их преподавателей, и так далее до Лайеля. И что же? Люди смотрели на имеющиеся доказательства. И постепенно все же пришли к тому, чтобы изменить свое мнение”.
Кратер Чиксулуб у полуострова Юкатан погребен под километровой толщей осадочных отложений
Когда Альваресы обнародовали свою гипотезу, они знали только о трех местонахождениях, где был представлен богатый иридием слой: два из них – в Европе – Уолтер посетил лично, а образцы из третьего им прислали из Новой Зеландии. В последующие десятилетия были обнаружены еще десятки подобных мест, одно из которых оказалось неподалеку от нудистского пляжа в Биаррице, второе – в тунисской пустыне, а третье – в пригороде Нью-Джерси. Нил Лэндмен, палеонтолог, специализирующийся на аммонитах, часто ездит в это последнее место, и одним теплым осенним днем я решила поехать вместе с ним. Мы встретились у Американского музея естественной истории, на Манхэттене, где у Лэндмена офис в башне с видом на Центральный парк, и в сопровождении пары магистрантов направились на юг к туннелю Линкольна.
Проезжая по северной части Нью-Джерси, мы миновали ряд торговых центров и автосалонов, казалось, повторяющихся каждые несколько километров, как костяшки домино. Наконец в окрестностях Принстона мы остановились на парковке рядом с бейсбольным полем (Лэндмен просил, чтобы я не раскрывала точного местоположения, – из опасения, что это привлекло бы коллекционеров окаменелостей). На парковке мы встретились с геологом по имени Мэтт Гарб, преподавателем из Бруклинского колледжа. Гарб, Лэндмен и магистранты взвалили снаряжение на плечи. Мы обошли бейсбольное поле – пустое в разгар учебного дня – и углубились в подлесок. Вскоре мы подошли к неглубокому ручью, его русло было покрыто илом цвета ржавчины. Над водой нависали кусты ежевики, на которых колыхался всякий мусор: старые целлофановые пакеты, обрывки газет, пластиковые кольца от старомодных упаковок для пивных банок. “Как по мне, так это место лучше, чем Губбио”, – заявил Лэндмен.
Он объяснил мне, что в конце мелового периода парк, русло ручья и все на много километров вокруг оказалось бы под водой. Тогда было очень тепло – в Арктике росли пышные леса – и уровень моря был высоким. Значительная часть штата Нью-Джерси представляла собой часть континентального шельфа нынешнего восточного побережья Северной Америки. В те времена Атлантический океан был существенно уже, и Северная Америка географически находилась намного ближе к территории современной Европы. Лэндмен указал нам место в русле ручья примерно в восьми сантиметрах над уровнем воды. Там, как он сказал, находится слой, содержащий иридий. Хотя визуально он никак не выделялся, палеонтолог точно знал его расположение, потому что несколькими годами ранее провел анализ здешних образцов. Лэндмен, коренастый мужчина с широким лицом и седеющей бородой, в шортах цвета хаки и старых кроссовках, вошел в ручей, чтобы присоединиться к остальным, уже вовсю работающим кирками. Вскоре кому-то удалось найти окаменелый акулий зуб. Кто-то еще выкопал кусок аммонита – размером с клубнику, покрытый мелкими бугорками, наростами. Лэндмен определил, что тот относится к виду Discoscaphites iris.
Аммониты плавали по мировому океану больше трехсот миллионов лет, и их окаменелые раковины встречаются повсеместно. Плиний Старший (погибший при извержении вулкана, уничтожившем Помпеи) уже знал о них, хотя и считал драгоценными камнями. В своей “Естественной истории” он писал, что эти “камни”, как говорят, порождают вещие сны. В средневековой Англии аммониты были известны под названием “змеиные камни”, а в Германии их использовали для лечения заболевших коров. В Индии их почитали – и до определенной степени почитают и сейчас – как символы бога Вишну.
Подобно своим родственникам наутилусам, аммониты формировали спиральные раковины, разделенные на множество камер. Само животное занимало только последнюю и наибольшую камеру, остальные были заполнены воздухом – как если бы в многоэтажном доме обитаем был только пентхаус. Перегородки между камерами – септы – были невероятно сложными, с гофрированными краями, напоминающими по форме лучи снежинки (отдельные виды аммонитов можно определить по характерному узору этих краев). Такие структуры, сформировавшиеся в процессе эволюции, позволили аммонитам строить раковины одновременно легкие и прочные – способные выдерживать давление воды во много атмосфер. Большинство аммонитов уместились бы в руке человека, но некоторые вырастали до размеров детского надувного бассейна.
Исходя из количества элементов в радуле аммонитов (девяти), считается, что ближайшие ныне живущие их родственники – осьминоги[34]34
Подробнее см.: Kruta I. et al. The Role of Ammonites in the Mesozoic Marine Food Web Revealed by Jaw Preservation. Science 331 (2011): 70–72. – Прим. науч. ред.
[Закрыть]. Но поскольку мягкие части тел аммонитов не могли сохраниться в принципе, остается лишь предполагать, как именно выглядели эти животные и какой образ жизни вели. Вероятно, они перемещались, выбрасывая струи воды, а это означает, что они могли двигаться лишь задом наперед.
“Я помню, как в детстве увлекся палеонтологией и узнал, что птеродактили умели летать”, – рассказал мне Лэндмен. “Я тут же задался вопросом: а как высоко они летали? Но сложно узнать это в числах”.
“Я изучаю аммонитов уже сорок лет и до сих пор не знаю точно, что именно они любили”, – продолжал он. “Мне кажется, они предпочитали глубины в двадцать, тридцать, может, в сорок метров. Вели плавающий образ жизни, хотя плавали и не очень хорошо. Думаю, они вели скромное существование”. На рисунках аммониты обычно изображаются как кальмары, торчащие из раковин улиток. Однако Лэндмену не нравится этот образ. Он считает, что у аммонитов не было извивающихся щупалец, с которыми их зачастую изображают. На рисунке, который иллюстрирует его недавнюю статью в журнале Geobios, у аммонита нет никаких длинных выростов, а есть короткие рукоподобные отростки, расположенные по кругу и соединенные между собой перепонками59. У самцов один из отростков высовывается из перепонки чуть дальше, образуя аналог пениса у головоногих.
Ископаемые аммониты с гравюры XIX века
Лэндмен учился в магистратуре в Йельском университете в 1970-х годах. Его студенческая пора закончилась еще до появления теории Альваресов, а тогда студентов учили, что численность аммонитов постепенно уменьшалась в течение всего мелового периода, поэтому их окончательное исчезновение не должно слишком уж удивлять. “Воспринималось это так, что аммониты попросту медленно вымирали, и все тут”, – вспоминал он. Однако последующие открытия, многие из которых были сделаны самим Лэндменом, показали, что, напротив, у аммонитов все обстояло весьма неплохо.
“Существовало множество видов аммонитов, и за последние несколько лет мы собрали тысячи образцов”, – сказал мне Лэндмен под звяканье кирок. Действительно, в русле этого ручья Лэндмен недавно обнаружил два совершенно новых вида аммонитов. Один из них он назвал в честь своего коллеги – Discoscaphites minardi. Другой в честь местности – Discoscaphites jerseyensis. Возможно, Discoscaphites jerseyensis имел маленькие шипы, выступающие из раковины, которые, по предположению Лэндмена, помогали животному казаться более крупным и грозным, чем на самом деле.
В своей статье Альваресы предположили, что основной причиной массового мел-палеогенового вымирания стало не само столкновение с астероидом – или, если использовать более точный термин, болидом – и даже не прямые последствия этого события. Настоящей катастрофой стала пыль. За годы, прошедшие со времени публикации, этот вывод подвергся ряду уточнений (а дата самого столкновения отодвинулась еще дальше – до отметки в 66 миллионов лет назад). Несмотря на то что ученые все еще продолжают горячо спорить о многих деталях, одна из версий события выглядит следующим образом.
Болид летел с юго-востока, двигаясь под небольшим углом к Земле, – поэтому он появился не столько сверху, сколько сбоку, словно самолет, теряющий высоту. Когда он врезался в полуостров Юкатан, его скорость была около семидесяти тысяч километров в час, и из-за его траектории особенно серьезно пострадала Северная Америка. Необъятное облако раскаленного пара и различных обломков пронеслось над континентом, расширяясь в процессе движения и испепеляя все на своем пути. “У трицератопса, жившего где-нибудь в Альберте, было около двух минут до того, как испариться”, – вот как описал мне это один геолог[35]35
Стив Д’Ондт, личное сообщение, 5 января 2012 года. – Прим. автора
[Закрыть].
Образуя гигантский кратер, астероид выбросил в воздух измельченные в порошок горные породы, общая масса которых более чем в пятьдесят раз превышала его собственную. По мере того как продукты выброса оседали, проходя через атмосферу, частицы накалялись, освещая одновременно все небо и выделяя столько тепла, что его оказалось достаточно, чтобы, по сути, поджарить поверхность планеты. Из-за химического состава пород полуострова Юкатан извергнутая пыль была богата серой. Сульфатные аэрозоли особенно эффективно блокируют солнечный свет, вот почему одно извержение вулкана вроде Кракатау способно понизить глобальную температуру на годы. После исходного резкого повышения температуры мир погрузился в многолетнюю “импактную зиму”. Леса были стерты с лица земли. Палинологи, изучающие древние споры и пыльцу, обнаружили, что разнообразные сообщества растений полностью сменились быстро разраставшимися папоротниками (это явление стало известно как “папоротниковый пик”). Морские экосистемы были практически уничтожены и оставались в таком состоянии как минимум полмиллиона лет, если не несколько миллионов (опустошенное постимпактное море прозвали “океаном Стрейнджлава”[36]36
Это выражение впервые было использовано в научной статье в 1985 году и означает состояние мирового океана, практически лишенного живых организмов. Такое название связано с именем безумного ученого, одержимого идеей ядерной войны, – персонажа известного фильма Стэнли Кубрика “Доктор Стрейнджлав, или Как я научился не волноваться и полюбил атомную бомбу” (1963). – Прим. перев.
[Закрыть]).
Невозможно даже приблизительно подсчитать количество видов, родов, семейств и даже целых отрядов, исчезнувших с лица земли на K-T границе. Судя по всему, на суше вымерли все животные крупнее кошки. Самые знаменитые жертвы этого события – динозавры (точнее, нептичьи динозавры[37]37
Выражение “нептичьи динозавры” используется для обозначения всех динозавров, кроме птиц. Поскольку птицы тоже относятся к надотряду Dinosauria, утверждать, что вымерли все динозавры, некорректно. Часть из них – птицы – выжила и эволюционирует по сей день. – Прим. науч. ред.
[Закрыть]) – исчезли полностью. Среди групп, просуществовавших, скорее всего, вплоть до конца мелового периода, были такие знакомые всем обитатели музейных витрин, как гадрозавры, анкилозавры, тираннозавры и трицератопсы. (На обложке книги Уолтера Альвареса T. Rex and the Crater of Doom, посвященной теме вымирания, изображен злобного вида тираннозавр, с ужасом наблюдающий столкновение с астероидом.) Птерозавры тоже исчезли. Птицы также сильно пострадали60, вымерло примерно три четверти всех семейств, возможно, и больше. Энанциорнисовые птицы, у которых еще сохранялись зубы, полностью исчезли, как и гесперорнисообразные, которые вели плавающий образ жизни и, как правило, летать не умели. То же касается ящериц и змей61, выжило не более пятой части всех их видов. Множество млекопитающих также было уничтожено62: на мел-палеогеновой границе исчезло около двух третей семейств млекопитающих, живших в конце мелового периода.
В море вымерли плезиозавры, которых Кювье счел невероятными, а потом назвал “монструозными”, – как и мозазавры, белемниты и, конечно, аммониты. Тяжелые потери понесли двустворчатые моллюски, знакомые нам сегодня по мидиям и устрицам, а также плеченогие (напоминающие двустворчатых моллюсков, но с совершенно иной анатомией) и мшанки (похожие на коралловые полипы, но опять же только внешне). Несколько групп морских микроорганизмов были в одном-двух микрометрах от полного уничтожения. Исчезло около 95 % видов планктонных фораминифер, в том числе Abathomphalus mayaroensis, чьи остатки обнаруживаются в последнем слое известняка мелового периода в Губбио. (Планктонные фораминиферы живут у поверхности океана, а бентосные – на дне.)
Вообще, чем больше становилось известно о K-T границе, тем очевиднее выявлялась ошибочность трактовки Лайелем палеонтологической летописи. Проблема с палеонтологической летописью не в том, что постепенные вымирания выглядят внезапными. А в том, что даже стремительные вымирания выглядят как происходившие продолжительное время.
Рассмотрим рисунок, изображенный ниже. У каждого вида шанс сохраниться в палеонтологической летописи – благодаря тому, что какой-то его представитель превратится в окаменелость, – свой. И зависит он среди прочего от численности вида животного, среды его обитания и особенностей строения (шанс сохраниться у морских организмов с толстыми раковинами существенно выше, чем, скажем, у птиц с их полыми костями).
Большие белые круги на этом рисунке обозначают виды, которые редко становятся окаменелостями, круги среднего размера – виды, сохраняющиеся чаще, а белые точки – виды, которые в изобилии встречаются в наши дни. Даже если бы все эти виды вымерли в один и тот же момент, выглядело бы все так, будто виды, обозначенные белыми кругами, исчезли значительно раньше – просто потому, что их остатки встречаются реже. Благодаря этому эффекту Синьора – Липпса (названному так по именам установивших его ученых) внезапные вымирания кажутся “размазанными” во времени, словно происходили очень долго.
После мел-палеогенового вымирания потребовались миллионы лет, чтобы жизнь восстановилась до прежнего уровня биоразнообразия. При этом представители многих выживших видов уменьшились в размерах. Это явление, заметное на примере крошечных фораминифер, появившихся над слоем глины с иридием в Губбио, называется эффектом лилипута.
Лэндмен, Гарб и магистранты все утро копались в русле ручья. Хотя мы находились в центре самого густонаселенного штата страны, ни один человек не прошел мимо, чтобы поинтересоваться, чем это мы тут занимаемся. Становилось все жарче, поэтому было приятно стоять по щиколотку в воде (хотя меня и смущал красноватый ил). Кто-то принес с собой пустую картонную коробку, и, поскольку у меня не было кирки, я помогала собирать и складывать найденные другими ископаемые. Удалось откопать еще несколько обломков аммонитов вида Discoscaphites iris, а также фрагменты аммонитов Eubaculites carinatus – их раковина была не спиральной, а длинной и тонкой, напоминающей копье. (Согласно одной из теорий гибели аммонитов, популярной в начале XX века, несвернутые раковины таких видов, как Eubaculites carinatus, якобы свидетельствуют о том, что биологическая группа исчерпала свои практические возможности и вошла в своего рода фазу декадентства, на манер Леди Гаги.) В какой-то момент ко мне подбежал взволнованный Гарб. В руках он держал глыбку донных отложений величиной с кулак и указывал в ней на что-то вроде крошечного ногтя. Это, сказал он, фрагмент челюсти аммонита. Челюсти аммонитов попадаются чаще, чем другие части их тел, но все равно крайне редки.
“Только ради этого стоило сюда поехать!” – воскликнул он.
Неизвестно, какое именно последствие столкновения – жара, темнота, холод, изменение химического состава воды – уничтожило аммонитов. Также не вполне ясно, почему уцелели некоторые из их головоногих родственников. К примеру, наутилусы, в отличие от аммонитов, пережили катастрофу: подавляющее большинство их видов перебралось из конца мелового периода в палеоген.
Одна из теорий, объясняющих это неравенство, начинается c яиц. Яйца аммонитов были крошечными, едва ли миллиметром в диаметре. Нововылупленные особи, или аммонителлы, еще никак не могли сами передвигаться, так что просто дрейфовали у поверхности воды, уносимые течением. Наутилусы же откладывают очень крупные яйца, одни из самых крупных среди всех беспозвоночных – свыше двух сантиметров в диаметре. Яйца созревают примерно год, и нововылупленные наутилусы представляют собой уже миниатюрных взрослых особей, поэтому тут же начинают активно плавать в поисках пищи на глубине. Можеть быть, вследствие столкновения с астероидом условия у поверхности океана стали настолько токсичными, что аммонителлы не могли выжить, тогда как поглубже ситуация была менее катастрофической, и поэтому молодым наутилусам удалось уцелеть.
Каким бы ни было объяснение, противоположные судьбы двух этих групп животных поднимают важный вопрос. Все ныне живущие организмы (и люди в том числе) произошли от организма, который каким-либо образом смог пережить столкновение. Однако из этого не следует, что они (или мы) лучше адаптированы. Во времена экстремальных стрессов вся концепция приспособляемости, по крайней мере в дарвиновском значении, лишается смысла: как может существо адаптироваться, неважно, хорошо или плохо, к условиям, в которые оно никогда раньше не попадало за всю свою эволюционную историю? В такие моменты резко меняются “правила игры на выживание”63 (это выражение Пола Тейлора, палеонтолога лондонского Музея естественной истории). Особенности, выигрышные на протяжении многих миллионов лет, внезапно становятся фатальными (хотя по прошествии многих миллионов лет и трудно узнать, какие именно это были особенности). И это справедливо не только в отношении аммонитов и наутилусов, но также и белемнитов и кальмаров, плезиозавров и черепах, динозавров и млекопитающих.
Причина, по которой эту книгу пишет волосатое двуногое животное, а не чешуйчатое, связана скорее с невезением динозавров, нежели с каким-то особым преимуществом млекопитающих.
“Аммониты все делали правильно”, – сказал мне Лэндмен, пока мы упаковывали последние окаменелости из ручья и готовились возвращаться в Нью-Йорк. “Их молодь вела образ жизни планктона, что было просто великолепно на протяжении всего времени их существования. Разве есть способ лучше, чтобы повсюду распространять свой вид? Однако же в конце концов именно это, возможно, и привело их к гибели”.
Глава 5
Добро пожаловать в антропоцен
Dicranograptus ziczac
В 1949 году двое гарвардских психологов пригласили группу студентов для участия в несложном эксперименте на восприятие: студентам показывали игральные карты и просили сразу их называть. Большинство карт были самыми обычными, но некоторые оказались изменены: в колоде имелись красная шестерка пик и черная четверка червей. Когда испытуемым показывали карты в быстром темпе, они часто не замечали этих странностей – скажем, принимали красную шестерку пик за шестерку червей, а черную четверку червей за четверку пик. Когда же темп замедлялся, студенты пытались осмыслить то, что видят. Увидев карту красных пик, одни называли ее “фиолетовой”, “коричневой” или “рыжей”, другие же были в полном замешательстве64[38]38
Я глубоко признательна Джеймсу Глику за то, что он обратил мое внимание на этот эксперимент: см. Gleick J. Chaos: Making a New Science. New York: Viking, 1987. – Прим. автора
(Издание этой книги на русском языке: Глейк Дж. Хаос: создание новой науки. СПб.: Амфора, 2001. – Прим. науч. ред.)
[Закрыть].
Один студент сказал, что символы “будто выглядят перевернутыми, или что-то вроде того”. “Я вообще не могу определить, что это за масть! – воскликнул другой. – Я не понимаю, какой это цвет и пики это или червы. Теперь я даже не уверен в том, как выглядят пики! О боже!”
Психологи подытожили свои результаты в статье под названием “О восприятии несоответствия: парадигма”. Среди тех, кто счел эту работу интересной, был Томас Кун. С точки зрения самого авторитетного историка науки XX века, эксперимент был действительно хрестоматийным: он наглядно показал, как люди обрабатывают информацию, нарушающую привычный порядок вещей. Их первый порыв – загнать информацию в привычные рамки: червы, пики, крести. Признаки несоответствия игнорируются как можно дольше – красные пики кажутся “коричневыми” или “рыжими”. В момент, когда отклонение от нормы становится слишком явным, бросающимся в глаза, наступает кризис, который психологи назвали “реакцией «О боже!»”.
Эта модель, как утверждает Кун в своей фундаментальной работе “Структура научных революций”, настолько базовая, что определяет не только индивидуальное восприятие, но и целые области исследования. Данные, которые не вписываются в общепринятые положения какой-либо дисциплины, либо отметаются, либо такому несоответствию находят какое-нибудь оправдание на как можно более длительное время. Чем больше противоречий накапливается, тем более изощренными становятся их логические обоснования. “В науке, как и в эксперименте с игральными картами, новшества всегда воспринимаются с трудом”, – писал Кун65[39]39
Кун Т. Структура научных революций. С вводной статьей и дополнениями 1969 г. М.: Прогресс, 1977. – Прим. ред.
[Закрыть]. Но затем, наконец, появляется тот, кто называет-таки красные пики красными пиками. Кризис приводит к прорыву, и старая теория уступает место новой. Вот как происходят великие научные открытия или, используем известный термин Куна, “смена парадигм”.
Всю историю изучения вымираний можно описать как ряд сменяющих друг друга парадигм. Вплоть до конца XVIII века не существовало даже самого понятия вымирания. Чем больше находили странных костей – мамонтов, мегатериев, мозазавров, – тем сильнее натуралистам приходилось выкручиваться, чтобы вписать новые открытия в привычные рамки. И натуралисты выкручивались. Гигантские кости якобы принадлежали слонам, которых вынесло водой на север, или гиппопотамам, которые зачем-то отправились на запад, или неведомым китам со злобным оскалом. Когда Кювье прибыл в Париж и увидел, что моляры мастодонта никак не вписываются в привычную картину мира, – тогда и сработала “реакция «О боже!»”, заставившая ученого совершенно по-новому взглянуть на имеющиеся факты. Кювье осознал, что жизнь на планете имеет свою историю – отмеченную потерями и событиями, слишком ужасными для человеческого воображения. “Хотя мир не изменяется с изменением парадигмы, ученый после этого изменения работает в ином мире”[40]40
Там же. – Прим. ред.
[Закрыть], – писал об этом Кун.
В своей работе Recherches sur les ossemens fossiles de quadrupèdes Кювье перечислил десятки espèces perdues[41]41
Исчезнувших видов (фр.). – Прим. ред.
[Закрыть], и он не сомневался, что впереди ждут новые открытия. В течение нескольких десятилетий было открыто так много вымерших существ, что гипотеза, предложенная Кювье, затрещала по швам. Чтобы поспевать за пополняющейся палеонтологической летописью, количество катастроф должно было расти. “Бог его знает, сколько катастроф” потребуется, насмехался Лайель, высмеивая все эти старания66. Сам же он предлагал вообще отказаться от всех катастроф. С его – а впоследствии и Дарвина – точки зрения, вымирания были единичными событиями. Каждый исчезнувший вид постепенно угасал в одиночку, пав жертвой “борьбы за жизнь” и своих собственных недостатков, – как “менее совершенная форма жизни”.
Подобное отношение к вымираниям – униформистский подход – сохранялось больше века. Затем, после открытия богатого иридием слоя, наука снова столкнулась с кризисом. (Согласно одному историку, работа Альваресов явилась “таким же взрывом для науки, как удар болида – для Земли”67.) Импактная теория описывала одно-единственное мгновение во времени – страшный, ужасный день в конце мелового периода. Но этого единственного мгновения было достаточно, чтобы концепция Лайеля и Дарвина дала трещину. Катастрофы действительно происходили.
Теория, которая когда-то получила название “неокатастрофизм”, а сейчас повсеместно принята в геологии, утверждает, что условия на Земле меняются всегда очень медленно – кроме тех моментов, когда происходит обратное. В этом смысле господствует не парадигма Кювье или парадигма Дарвина, а сочетание ключевых элементов обеих – “длинные периоды скуки, время от времени прерывающиеся паникой”. Эти моменты “паники”, хотя и редки, несоразмерно значимы. Они определяют сценарий вымираний, а значит, и сценарий жизни.
Тропинка взбегает на холм, в двух местах преодолевая быстрый ручей и проводя путников мимо овечьей туши, которая выглядит не просто мертвой, а какой-то сдувшейся, словно воздушный шар. Холм покрыт ярко-зеленой травой, но лишен деревьев. Многочисленные поколения пасшихся здесь овец не позволяли никакой растительности подниматься сильно выше уровня их морд. По моему мнению, идет дождь. Но здесь, на Южно-Шотландской возвышенности, как говорит один из моих попутчиков-геологов, это считается лишь моросью, а то и вообще сырым туманом.
Водопад в Добс-Линн
Наша цель – место под названием Добс-Линн, где, согласно древнему сказанию, сам дьявол был сброшен с обрыва благочестивым пастухом по имени Доб[42]42
Оригинальное название Dob's Linn означает “Ущелье Доба”. – Прим. науч. ред.
[Закрыть]. К тому времени, как мы добираемся до скалы, сырой туман словно бы становится еще сырее. Оттуда открывается вид на водопад, обрушивающийся в узкую долину. Несколькими метрами выше по тропинке расположено выщербленное обнажение скальных пород с вертикальными темными и светлыми полосами, будто свитер спортивного судьи. Ян Залашевич, геолог-стратиграф из Лестерского университета, ставит свой рюкзак на мокрую землю и поправляет красный дождевик. “Нехорошие вещи тут происходили”, – говорит он, указывая на одну из светлых полос.
Эти скалы возникли примерно 445 миллионов лет назад, в конце ордовикского периода. Тогда на планете наблюдалось “скопление” континентов: основная часть суши – включая территории современных Африки, Южной Америки, Австралии и Антарктиды – была объединена в один гигантский массив, суперконтинент Гондвану, простиравшийся от Южного полюса до экватора (и даже севернее). Англия находилась на ныне исчезнувшем континенте Авалония, а Добс-Линн лежал в Южном полушарии, на дне океана, известного как Япетус.
Ордовикский период следовал сразу за кембрийским, который известен – даже не слишком сведущим в геологии – тем, что тогда произошел “взрыв” новых форм жизни[43]43
Полезное мнемоническое правило для запоминания геологических периодов последнего полумиллиарда лет: Camels Often Sit Down Carefully, Perhaps Their Joints Creak (Cambrian, Ordovician, Silurian, Devonian, Carboniferous, Permian, Triassic, Jurassic, Cretaceous). К сожалению, это мнемоническое правило не охватывает самые последние периоды: палеоген, неоген и текущий четвертичный. – Прим. автора
(Англоязычный вариант переводится как “Верблюды часто садятся осторожно, наверное, их суставы скрипят”. Русскоязычное мнемоническое правило полнее и звучит так: “Каждый отличный студент должен курить папиросы. Ты, Юра, мал, поэтому неси четвертинку” (кембрий, ордовик, силур, девон, карбон, пермь, триас, юра, мел, палеоген, неоген, четвертичный период. – Прим. перев.)
[Закрыть]. Ордовик тоже был периодом, когда жизнь бурно развивалась в новых направлениях – то было время так называемой Великой ордовикской радиации, – хотя и ограничивалась главным образом по-прежнему океаном. В ордовике количество семейств морских обитателей утроилось, и моря наполнились существами, которых мы могли бы в принципе узнать (предками современных морских звезд, морских ежей, улиток и наутилусов), а также множеством незнакомых нам существ (конодонтами, по-видимому, похожими на угрей, трилобитами, отчасти напоминавшими мечехвостов, и гигантскими морскими скорпионами, которые, насколько известно, выглядели как порождения ночного кошмара). Появились первые рифы, а предки сегодняшних двустворчатых моллюсков приняли привычную нам форму. Ближе к середине ордовика землю начали заселять первые растения. Это были древнейшие лишайники и печеночные мхи; они льнули к земле, словно не очень понимали, что же им делать в этой новой среде.
В конце ордовикского периода, примерно 444 миллиона лет назад, океаны опустели. Около 85 % морских видов вымерло4. Долгое время это событие воспринималось как одна из тех псевдокатастроф, что лишь показывали, как мало можно верить палеонтологической летописи. Сейчас данное событие считается первым из Большой пятерки вымираний и произошедшим в два коротких, но чрезвычайно смертоносных этапа. И хотя его жертвы далеко не столь харизматичны, как жертвы конца мелового периода, это вымирание также знаменует собой поворотный момент в истории жизни – момент, когда правила игры резко изменились, а последствия которого будут длиться вечно.
Животные и растения, которым удалось пережить ордовикское вымирание, по словам британского палеонтолога Ричарда Форти, “продолжили формировать современный мир”. “Если бы список выживших хоть на йоту оказался иным, другим был бы и наш мир сегодня”68, – заметил он.
Залашевич, мой проводник в Добс-Линн, – худощавый мужчина со светло-голубыми глазами, чуть взлохмаченными волосами и приятными манерами. Он специалист по граптолитам – когда-то многочисленному и крайне многообразному классу морских организмов, процветавших в ордовике, а затем практически исчезнувших в ходе массового вымирания. Если смотреть на них невооруженным глазом, окаменелости граптолитов выглядят как царапины, а иногда как крошечные наскальные изображения. (Слово “граптолит” пришло из греческого языка, оно означает “камень с надписью”; термин ввел Линней, принявший граптолиты за минеральные образования на камнях, пытающиеся выдать себя за остатки животных.) Под лупой обычно обнаруживаются их симпатичные, выразительные формы: один вид напоминает перо, другой – лиру, третий – лист папоротника. Граптолиты образовывали колонии; отдельные особи, называемые зооидами, выстраивали себе крошечные полые укрытия, или ячейки, которые соединялись с соседними. Таким образом, каждая окаменелость представляет собой целое сообщество граптолитов, которое дрейфовало или, что более вероятно, плавало как единый организм, питаясь еще более мелким планктоном. Никто не знает, как в точности выглядели зооиды, – подобно аммонитам, мягкие части их тел не могли сохраниться, – однако сейчас считается, что граптолиты родственны перистожаберным, классу ныне живущих морских организмов, представленному небольшим числом видов, представители которых имеют некоторое сходство с венериной мухоловкой.
Ископаемые граптолиты начала ордовикского периода
Граптолиты имели особенность – очень полезную с точки зрения стратиграфов – образовывать новые виды, распространять их и вымирать в течение относительно короткого периода времени. Залашевич сравнивает их с Наташей, нежной героиней “Войны и мира”. Они были, по его словам, “хрупкими, чувствительными и чутко воспринимающими среду вокруг”. Поэтому граптолиты – прекрасные руководящие ископаемые: сменяемость их видов можно использовать для определения последовательности отложений пород.
Внимание! Это не конец книги.
Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?