Текст книги "Свой путь направь к звезде. Душевное равновесие в трудное время"

Сила первичная и сила собственная

На практике процесс такого «вспоминания» обычно проходит через несколько этапов. Возможно, некоторым читателям захочется испробовать это на себе, поэтому я вкратце охарактеризую основные из них.

ЭТАП 1. Поначалу пациент дает негативную оценку лишь отдельным моментам своей жизни, но со временем негативная оценка принимает всеобщий характер. В двух приведенных выше примерах это уже произошло. Благодаря своему окружению оба эти человека приобрели и кое-какой положительный опыт, который, однако, был недостаточно учтен в выработанных ими концепциях. После полученной травмы никто из них не погиб – уже немало! Жизнь всегда открывает перед человеком возможности стать тем, кем он хочет, может и должен стать. Жизнь вообще представляет собой непрерывную цепь возможностей, позволяющих человеку реализовать весь заложенный в нем потенциал в соответствии с накопленными знаниями и своей совестью. Такие возможности сохраняются и у тех людей, которые приходят к психотерапевту за советом, каким бы негативным ни был их жизненный опыт! Врач должен убедить их в этом.

Хорошо зарекомендовал себя метод, когда психотерапевт просит пациента найти в своем прошлом нечто такое, что было бы само собой разумеющимся и должно было случиться обязательно и непременно. Пациент ничего не найдет, потому что такого в его жизни не было. Ни его появление на свет, ни его пребывание на свете вплоть до настоящего момента нельзя рассматривать как нечто само собой разумеющееся. Нужно развеять его иллюзии: требовать чего-либо от жизни – пустое дело. Но в то же время он должен понять: факт его рождения говорит о том, что он сам был «затребован», что его «призвали» и что «призванным» он остается до сих пор. Такие мысли приведут его к пониманию собственной безусловной ценности гораздо быстрее, чем обсуждение окружавших его в прошлом и окружающих сейчас людей.

* * *

ЭТАП 2. Но раз он призван, он должен действовать, раз его мобилизовали, значит, его и снабдили всем необходимым для того, чтобы он мог показать результат. По ходу беседы нужно стараться расшатать и скорректировать низкую оценку, которую пациент дает собственной эффективности. Прекрасный пример из своей жизни приводил Райнхард Тауш[6]6
  Райнхард Тауш (1921–2013) – один из крупнейших немецких психологов второй половины XX века.


[Закрыть]: «Я был плохим учеником, много конфликтовал с учителями. Но несмотря на то, что я весьма небрежно делал домашние уроки, а некоторые предметы и вовсе не любил, мне всегда как-то удавалось сводить концы с концами. Часто, отправляясь утром в школу, я чувствовал себя неспокойно и думал, удастся ли мне на перемене незаметно для учителей написать домашнюю работу. Однако в целом у меня было ощущение, что каким-то непостижимым образом я все-таки справляюсь со школьной учебой, хотя и небезупречно».

Суть описания, данного Таушем, имеет много общего с переходом к следующему этапу возвращения первичного доверия. Речь идет о внутренней уверенности, что все наши ошибки и недостатки не могут помешать нам в самом главном. В том, чего от нас «ждут». У нас достаточно сил, чтобы справиться, хотя порой и небезупречно. Каждый человек не раз испытал это на себе, а если кто-то забыл, пусть постарается воскресить это в своей памяти.

Итак, на первых двух этапах у человека должно выработаться представление о существовании первичной силы, которая несет его по жизни, и собственной силы, которой в принципе снабжен каждый. Убеждение в наличии первичной силы, несомненно, укрепит первичное доверие к миру. Убеждение в наличии собственных сил, несомненно, приведет к повышению уверенности в себе.

На следующих двух этапах психотерапевт постепенно отходит в тень, его роль ограничивается лишь осторожными короткими замечаниями, дающими мысли пациента нужное направление. Читатель, который хочет поэкспериментировать на себе, должен обдумать эти замечания в тихой и спокойной обстановке.

* * *

ЭТАП 3. Как «метафизически призванный», пациент должен напрямую выяснить отношения с «призвавшим» его. Высказывания Виктора Франкла могут помочь здесь правильно сориентироваться:

«В сущности, мы не можем говорить о Боге, мы можем лишь обращаться к Богу».

«Все ценности мира сходятся в единой точке, в наивысшей ценностной Личности».

«Бог – наш собеседник в самые сокровенные минуты, когда мы остаемся наедине с собой».

«Подлинная религиозность основана не на бессознательном влечении, а на осознанном выборе человека».

Бог – величина необъятная, а наши понятия мизерны, поэтому, беседуя с пациентом, психотерапевт должен во всем, что касается Бога, проявлять максимальную сдержанность. Но если все ценности сводятся к одной наивысшей ценности или к одной наивысшей ценностной Личности, то каждая встреча пациента с ценностями будет встречей с Ним. Терапевту остается лишь подтолкнуть пациента к таким встречам.

Здесь следует отметить, что людям, чье первичное доверие было с годами утрачено или вытеснено боязливым и пессимистичным недоверием к миру, весьма полезно расширить горизонт своих ценностей. Иногда эффективнее любой консультации психотерапевта оказывается приобщение к культурным ценностям. Когда человек рисует, сочиняет стихи, поет, танцует, читает, когда он (реально или в своем воображении) поднимается в горы, осматривает архитектурные памятники или выходит под парусом в открытое море, он вновь начинает чувствовать «пульс мироздания», начинает сознавать свою включенность в него. И если человеку посчастливится пережить один из таких драгоценных моментов в полном одиночестве, если его внимание не будет отвлекаться на разные мелочи, банальные разговоры, телефонные звонки и тому подобное, то, возможно, он придет к той сокровенной беседе с самим собой, которая есть не что иное, как молитва.

* * *

ЭТАП 4. Логотерапия, опирающаяся на гуманистическую психологию, может все это инициировать, может запустить соответствующие процессы. Единственное, чего она не может, – это принять решение за пациента. Потому что в сознательной жизни возвращение первичного доверия происходит лишь на основе принципиального выбора.

Первичное доверие пронизывало наши сны еще в колыбели, на заре нашего существования, и оно красной нитью тянется через всю нашу жизнь, от одной бесконечности до другой. Но если нить порвалась, то, чтобы связать ее, требуется волевое решение. Принудить человека к вере нельзя, и уж конечно, психотерапевт не ставит перед собой такую задачу.

Его последняя услуга пациенту будет состоять в том, чтобы рассказать ему о существовании четвертой ступени, на которую он сможет подняться, если захочет. Если, переборов внутреннее сопротивление, раз и навсегда стряхнет с себя все плохое, что сделали ему люди и что подорвало его доверие к миру. Если найдет в себе силы авансом оказать доверие тому, что заслуживает абсолютного доверия.

На переход к четвертому этапу пациент должен решиться по собственной воле. Но там, на верхней ступени, его ждет обретение утраченного.

Ноопсихический антагонизм

Долгое время любые сближения психотерапии с церковным душепопечительством считались плохим тоном. С тех пор как Зигмунд Фрейд охарактеризовал религию как «навязчивый невроз человечества», между обеими дисциплинами неукоснительно соблюдалась определенная дистанция. Психотерапевты заботились о психике человека, духовные пастыри – о его душе, и хотя слово «психика» является лишь переводом слова «душа», и те, и другие элегантно обходили этот щекотливый факт. Сферы компетенции были разграничены, и стороны старались не становиться друг у друга поперек дороги.

Однако со временем выяснилось, что единую суть предмета не так-то легко «расщепить». Душепопечение, которое игнорирует биопсихические основы человеческой природы, обречено на неудачу. Психотерапия, исключающая из поля зрения духовность человека, терпит не меньший крах. В истории было достаточно примеров и того, и другого.

В нынешний век всеобщей интеграции (культур, народов и так далее), когда сотрудничество и взаимодействие стало одним из основных приоритетов во всех областях, искусственная пропасть между психотерапией и религией сократилась. Но что может их соединить? Один из таких прочных мостов – логотерапия. Что она может сделать?

Давайте рассмотрим понятие души. В течение многих столетий люди называли душой то, что Господь «вдохнул» в человека (и только в человека), – дуновение Божие. С молниеносным взлетом современной психологии значение понятия радикально изменилось. Душа сузилась до простого вместилища психических функций (инстинктов, влечений, эмоций, страхов, комплексов, самооценки) и когнитивных процессов (внимания, памяти, восприятия). Дуновение Бога было низведено до уровня барометра настроений и индикатора мыслительной активности высокоразвитого животного. Все «специфически человеческое» молодая наука просто бросила под стол.

К счастью, благодаря Франклу в человеке заново было открыто свойство, позволяющее признать его особую сущность и отвести ему место между небесным и животным мирами. Речь идет о духовном («поэтическом») измерении человека, в котором берут начало его свобода и ответственность, поиски смысла и любовь и в котором тлеет Божья искра сотворчества. Понятие ноус (дух), как его трактует логотерапия, гораздо больше соответствует традиционному пониманию души, чем психика в трактовке психологии.

Здесь есть один интересный аспект. Психика и ноус далеко не всегда действуют заодно. Врожденные или приобретенные реакции психики имеют инстинктивный, автоматический, обусловленный характер. Решения, принимаемые ноусом, напротив, свободны. Этим и объясняется специфический феномен, наблюдаемый только и исключительно у человека, – когда психика тянет в одну сторону, а ноус сознательно и намеренно выбирает противоположное направление. Франкл назвал это «ноопсихическим антагонизмом».

* * *

Мы уже знакомы с этим феноменом по выражению «упрямство духа» и знаем, какой огромной силой может обладать этот дух. Психика наркозависимого жаждет наркотика, а ноус говорит «нет». Психика человека, страдающего тревожным расстройством, стремится избежать опасной, как ему кажется, ситуации, а ноус принимает решение мужественно выдержать ее. Психика разгневанной матери подстрекает ее ударить ребенка, но в последний момент ноус удерживает ее руку. Психика сексуально возбужденного мужчины требует, чтобы он набросился в темноте на проходящую мимо девушку, а ноус запрещает ему это. В мире животных такие примеры неизвестны.

Но не будем предаваться иллюзиям. Слишком редко в нас побеждает ноус, слишком редко одерживают верх совесть, смысл, ответственность и бескорыстная любовь. Однако сама возможность феномена ноопсихического антагонизма выделяет нас, людей, среди всех остальных живых существ. Это удостоверение, свидетельствующее о нашей принадлежности к человеческому роду. Ecce homo! Се человек!

Почему же тогда ноус так слаб? Но слаб ли он на самом деле? Франкл однажды сравнил духовное измерение человека с дряхлым судьей, который должен вынести приговор обвиняемому – мускулистому здоровяку (психическому измерению человека, основанному на сильных инстинктах). Судья уступил бы силачу в единоборстве, но разве из-за этого он не сможет выполнить свою судейскую функцию? Мы же знаем, что сможет! Ведь дело не в его дряблых мускулах, а в том положении, которое он занимает в иерархии власти.

По мнению Франкла, именно так нам и следует представлять себе иерархические отношения между ноусом и психикой. Психика могуча, в ней присутствует огромная доля бессознательного, закрепившихся в течение тысячелетий поведенческих стереотипов. А ноус – всего лишь дуновение, правда, Божественное.

Мой опыт говорит, что люди, знающие о ноопсихическом антагонизме, живут разумнее и лучше. У них достойное представление о самих себе. Их действия менее машинальны и более аутентичны. Они свободнее в своем выборе и чаще принимают правильные решения. Они не очень склонны искать оправдание собственным промахам, и это хорошо. Потому что признание своих ошибок и заблуждений всегда связано с надеждой избавиться от них.

Психотерапия и духовная жизнь: история двух соседок

Цель душепопечительства – привести к богоугодной жизни. Цель психотерапии – привести к жизни разумной. Думаю, можно смело утверждать, что разумная жизнь – это и есть богоугодная жизнь и наоборот.

Одно время среди моих соседей были две одинокие женщины в возрасте около семидесяти. Обе овдовели, у обеих были взрослые дети, давно живущие отдельно, по горло занятые работой и поэтому редко их навещавшие. И та, и другая получали скромную пенсию, страдали обычными возрастными недугами и чувствовали себя не у дел. К современности с ее лихорадочными темпами и электронными достижениями они относились настороженно.

Таким образом, обстоятельства, «уготованные им судьбой», были вполне сопоставимы. Однако эти женщины относились к ним по-разному. Одна полностью смирилась со всеми ограничениями, можно даже сказать, сплела себе из них непроницаемый кокон. Одиночество ожесточило ее, со временем она все больше замыкалась в своих четырех стенах. Последние человеческие контакты, которые у нее еще оставались, окончательно заглохли. Чувство отчужденности привело ее к убеждению: «Раз я никому не нужна, то и сама никому ничего не должна». От нее невозможно было дождаться ни приветливого слова, ни улыбки, ни малейшего проявления дружелюбия. Люди считали ее странной старухой, пожимали плечами и избегали общения с ней. Судьба отняла у нее все – так это выглядело со стороны. Изредка встречая ее в холле первого этажа, я пыталась разрушить ее обособленность – напрасно.

Второй женщине сослужил хорошую службу ноопсихический антагонизм. Чувство одиночества? Ожесточение? Отстраненность от жизни? Ее духовная позиция была выше всего этого, свою задачу она видела в том, чтобы с пользой употребить освободившееся время и силы. Поскольку дети больше не нуждались в ней, она занялась социальной работой и стала внештатным сотрудником местного пансионата для слабовидящих. Скоро уже многие люди радовались ее приходу. Постепенно она расширила сферу деятельности, охотно выполняла поручения, покупала галантерейные мелочи, делала прически, ремонтировала одежду. У нее завязались стабильные дружеские отношения, в том числе и с обслуживающим персоналом. Некоторые обитатели пансионата очень любили животных, поэтому она специально завела собаку, выдрессировала ее и брала с собой на работу. Благодаря собаке она теперь много гуляла, и ее здоровье от этого только укрепилось. Встретившийся ей на одной из таких прогулок пожилой господин стал ее постоянным спутником. Он был большим любителем фольклорной музыки и часто приглашал ее на концерты. При ее посредничестве он время от времени выступал перед обитателями пансионата, исполняя на аккордеоне разные песни, и ему всегда оказывали восторженный прием. Жизнь этой женщины была наполнена до краев, и всякий раз, когда мы встречались в холле, я искренне радовалась за нее.

•••

Можно предположить, что и жизнь первой женщины могла бы быть намного счастливее. Я хотела ей помочь. Если бы она приняла мое приглашение на врачебную консультацию, то я сразу заговорила бы о свободных ресурсах, которые оставались в ее распоряжении, несмотря на все внешние обстоятельства. Я упомянула бы и о ее ответственности за использование этих ресурсов. Убедившись, что она меня поняла, я предложила бы вместе определить открывающиеся перед ней возможности: все разумное и глупое, социально полезное и асоциальное, укрепляющее здоровье и разрушающее его, гениальное и банальное. Существует бесконечное количество вариантов, которые она могла бы воплотить в жизнь или отбросить в сторону как неприемлемые и из которых она могла бы сознательно выбирать, день за днем. Затем мы перешли бы к процессу отбора. Женщине предстояло бы найти ответы на трудные вопросы: «Какие из возможных для меня вариантов я должна осуществить, потому что они имеют ценность? И какие из возможных для меня вариантов я должна сбросить со счетов, потому что они мне не нравятся?» Моя роль при этом сводилась бы к осторожной поддержке.

Зафиксировав, наконец, четкие ответы, я постаралась бы мотивировать ее на реализацию принятых решений и всячески помогала бы ей в каждом конкретном случае.

А теперь подумаем, как стал бы действовать хороший духовник, если бы женщина обратилась к нему. Будучи лишь дилетантом в этой области, я все-таки предполагаю, что исходной точкой для него послужила бы озлобленность женщины на весь мир. К чему эти обиды и эта ожесточенность? Она не одинока, не покинута, Господь всегда с нею. Никто не отстранял ее от жизни, она нужна Богу. И даже если ни один человек о ней знать не хочет, Господь любит ее. Что ей еще нужно? Разве Он не подарил ей долгую жизнь, хороших, разумных детей и много чего еще? Разве Он не оберегал ее в тяжелые минуты? Разве Он не обеспечил ей спокойное и уютное жилье на старости лет? Как же ей отблагодарить Его? Неужели она откажется исполнить то, что Он пока еще надеется получить от нее? Не откажется? Ну, тогда вперед, на поиски! Что она может сделать для Него? К чему Он призывает, чего ждет от нее?

Из этого видно, насколько идеально сочетаются психотерапия и душепопечительство. Их тесно связывает ориентация на ценности. В какой бы беде ни оказался человек, пока он свободно принимает решения, ориентированные на ценности, его душевному здоровью ничто не угрожает.

По ту сторону здоровья и болезни

Физическое и психическое в человеке подвержены различным недугам – это всем известно. Состояние каждого из нас постоянно находится между телесным здоровьем и болезнью, между психической нормой и нервным срывом.

А как обстоит дело с духовным измерением? Интересный вопрос. В соответствии с традиционным пониманием души Франкл определял ноус как нечто находящееся «по ту сторону здоровья и болезни». Духовное не может заболеть, оно не рождается и не умирает. «Духовное не пребывает нигде в пространстве, в том числе и в могиле», – писал Франкл. Он сравнивал человеческий дух с музыкой, которую нельзя обнаружить внутри скрипки и которая не умрет, если эту скрипку разбить. Тело и психика в их тесной психосоматической и соматопсихической сплетенности подобны скрипке. Это инструмент человеческого духа, он может получить повреждения, а может сломаться и совсем выйти из строя. Но это не значит, что духовная личность, которой служили тело и психика, исчезнет вместе с ними.

Если посмотреть на духовное с такой точки зрения, станет понятно, что для его оценки подходят скорее количественные характеристики: большее или меньшее наличие ноуса в распоряжении человека. Духовное измерение может сокращаться вследствие мозговых травм, психозов, возрастной деменции и тому подобного – вплоть до полной блокировки. Но вернемся к нашему сравнению. Пока скрипка исправна (= пока человеческий организм здоров), музыка отчетливо слышна. Когда скрипка повреждена (= организм болен), музыка становится приглушеннее или вообще затихает. Но сама музыка при этом не исчезает!

Приведу еще один яркий символический образ. Виртуозный скрипач способен извлечь прекрасные звуки даже из плохой скрипки, и наоборот: неумелый скрипач не сыграет ничего заслуживающего внимания и на скрипке Страдивари. Отсюда видно, что красота музыки далеко не всегда коррелирует с качеством инструмента!

* * *

Убедительное свидетельство оставил нам Вольфганг фон Гете. Поэт, перенесший несколько серьезных заболеваний, никогда не позволял своему физическому состоянию вмешиваться в творческий процесс. Будучи уже 80-летним старцем, он утверждал: «Трудно даже вообразить, какую поддержку дух может оказать телу. Я часто страдаю болями в нижней части живота, однако воля и сила разума не позволяют мне слечь. Лишь бы дух не подчинился телу!» Удивительно, что он понимал «дух» почти в логотерапевтическом смысле – параллель с ноопсихическим антагонизмом Франкла напрашивается сама собой.

Сходным образом, видимо, можно объяснить и тот факт, что Христиан Моргенштерн[7]7
  Христиан Моргенштерн (1871–1914) – немецкий поэт, писатель и переводчик, классик немецкой литературы конца XIX – начала XX века.


[Закрыть], заболевший туберкулезом еще в детстве, вопреки всем врачебным прогнозам дожил до 43 лет. Сам он предполагал, что именно та сила, которая, по его словам, покинула его физический организм, вселилась в его дух и сопровождала его в течение всей жизни. То, чего было лишено его тело, возместилось ему в открывшихся духовных мирах. Его стихи свидетельствуют о мужестве, неиссякаемом юморе и потрясающем душевном равновесии. Поистине, великие виртуозы могут добиться красивейшего звучания и от испорченного инструмента.

Духовное, не подверженное болезням начало в человеке способно подняться над слишком уязвимым составным элементом нашего бытия, способно восторжествовать над болью и физической слабостью. Ему не страшна даже смерть – ведь лишь бренная материя подвластна ей. Поврежденные инструменты разных эпох довольно часто встречаются в исторических музеях. Поврежденные мелодии – никогда…

Я говорила о Гете и Моргенштерне. Но и в нас, «маленьких людях», скрыты такие запасы сил, о которых мы обычно не подозреваем. Они внезапно прорываются в ответ на зов смысла, в ситуации, когда требуется срочная мобилизация всех наших ресурсов.

В декабре 1994 года в Англии произошел удивительный случай. Припаркованный у садовой ограды автомобиль неожиданно сдвинулся с места (владелец забыл поставить его на ручной тормоз) и покатился прямо на игравшую неподалеку девочку – дочку владельца машины. Увидев, что происходит, отец бросился к машине и в момент, когда заднее колесо уже наезжало на ребенка, приподнял заднюю часть автомобиля. Девочка была спасена.

Об этом происшествии писали тогда все газеты, всеобщее внимание привлек тот факт, что – как выяснилось позднее – в обычных обстоятельствах отец ребенка был не в состоянии приподнять тяжелый автомобиль, это под силу только четверым мужчинам вместе. Но есть простое объяснение случившемуся: зов смысла ударил по духовной струне человека – струне отцовской любви, и это породило невероятный прилив физических сил, которыми в нормальных условиях он не обладал. В один миг открылись все шлюзы «запасников».

В уже упоминавшихся «Десяти тезисах о личности» Франкл писал, что человек «слышит зов трансцендентного в своей совести». Даже не слишком громкий. Если любовь в сердце человека достаточно сильна, то она способна мобилизовать свой телесно-психический инструмент и добиться от него результата на пределе человеческих возможностей.