Текст книги "Сердце мое"

– Типа Брайана Харриса?

– Что касается Брайана, то он привлекателен, богат, изыскан до мелочей. Яркая птичка, ничего не скажешь. Дьявольски красив.

– И?..

– Он просто не в моем вкусе. Его никогда полностью не удовлетворит ни одна женщина на свете. И вечно он будет охотиться все за новыми и новыми избранницами… К сожалению, большинство мужчин такие же, как он.

– Мальчиков, не мужчин…

– Что?

– Это мальчики такие, а не мужчины. Настоящие мужчины достаточно хорошо знают и себя самих, и женщин. Они разбираются в жизни и не следуют слепо лишь зову половых гормонов…

Тоненькие темные брови Шелли изумленно взлетели вверх.

– Довольно необычная точка зрения, – прокомментировала она.

Кейн пожал плечами.

– Но ее разделяют все настоящие мужчины, – он особо выделил два последних слова, – с которыми я знаком.

Шелли уже открыла было рот, чтобы возразить, но в это время подошел официант, неся заказанный обед.

Их беседа на какое-то время прервалась – трудно было удержаться от того, чтобы сразу не попробовать аппетитно дымящиеся блюда.

В какой-то момент Кейн непринужденно, как ни в чем не бывало предложил Шелли попробовать кусочек креветки прямо с его вилки, и, только откусив, она вполне осознала всю интимность этого жеста. Это напомнило времена ее детства, когда отец и мать, смеясь, угощали друг друга лакомыми кусочками со своих тарелок. И даже если весь их обед состоял не более чем из фиников, инжира и нескольких кусочков хлеба, они все равно не могли удержаться, чтобы не покормить друг друга.

– О чем ты сейчас подумала? – тихо спросил ее Кейн.

– Я вспомнила вдруг Большой Восточный Эрг… (Большой Восточный Эрг – песчаная пустыня в северной части Сахары, в пределах Алжира и Туниса.), Сахару…

– Алжир… – кивнул Кейн.

– Да. – Шелли чуть заметно улыбнулась. – Я привыкла рассуждать в терминах скорее чисто географических, чем геополитических… В конце концов воспитание в семье ученого дает о себе знать…

– И почему же ты вдруг вспомнила об этом море песка, о Сахаре?

– Мне напомнило об этом предложение попробовать еду прямо с твоей вилки. Мои отец и мама все время поступали так.

– Кормили друг друга во время еды? – улыбнулся Кейн.

Шелли кивнула. Глаза ее сейчас были чуть затуманены этими воспоминаниями о прошлом. Она все еще видела перед собой огромные, необъятные песчаные пространства великой пустыни – море, нет, океан песка… Земля, где выживали лишь самые осторожные, самые выносливые и упорные. Это застывшее великолепие то и дело всплывало перед глазами Шелли – порой в самые неподходящие моменты.

«Огромное море песка, до горизонта… покрытое мелкой рябью золотистых дюн, местами расчерченных в неровную полоску темными, сиреневатыми тенями… И тишина. Такая же сильная и величественная, как и сама пустыня. Удивительная тишина, застывшее на века молчание, в котором слышатся лишь шепот ветра да шелест песка, скользящего, рассыпающегося по золотистым дюнам…»

В наступившей тишине Кейн неотрывно следил за Шелли, видя, как легли на ее лицо тени воспоминаний о прожитых днях. И он почувствовал в ней страстную тоску по отдаленным уголкам земного шара, непреодолимое желание вернуться туда – снова и снова, и потом еще раз, и так до бесконечности… Эти чувства были ему очень хорошо знакомы – гораздо лучше, чем кому бы то ни было другому. И его тоже беспрестанно звали, манили отдаленные, дикие, порою опасные, но в то же время и невероятно красивые места.

Шелли заморгала и, кажется, вернулась к окружающей действительности. Она растерянно посмотрела на обеденный столик прямо перед собой.

– Ты любишь Сахару? – негромко спросил ее Кейн.

– Да, – просто ответила ему Шелли. – Она так прекрасна, что… – И замолчала, беспомощно поведя рукой, – описать эту нечеловеческую красоту обычными словами показалось ей совершенно невозможным.

– Да, – в тон ей ответил Кейн, – есть на свете пейзажи твоей души…

И снова Шелли вздрогнула: опять Кейну удалось – прочитать ее тайные мысли! Она изумленно уставилась на него. И только тогда осознала, что ее пальцы лежат на его запястье – видимо, вспоминая о Сахаре, она инстинктивно, сама того не сознавая, потянулась к нему, к его надежности и силе, к теплу его тела…

«Пейзажи души», – повторила она про себя.

И быстро отдернула руку, снова напуганная тем, насколько же глубоко Кейн понимает ее.

«Он ведь бродяга, путешественник, не забывай, – обратилась она к самой себе. – Он будет рад взять все, что ты ему только сможешь дать. А потом, взяв, уйдет… И поминай как звали… И при этом он даже не заметит, что сделал мне больно, когда разрушит в одно мгновение все то, что я терпеливо выстраивала долгие и долгие годы. Бродяги ведь не могут долго жить на одном месте, в одном доме… Они всегда уходят, разрушая пригревший их дом».

А дом – это было все, что имела Шелли.

Поэтому она моментально внутренне собралась и беря в руку вилку, поменяла тему разговора.

– И сколько же тебе было лет, когда ты решил начать путешествовать один, сам по себе? – непринужденно спросила она, спокойная, как никогда.

Кейн все еще смотрел на руку, которой какое-то мгновение назад касались пальцы Шелли. Потом ладонью другой руки он медленно прикрыл это место, словно пытаясь сохранить ее тепло как можно дольше. Однако когда он заговорил, его голос стал таким же, как и у Шелли, – совершенно нейтральным и спокойным. Он не выдавал того, что происходило в глубине его души – чувственное влечение к Шелли, которое он, казалось, сдерживал из последних сил.

– Ну, я уже после колледжа знал, чем буду заниматься, – ответил он. – Я пошел работать в компанию по геологическим исследованиям. А потом женился. Она не хотела, чтобы я много путешествовал, ну вот я и оставался дома.

– И что же, тебе это, конечно, не нравилось? – почти язвительно спросила его Шелли.

– Ну что ты, напротив. Для меня это была очень хорошая школа. Чертовски хорошая.

– Неужели?

– Ага, – подтвердил Кейн. – Я твердо выучил одну простую вещь: некоторые жены нисколько не становятся более верными своим мужьям, если те постоянно находятся дома. Впрочем, правильно, кажется, и другое: есть на свете и другие женщины, которые вовсе не становятся менее верными от того, что их мужья часто бывают в разъездах.

Шелли промолчала, не зная, что на это и ответить.

– В конце концов в жизни любой опыт когда-нибудь да пригодится, – спокойно продолжил Кейн. – И я начал собственное дело.

Шелли хотела было спросить его, чем же он стал заниматься, однако совершенно неожиданно для себя задала другой вопрос.

– А ты любил ее?

– Видишь ли, я тогда был совсем юным, чтобы вполне Я понять разницу между любовью и похотью, влечением только сексуальным… – Кейн посмотрел Шелли прямо в глаза и спросил: – А ты… Ты его любила?

– Кого? – не поняла Шелли.

– Того типа, что научил тебя ненавидеть всех мужчин, которым приходится много путешествовать…

Шелли медленно прожевала кусочек семги. Господи, и зачем она только спросила о его бывшей жене! Она хотела замять эту тему – брака, верных и неверных супругов, вечно путешествующих мужчин, – но теперь не знала, как это сделать. И пришлось отвечать.

– Тогда я думала, что любила. – Она старалась казаться очень спокойной.

– А теперь?

– А теперь я прекрасно понимаю, что только двое могут создать настоящий дом. Он-то думал, что женщине достаточно иметь место, где жить, готовить еду и нянчить детей.

– У вас были дети?

– Нет, – почти резко ответила она. – Тогда я говорила самой себе, что с детьми надо бы подождать. Объясняла это тем, что мне надо сначала хотя бы окончить колледж, получить какое-то образование…

– Думаю, ты просто не доверяла ему, – прямо ответил Кейн.

– Как ты догадался? – улыбнулась Шелли. – Но ты прав.

– Значит, ты не любила его, – так же прямо сказал Кейн. – Без доверия любовь просто невозможна. Сколько тебе тогда было лет?

– Двадцать.

– А ему?

– Двадцать девять. Он был торговым агентом в одной крупной компании.

Она не сказала, но это было понятно и так, что по долгу службы ее мужу приходилось постоянно бывать в разъездах.

Кейн сделал большой глоток вина, отставил бокал в сторону и принялся за еду.

– А сколько лет ты прожила отдельно от родителей до того, как вышла замуж? – снова спросил он ее.

– Два года.

– И ты чувствовала себя очень одинокой?

– Чертовски. – Голос Шелли теперь явно выдавал ее сильное внутреннее напряжение.

– И ты снимала себе жилье, жила в чужих домах, смотрела на чужие жизни и мечтала о своем доме… Собственном, настоящем доме…

Вилка Шелли с сильным звякающим шумом стукнула по тарелке из китайского фарфора.

– Скажи, какого черта ты задаешь вопросы, если заранее знаешь ответы на них? – спросила она почти грубо.

Сильные пальцы Кейна нежно коснулись ее тонкого запястья.

– Понимаешь, я ведь и сам был чертовски одинок до своей женитьбы, – тихо ответил он. – И я сам, как и ты, мечтал о собственном доме… И, как и ты, принял одно за другое – просто ошибся в жизни. Я хотел построить свой дом, но не было той любви, которая помогла бы мне это сделать. – Потом все тем же тихим, спокойным голосом он снова обратился к Шелли; – Можно мне попробовать кусочек семги?

Шелли механически протянула ему кусок рыбы на вилке. Открыв рот, он попробовал, и Шелли почувствовала, как тянет он серебряные зубчики вилки, не желая отдавать ее назад. Потом, все-таки вытащив пустую вилку у него изо рта, Шелли посмотрела ему прямо в глаза.

– Ты знаешь, а ведь твой отец был прав, – хриплым голосом произнес Кейн.

– То есть? – не поняла Шелли.

– Любая еда вкуснее, если есть ее с вилки, которую держит женщина…

– Кейн! – хотела прервать его Шелли, но он продолжал:

– Это, кстати, чертовски деловое замечание, ты даже сама не представляешь, насколько деловое. Оно должно подсказать тебе, что у меня и у твоего отца много общего. Не хочешь записать это в свой знаменитый блокнот?

Шелли вдруг почувствовала себя совершенно сбитой с толку, и, растерявшись, не зная, что и сказать, она рассердилась.

– Если уж учитывать все «кстати», Кейн Ремингтон, – ответила она через несколько мгновений, – то, кстати, я еще не дала согласие работать с твоим домом. У меня и так дел хоть отбавляй.

От гнева его зрачки расширились настолько, что глаза казались теперь почти совершенно темными – скорее со стальным, а не серебряным отливом.

– И тем не менее тебе придется заняться моим домом, – резко ответил он.

– Это, прости, почему же?

– Хотя бы потому, что я – мужчина, которому нужен дом, а ты – женщина, которая должна его ему сделать.

Ни на мгновение Шелли не могла оторвать взгляда от его больших серых глаз – они постоянно менялись, то становясь ясными, почти прозрачными, то вдруг затуманиваясь, подергиваясь поволокой… А уже через мгновение они вспыхивали серебряными искрами для того, чтобы уже в следующий миг сделаться темными, почти черными.

И вдруг, сама того не желая, Шелли осознала, до какой степени ей и в самом деле хочется заняться его домом. Человек, сидящий сейчас с ней за одним столом, был очень непростым, неоднозначным, он так часто менялся прямо у нее на глазах… И дом его невозможно было сделать одинаковым, всюду однородным, просто украсив несколькими стандартными образцами скульптур и несколькими картинами. Всей своей неоднозначностью Кейн словно бросал ей перчатку, разжигая ее профессиональное самолюбие, и это ее необыкновенно возбуждало и захватывало.

«Конечно, судя по всему, у него на уме сначала постель, а потом уж только работа над домом, – резко сказала сама себе Шелли. – Ну и что в конце-то концов? Можно подумать, это мой первый клиент, который полагает, что вместе с кроватью ему удастся снять напрокат и меня саму. Сколько раз меня преследовали подобные типы – точь-в-точь мой бывший муж или Брайан Харрис. Господи, как же я устала от всех этих мужиков, ставящих секс во главу угла. Буквально помешанных на сексе. Как сказал Кейн, это была очень хорошая школа… В жизни любой опыт когда-нибудь да пригодится».

А из прошлого опыта Шелли прекрасно знала, что согласится лечь в одну постель скорее с каким-нибудь каталогом аукционов Сотби, чем с похотливым, вечно потеющим мужиком, которого не любит…

В это мгновение она поняла, что у нее хватит сил не подпускать к себе Кейна достаточно долго, чтобы за это время успеть поработать с его домом – и это будет самая интересная, самая захватывающая ее работа за все последнее время! Обустроить, сделать уютным дом мужчины, который интересуется только тем, что скрыто за горизонтом… И который презирает поверхностность. Во всем.

– Что ж, я сделаю это, – сказала она наконец.

Кейн улыбнулся ей в ответ, и в улыбке этой было столько явного, нескрываемого, почти чувственного удовольствия, что в какое-то мгновение Шелли пожалела о своем согласии. Она чуть было не передумала, но профессиональная гордость и элементарный здравый смысл все же одержали верх.

«Все, теперь я пообещала ему… И все пути назад отрезаны. Но в конце концов, чего мне так уж опасаться? – размышляла Шелли, пытаясь хоть как-то успокоиться. – Он ведь бродяга до мозга костей. И явно не задержится тут надолго. Так что и жизнь мою разрушить вряд ли успеет…»

Однако эти мысли едва ли успокоили ее.

Глава 8

И уже на следующий день Шелли приступила к работе. Кейн жил в роскошной, фешенебельной квартире на самой вершине одного из небоскребов в центральной части города. Из окна открывался удивительный вид – вплоть до линии горизонта обзор не заслоняли никакие другие здания, что, конечно, было редкостью для густонаселенного Лос-Анджелеса. И когда над городом не висела пелена смога, панорама и впрямь была великолепна.

А в это время года как раз дули прохладные ветры, унося смог и дым с собой, и поэтому город был виден сейчас как на ладони. Из окна квартиры Кейна Лос-Анджелес казался чуть смятым бело-зелено-серым ковром, брошенным кем-то невзначай между океаном, искрящимся радужно-голубым светом, и склонами горного массива Сан-Габриель, которые издали казались светло-коричневыми.

Пожалуй, в квартире Кейна Шелли больше всего понравился вид из окна. Что же касается ее внутреннего убранства, то богатый интерьер был довеян дизайнерами до совершенства, абсолютно никак не отражающего индивидуальность владельца этого жилища. Шелли легко угадала стиль работы группы профессиональных, высоко компетентных и напрочь лишенных вдохновения дизайнеров. В цветовой гамме квартиры преобладали ослепительно-белый, угольно-черный и красный – при этом довольно необычных оттенков.

– А кто выбирал цвета стен? – поинтересовалась Шелли, пораженная таким скучным однообразием. – Неужели ты?

– Нет, – ответил Кейн. – Я только сказал декоратору, что, если в моей квартире появятся хоть какие-то пастельные оттенки и цвета, я сокращу его гонорар за работу вдвое.

– И тем не менее, – с удивлением произнесла Шелли, – у меня дома тебе почему-то понравилось…

– Да, но ведь у тебя пастели-то нет и в помине…

– У меня?! Интересно, а все эти цвета: кремовый, лимонный, горчичный, песочный, светло-коричневый, – она быстро загибала пальцы, – это, по-твоему, что, если не пастель? А ведь все эти оттенки представлены у меня в доме. В разных комнатах, конечно, но ты ведь был в них… Почти во всех…

– Ну какие же это пастельные цвета? – Теперь настал черед Кейна удивляться.

Шелли быстро обернулась и посмотрела ему прямо в глаза. Он был абсолютно серьезен.

– Интересно, что же ты имеешь в виду, когда говоришь «пастельные цвета и оттенки»? – поинтересовалась Шелли.

– Розовый, ярко-голубой и бледно-лиловый, – последовал ответ.

– То есть те цвета, в которые обычно красят яйца на Пасху?

– Именно.

Шелли улыбнулась:

– Ну тогда ты прав. Эти цвета тебе абсолютно не подходят.

– Спасибо хоть на этом…

– Но все это разве подходит больше? – И она показала рукой на стены гостиной.

– А сама-то ты как думаешь?

– Рискну предположить, что, если бы ты оставался здесь безвыездно хотя бы месяц, ты бы быстро все это переделал.

Кейн кисло улыбнулся.

– А среди твоих знакомых есть какие-нибудь хорошие дизайнеры-декораторы? – спросил он. – Я не могу жить в такой ободранной квартире. По-моему, ее давно пора отремонтировать.

Шелли нахмурилась, пытаясь сосредоточиться. Она мысленно перебирала сейчас всех своих знакомых декораторов. Конечно, каждый из них имел свои – и притом довольно многочисленные! – профессиональные плюсы, однако ни один из них не устроил бы Кейна, просто не подошел бы ему по стилю работы. Вздохнув, Шелли поняла, что на сей раз ей придется нарушить данное когда-то себе самой обещание не заниматься чисто дизайнерской работой – всеми этими образцами ковровых дорожек, обшивочного материала и оттенками красок для росписи стен.

– Ну, разве что я сама, – сказала она наконец. – Если, конечно, ты доверишь мне такую работу. Я ведь обычно этим не занимаюсь, и к тому же у меня нет необходимого дизайнерского образования.

– Я бы вообще доверил тебе все, что у меня есть.

Эти слова, сказанные к тому же абсолютно спокойным тоном, поразили Шелли. Она, оторвавшись от созерцания стен и мебели в квартире, посмотрела прямо на ее хозяина. И, как уже не в первый раз, была поражена цветом его глаз – казалось, оттенки их изменялись в зависимости от того, в какой обстановке он находился. В этой комнате, где преобладали угольно-черный и белоснежный цвета, глаза Кейна светились каким-то живым светом: так бывает, когда сквозь туман начинает пробиваться солнце.

«Он для меня, черт возьми, слишком уж привлекателен», – подумала Шелли.

Кейн еле заметно улыбнулся, как будто сам почувствовал ее внезапное напряжение, , неловкость и понял их причину.

– Не хочешь ли взглянуть и на другие комнаты?

Шелли была рада отвлечься от своих не слишком веселых мыслей и просто сказала:

– Что ж, показывай дорогу.

И пошла вслед за ним по его огромной квартире, мысленно представляя себе ее окрашенной в те или иные оттенки цветов. Когда они наконец все обошли и вернулись в гостиную, Шелли поняла, что лучшим вариантом здесь будет пастельный фон стен и мебели, причем выполненных из как можно более разнообразных материалов. А потом уж она займется своим любимым и настоящим делом: подберет для его дома произведения искусства, сделает последние несколько штрихов для того чтобы придать этому жилищу неповторимую индивидуальность.

– Почему ты все время хмуришься? – вдруг обратился к ней Кейн. – Что-нибудь не так?

– Да нет, я просто думаю, как сделать этот дом лучше, оживить его, – ответила она. – Сейчас, например, соображаю, не поменять ли в ванной этот кричащий ярко-бирюзовый кафель. Может, стоит подобрать что-то более спокойное? С другой стороны, ванная комната у тебя просто замечательная – да еще и с такой огромной ванной. В ней даже плавать, наверное, можно… Мне бы дико не хотелось вводить тебя в дополнительные расходы и устраивать там полную перепланировку только ради того, чтобы обновить цвета.

– Делай все, что сочтешь нужным, я заранее согласен, – ответил Кейн. – Я ведь и сам терпеть не могу эту яркую бирюзу… Единственное, о чем бы я тебя попросил, – пусть подрядчики крушат и ломают здесь все в то время, когда меня не будет в городе, иначе мне просто будет негде жить…

Шелли быстро отвернулась, чтобы он не успел заметить выражения тоски и боли, появившегося в глазах при напоминании Кейна о том, что скоро снова уедет.

– А куда ты, кстати, собираешься на сей раз? спросила она, стараясь, чтобы голос ее звучал ровно и спокойно.

– Точно пока не уверен, но скорее всего мне придеться вернуться в Юкон. Видишь ли, там могут быть серьезные неприятности.

– А в чем дело? – поинтересовалась Шелли.

– Два моих инженера никак не могут найти друг с другом общий язык. Вот и спорят, и ссорятся по любому поводу. Достаточно пустяка – разных взглядов по поводу интерпретации данных аэрокосмической фотосъемки, образцов горных пород, составления планов и карт… И так далее. Но что хуже всего – так это то, что оба они любители выпить, – объяснил Кейн и добавил, нервно проводя рукой по выгоревшим волосам: – К тому же там замешана женщина.

– Женщина? Тоже любительница выпить?

– Нет. Женщина, которую они никак не могут между собой поделить. А впрочем… Да, ты права – Лулу ведь тоже пьет. Я раньше об этом как-то не подумал…

– Звучит… достаточно, скажем так, интригующе…

– Ну, если хочешь, назови это так. Вздохнув, Кейн снова пригладил рукой волосы.

– В сравнении с этой Лулу Джо-Линн просто конфетка. – Он покачал головой. – Но мне пришлось приехать сюда, чтобы хоть немного побыть рядом с Билли. В прошлом Дейв всегда, что называется, принимал удары на себя – я имею в виду дивный характер Джо-Линн. Но сейчас, когда Дейв во Франции, я всерьез забеспокоился за мальчика. Вот и вернулся. Буду здесь, пока смогу… пока обстоятельства позволяют.

– Ну а потом? – спросила Шелли, отворачиваясь к большому окну, выходящему на запад.

– А потом… Шелли, я ведь все равно постараюсь вернуться оттуда как можно скорее.

Она не отрываясь смотрела в окно, однако, казалось, вовсе не замечала прекрасного вида из него.

– Ну что, насмотрелась? – обратился к ней Ремингтон через пару минут.

– Да, вполне.

У Кейна возникло отчетливое ощущение, что она подразумевает не вид из окна, а его квартиру, по которой можно было судить о его стиле жизни.

– Шелли…

– Позвони мне, когда будешь уезжать, ладно? – Тон ее голоса был чисто профессиональным, спокойным и деловым. – Я попрошу тебя оставить мне ключ, чтобы начать работы, когда тебя не будет.

– Неплохо звучит: «Позвони мне, когда будешь уезжать». А если в этот раз я вообще никуда не поеду? Если смогу остаться в Лос-Анджелесе на несколько месяцев, что же, мне тогда тебе и вовсе не звонить? Просто так позвонить нельзя? – В последней его фразе послышалась холодная ярость, хотя голос и звучал вежливо.

– Нет, ну почему же. – Шелли пожала плечами. – Пожалуйста, звони…

– Спасибо за необыкновенную доброту.

– Доброта здесь абсолютно ни при чем.

С этими словами Шелли достала из сумочки блок и начала что-то записывать.

– Ты должен будешь одобрить мой выбор образцов ковровых покрытий и обивочных тканей. Плюс всякие краски, обои и так далее, – произнесла она, непереставая писать. – Кроме того, нужно будет выбрать мебель…

Кейн нетерпеливо махнул рукой:

– Все, что ты выберешь, сгодится. Лишь бы габариты этой мебели меня устраивали: мне нужен полный комфорт, пока я здесь.

Оторвавшись от своих записей, Шелли взглянула на Кейна. Это был взгляд профессионала на его клиента-заказчика, не более того. Глаза ее, окаймленные густыми, пушистыми ресницами, казались сейчас темными, почти черными.

– Все, что я выберу? – переспросила она. – Нет, так не пойдет. Все, что ты мне скажешь выбрать. В конце концов, это ведь твой дом, а не мой, не так ли?

– Пока это только пристанище, а никакой не дом, – резко ответил ей Кейн. – Для того чтобы построить настоящий дом, нужна любовь, а не какие-то там образцы тканей и ковровых покрытий.

Шелли обвела гостиную рукой, в которой все еще держала тоненькую золотую авторучку.

– Дом прежде всего обживают люди, – ответила она. – А в этом доме не так-то много и жили.

В наступившей за этой репликой тишине было отчетливо слышно, как поскрипывает ее ручка, наносящая на бумагу какие-то знаки. Окончив писать, Шелли быстро спрятала блокнот с ручкой в сумочку и направилась к двери.

– Я позвоню тебе, как только подберу образцы тканей и красок, – мне нужно будет твое одобрение. – Не надо так спешить, мисс Уайлд.

Поколебавшись буквально мгновение, Шелли все же обернулась и посмотрела на Кейна. Ее темные тоненькие брови удивленно взлетели вверх.

– Да, мистер Ремингтон?

– Я собираюсь заниматься подбором всего – и красок, и мебели с кафелем, и обоечных образцов – вместе с тобой, не отходя буквально ни на шаг. Я никогда, ничем подобным не занимался, и, думаю, все это мне будет даже интересно.

– А я-то думала, ты мне доверяешь…

– Господи, конечно, доверяю! – Он быстрыми, спортивными шагами приблизился к ней. – И я доверяю тебе демонстрацию всего процесса дизайнерской работы, в частности подбора тех вещей, которых не хватает для этой квартиры. Начнем прямо сейчас.

Какое-то мгновение Шелли была абсолютно уверена в том, что уже в следующую секунду Кейн крепко о ннмет ее за талию и еще раз даст понять, каким сум сшедшим, страстным и нежным может быть простой поцелуй в губы… Однако Ремингтон не сделал этого, просто улыбнулся и протянул ей руку.

Шелли почувствовала себя слегка разочарована и это даже несколько напугало ее.

– Ну что, идет? Ты согласна? – повторил Кейн.

Она подумала, что ему предстоит пройти вместе с ней бесконечные ряды ковровых дорожек, мебелы гарнитуров, вдыхать запахи образцов свежих красок, исследовать крохотные кусочки тканей-образцов, п кафельных плиток… Он воистину не представлял с что его ожидает! Поэтому Шелли, хитро улыбнувшишь, в свою очередь, протянула ему руку, пожимая его крепкую мозолистую ладонь.

– Но только предупреждаю тебя, – сказала она с улыбкой, – чтобы ты заранее подготовился к тому, что умрешь со скуки.

– . Вот уж не думаю, что умру со скуки рядом с тобой.

И он окинул изящную фигурку собеседницы таким взглядом, что Шелли густо покраснела. В эту минуту она поняла, что ей необходимо немедленно что-то предпринять, чтобы охладить его чувственный пыл и влечение к ней, а заодно и свою собственную ответную, такую неуместную страсть.

– Поверь мне, – повторила она ровным, абсолютно спокойным голосом, – это будет скучно для тебя. Невыносимо скучно. Спроси хотя бы моего бывшего мужа…

И она почувствовала, как сильно напряглась рука Кейна, все еще не выпускавшая ее ладонь, становясь твердой, почти деревянной…

– Что ты хочешь сказать, упоминая о своем бывшем муже? – тихо спросил ее Кейн.

– Ничего, – все так же спокойно ответила она. – Это дружеский совет, не более. Я отделаю тебе дом, «позолочу» его так, как ты этого сам пожелаешь, но если ты собираешься снять на время и меня – когда будешь покупать гарнитур для спальни, – заранее предупреждаю, что у тебя ничего не выйдет. Для этого ищи себе другую женщину, а со мной этот номер не пройдет. Я выразилась достаточно понятно, или же мне нужно написать эти слова на плитках кафеля, которые я выберу для твоей ванной?

– А тебе самой-то не было до смерти скучно с твоим бывшим мужем? – неожиданно спросил ее Кейн. Шелли пожала плечами, но ничего ему не ответила.

– Что, неужели и вспомнить не можешь? – усмехнулся Кейн.

Нет, Шелли этого, конечно, не забыла. В следующее мгновение она вспомнила все – и, к несчастью, слишком ярко. Она даже не успела сосредоточиться, чтобы защититься от этих воспоминаний, как все время делала раньше. Снова вернулись боль и унижение. Шелли ощутила их необычайно сильно.

– То, что я помню, а чего не помню о своем бывшем браке, – это, прости, не твое дело.

– Понятно, – заключил Кейн. – Короче, тебе было скучно.

Закрыв глаза, Шелли попыталась было подобрать другие слова для описания того, что она чувствовала, когда вспоминала о ночах, проведенных с ее бывшим мужем, – ночах, полных боли, страха и унижения. Начиная буквально с того дня, как она стала его женой, его язвительные остроты по поводу ее слишком маленькой груди и недостатка сексуальности в целом отравляли ей жизнь, заставляя все время оставаться настороже. А это ведь неизменно означает конец всякой любви… Потом уже, после развода, семейный психотерапевт сказал ей, что ее бывший муж унижал ее только потому, что не был вполне уверен в своей собственной сексуальности.

«Может, это и так, – грустно подумала Шелли. – Может быть, может быть, может быть… А вдруг муж прав? Может быть, во мне не очень много женственности».

После развода ей не очень-то хотелось проверять на практике предположение психолога о комплексе неполноценности у ее бывшего супруга. И она старалась держаться от мужчин как можно дальше, поддерживая с ними исключительно деловые отношения.

И так было вплоть до того дня, как она познакомилась с Кейном, неожиданно оказавшимся для нее таким привлекательным, что с ним рядом она просто забывала обо всем на свете. Но эти ощущения слишком пугали ее саму, чтобы она могла вполне им довериться.

«А что, если мой муж был прав? – подумала она. – Что, если я отдамся Кейну, а он будет до смерти разочарован? Или и того хуже – станет презирать?»

Высмеивать, как это делал ее бывший муж…

– Тебе скучно со мной, Шелли? – раздался голос Кейна у нее над ухом.

Она быстро открыла глаза.

Сейчас он находился от нее на расстоянии всего нескольких дюймов.

Тепло его тела, казалось, обволакивает, ласкает и дразнит. Кейн, прищурившись, пристально глядел на Шелли. Чувствовалось, что он изо всех сил старается подавить эмоции, и от этого его глаза отливали каким-то металлическим блеском. От него исходили такая удивительная сила, такая мужественность, что Шелли ощутила какую-то непонятную жажду, для которой не могла подобрать подходящих слов. Это было совершенно новое, неповторимое чувство.

– Что ты, разве может хоть одна женщина на свете заскучать рядом с тобой? – совершенно искренне ответила она. Голос ее был печальным и чуть хрипловатым.

– Если бы моя бывшая жена думала так же… Шелли быстро окинула оценивающим взглядом всю его фигуру – от головы до ног.

– Ну, по крайней мере на твое телосложение ей жаловаться явно не приходилось. Если только она не была невротичкой и вдобавок совершенно слепой.

Кейн внимательно посмотрел на нее. В глазах его читалось явное удивление.

– А что, неужели твой бывший муж был…

– Невротиком? Ну, у мужчин это называется несколько по-иному. Стремление к разнообразию, скажем так.

– А что, он тоже был слепым?

Шелли не стала уточнять у Кейна, что он имеет в виду. Она поняла, что именно.

И она уже знала, что вполне сможет рассказать Кейну всю правду. Ее бывший муж с успехом добился того, что жизнь их превратилась в сплошной кошмар.

– Его не устраивало мое телосложение, – откровенно сказала она и вздрогнула, вспомнив бесконечные унижения и обиды. – Впрочем, он был прав. В «Плей-бой» в качестве фотомодели меня бы не пригласили.

– А чего ему, собственно, не хватало? Больших сисек?

Шелли поморщилась – мог бы все же и выбирать выражения… Высказанный вслух, этот вопрос звучал еще более жестоко, чем в ее сознании. Вопрос, постоянно отравлявший ей жизнь.

– Да, – сказала она.

– Неужели он их мерил и сравнивал? Теперь Шелли не знала, что ему и ответить. Сильные мозолистые пальцы коснулись ее щеки. Шелли сделала беспомощный жест, сожалея о том, что решила бороться с привлекательностью Кейна с помощью голой, ничем не прикрытой правды. Это оказалось таким же бесполезным, как и все остальное.

– Так что же, неужели мерил? – повторил Кейн.