Текст книги "Игра или страсть?"

Глава 8

Первый день в Лонгбери оказался ужасно утомительным, поэтому Марион не удивилась, когда Феба безоговорочно отправилась в постель. В коттедже Феба сразу почувствовала себя как дома, а теперь еще и нашла подругу.

Как и Феба, Флора была сиротой. Полгода она жила с Теодорой в Прайори, полгода – с другой тетей в предместье Лондона. По словам Клэрис, Теодора предоставляла девочке полную свободу.

По мнению Марион, это было не совсем правильно, но девочка очень располагала к себе. Флора была заводилой с мальчишескими ухватками, а именно такая подруга и требовалась Фебе, чтобы оторвать ее от книг.

Марион с Эмили немного почитали, тихо сидя в гостиной перед камином. Марион пыталась вникнуть в содержание книги, но ее мысли то и дело возвращались к Клэрис, к привидению Прайори и, по какой-то непонятной причине, к Ханне.

Возможно ли, что Ханна сбежала с мужчиной? Вполне возможно. Мужчина, разумеется, был неподходящий, во всяком случае, по мнению мамы и Эдвины. Не из-за этого ли возникла ссора, которую она помнила? Бедная Ханна. Должно быть, она была в отчаянном положении, если отказалась от всего – от дома, от семьи, от своего места в обществе. Может, была безумно влюблена.

Растревоженная, она отложила книгу.

Эмили пошла наверх, а Марион со свечой в руке стала обходить комнату за комнатой, чтобы убедиться, что все окна и двери заперты. Она уже собралась погасить лампу на кухне, когда услышала легкий стук в заднюю дверь. Сердце подскочило к горлу.

– Я знаю, что вы там, Марион. – Это был голос Брэнда. – Я увидел вашу тень в окне.

Она открыла дверь с решительным намерением отчитать его за то, что он напугал ее, но когда увидела его в дверях, такого высокого, с блестящими от дождя темными волосами и улыбкой на губах, все мысли вылетели из ее головы, кроме одной. Все у них могло бы быть по-другому, если б только…

Улыбка слетела с его лица.

– Что такое, Марион? Почему вы так смотрите? Намеренно холодным тоном она произнесла:

– А откуда вы узнали, что это моя тень? Это вполне могла быть Эмили.

– Ваш профиль. Я узнаю его повсюду.

Его безыскусный комплимент согрел ей сердце, но лишь на мгновение. С Брэндом надо держать ухо востро. Она постаралась придать голосу прозаичности:

– Что привело вас сюда в такой поздний час?

– Еще только десять. И можете не притворяться. Я же вижу по вашему лицу, что вас что-то расстроило, и хочу знать что.

Она коротко сказала:

– Я устала. День был таким длинным. Я собиралась идти спать.

Она ясно давала понять, что его поздний визит оказался совсем некстати, но он шагнул через порог и вынудил ее отступить на шаг.

– Там дождь, – печально сказал он. – Не возражаете, если я присяду?

– А разве мои возражения имеют значение?

– Нет, потому что вы не всегда говорите то, что имеете в виду. – Она оцепенела, но он не дал ей ответить. Эдвина, – продолжал он, – обычно предлагала мне бренди, когда я заглядывал к ней вечерком, чтобы поболтать о том, о сем и убедиться, что у нее все нормально.

Эти слова притушили ее злость. У Брэнда есть все основания ожидать, что племянницы Эдвины будут относиться к нему со всем уважением.

– Сожалею, – сказала она, – но у нас нет бренди.

– О, вы найдете бренди в кладовой, в глиняном кувшине с надписью «Барли». Он контрабандный, разумеется, но Эдвину это не волновало. Она считала своим патриотическим долгом поддерживать контрабандную торговлю хотя бы для того, чтобы не голодали семьи контрабандистов.

Против воли Марион улыбнулась:

– А вы, полагаю, считали, что ваш патриотический долг – пить ее бренди?

– Вряд ли. Патриотизм Эдвины поступал в меня в малых дозах. По наперстку, если быть точным. Надеюсь, вы расщедритесь на большее.

Она едва не рассмеялась, но нарочно плотно сжала губы, проходя в кладовую. Вернувшись, со стуком поставила перед ним бутылку бренди и стакан, который вполне мог бы сойти за небольшую вазу.

– Ценю женщин с чувством юмора, – сказал он. Марион снова подавила улыбку и села на соседний стул.

– Вы понимаете, что это против всех правил? Здесь нет слуг и нет дуэний.

– Но ведь есть Эмили и Феба.

– Они уже спят.

– А кто это знает?

Его умение настоять на своем начинало ее раздражать.

– Вы собирались сказать мне, что привело вас сюда в этот поздний час.

Он завладел ее рукой движением, которое оказалось таким неожиданным, что она и не подумала воспротивиться. Не спуская с нее глаз, он легонько погладил ее пальцы и запястье.

– Я чувствую ваш пульс, – сказал Брэнд. – Он бьется сильно и быстро. И это говорит мне гораздо больше, чем все ваши хмурые взгляды и ворчливые слова.

Марион вырвала свою руку и постаралась, чтоб ее голос прозвучал холодно и бесстрастно:

– Последний шанс, мистер Гамильтон, или я укажу вам на дверь. Что привело вас сюда?

Он медлил с ответом, наблюдая за ней с огоньком в глазах.

– Две причины, – наконец ответил он. – Первая – чтобы извиниться за поведение моих родственниц сегодня днем. Они до неприличия прямолинейны. Удивляюсь, как это вы не придушили их.

– Не думайте, что у меня не было такого желания! Впрочем, Клэрис – доверчивый ребенок. На нее трудно сердиться.

Брэнд вскинул бровь.

– Мне она не доверяется. И что же она вам рассказала? Марион заколебалась, затем осторожно заметила:

– Что ваш отец высоко ценил ваше мнение.

– То есть она рассказала вам, что он назначил меня своим душеприказчиком?

Марион кивнула.

– Не стоит видеть в этом слишком много. На самом деле у него просто был не слишком богатый выбор: либо я, либо мой дядя. А Роберт так щедр, что Клэрис и Эндрю в мгновение ока разбазарили бы состояние.

Марион с любопытством посмотрела на него и пожала плечами.

– Вы, верно, были очень молоды для такой ответственности.

– Мне было двадцать шесть, когда умер отец, Клэрис – двадцать, а моему брату Эндрю всего одиннадцать.

Теперь она начинала понимать раздражение Клэрис по этому поводу. Нелегко иметь брата, который, будучи ненамного старше, распоряжается твоими финансами.

– Меня удивляет, – сказала она, – что ваш отец не назначил опекуном своего поверенного или какого-нибудь близкого друга.

– Это означало бы, что я наконец от него освободился. – В его голосе появились резкие нотки. – У моего отца были длинные руки.

– Вы знаете его лучше, чем я. Может, он пытался исправить ошибки?

Брэнд сделал глоток бренди.

– Есть вещи, которые нельзя исправить. Он отвернулся от моей матери еще до моего рождения. Она была уважаемой, порядочной девушкой, но не имела ни состояния, ни знатного происхождения. Не стану утомлять вас подробностями. Это семейная история. Достаточно сказать, что только после смерти дедушки отец проявил ко мне интерес, да и то в основном по настоянию бабушки. – Его улыбка на мгновение дрогнула. – Старый хрыч знал, что я не откажусь заплатить ему свой долг.

– Долг?

Брэнд пожал плечами.

– Он платил за мое обучение. Позаботился, чтобы не продали дедушкин дом. И потом, Эндрю было всего одиннадцать. Я не хотел, чтобы он вырос типичным аристократом, считающим свое богатство и положение само собой разумеющимися.

Марион откинулась на спинку стула, охваченная эмоциями, которых не понимала. Впервые она видела его не всезнающим, амбициозным и уверенным в своих действиях, а одиноким человеком, который редко раскрывает душу даже перед самим собой.

Она слышала историю его жизни от других, но тогда эта история не произвела на нее особого впечатления. Сейчас же казалось, будто с глаз спала пелена. Этот сильный человек все еще носил в себе призраки прошлого.

Ах, как бы ей хотелось быть той, кто прогонит их.

Ей пришлось сдержать порыв накрыть его руки успокаивающим жестом. Да и вряд ли он бы это позволил. Она могла представить его маленьким мальчиком, бросающим вызов всему миру. Он не примет поверхностного сочувствия.

Атмосфера между ними становилась слишком уютной, слишком интимной. Марион поспешила перевести разговор в более безопасное русло:

– Вы сказали, что вас привели сюда две причины. Какая вторая?

Он на мгновение задумался, помедлил, затем кивнул, радуясь, как и она, возможности сменить тему.

– В следующий четверг, – сказал он, – моя бабушка устраиваете Прайори домашнюю вечеринку. Вы и ваши сестры приглашены.

– Домашнюю вечеринку?

– Она называет ее «сельский праздник». Это скорее ярмарка. – Хитрая улыбка тронула его губы. – Не могу сказать, что бабушка не воспользуется возможностью посмотреть на вас, но не это является целью данного события. Это одна из ежегодных традиций Лонгбери. Народу там будет полно, поэтому вполне возможно, что мы с вами увидимся лишь мельком.

Ну что ж, «сельский праздник» – звучит достаточно безобидно, и если там будет много народу, она сможет затеряться в толпе и остаться незамеченной. Может, ей удастся избежать и герцогини.

И Брэнда.

– Спасибо, – сказала она. – Мы придем.

Он внимательно посмотрел на нее поверх края стакана и допил бренди. В его голосе появились резкие нотки.

– Улыбнитесь, Марион.

Когда он встал и направился к двери, она пошла следом за ним.

– Брэнд, – окликнула она его, – ради Бога, что на вас нашло?

Он открыл дверь и вышел на крыльцо, Марион вышла вместе с ним.

– Брэнд, что случилось?

Он обернулся с ледяным выражением лица.

– Кого вы избегаете – меня или мою семью? Марион покачала головой:

– Я просто не хочу, чтобы люди подумали, что между нами что-то есть.

– Господи помилуй, Марион, неужели вы думаете, что каждый мужчина, который уделяет вам немного внимания, имеет на вас виды?

Она раздраженно выдохнула:

– Ничего подобного я не думаю!

– Вы думаете, что если я один раз вас поцеловал, то хочу жениться? Так, Марион? В свое время я целовал десятки женщин, и ни разу у меня не возникало желания предложить руку и сердце.

Услышав про десятки женщин, которых он целовал, она стиснула зубы.

– Да я бы не вышла за вас, будь вы даже последним мужчиной на земле. – Определенно она могла бы придумать что-нибудь получше этой избитой фразы. – Речь не об этом. Я не хочу быть объектом сплетен. – Она запуталась. – Мне нужно думать о своей репутации.

Похоже, ее слова привели его в ярость. Он схватил ее за подбородок и повернул лицом к свету уличного фонаря.

– Вы считаете, что я недостаточно хорош для графской дочки? – Он слегка встряхнул ее. – Так, Марион? Несмотря на все ваши слова, вы слишком горды, чтобы опуститься до уровня герцогского ублюдка?

Она чувствовала его ярость в каждой резкой линии тела. Он был не прав. Она не хотела, чтобы он думал о ней самое плохое.

Взяв себя в руки, Марион проговорила голосом, который сама не узнала:

– Мне очень жаль. Не знаю, что сказать. Он опустил руку.

– Спокойной ночи, леди Марион.

Леди Марион. Она поморщилась, услышав это официальное обращение. В его устах оно прозвучало как оскорбление. Это безнадежно. Она не может позволить ему думать, что считает его ниже себя.

Марион дотронулась до его рукава, но он стряхнул ее руку. В следующую секунду он уже шагал по тропинке. Марион стояла на крыльце до тех пор, пока он не растворился в ночи.

Глава 9

Сельский праздник был открыт для всех без исключения. Для сельских жителей предлагались всевозможные виды развлечений: танцовщики, менестрели, жонглеры и акробаты; конные состязания на южном выгоне и блины в шатре – на восточном. Возле десятинного амбара монахов, сохранившегося почти невредимым, слуги зажаривали целых свиней и баранов на вертелах, а в амбаре другие слуги расставляли обильное угощение. Особые гости были приглашены в Прайори на поздний ужин с шампанским.

Марион одевалась на праздник с особой тщательностью: красивое муслиновое платье с вышитыми подолом и лифом, соломенная шляпка с зелеными лентами и в качестве уступки непредсказуемой английской погоде – крепкие туфли и зонтик.

На празднике время от времени она мельком видела Брэнда. Лишь легким поклоном дав знать, что заметил ее присутствие, он ни разу не взглянул в ее сторону, хотя они не виделись несколько дней. По словам миссис Ладлоу, Брэнд очень много работал, собирая голоса в поддержку партии среди сельских избирателей. Тем временем лорд Денисон, считавший политику бессмысленным вздором, дал тягу в Брайтон, чтобы выразить свое почтение принцу-регенту. Марион гадала, присоединится ли Брэнд к Эшу, когда закончится празднество.

Эмили вовсю кокетничала и смеялась с какими-то молодыми людьми своего возраста, в то время как неразлучные подружки, Феба и Флора, записались в ученицы к цыганам в надежде научиться предсказывать судьбу.

Марион тоже не оставалась одна. Мисс Каттер, компаньонка герцогини, либо прониклась к ней симпатией, либо ускользнула из-под надзора, чтобы насладиться несколькими мгновениями свободы. Она была большой любительницей поболтать, и Марион никак не могла уследить за ходом ее мыслей, до тех пор пока в поле зрения не появился Брэнд. Вот тогда-то мисс Каттер полностью завладела вниманием Марион, вполне последовательно поведав ей о прелестных дамах, которые одна за другой прогуливались с ним об руку.

– Миссис Чандос, – сказала мисс Каттер на ухо Марион. – Она уже давненько заглядывается на него.

Они находились на южном выгоне, где шли конные соревнования. Наездник совершил серию прыжков, и когда он успешно добрался до финиша, толпа разразилась бурными аплодисментами.

Глаза Марион следили за Брэндом и изящной блондинкой.

– Полагаю, она вдова? Мисс Каттер захихикала.

– Богатая вдова, – поведала она. – Она унаследовала два состояния – отца и покойного мужа. Как вы понимаете, в поклонниках недостатка нет, но пока она не убедится, что Брэнд для нее потерян, она не оставит надежды. Знаете, моя дорогая, вам следовало бы объявить о своей помолвке и положить конец страданиям бедняжки.

Единственным ответом Марион на жеманный взгляд мисс Каттер была неопределенная улыбка.

Миссис Чандос надолго не задержалась. Ее увел прочь высокий говорливый джентльмен, который не принимал «нет» в качестве ответа. Ее место заняла мисс Лейси, рыжеволосая красотка с роскошной фигурой и милой улыбкой. Интересно, подумала Марион, естьли у нее веснушки? Мисс Берд, еще одна блондинка, была хрупкой и изящной; мисс Стед – пышногрудой, и так далее.

Последний наездник ожидал сигнала к старту: Эндрю, герцог Шелбурн. Юноша, еще совсем мальчик, он сидел верхом на коне с уверенностью бывалого всадника. Лошадь и юноша представляли собой захватывающее зрелище. Оба темные, оба породистые.

Эндрю слегка повернул голову. Марион проследила за направлением его взгляда. Он смотрел на Брэнда. Когда Брэнд, заметив это, слегка кивнул, молодой человек быстро отвернулся. Улыбки на его лице не было.

– Хорош, правда? – сказала мисс Каттер. – Эндрю, я имею в виду. Через год-два будет покорителем сердец. А пока Брэнд держит его в ежовых рукавицах. – Она вздохнула. – Полагаю, он не хочет, чтобы мальчик стал похож на их отца. Тот был повесой. Но в те времена все молодые люди были такими.

Марион задумалась. Этот обмен взглядами между юным герцогом и Брэндом весьма красноречив. Эндрю явно бунтует, но тем не менее нуждается в одобрении Брэнда. Она вздохнула, подумав о себе и сестрах. Быть опекуном совсем не просто.

Флажок опустился, и Эндрю легким галопом направил лошадь к первому барьеру. Он взял его легко, как и следующий, затем заставил коня перескочить через водный барьер, пришпорил и без усилий перелетел через самые высокие ворота. К тому времени, когда Эндрю закончил скаковой круг, все зрители были на ногах.

Когда аплодисменты стихли, ее милость вдовствующая герцогиня вышла вперед, тяжело опираясь на свою трость, чтобы вручить ленты. С ней были леди Теодора и темноволосый джентльмен, который двигался с непринужденной грацией. Никто не удивился, когда голубая лента была вручена Эндрю.

– Кто этот темноволосый джентльмен рядом с Теодорой? – спросила Марион.

– Ее муж, лорд Роберт. Он всегда приезжает на сельский праздник. Мы не часто его видим. Что ж, в Лонгбери его мало что держит.

– Здесь его жена, – заметила Марион чуть более суровым голосом, чем следовало.

Мисс Каттер лишь покачала головой.

Теодора подняла руку и поманила кого-то к себе. Марион узнала в джентльмене Джона Форреста, главного распорядителя в конюшнях Прайори. На вид ему было лет шестьдесят, и он, казалось, был не в восторге от того, что оказался в центре внимания. Но все изменилось, когда Теодора заговорила с ним. Он кивнул, улыбнулся и ответил на аплодисменты легким поклоном.

– Он с Теодорой с самого ее детства, – пояснила мисс Каттер. – Всему, что она знает о лошадях, она научилась у него.

Марион взглянула на Брэнда. Он оставался на том же месте, не делая попытки присоединиться к остальным. И все равно было заметно, что он доволен успехом Эндрю.

Внезапно Марион охватило раздражение. Ему следовало одним из первых подойти и поздравить Эндрю. Ведь Эндрю требуется одобрение Брэнда, а не Теодоры или ее почтенного тренера.

– Ах, – защебетала мисс Каттер, – ее милость покидает поле. Я знаю, она хочет, чтобы я была с ней рядом. Так что же я хотела сказать вам? Ах да, вспомнила. – Взгляд ее светлых глаз прояснился, выдавая живое любопытство. – Никогда не сердитесь больше одного дня. Это мой вам совет, Марион.

– Прошу прощения?

– Для всех очевидно, что у вас с Брэндом размолвка. Феба рассказала мне…

– Феба?! – Марион была поражена.

– Ах, дорогая, я сказала слишком много.

– Да нет же, по-моему, это Феба сказала слишком много!

Марион постаралась взять себя в руки. Мисс Каттер, похоже, разволновалась, но, видит Бог, она всего лишь безобидная старушка, которая говорит не подумав. Нехорошо выходить из себя в ее присутствии.

– Поверьте, мисс Каттер, – сказала Марион с улыбкой, – между мной и мистером Гамильтоном ничего нет.

Мисс Каттер кивнула и улыбнулась:

– Мы увидим вас в Прайори на ужине ее милости?

– Конечно, обязательно.

Мисс Каттер присоединилась к свите герцогини, а Марион решительно отправилась на поиски Фебы.

Феба отдыхала в большом шатре на скамьях, поставленных для посетителей. Она прекрасно проводила время и чувствовала себя замечательно. Флора – лучшая подруга, которая у нее когда-либо была. Только одна маленькая проблема слегка затмевала ее счастье: Флора и двух минут не могла усидеть на месте, а Фебе нужно было дать отдых слабой ноге.

Впрочем, Флора этого не знала, а Феба ничего ей не говорила. В глазах Флоры Феба была обычной девчонкой, а не инвалидом, с которым нужно нянчиться. В результате Фебе приходилось отыскивать для них занятия, которые можно делать сидя.

Шпионить за цыганами было ее предложением. Это оказалось на редкость скучным делом, потому что мадам Зельда, предсказательница будущего, всем своим посетителям предсказывала одинаковую судьбу: скоро в их жизни появится смуглый, черноволосый красивый незнакомец.

Феба надеялась, что красивый темноволосый незнакомец, предсказанный гадалкой и ей, – это бродячая собака, которую Марион разрешит оставить дома.

Потом они побродили немножко вокруг, послушали музыку, посмотрели на танцоров и пришли в шатер, чтобы выпить по стакану лимонада. Флора сказала, что будет через минуту, а Феба присела на скамью. Теперь она чувствовала себя отдохнувшей и готовой к новым приключениям.

Она помахала Флоре, увидев ее у входа. На подружке была широкополая соломенная шляпа, защищавшая лицо от солнца, чтобы не прибавилось веснушек. Нельзя сказать, что это помогало, веснушек у Флоры было много, но Феба не понимала, зачем из-за этого беспокоиться. Лично ей нравились веснушки.

Присев рядом, Флора сказала:

– Смотри, что я нашла, Феба. – Она украдкой огляделась, чтобы убедиться, что за ними никто не подсматривает, затем открыла потертую кожаную сумку и достала маленькую деревянную шкатулку.

– Что это? – спросила Феба, потянувшись к шкатулке. Флора прижала ладонями крышку, не давая открыть.

– Вначале ты должна торжественно пообещать, что никому не расскажешь об этой шкатулке и о том, что я тебе покажу.

– Клянусь честью! – горячо поклялась Феба.

Флора убрала руки, и Феба открыла шкатулку. Она обнаружила внутри мужской носовой платок с вышитыми инициалами Р. Ф., квитанцию на мужскую шляпу, изготовленную для лорда Роберта Фицалана, пуговицу и другой хлам, не представляющий большого интереса. На дне шкатулки лежало несколько записок и писем. Судя по виду и запаху, они были старые. Феба развернула одну из записок.

– Ну, о чем там говорится? – приглушенным голосом поинтересовалась Флора.

Феба взглянула на подругу:

– А ты разве не читала?

Когда на белой коже Флоры проступил румянец, Феба поняла причину смущения подруги.

Флора не умеет читать.

– Многие люди не умеют читать, – великодушно заметила Феба. – Особенно девочки. В этом нет ничего постыдного. Я научу тебя, если хочешь.

Флора смотрела на шкатулку.

– Буквы я знаю, но не все слова читаются так, как пишутся.

– Да, – подтвердила Феба. – И я не уверена, что смогу все прочитать. Некоторые слова очень длинные.

Сдвинув брови, она стала медленно читать:

«Дорогая мисс Ганн!

Спасибо за ваше искреннее выражение сочувствия. Остаюсь вашим покорным слугой

Роберт Фицалан».

Феба подняла глаза.

– Флора, это письмо адресовано тете Эдвине. Где ты его взяла?

– Я была уверена, что это любовное послание, – сказала Флора.

– Любовное послание? – поразилась Феба. – Тете Эдвине от лорда Роберта? Не смеши!

В ответ Флора указала на крышку шкатулки, на которой было выведено: «X. Г».

– Ханна, – выдохнула Феба. Она посмотрела на подругу. – Это письмо принадлежит моей семье. Ханна тоже была моей тетей.

Флора быстро собрала все содержимое шкатулки, затем захлопнула крышку и спрятала шкатулку обратно в сумку.

– Я нашла – значит, это мое, – заявила она.

– Но не в том случае, если ты украла это из коттеджа, – последовал быстрый ответ.

Щеки Флоры вспыхнули.

– Я не воровка! Я нашла, вот и все.

– Тогда скажи мне, где ты это нашла.

– Не скажу.

– Письма лорда Роберта принадлежат теперь Марион, – горячо сказала Феба. – Она должна решить, что с ними делать.

– Чтобы ты могла включить их в свою семейную историю? – усмехнулась Флора.

– Почему бы и нет?

Они гневно уставились друг на друга.

– Ты, – возмутилась Феба, – худшая из подруг!

– А ты вообще не подруга!

Выпалив это, Флора схватила сумку и унеслась прочь. Феба кипела от негодования. Она не может рассказать Марион о шкатулке, потому что поклялась хранить секрет. Но почему это нужно держать в тайне? Кроме записок, там нет ничего ценного, да, если подумать, и записка, которую они прочли, ничего собой не представляет.

Никто в здравом уме не станет хранить такой хлам, и она не могла понять, из-за чего Флора так раскипятилась.

Подруга называется!

Ее размышления были прерваны появлением Марион, которая с видом, не предвещавшим ничего хорошего, направилась к ней.

Эмили было весело, как никогда. Она не ожидала встретить так много ровесников в Лонгбери и уже подружилась с несколькими.

Джинни Мэтьюз была по одну сторону от нее, а Питер Мэтьюз, старший брат Джинни – по другую. Их отцом был викарий, и они знали всех в Лонгбери. Только что лорд Эндрю, которого Эмили раньше встречала в церкви, получил ленточку за безупречное выступление, и они ждали, чтобы поздравить его.

Виктор Молверн, сын местного землевладельца, присоединился к их небольшой группке, и пульс Эмили участился. Виктор был красив и казался более искушенным, чем ее новые друзья. Он был настоящий денди и напоминал ей лорда Денисона.

– Ты видел лорда Эндрю? – спросила она Виктора. – Он словно родился в седле, правда?

Губы Виктора слегка скривились.

– Лошади – это единственное, что знает наш бедный малыш Энди, да еще, пожалуй, овцы. Заберите его из Прайори, и что мы будем иметь?

– А что мы будем иметь? – спросила Эмили. Ее пульс снова стал нормальным.

– Да ничего. Меня воротит при мысли, что когда-нибудь мы все будем лебезить перед ним: «Ах, ваша милость, герцог Шелборн!»

– Бог мой, – проговорила Эмили, – что такого Эндрю тебе сделал?

Питер Мэтьюз мягко заметил:

– Эндрю уже герцог Шелборн, Виктор, и мы должны обращаться к нему «ваша милость». А что до того, что Эндрю сделал, так они с Виктором состязались в гонках, и Эндрю выиграл.

Лицо Виктора вспыхнуло.

– Состязание было несправедливым. Он скакал коротким путем, он просто-напросто обманщик. Прошу прошения.

Он неспешно удалился и подошел к двум молодым людям, которые тоже выглядели как записные денди. Он что-то сказал, и все трое громко расхохотались. Они понаблюдали, как Эндрю уходит с выгона, ведя свою лошадь, затем, продолжая смеяться, демонстративно отвернулись.

Джинни вздохнула:

– Виктор, конечно, скотина, но Эндрю сам себе худший враг. Он ни с кем не дружит, редко посещает вечеринки, а когда приходит, никогда ни с кем не танцует. Мы как-то побаиваемся его, все-таки он герцог. Некоторые думают, что он считает себя выше нас.

– Мне кажется, он стесняется, – сказала Эмили. – И может, не умеет танцевать. – Если бы она была такой затюканной своим семейством, как бедняга Эндрю, то тоже чувствовала бы себя в обществе как рыба, выброшенная на берег. – Я знаю, что его отец умер, когда ему было одиннадцать, – продолжала она. – А что случилось с его мамой?

– О, она умерла, когда Эндрю был еще совсем маленьким, – ответила Джинни.

Это многое объясняло. Сердце Эмили затопило сочувствие к юноше. Она взглянула на Джинни и Питера:

– Идемте! Давайте немножко поддержим Эндрю.

Он даже слегка перепугался, когда они втроем налетели на него с поздравлениями, а потом застенчиво улыбнулся. Эмили умела поддерживать разговор, и неловких пауз не возникло. А еще она любого умела расшевелить. К тому времени, когда Эндрю пошел ставить лошадь в конюшню, она уже решила, что ей ужасно нравится этот парень.

Он не заставлял ее сердце трепетать, а пульс учащенно биться. Они были одного возраста, но себя она считала женщиной, а Эндрю – всего лишь мальчиком, хотя и красивым, как все Фицаланы. Чего ему не хватало, так это лоска.

И друзей. Ну, все это можно предоставить ей.