Текст книги "Сассинак"

Глава 3

К тому времени, как Сассинак вместе с Абе прибыла на Регг, она была готова, так же как и он, безудержно возносить хвалу Флоту и с радостью думала о том, что практически находится у Флота на иждивении. Лучше этого могла быть только служба во Флоте. И вскоре девочка узнала, что Абе планирует для нее именно такое будущее.

– У тебя достаточно мозгов, – со всей серьезностью заявил он, – чтобы поступить в Академию и стать офицером Флота. И не только мозгов, но и мужества. Ты не была первой, кому я пытался помочь, Сасс, ты одна из трех, которые выдержали, когда их продали снова. Но двое других погибли.

– Но как я смогу это сделать?

Самым большим желанием Сасс было войти в сверкающие белизной врата Академии, но это требовало рекомендаций от представителей ФОП. Каким образом сирота из разграбленной колонии может добиться такой рекомендации?

– Прежде всего, существует флотская подготовительная школа. Если я официально тебя удочерю, ты получишь право поступить туда, как дочь ветерана Флота. Не важно, что я не офицер. Флот есть Флот.

– Но ведь ты… – Сасс покраснела.

Абе, несмотря на все его протесты, пришлось уйти в отставку: он не прошел медкомиссию, так как его искалеченная рука не подлежала лечению. В тот вечер Абе вернулся в предоставленную им квартиру таким мрачным, каким Сасс еще никогда его не видела.

– Я отставник, но все еще являюсь членом Флота. Я знал, что через шесть месяцев руку уже не вылечишь – слишком поздно. Но я думал, мне удастся укиплинговать их.

– Укиплинговать?

– Это слово происходит от фамилии Киплинг. Был такой писатель, который сочинил тексты доброй половины песен, популярных во Флоте. Это наш сленг – «укиплинговать» означает уговорить, умаслить. Там, откуда тебя похитили, возможно, говорили «уирландить», хотя бьюсь об заклад, что ты не знаешь, откуда произошло это словечко. Ладно, не беспокойся – я не пригоден для активной службы, но беспомощные ветераны… – выражение его лица ясно давало понять, что он отказывается считать себя беспомощным, – могут найти работу в одном из наших бюро.

Сасс хотелось узнать побольше о подготовительной школе.

– Там учатся три-четыре года, а потом сдают экзамены. Не сомневаюсь, что ты их выдержишь. Не тревожься из-за рекомендаций. Ты произвела на капитана такое впечатление, что он уже доложил о тебе доброй половине представителей ФОП в этом секторе.

И действительно, все прошло на удивление гладко – удочерение, прием в школу. И хотя другие ученики были одного возраста с Сассинак, никто из них не обладал ее опытом, и они не скрывали своего благоговения перед ней.

Благодаря муштре в бараках для рабов Сасс значительно опережала других в математике, а умение сосредотачиваться, которому обучил ее Абе, помогало наверстать упущенное в общественных науках. Естественно, сперва Сассинак чувствовала себя не совсем в своей тарелке – она уже не могла с прежней легкостью заводить друзей. К тому же девочка так целеустремленно готовилась к экзаменам в Академию, что однокашники очень скоро стали считать ее заурядной зубрилой.

Квартира Абе в большом доме не походила ни на одно из мест, где Сасс когда-либо побывала. На Мириаде ее родители жили в стандартном сборном домике с точно такой же планировкой, как и все прочие квартиры колонии.

Большие семьи проживали в двух или трех смежных комнатах. Все жилые здания и значительная часть служебных были одноэтажными. А в лагере рабов безобразные бараки были рассчитаны на то, чтобы вместить как можно больше людей. Сасс жила там в настоящей конуре, даже не имеющей окон.

Здесь же им с Абе предоставили квартиру на втором этаже с двумя спальнями, гостиной, кабинетом и маленькой кухней. Окна спальни Сасс выходили во внутренний двор, где росли цветы и небольшое дерево с поникшими листьями. Из гостиной была видна широкая улица с похожим домом на другой стороне. Улица казалась необычайно большой и светлой – Сасс могла часами смотреть из окна на город. Их дом, как и большинство других, стоял на невысоком холме неподалеку от гавани.

Природные условия на Регге приближались к земным. Сначала его населяли обычные колонисты, а потом Флот избрал планету для своей штаб-квартиры из-за ее местоположения в обитаемом космическом пространстве. Здесь, в столичном городе, Флот доминировал надо всем прочим. Абе водил Сассинак к огромным зданиям штаб-квартиры, облицованным белым мрамором, в парк на берегу реки, заканчивающийся у природной гавани – широкого, почти круглого залива, обрамленного на востоке и западе серыми утесами и соединенного с открытым морем узким проливом с маленьким скалистым островком. Само устье реки было оставлено свободным, но Сасс видела флотский и гражданский порты, расположенные по обоим берегам.

Хотя правила ФОП и запрещали есть мясо, рыбная ловля все еще процветала на многих планетах, населенных людьми, не слишком придерживавшимися кодекса. Оправданием служило то, что правила касаются только теплокровных и разумных (а не просто ощущающих) хладнокровных водных обитателей, вроде вефтов и ссли. Сасс знала, что многие местные жители едят рыбу, хотя открыто ее не подавали даже в самых низкопробных портовых забегаловках.

Рыба земного происхождения была завезена в океан Регга несколько веков назад.

Помимо комплекса официальных зданий, штаб-квартира владела многочисленными офисами, компьютерными, техническими и исследовательскими центрами, располагавшимися где-нибудь подальше от города, на природе, так как Регг все еще оставался малонаселенной планетой.

– Отставные служащие Флота по большей части живут в таких местах, – рассказывал Абе, – главным образом в усадьбах вверх по реке. Возможно, мы как-нибудь во время твоих каникул отправимся в круиз и поглядим на поместья. В горах у меня тоже много друзей.

Но и город сам по себе представлял огромный интерес для девушки, выросшей в маленьком шахтерском поселке. Теперь она понимала, как глупо поступили жители Мириады, назвав скопление одноэтажных сборных домишек Городом. Здесь здания государственных учреждений тянулись вверх на десять – двенадцать этажей, а с площадок обозрения на их крышах открывалась просто головокружительная панорама. Магазины были переполнены товарами со всех известных планет; суета на улицах продолжалась с рассвета до глубокой ночи. Неделями Сасс упивалась праздниками в честь смены времен года или исторических личностей, театром, музыкой и прочими видами искусств. Она мечтала на Мириаде о таком шумном и ярком городе, который корабли Флота, отправляющиеся и прибывающие каждый день, связывали со всей Вселенной.

Хотя космодром находился за ближайшей грядой холмов, защищающей город от шума, Сасс нравилось наблюдать за челноками, взлетающими в небо над лесистыми склонами.

Со временем Сассинак смогла встретиться кое с кем из переживших рейд на Мириаду. Карие стала мрачной и унылой – веселье и энергия напрочь покинули старую подругу. На пути бедняжки не повстречался человек вроде Абе, который помог бы Карие сохранить надежду и веру, поэтому прошедшие годы превратили ее в настоящую старуху, полную горечи и усталости.

– Я хочу только получить работу, – говорила она. – Мне сказали, что я не смогу учиться. – Ее голос походил на испуганный шепот – это был голос раба, испытывающего постоянный страх, что его услышат.

– Ты могла бы переехать сюда, – предложила подруге Сасс, надеясь, что Карие согласится. Хотя Сассинак очень любила Абе, ей недоставало близкой подруги, а в ее комнате хватало места для двоих. Они с Карие знали друг друга всю жизнь и всегда свободно говорили обо всем. Она могла бы вернуть Карие детство, воскресить ее надежды. Но Карие отстранение покачала головой:

– Нет, Сасс. Мы были друзьями, были счастливы, и когда-нибудь я, возможно, сумею все вспомнить. Но теперь я смотрю на тебя и вижу… – Она не договорила и отвернулась.

– Пожалуйста, Карие! – Сасс схватила Карие за плечи, но та вырвалась.

– Все кончено, Сасс. Я не могу быть ничьим другом. Во мне ничего не осталось… Если бы я только нашла место, где могла бы работать в одиночестве…

Сасс заплакала:

– Карие, ты все, что у меня есть…

– Меня здесь нет. – И с этими словами Карие выбежала из комнаты.

Позже Сасс узнала, что Карие вернулась в больницу продолжить лечение, а потом покинула планету навсегда, даже не сообщив ей. Абе утверждал, что от этого горя Сасс может излечить только работа, а когда-нибудь – месть тем, в чьих интересах ведется работорговля. И Сассинак полностью посвятила себя учебе и к началу вступительных экзаменов в Академию смогла справиться по крайней мере с внешними проявлениями своего горя. Она получила высшие баллы, к радости Абе. На его покрытом шрамами лице сияла гордая улыбка, когда он повел свою подопечную покупать необходимые принадлежности.

– Я всегда знал, что ты справишься, Сасс. Только помни, чему я тебя учил, и через несколько лет я буду так же радоваться твоим оценкам на выпускных экзаменах.

Но Абе не повел ее к большой арке перед входом в Академию. Утром он, как всегда, отправился на работу (Сасс не знала, в каком из полувоенных учреждений нашлось место для ее наставника, а он не делился с ней подобной информацией), оставив ее нервно разглядывать себя в зеркале и поправлять одну за другой непокорные пряди волос, пока ей не пришлось бежать, чтобы не опоздать уже в первый день учебы. Первым, на кого наткнулась девушка, был нагловатого вида старшекурсник; она постаралась обратиться к нему в полном соответствии с инструкциями в маленьком буклете, который ей прислали накануне.

– Сэр, курсант Сассинак докладывает… – Тут она ошарашенно запнулась.

Старшекурсник показывал ей язык и шевелил пальцами возле ушей, потом внезапно опустил руки и мрачно усмехнулся.

– Тупица, разве тебя не научили, как нужно докладывать старшим? – В его голосе слышалось холодное презрение, столь знакомое Сасс по голосам пиратских рейдов.

Поняв, что над ней смеются, Сассинак с трудом сдержала гнев и послушно ответила:

– Да, сэр. – Абе не предупредил ее, что новичков здесь именуют «тупицами».

– Ну, тогда продолжай.

– Сэр, курсант Сассинак докладывает… – На сей раз старшекурсник скривил рот, как будто съел незрелый фрукт, и начал скрести себя под мышками. Но Сасс не позволила одурачить себя дважды и довела до конца формальную процедуру, закончив звучным «Сэр!».

– Медленно, небрежно и слишком напыщенно, – прокомментировал старшекурсник. – Так ты приемыш того непутевого старшины, верно?

Чувствуя, как пламенеют ее уши, Сасс кивнула, стиснув зубы, но потом вспомнила, что должна ответить: «Да, сэр».

– Хм! Ничего себе рекомендация – угодила в плен и провела в рабстве несколько лет. Для Флота это не слишком… – Заметив, что Сасс уже открыла рот, он прервался и склонил голову набок. – Собираешься что-то сказать, тупица? Разве тебе разрешили говорить?

– Абе стоит четырех таких, как вы, сэр! – гневно заявила Сассинак.

– Дело не в том, тупица. – Курсант покровительственно похлопал ее по плечу. – Ты должна научиться правильно себя вести – не думаю, что в прошлом тебя этому обучали. – Сасс молча смотрела на него, сердясь на себя за то, что попалась на удочку. – С другой стороны, ты преданный друг. Это не много, но уже что-то. – Тут он наконец-то отпустил девушку, и она пошла искать свою команду, стараясь не глазеть по сторонам.

По причинам, известным только архитекторам, основные здания Академии представляли собой причудливую смесь различных старинных стилей. Эти массивные сооружения из серого камня походили на изображения старых домов на Земле. Башни, арки, крытые проходы, резные корабли, батальные сцены и морские чудовища вокруг дверей и окон, внутренние дворы, выложенные каменными плитками… Шесть этих патриархальных зданий – «Фемистокл», «Дрейк», «Нельсон», «Фаррагут», «Веласкес» и «Часовня» – окружали главный плац. Самые смелые из уличных мальчишек наблюдали из-за ворот, как курсанты строятся по несколько раз в день и маршируют в классы, в столовую, да и куда угодно. Сасс вскоре узнала, что на темно-серых булыжниках, выделяющихся на более светлом фоне, можно поскользнуться во время дождя, что солнечный зайчик из стекол открытого окна может ослепить курсанта, который в этот момент способен налететь на своего товарища. Все это влекло за собой снижение оценок, чего она никак не хотела.

За большой аркой «Веласкеса», достаточно широкой для целого взвода, находились казармы курсантов, названные в честь павших героев Флота, – «Варрин», «Бенис», «Таррант» и «Суидж». Пробыв в Академии полгода, курсанты знали назубок истории их подвигов. Сасс, которую поместили в «Суидж-Холл», могла пересказать любые по памяти.

Многие курсанты жаловались на жилищные условия, но Сассинак недаром провела несколько лет под опекой Абе. Он считал «дурной привычкой» наделять солдатские квартиры личными предметами проживающих в них, хотя и признавал, что офицеры начинают это делать, как только получают звание.

Сасс вполне хватало койки, узкого шкафчика для формы (и ни для чего более), плоского ящика для личных вещей, письменного стола с компьютером и стула с прямой спинкой. Она без возражений занимала верхнюю койку, что сделало ее выгодной парой среди соседок. Ей казалось, что маленькая отгороженная спальня идеально подходит для того, чьи основные интересы не сосредоточены на комфорте. Она охотно выполняла свою долю работы по натирке полов и уборке пыли, чего требовали ежедневные инспекции.

Помимо прочего, Сасс ожидала абсолютно бесцветных или монотонных интерьеров, но окраска коридоров копировала цветовые коды, используемые на всех кораблях Флота. Постепенно курсанты усваивали эту систему, и у них уже не должно было возникать вопросов, на какой палубе они находятся.

Например, главная или командная палуба имела белый цвет, а войсковая – зеленый.

Большинство занятий проходило в шести основных просторных строениях, расположенных двумя рядами выше на холме. История изучалась с точки зрения Флота – курс предполагал ознакомление с важнейшими типами земных судов, начиная с гребных и парусных. Сасс не понимала, зачем им знать звания тысячелетней давности, но послушно усваивала информацию, надеясь, что это понадобится не только для зачетов и экзаменов. Сасс интересовало, почему слово «капитан» раньше обозначало и звание, и положение, и страшно обрадовалась, когда кто-то объяснил ей, что в древности капитаном назывался командир любого корабля, а в структуре военно-морских рангов этот термин не использовался вовсе. «По-вашему, это логично, – заметил по этому поводу инструктор, – но в свое время во Флоте едва не произошел мятеж, когда только-только ввели звание майора и таким образом отдалили присвоение рангов лейтенант-коммандера и коммандера». Сасс куда больше нравился анализ военно-морской тактики, включающий влияние политики на ведение войны и изучение древнего текста, написанного неким Тачменом.

Кормили курсантов в общей столовой с несколькими рядами столов, за каждым из которых сидело по восемь человек. Глазеть по сторонам – к примеру на резьбу сводчатого потолка – было верным способом схлопотать замечание. Сассинак и ее сокурсники учились есть быстро и аккуратно, сидя на краешке стула. Старшекурсники проверяли каждый стол, требуя от «тупиц» безукоризненного соблюдения этикета. Сасс утешало, что пища была вполне сносной.

В общем, Академия оказалась не вполне такой, как она ожидала. Судя по отношению Абе к офицерам Флота, Сасс представляла ее полумистическим храмом, где курсантов, как по волшебству, наделяли чувством чести и справедливости, а также блестящими дарованиями в области тактики и стратегии. Правда, свою военную подготовку Абе кратко охарактеризовал как четыре месяца сущего ада, но он уверял, что офицерская подготовка – совсем другое дело. Сасс случайно нашла потрепанный экземпляр правил воинского этикета – это подготовило ее к причудливым формальностям, но, увы, не к тому, как обращаются в Академии с первокурсниками.

– Мы не издеваемся над новичками, – в первый же день сообщил им инструктор. – Но мы требуем строгого соблюдения дисциплины.

Сасс быстро поняла, что отличия между этими двумя понятиями чисто внешние и что она – самый подходящий объект и для того, и для другого: сирота, которую удочерил отставной старшина, бывшая рабыня и к тому же чересчур смышленая.

Сассинак очень хотелось посоветоваться с Абе, но в первые полгода новичкам не разрешалось принимать посетителей и самим посещать родной дом.

Так что приходилось все решать самой. Сасс не забывала наставлений Абе: никогда не жаловаться, не спорить, не хвастаться и не лезть в драку. Но хватит ли всего этого?

Сасс решила, что хватит, учитывая физическую и умственную дисциплину, к которой приучил ее Абе. Старшекурсникам, которые могли довести любого новичка до слез, через несколько недель наскучило спокойствие Сассинак. В этом спокойствии не было ничего вызывающего – только твердая решимость делать все лучше других. Если ее отправляли в штрафной наряд, она без возражений подчинялась. Если ее ругали, она молча выслушивала оскорбления, готовая повторить их по первой команде, отчего они становились абсолютно бессмысленными.

Абе был прав: с ней обращались не менее сурово, чем с рабыней, а некоторые старшекурсники были не менее жестоки, чем работорговцы, но Сассинак никогда не забывала о своей цели. Эта борьба должна была сделать ее сильнее, а став офицером Флота, она сможет преследовать пиратов, которые уничтожили ее семью и колонию.

Подобная спокойная сдержанность могла бы сделать Сасс изгоем среди однокашников, но она хотела с ними подружиться – ведь ей предстояло до конца жизни работать бок о бок с ними. И к концу первого семестра Сасс вновь оказалась в центре целого круга приятелей.

– Знаешь, Сасс, нам нужно что-то делать с лекциями Дунгара, – заявил как-то Пардис, элегантный отпрыск местной аристократии, весьма неэлегантно распростершийся на полу кают-компании для новичков, еле-еле увернувшись от пинка Генриса, еще одного приятеля Сассинак.

– Нам нужно запоминать их – вот и все. – Сасс скорчила гримасу и допила свой чай.

Дунгар умудрился сделать изучение законодательства «чужих» цивилизаций невероятно тоскливым, чему немало способствовал его тихий монотонный голос. При этом он не позволял записывать лекции на пленку – курсантам приходилось напрягать слух, разбирая каждое слово.

– К тому же в них нет ничего нового. Брат в свое время пересказывал мне эти лекции, и я готов поклясться, что Дунгар ничего в них не менял последние двадцать лет. – Пардис произнес это, в точности копируя бормотание Дунгара, и все дружно рассмеялись.

– Так что у тебя на уме? – осведомилась Сасс. – Только встань с пола, пока сюда не заглянул дежурный наставник и не влепил тебе замечание за неподобающую офицеру позу.

– Так рано они не шпионят. А на уме у меня то, как бы вставить что-нибудь позабавнее в его заметки.

– Заметки Дунгара? Да он читал по ним лекции столько раз, что ему уже незачем в них заглядывать!

– Мы должны проявлять уважение к нашим инструкторам, – веско промолвил Тадмур. Массивный, как большинство обитателей тяжелых миров, он старался сидеть неподвижно, так как занимал в кают-компании слишком много места.

Остальные, как обычно, чуть не застонали, услышав его голос. Сасс часто интересовало, как он может все время оставаться таким серьезным.

– Я и проявляю, – отозвался Пардис, сердито блеснув зелеными глазами. – Каждый день, как и ты.

– Ты смеешься над постоянством Дунгара. – Вреланский акцент делал голос Тадмура еще более нудным. – А постоянство – это хорошо.

– Постоянство скучно – тем более если ты постоянно ошибаешься… – Внезапно Пардис прямо-таки взлетел с пола, так как дверь без стука открылась и в проеме возникла мрачная физиономия наставника. В этот выходной дежурил выходец с родной планеты Тадмура.

– Вы опять валяетесь на палубе, мистер Пардис? – поинтересовался наставник и продолжил, не дожидаясь ответа:

– Получаете замечание вместе с теми, кто не напомнил вам о вашем долге. – Он сердито посмотрел на Тадмура:

– А вы удивляете меня больше всех.

Покрасневший Тадмур смог только пробормотать: «Да, сэр», как того требовали правила.

* * *

Сассинак умудрилась подружиться даже с Тадмуром и Сеглавин – двумя представителями тяжелых миров в своем подразделении. Когда они наконец перестали сторониться девушку, она начала понимать, что «тяжеловесы» испытывают глубокое чувство обиды на обитателей других планет ФОП.

– Мы нужны им из-за нашей силы, – говорил Тадмур. – Они хотят, чтобы мы таскали для них тяжести. Посмотри хотя бы расшифровки записей об экспедиции на Сересс. Медперсоналу редко поручают тяжелую физическую работу, верно? А вот Парри – квалифицированного хирурга – заставляли заниматься погрузкой и разгрузкой, помимо прямых врачебных обязанностей.

– Им нравится считать нас тупыми и медлительными, – присоединялась к жалобам Сеглавин. Не такая массивная, как Тадмур, она тем не менее была очень далека от нынешних стандартов красоты. Широкий лоб Сеглавин был сердито нахмурен, даже густые каштановые волосы не скрашивали тяжелых черт лица. – Нас называют горами мышц с булавочными головками. Да, я знаю, что наши головы кажутся маленькими в сравнении с телами, но это иллюзия.

Помнишь, как удивился командир, когда я завоевала приз на конкурсе по истории среди новичков? «Удивительно толковая интерпретация для курсанта такого происхождения». Я знаю, что это означает. Они считают нас большими тупыми животными, но мы вовсе не такие!

Сасс задумчиво смотрела на товарищей. В работорговом центре выходцы из тяжелых миров тоже продавались исключительно как дешевая рабочая сила, и в ее техническом классе не было ни одного из них. Поэтому девушка, как и все, считала, что они для этого непригодны. Но в Академии около пяти процентов курсантов были «тяжеловесами» и успевали достаточно хорошо.

Сеглавин посмотрела на Тадмура и пожала плечами:

– По крайней мере, она слушает и не смеется.

– Я вовсе не… – начала было Сасс, но Тад прервал ее:

– Не «нет», а «да», потому что тебе это постоянно вдалбливали в голову.

Ты честная, Сасс, и стараешься нас не обидеть. Но ты изящная и достаточно хорошенькая по стандартам своей расы. Ты не знаешь, что значит, когда с тобой обращаются как… как с вещью, как с животным, годным только на то, чтобы выполнять тяжелую работу.

Слова были вполне разумными, но Сасс ощутила в них жалость к себе и внезапно разозлилась.

– Еще как знаю! – услышала она собственный голос. Лица собеседников стали какими-то отсутствующими, а подобное выражение у жителей тяжелых миров многие считали признаком гнева, но Сасс не обратила на это ни малейшего внимания. – Я была рабыней, – продолжала она, чеканя слова как сталь. – Я точно знаю, что испытываешь, когда с тобой обращаются как с вещью. Меня дважды продавали и назначали цену в зависимости от работы, которую я могла выполнять.

Сеглавин отреагировала первой, густо покраснев:

– Я не знала, Сасс…

– Ты не знала, потому что я не хотела об этом говорить. – Гнев все еще бурлил в ее жилах.

– Прости, – заговорил и Тад, и его голос прозвучал мягче, чем когда-либо. – Но тогда ты понимаешь…

– Это вы не понимаете, – прервала его Сасс. – Вы не были рабами. Они убили мою семью – родителей и младшую сестру, – моих друзей и их родителей. И я до них доберусь! – Она судорожно глотнула, сдерживая слезы.

«Тяжеловесы» молча ждали, но уже не выглядели рассеянными и инертными. – Я до них доберусь, – повторила Сасс. – Я все сделаю, чтобы покончить с пиратством и работорговлей! Хуже этого не бывает ничего! – Она встретилась глазами сначала с Тад ом, потом с Сеглавин. – Простите. Больше я не буду говорить об этом.

К ее удивлению, оба встали, поклонились и сделали странный жест руками.

– Нет, это наша вина. – В голосе Сеглавин усилился характерный акцент.

– Мы не знали твою историю и согласны, что ничего не может быть хуже этого. Наш народ тоже страдал, но не так. Мы боимся, что с нами может случиться такое, и в этом источник нашего гнева. Ты поймешь – ведь ты всегда будешь честной, что бы ни случилось. – Она улыбнулась и протянула руку. Улыбка придала лицу Сеглавин новое выражение – теперь это было лицо человека, которого Сасс очень хотела бы считать своим другом.

Впоследствии Сасс многое узнала об образе мыслей жителей тяжелых миров.

Некоторые гордились генетической трансформацией, которая помогла их предкам адаптироваться к сильной гравитации, и считали, что все их соплеменники должны как можно больше времени проводить на планетах с высокой степенью притяжения. Другие считали это деградацией и хотели перебраться на планеты с обычной гравитацией, где их потомки со временем вернулись бы к нормальному облику. Но все чувствовали отчуждение от своих легковесных сородичей, и винили их в этом – по крайней мере отчасти, – и возмущались мнением, что большой размер и вес автоматически предполагают меньший разум и чувствительность.

* * *

В первый же день каникул Сассинак явилась на квартиру Абе в отутюженной форме, преисполненная гордости и одновременно испытывая некоторый страх.

Абе отдал ей честь и крепко обнял.

– Прекрасно выглядишь, – заявил отставной старшина.

– Надеюсь. – Сасс ослабила воротник и растянулась на диване.

Абе аккуратно положил на полку ее фуражку.

– Подружилась с кем-нибудь?

– Конечно.

Кивок Абе ободрил девушку, и она рассказала ему о своих приятелях с тяжелых миров. Старый наставник нахмурился:

– Поосторожней с ними. От них всякого можно ожидать.

– Знаю, но…

– Хотя по-своему они правы. Большинство нормальных людей считают их безмозглыми силачами и обращаются с ними соответственно. Бедняги! Любой бы возмутился таким отношением, и будь у них достаточно ума, они могли бы причинить массу хлопот. Ты хочешь убедить их в своей честности, Сасс, но смотри – не проявляй при этом слабости. Они больше всего на свете ценят силу и выносливость.

– Но ведь не все же они одинаковые! – И Сассинак рассказала ему то, что узнала о культурах тяжелых миров. – Теперь меня интересует, не использует ли их силу та же шайка, которая стоит за пиратством и работорговлей, – закончила она.

Абе, накрывавший на стол, задумчиво свел брови:

– Не знаю. Может быть. Но некоторые из «тяжеловесов» и сами могут оказаться пиратами. Так что будь осторожна.

Сасс не спорила – она не хотела признавать в Абе определенную ограниченность, он нужен был ей всеведущим. С другой стороны, она чувствовала в своих тяжеловесных друзьях честность и преданность, а в себе самой – способность заводить дружбу с самыми разными людьми.

* * *

К третьему курсу Сассинак была признана весьма многообещающим студентом, и недоверие к ее прошлому почти исчезло. Да, она была выходцем из колоний, но среди колонистов имелось немало представителей вполне приличных семей, младшие сыновья и дочери которых предпочитали поиски приключений безопасному месту в фамильной корпорации. А то, что она никогда не помышляла о подобном поприще, говорило об ее скромности.

Психоаналитики установили, что она смирилась с потерей семьи. Сасс не знала, как бы они отреагировали, узнав, что она тайком роется в колониальных базах данных. Ей не хотелось, чтобы ее пригодность к службе во Флоте подвергали сомнению. Найдя что-нибудь, касающееся ее семьи, она терпеливо ждала, пока компьютер не выдаст и остальные сведения.

Первым сюрпризом оказалась живая родственница (вернее, «считающаяся живой», как заявил компьютер). Сасс, моргая, уставилась на экран.

Прапрапрабабушка Лунзи (родная или двоюродная – она не была уверена в кодовых символах) работала в исследовательской службе. Так вот в честь какого знаменитого предка назвали ее младшую сестру! Мать ничего о ней не рассказывала – возможно, потому, что сама ничего толком не знала. Ведь Сасс теперь, став курсантом, получила доступ к гораздо большему количеству информации, чем колонисты. Сассинак подумывала о том, чтобы связаться со своими дальними родственниками, когда она проявит себя в качестве офицера Флота. Но это будет не скоро. И ее семьей станет Флот, как Абе уже стал ее отцом.

А при следующей встрече с наставником Сасс узнала, что он серьезно относится к своим отцовским обязанностям не только в традиционных областях воспитания.

– Прими пятилетний имплантант и ни о чем не беспокойся. Тебе все равно скоро не удастся стать матерью. Может, следовало принять его даже раньше.

– Я не хочу быть сентиментальным романтиком, – сердито возразила Сасс.

Абе усмехнулся:

– Сасс, я же не советую тебе влюбиться прямо сейчас. Я просто говорю, что ты стала взрослой и твое тело это знает. Ты не должна делать того, что не хочешь, но скоро ты можешь захотеть…

– Нет! – Сасс свирепо уставилась на него.

– Разве ты еще ничего не заметила?

Сасс открыла было рот, чтобы все отрицать, но поняла, что не может этого сделать. Абе знал ее лучше, чем кто-либо другой.

– Прими имплантант, а потом делай все, что захочется.

– Скажи еще, чтобы я остерегалась, – огрызнулась Сасс.

– Девочка, я всего лишь удочерил тебя. Но даже если бы я был твоим настоящим отцом, ты – последняя, кому бы я посоветовал остерегаться.

– Мой настоящий отец…

– Был ханжой-колонистом. А я – из Флота. И ты теперь тоже принадлежишь Флоту. Не верь чепухе, которой тебя учили. Ты последняя из всех женщин, Сасс, которая может прожить всю жизнь девственницей. Научись всему, чему следует, и посмотри, что ты можешь из этого извлечь.

Сасс поежилась:

– В твоих устах это звучит как какой-то технический процесс.

– Не совсем, – улыбнулся Абе. – Это огромное удовольствие, Сасс. Для некоторых оно оборачивается единственным партнером до конца дней.

Возможно, такими были твои родители. Но ты другой породы, Сасс. Сколько времени я наблюдал за тобой – восемь лет или десять? По натуре ты авантюристка, а то, что с тобой произошло, только усилило это свойство. Ты страстная, но не захочешь связывать себя на всю жизнь.

Пятилетний имплантант, который Сассинак попросила в медпункте, не вызвал удивленной реакции. Вот только узнав, что она прибегает к нему впервые, врач настояла, чтобы Сасс прочитала инструкцию.

– Тогда ты поймешь, что нет ничего плохого, когда полоска на руке изменит цвет. Просто приди за следующей дозой. Это будет записано в твоей карте, но ведь карта не всегда может оказаться под рукой.

После этого Сассинак уже не могла отделаться от назойливых мыслей. «Кто будет первым?» – спрашивала она себя, безоговорочно признав характеристику, выданную Абе ее темпераменту. Сасс стала исподтишка приглядываться к другим курсантам. Лиами, с бронзовыми волосами, прыгавший из постели в постель с такой же быстротой, с какой она поглощала сладости на каникулах. Каль и Дери, которые могли бы играть в любом из романтических сериалов, хотя все вполголоса сплетничали, как им удается даже с грехом пополам сдавать экзамены. Абрек, уверенный, что любая женщина, которая ему приглянется, тут же упадет в его объятия, несмотря на то, что все курсантки давали ему отпор…