Текст книги "Битцевский маньяк. Шахматист с молотком"

4
Лишние

1992 г.

В 1992 году война в Афганистане уже закончилась, а первая чеченская кампания еще не началась, но все знали, что идти в армию опасно для жизни. Пошлют в горячую точку, умрешь от голода, а может, забьют и изнасилуют до смерти или безумия, как Сакалаускаса[1]1
  Вследствие неуставных отношений 23 февраля 1987 г. рядовой внутренних войск Артурас Сакалаускас застрелил пятерых сослуживцев, начальника караула, его помощника и проводника поезда.


[Закрыть]. Так или иначе, многие, отслужив, становились совсем не теми, какими были прежде. Фраза «в армии из тебя мужика сделают» на деле означала то, что, отправившись на службу молодыми, креативными и амбициозными, назад зачастую возвращались озлобленными и сломленными людьми, в которых был развит до предела лишь один талант – умение подчиняться. Отдавать ребенка на два года в условия, где он будет рисковать жизнью, никто не спешил, поэтому в ход шли самые разные уловки и способы избежать службы. Нельзя сказать, что мать Пичушкина так уж переживала, что готова была в лепешку разбиться, лишь бы уберечь сына от армии, но Саша частенько говорил о своем желании остаться на сверхсрочную службу, а женщине казалось, что ничего страшнее и придумать нельзя. Уж лучше в больницу, тюрьму или интернат, там хотя бы все под присмотром и за высоким забоом.

Соседка, жившая этажом ниже, частенько заходила в квартиру Пичушкиных, чтобы посидеть и выпить на кухне. Узнав о том, что Саша оканчивает учебу в ПТУ, она стала периодически расспрашивать Наталью о том, что та собирается делать с армией.

– Сам как-нибудь разберется, – ворчала женщина, всем своим видом показывая, что не хочет об этом упоминать.

– Давай я поговорю с зятем, может, он пристроит его в больницу на обследование, а там посмотрим, – предложила соседка.

Отказываться в такой ситуации показалось неправильным, в конце концов, за спрос денег не берут. Неизвестно, с кем там поговорила услужливая знакомая, да и говорила ли вообще, но после медкомиссии Александра Пичушкина тут же отправили к психиатру, а тот, в свою очередь, послал парня обследоваться в больницу на три недели, которые впоследствии вылились в несколько месяцев.

Поначалу Александру казалось, что психиатрическая больница со всеми ее глупыми правилами, режимом и занятиями во многом похожа на интернат, но уже через пару дней стало понятно, сколь сильно различаются эти учреждения. В интернате дети находились в положении подчиненных на работе, а к правилам относились как к чему-то, что просто нужно научиться обходить. Каждый новый директор пытался закрутить все гайки до предела, но в какой-то момент понимал, что любая школа, в которой соблюдаются все предписания, быстро превращается в тюрьму строгого режима, и ослаблял хватку. Пропускать занятия нельзя, но если участвуешь в самодеятельности, то можно и отпроситься. Выходить за территорию запрещено, но если тихонько и ненадолго, то ничего не стоило сбегать в магазин. В больнице же пациенты пребывали в положении не подчиненных, но животных. Попадая сюда, первым делом ты лишался права называть себя человеком. Плохо кормят, бьют, издеваются или закалывают препаратами? Да кто тебе поверит, ты же сумасшедший. Главврач наделялся абсолютной и стопроцентной властью, которую он делегировал нищему, голодному и озлобленному персоналу больницы: эти люди не в силах были что-то сделать с собственной жизнью, но в их руках оказывались сотни чужих. Речь, конечно, шла не о врачах, зачастую выгоревших и разочаровавшихся в профессии специалистах, которые большую часть времени искали возможность подзаработать, но о младшем медперсонале. У этих людей была ничтожная зарплата и безграничная власть.

– А почему котлету с гречкой нужно есть ложкой? – скривился Александр, когда впервые пришел на обед в столовую.

– Как вариант можешь не есть, накормим через трубку, хочешь? – презрительно фыркнула заплывшая жиром медсестра, следившая за порядком во время обеда.

– А повежливее нельзя? – осклабился Александр, не заметив, как другие пациенты за столами стали усиленно жевать и сосредоточенно разглядывать содержимое своих тарелок.

– Санитары! – тут же заорала женщина, не слишком скрывая, что происходящее доставляет ей удовольствие.

В следующую секунду в помещение вошло двое санитаров. Они совершенно спокойно подошли к Пичушкину, после чего один вывернул молодому человеку руки, а второй молниеносно достал шприц и играючи всадил иглу в бедро. Еще через мгновение Александр понял, что тело уже не подчиняется ему. Он чувствовал, как каждую мышцу скручивает в судороге до боли, но пошевелиться не мог. Оставалось только терпеть боль, но и она вдруг стала меркнуть и отдаляться. На ее место пришел удушливый ядовитый туман, обволакивающий и убивающий ткани мозга, клетку за клеткой.

В себя Александр пришел через пару дней, но это уже был не вполне он. Казалось, по мере того, как лекарства ослабляли хватку, в нем пропадало желание жить. Больше Пичушкин никогда не высказывал недовольства едой в столовой. В следующий раз он получил свою дозу транквилизаторов, когда попросился в душ в неположенное время: его соседа вырвало на пол, и часть полупереваренной пищи попала Александру на спортивный костюм. Он хотел отстирать все это, так как буквально физически не переносил вонь и грязь. Вместо душа ему вкололи новую порцию нейролептиков, а медсестра взяла тряпку и нарочно размазала по полу рвоту, загнав ее остатки под кровати. В третий раз к уколу прибавилась «укрутка», традиционный метод медицинских пыток, который использовали во всех психиатрических больницах годов эдак с тридцатых, если не раньше. Александру вкололи препараты, а затем спеленали в мокрые простыни и оставили лежать возле батареи. Спустя пару часов простыни высыхали, затвердевали и превращались в пыточную камеру для человека, который уже не мог выбраться из этого кокона. Каждое движение заставляло сгибы затвердевшей ткани еще больше врезаться в тело, что доставляло бесконечные муки. Дополнительный эффект обеспечивал горячий и напрочь лишенный кислорода воздух возле батареи, от которого уже через час несчастный начинал буквально выть от боли.

Один раз Наталья Пичушкина приехала навестить сына. Женщину хотели было развернуть на проходной, но потом все же сжалились и велели подойти через пару часов, когда начнется время для свиданий. Изрядно разозленная тем, что практически целый день прошел зазря, мать встретила Александра, уже будучи на взводе. Когда же сын начал рассказывать небылицы про врачей, путая при этом почти во всех словах «ш» и «с», из-за чего его речь становилась невнятной и бессвязной, она вспылила:

– Вечно ты придумываешь! Тебя здесь лечат, а ты сопротивляешься и жалуешься, от этого все лечение насмарку. В интернате тебя тоже все не устраивало, а потом сам хотел вернуться.

В одном мать Пичушкина была права. В психиатрической больнице чем больше ты сопротивляешься, тем сильнее тебя лечат и тем усерднее пытаются сломать. Спустя несколько месяцев Александр вышел из больницы уже другим. В его деле теперь значился диагноз, который ставил жирный крест на всей дальнейшей карьере и жизни. Впрочем, он больше и не собирался этот крест стирать. Его все устраивало.

ПОСЛЕ БОЛЬНИЦЫ ОН ВЕРНУЛСЯ СОВСЕМ ДРУГИМ ЧЕЛОВЕКОМ. В НЕМ ИЗМЕНИЛОСЬ ЧТО-ТО НЕУЛОВИМОЕ. САША СТАЛ ЗЛЫМ И ЖЕСТОКИМ ПО ОТНОШЕНИЮ К ЛЮДЯМ, НО ПРОДОЛЖАЛ ЛЮБИТЬ ЖИВОТНЫХ. У НАС ВСЕГДА БЫЛИ КОТЫ, КОТОРЫХ ОН ОБОЖАЛ, ДА И ДРУГИХ ПИТОМЦЕВ ВСЕГДА ОЧЕНЬ ЛЮБИЛ.

НАТАЛЬЯ ПИЧУШКИНА

Больница сделала Александра сломленным и тихим. Наталья чувствовала свою вину за то, что сын оказался в лечебнице, поэтому старалась ни в чем его не ограничивать и не трогать его вещи, хотя раньше могла бесцеремонно влезть к нему в шкаф и начать уборку. Вскоре Пичушкин вновь стал выходить во двор, заниматься спортом и сидеть вместе со стариками за столом.

– Как ни крути, а жизнь научит молчать и подчиняться, – качал головой Сергей Иванович, наблюдая за тем, как осторожно и аккуратно, выверяя каждое движение, Александр идет к своему подъезду.

Вскоре в семье Пичушкиных произошли изменения. Наталья выгнала за пьянство очередного мужа, а вот младшая сестра Александра обзавелась женихом. Парень, который был на пару лет младше Пичушкина, поселился в квартире на Херсонской улице еще до свадьбы. Все ссоры между ним и братом невесты заканчивались словами: «А ты вообще молчи, ты никто и звать тебя никак. Где дверь, показать? Тогда сиди и молчи!» Поэтому молодому человеку просто не оставалось иного выхода, как помалкивать. Вскоре они с Катей сыграли скромную свадьбу и зажили, как принято у людей. В день бракосочетания на каждом этаже подъезда развесили пучки воздушных шаров и расставили бутылки с шампанским. Жених, как и полагается, поднимался по ступенькам на один этаж, зачитывал задания от гостей, рассказывал стих или пел песню, а затем продвигался дальше, и так вплоть до железной двери Пичушкиных на пятом этаже. На пороге их встречала невеста, одетая в белое платье, перешитое из старого сарафана и занавески. В сопровождении старшего брата, облаченного в костюм, и матери с душераздирающе ярким макияжем молодые спустились по лестнице. Молодоженов ожидало допотопное Volvo, позаимствованное у соседей. Остальные гости расселись по двум другим машинам. В ЗАГСе их расписали быстро, без оркестра. В тот день у музыкантов был выходной, поэтому регистрировали только тех, кто не хотел торжественную церемонию. В казенных коридорах ЗАГСа на скамейках сидели хмурые люди в повседневной одежде. Можно было подумать, что это очередь в поликлинике, а не счастливые пары и их близкие. Шумная компания Пичушкиных на их фоне выглядела странно, но Катю это скорее радовало. По сравнению с невестами в очереди она по праву могла считать себя самой красивой, а свой наряд – самым эффектным.

Вечером все гости сначала набились в квартиру на Херсонской, где уже был приготовлен праздничный стол. Затем народ разбрелся кто куда по району. Александр напился до беспамятства одним из первых, но к вечеру очнулся, вышел на лестничную клетку и стал орать:

– Я Терминатор, я здесь Бог!

Когда Наталья выбежала вслед за сыном, тот уже грохнулся в лестничный пролет и больно ударился о крышку мусоропровода.

– Пойдем домой, Терминатор, а то снова врачи приедут и заберут, – ворчала женщина, пытаясь поставить шатающегося сына на ноги. С помощью новоиспеченного зятя ей все же удалось затащить Сашу в квартиру и уложить на кровать Эльмурада.

– У всех сыновья помогают матерям, а он только все портит, – сетовала Наталья.

– Кто помогает, мам? Ты где таких видела? В сериале про Мексику? – хмыкнула Катя и со стуком хлопнула дверью.

Вскоре у молодой пары появился ребенок. Детскую кроватку поставили в их небольшой комнате, и Наталья с Александром теперь вынуждены были ютиться на оставшихся десяти квадратных метрах. Периодически кто-то из друзей или родственников спал на кухне, поэтому единственным местом, где Пичушкин мог уединиться, оставалась крохотная кладовка два на два метра. Там, как и прежде, висела перекладина, выполнявшая функцию турника или сушилки для белья, в зависимости от того, кто первым в кладовку вошел.

Александр продолжал иногда подрабатывать, оказывая мелкие услуги соседям или помогая разгружать товары в магазине, но никуда на постоянной основе устраиваться не собирался.

– Сидишь только на моей шее и ничего не делаешь. Учиться не учишься, так иди работай, – без конца повторяла Наталья то сыну, то зятю. Второй, правда, подрабатывал чуть более усердно, наличие ребенка обязывало.

– Я ходил на мебельную фабрику, не взяли, – огрызался Пичушкин.

– А что, в магазин устроиться не хочешь? Переломишься? – фыркала женщина.

– Хочу что-то полезное делать, а не коробки таскать, – пожимал плечами молодой человек, открывая холодильник.

– А таскать коробки – это полезно, для здоровья и мускулатуры, уж точно. Куда тебе плотником-то быть, ты когда табуретку в последний раз сколотил? Это уметь нужно…

Такие разговоры продолжались и продолжались, пока наконец Александр не сдался и не устроился в магазин, только что открывшийся на месте старого универмага. Это был еще не супермаркет с открытыми полками, но уже и не прилавок, за которым стояла злобная продавщица, всегда готовая весьма популярно объяснить, почему нет того или иного товара.

На дворе было начало девяностых. Еще недавно пустые полки стали заполняться заграничными товарами – в основном с отметкой «не для продажи», так как все они были из наборов гуманитарной помощи. Ее привозили фурами и распространяли в университетах и на предприятиях. Студенты, преподаватели и сотрудники спешили перепродать все, что удавалось раздобыть. Именно в этом, по мнению «воротил», и заключалась суть «бизнеса».

Фуры нужно было кому-то разгружать, поэтому молодого и крепкого парня без проблем взяли на небольшую зарплату. Вскоре Александр и сам забыл, что когда-то учился на плотника. Вечером после рабочего дня ему давали не только немного денег, но и бутылку водки, которая помогала вовремя сделать анестезию от мыслей. Он никогда не закусывал или не напивался в компании: просто приходил на кухню, наливал себе стакан и выпивал его залпом. Мышцы тут же парализовало, а затем мозг начинал разъедать ядовитый алкогольный туман.

В один из дней Александр вышел вечером на площадку, но вместо старого состава шахматистов там сидело двое незнакомых мужчин лет на десять старше Пичушкина. Оказалось, что это новые жильцы, арендовавшие квартиру в доме по соседству. Оба приехали в столицу откуда-то из средней полосы России, чтобы найти себе работу. Один собирался устроиться в местные коммунальные службы, чтобы сэкономить на жилье, а второго уже взяли в недавно открывшийся мебельный цех, и он как раз отмечал свой первый рабочий день.

– Садись, выпьем, – пригласил парня плотник.

Услышав эти слова, Пичушкин заметно повеселел. Когда второй мужчина указал ему глазами на бутылку, стоявшую на столе, он кивнул и чуть заметно улыбнулся, но за весь вечер его стакан так и не опустел. Александр с интересом слушал разговор и периодически вставлял какие-то реплики. Оказавшись в чужом городе, всегда радуешься любым новым знакомым, а Пичушкин был москвичом и знал каждую улицу родного района, общался практически со всеми соседями.

– Слушай, может, устроишь меня к себе плотником? У меня даже в дипломе написано, что я плотник. Табуретку с закрытыми глазами сколочу, – предложил вдруг Александр.

Мужчина вдруг замолчал и внимательно посмотрел на парня, которому по виду было лет двадцать, не больше.

– Ты ж москвич! Не пойдешь ты работать за такие деньги, за какие я вкалываю, да и у нас там полная загрузка сейчас. Молод еще для такого дела! Тут уметь надо, а не дипломом тыкать. Колотим диваны как не в себя, такое ощущение, что наши кушетки в каждой квартире здесь будут, – хохотнул мужчина и предложил налить еще по одной.

Пичушкин сразу осекся и как-то сник. Пару раз Александр ходил на собеседования по объявлению, но говорили ему примерно то же самое, что и сейчас. Тут к их столу подбежала соседская овчарка, которую хозяин иногда отпускал на свободный выгул. Лохматая псина внушала страх и уважение, но все знали, что никого добрее не найдешь.

– Фу, вали отсюда, чудовище, пока не пристрелил, как положено, – скривился плотник и пнул старую собаку в живот. Та тихо взвизгнула и обиженно поковыляла к подъезду, в котором жил ее хозяин.

– Зачем ты? Она ж соседская. Зачем бить собак? – возмутился Пичушкин.

– Если не бить, твоих детей сожрет и тобой не подавится! Знаешь, сколько я таких стай видел? Бабка какая-нибудь их подкармливает, потом помирает, а те уже привыкли и на людей нападать начинают. Их нужно отстреливать, пока в стаю не сбились и не озлобились.

– Может, они в стаи сбиваются именно потому, что их такие, как ты, бьют? – хмыкнул парень.

– Слушай, я из деревни, у нас к животным другое отношение. Мне своего ребенка нужно защищать. Я против собак ничего не имею, но пусть они от меня подальше держатся, понял? Соседские или нет, пусть в другом районе бегают, – вызверился мужчина.

Пичушкин еще какое-то время слушал разговоры новых знакомых, держа в руках стакан, а потом распрощался и ушел.

Спустя пару недель после этой встречи Александр по своему обыкновению проснулся в семь утра и побрел в магазин, где нужно было разгрузить товар. Он поздоровался с продавщицами и направился к грузовику, в кузове которого возвышались ряды коробок. К одиннадцати утра он был уже свободен. Заведующая, словно издеваясь, протянула парню пачку мелких купюр, хотя могла бы расплатиться одной бумажкой. Затем женщина помахала перед ним пакетом с бутылкой дешевой водки:

– К шести вечера подходи, ты нам еще понадобишься, а вечером заберешь.

Александр кивнул и приблизился к прилавку, за которым стояла симпатичная новенькая продавщица. Пока Пичушкин помогал девушке с выкладкой товара, в магазин то и дело заходили покупатели. В какой-то момент ввалились двое выпивох, уже успевших набраться с утра. Ими оказались недавние приятели Пичушкина с его двора. Прямо с порога они потребовали самую дешевую колбасу. Продавщица взглянула на Александра, а потом робко предупредила, что ее брать не стоит.

– Нам не себе, а собакам. Надоели эти стаи рядом с домом, пусть себе по лесам бегают. Вон видели, даже возле вашего магазина щенок привязан? Скоро как тараканы расплодятся, – прорычал один из мужчин.

Плотник и его приятель, легко расставшись с парой купюр, купили три батона колбасы, намереваясь «подсластить» их крысиной отравой и накормить всех местных собак, чтобы те не пугали детей. Продавщица принялась было уговаривать мужчин не делать этого, так как у многих собак есть хозяева и домашние животные тоже могут отравиться, но в итоге лишь выслушала порцию оскорблений. Когда двое забулдыг вышли из магазина, Александр схватил с прилавка нож, которым распаковывали коробки, и ринулся в подсобку. Ярость в нем буквально вскипала и переливалась через край. Когда парень появился на складе, заведующая резко обернулась, но приблизиться к нему не решилась: так агрессивно сейчас выглядел грузчик. Не видя ничего вокруг себя, он наткнулся на груду пустых коробок, сложенных в углу, и начал со всей силы кромсать их ножом, пока пол не покрылся целым ворохом картонных обрезков. Только когда лезвие перестало вспарывать плотные листы картона и начало утыкаться в упаковочную бумагу, которой были заполнены коробки, Пичушкин наконец остановился. Он отбросил нож и тяжело опустился на пол. Заведующая осторожно подцепила нож толстыми пальцами с бордовым маникюром, спрятала в ящик стола, взяла с полки пакет с водкой и дрожащими руками протянула его парню:

– Держи. Ты, главное, не приходи сюда вечером. И вообще не приходи больше.

Александр исподлобья взглянул на женщину, хмуро усмехнулся и кивнул. Так происходило каждый раз, стоило ему разозлиться на какого-нибудь покупателя или напиться. Любой другой грузчик мог со злости наорать на кого-то или даже ударить, мог напиться и начать крушить все вокруг, но его не увольняли. Пичушкин же, стоило только ему выйти из себя, сразу до полусмерти пугал всех вокруг. Парень поднялся с пола, взял пакет и направился к выходу. Впрочем, ушел он недалеко, просто пересек дорогу и сел на железный заборчик, отделявший месиво из снега и грязи от проезжей части. Летом на этом месте росла жиденькая желто-зеленая травка, но большую часть года здесь можно было увидеть только снежную слякоть.

У входа в магазин действительно обнаружился привязанный к перилам, насмерть перепуганный черный щенок – то ли спаниель, то ли лабрадор. Щенок скулил и ежился от холода, но веревка, которой он был привязан, не позволяла ему приблизиться к дверям магазина, откуда веяло теплом. Тут на улицу вышла пожилая женщина с девочкой лет пяти.

– Смотри, какой хороший! – восхищенно воскликнула девочка и потянулась к щенку, который тут же начал лизать ей руку. Женщина резко хлопнула по руке внучки, задев по носу собаку.

– Не хватало еще от лишая лечиться и налысо тебя брить, – фыркнула она, будто оправдываясь за этот шлепок.

Щенок покорно отбежал в угол и тихонько заскулил. Александр, наблюдая за происходящим, отвинтил крышку бутылки с дешевой водкой и сделал большой обжигающий глоток – так, будто это была газировка, а не крепкий алкоголь. В магазин входили и выходили люди. Кто-то просто сторонился щенка, кто-то отпихивал ногой. Какая-то очень бдительная дама сообщила о животном продавщицам, и заведующая вышла покурить и оценить масштаб бедствия. Щенок выглядел жалким и несчастным. Она уже хотела было подойти и отвязать его, но тут кто-то из прохожих заметил:

– Погодите, может, вернутся за ним. А то ж его сейчас растерзают, он же маленький!

Рука женщины дрогнула и опустилась. Она докурила сигарету, посмотрела по сторонам, наткнулась на изучающий взгляд Пичушкина, которого только что уволила, поежилась и щелчком выкинула бычок сигареты.

Щенок все сильнее забивался в угол между стеной магазина и перилами, но чем более жалким он казался, тем больше агрессии и брезгливости пробуждал в прохожих. Сначала какой-то подросток бросил в него банку от газировки, а затем пьяный мужчина пнул сапогом. От удара пес отлетел к перилам и тихо заскулил. Когда из магазина вышел другой человек в похожей куртке, щенок впервые зарычал. Еще через час он заливался лаем и показывал едва выросшие зубы каждому покупателю. Наконец заведующая вновь вышла из магазина, на этот раз она твердо решила отвязать животное и выбросить к чертовой матери. Дворовая псина отпугивала клиентов.

– Дайте сюда, – потребовал подскочивший к женщине Александр и буквально вырвал из ее рук веревку, которая болталась на шее собаки.

Пичушкин едва стоял на ногах, а изо рта у него резко пахло алкоголем, но испугало это только заведующую. На свою утреннюю зарплату парень купил в том же магазине еды для собаки, запихнул смешного маленького щенка за пазуху и, шатаясь, поплелся домой. Наконец у него появился тот, кто нуждался в нем и кто был нужен ему самому. Люди видели в этом существе только неприятную и опасную живность, от которой лучше держаться подальше. Подросшего злобного спаниеля даже любители собак на дух не переносили. Точно таким же досадным недоразумением, с которым не стоит связываться, считали и самого Александра Пичушкина.