Текст книги "Битцевский маньяк. Шахматист с молотком"

Катя Пичушкина, к тому моменту уже взрослая девушка, так и не привыкла к факту существования родного брата. Для нее это был чужой парень, кто-то вроде двоюродного или троюродного родственника, с которым кое-какие кровные узы имеются, но это же не значит, что они должны общаться. Наталья Пичушкина, как это свойственно некоторым матерям, никогда не считала детей полноценными людьми, способными на собственные мысли и суждения. Едва Саша начинал женщине о чем-то рассказывать, та или не слушала, или сразу затыкала ему рот – особенно если он говорил что-то уж очень раздражающее: о своем желании пойти служить в армию по контракту или поехать во Владивосток на электричках, как это было модно в те годы.

Постепенно Александр привык молчать и презирать окружающих за их неспособность понять те «сложные материи», которые он обдумывал, пока играл сам с собой в шахматы и читал что-то из книг, оставшихся от дедушки или купленных в недавно открывшемся магазине возле метро. Разве что с Мишей Одийчуком можно было провести время, но парень был так же глуп, как и все остальные. Что и говорить, не человек, а тварь. Права не имеет. Ему всегда было интереснее за деревянным столом во дворе, где собирались пожилые мужчины со всего района. Здесь можно было обсудить новости, сыграть партию в шашки и вечером выпить за беседой о том, где приобрести детали для старенького «ВАЗ-2104», купленного лет пятнадцать назад и наездившего с тех пор километров сто.

– Слышал, что вчера случилось? Арестовали профессора, который убил 50 человек, что ли. Чикатило, кажется, фамилия. Надо ж, какие только монстры не рождаются… – поведал ему однажды Сергей Иванович.

– И что с того, что профессор? – презрительно хмыкнул Александр.

– Да даром что профессор, он больше полсотни человек убил, ты себе представляешь? Причем как убил: он же всех пытал и насиловал, а никто не видел, – произнес старый друг деда, пристально разглядывая клетки на шахматной доске.

– Насиловать мерзко, – скривился Александр и потянулся за сигаретами.

– Курить мерзко, а насиловать и убивать – это ж… бесчеловечно же, – возмутился старик.

– Вы давно в Битцевском парке были? Там каждый вечер какая-нибудь девушка визжит, что ее насилуют, а сколько раз тела закапывали, вообще не сосчитать. Это что, все нечеловеки делают? – парировал Александр.

– А как еще их назвать? Милиция таких должна ловить и изолировать. Вот хоть одного поймали.

– Лет двадцать ловили? – усмехнулся Пичушкин.

– Хуже то, что из-за этого душегуба пару человек расстреляли. Теперь никого не вернуть, столько судеб поломали…

Сергей Иванович так и продолжал бы сетовать на жизнь, если бы рядом со столом не материализовался его внук в своей бессменной кофте с капюшоном и тренировочных штанах, которые он носил еще со школьных времен. Пожилой мужчина начал гневно распекать парня за то, что тот ни черта в жизни не делает, а только у деда деньги клянчит, но все же полез в карман рыболовной жилетки за любовно сложенным и закрытым скрепкой пакетом из-под молока.

Александр попрощался со стариком и направился к своему подъезду. Вечером он посмотрел целых три выпуска новостей, в которых рассказывали про поимку Чикатило. Всякий раз в репортажах мелькали кадры с тщедушным пожилым мужчиной, который то вел себя как сумасшедший, смеялся и показывал язык, то плакал, то говорил вполне осмысленные и сложные фразы. В следующие пару недель все вокруг только и говорили, что о Чикатило, в газетах печатались очерки о жизни маньяка и его жертв, публиковались фото – в неизменной клетчатой рубашке – такие выпустили в массовую продажу к московской Олимпиаде 1980 года. У Пичушкина тоже была слабость к клетчатым рубашкам: их можно было купить в любом универмаге, но при этом они позволяли выглядеть достаточно прилично и стильно, а издалека даже напоминали образ Чака Норриса из фильмов «Сила одиночки» или «Безмолвный гнев». Александр с интересом наблюдал за историей маньяка, разворачивавшейся перед телезрителями по всей стране, запрещал переключать каналы, когда на экране появлялась красная плашка со словами «Суд над Чикатило». Из-за этого он часто получал от матери:

– Наш Чикатило тут выискался, даже рубашку такую же носишь, – фыркала женщина.

Чтобы позлить мать, Александр даже собирал вырезки из газет и журналов со статьями о Чикатило. Когда Наталья натыкалась на эти прямоугольные бумажки с фотографией безумного старика с выпученными глазами, она всякий раз визжала и требовала, чтобы сын немедленно весь этот хлам выкинул. Пичушкин только ухмылялся.

ДА ЧТО ВЫ ПРИВЯЗАЛИСЬ С ЭТИМ ЧИКАТИЛО? КРОМЕ ЧИКАТИЛО У МЕНЯ БЫЛИ ПУШКИН, ЕСЕНИН И КНИГИ ПРО КАРАТЕ! ПОЧЕМУ ВЫ ИХ НЕ ИЗЪЯЛИ? ЭТА ЗАМЕТКА У МЕНЯ ВАЛЯЛАСЬ, Я НЕ ХРАНИЛ ЕЕ СПЕЦИАЛЬНО. Я О ЧИКАТИЛО УЗНАЛ ЗА ТРИ МЕСЯЦА ДО УБИЙСТВА ОДИЙЧУКА. СУД НАД НИМ ТОГДА НАЧАЛСЯ, Я ПО ТЕЛЕВИЗОРУ ВИДЕЛ. А САМУ ГАЗЕТУ КУПИЛ УЖЕ ПОСЛЕ СМЕРТИ ОДИЙЧУКА. КСТАТИ, ЗАМЕТКУ О ЕГО ПРОПАЖЕ Я СПЕЦИАЛЬНО ХРАНИЛ 14 ЛЕТ. А ПРО ЧИКАТИЛО КУПИЛ ГАЗЕТУ, ПРОЧЕЛ, И ОНА У МЕНЯ ЛЕЖАЛА. ТЕПЕРЬ ПУСТЬ В ПРОКУРАТУРЕ ЧИТАЮТ… ХОТЯ У МЕНЯ ИНТЕРЕСНЕЕ…

АЛЕКСАНДР ПИЧУШКИН

ОН ЕГО ПРЕЗИРАЛ. МОЖЕТ, ПИЧУШКИН ПОНАЧАЛУ И С УВАЖЕНИЕМ ОТНОСИЛСЯ К КОЛИЧЕСТВУ ЖЕРТВ ЧИКАТИЛО, ЗАВИДОВАЛ ЕГО СЛАВЕ, НО ВООБЩЕ ОН ВСЕХ ЭТИХ ЧИКАТИЛО, ГОЛОВКИНЫХ, СЛИВКО ПРЕЗИРАЛ. ОНИ КАЗАЛИСЬ ЕМУ ГРЯЗНЫМИ ИЗВРАЩЕНЦАМИ, КАК НИ СТРАННО. В ЕГО СИСТЕМЕ ЦЕННОСТЕЙ УБИЙСТВО – ЭТО БЛАГОРОДНО, А НАСИЛИЕ, ВОРОВСТВО, ИЗДЕВАТЕЛЬСТВА – НЕДОСТОЙНО И МЕРЗКО. ЧТОБЫ ПОНИМАТЬ ПИЧУШКИНА, НУЖНО ИМЕТЬ В ВИДУ ЭТУ ЛОГИКУ. ЭТИ КЛЕТЧАТЫЕ РУБАШКИ НА СУДЕ – ЧТО-ТО ВРОДЕ ИЗДЕВКИ, ЧТОБЫ ТОЛЬКО О НЕМ ГОВОРИЛИ ПОБОЛЬШЕ. ДЛЯ НЕГО ОНИ НИКАКОЙ ЦЕННОСТИ НЕ ПРЕДСТАВЛЯЛИ.

СЛЕДОВАТЕЛЬ АНДРЕЙ СУПРУНЕНКО

– Да ничтожество твой Чикатило, ничтожество. Он извращенец. Насиловал и мучил людей, никакого уважения к жизни. Настоящие бойцы так никогда не поступают, – смеялся парень.

– А тебе прямо известно, как они там поступают, многих убил? – вмешивалась в разговор сестра.

– Послушай Игоря из соседнего подъезда, он Афган прошел, это тебе аргумент? – отвечал Александр.

– У которого ноги нет? Отсутствие ноги – это, конечно, аргумент, – ехидно замечала девушка, за что брат обычно бросал в нее чем-нибудь, что попадалось под руку.

Игорь из соседнего подъезда вернулся домой совсем недавно. Долгое время он кочевал по госпиталям, потом пытался начать новую жизнь и хоть как-то вписаться в изменившиеся правила игры, но потом сдался, поселился у старенькой матери и с тех пор большую часть времени проводил во дворе, за столом, где собирались старики. В начале месяца мужчина получал пенсию и пару недель жил вполне сносно, а затем выживать приходилось уже на пенсию матери, и он окончательно сникал. Всякий раз Игорь пытался рассчитать бюджет так, чтобы хватило на месяц, но цены постоянно росли, а размер пенсии оставался прежним, и хватало ее на еще меньший срок. Мужчина предпочитал не распространяться о том, что видел на войне, но обрывков фраз Александру хватало, чтобы воссоздать романтику происходившего в горах Афганистана, в Кандагаре, Кабуле и других городах с таинственными и странными названиями, которые обычно фигурировали в сводках новостей и в воспоминаниях ветеранов войны.

Летом 1992 года Александр Пичушкин ушел на свои последние каникулы. За пару месяцев до этого на фоне шума по поводу поимки Чикатило Александр и Михаил снова стали обсуждать то, как избавить мир от нечисти. Все эти бомжи, алкоголики, курящие и гулящие девушки только отравляли воздух, были клеймом на теле общества, так почему бы не взять власть в свои руки и не очистить город от подобных ничтожеств? Что хорошего они могут сделать? Отобрать пенсию у матери, просадить деньги на водку и попрошайничать у «Каховской» – вот все, на что они способны. По чести говоря, они с Одийчуком поступали примерно так же, но им было всего по восемнадцать лет, и они считали, что еще могут вытянуть счастливый билет, в отличие от всех остальных.

– Ну что, когда пойдем на дело? – спросил как-то Александр у приятеля. Они сидели в парке на лавочке и говорили о том, что имел в виду Достоевский, когда писал о Раскольникове. С момента знакомства это была их любимая тема. Михаил обернулся и непонимающе посмотрел на друга. – Да успокойся, вижу же, что ты права не имеешь. Долг, кстати, когда вернешь?

– Ты о чем? – спросил Михаил и неуверенно усмехнулся, подозревая в словах Пичушкина какую-то шутку, которой он не понял.

Александр полез в карман и вытащил пожелтевший за пару лет тетрадный лист с «предсмертной запиской» приятеля.

– Три рубля, помнишь? У меня знаешь, сколько таких записок? Как думаешь, где в парке лучше труп спрятать?

– Здесь людей много ходит, – поежился Михаил. В ту минуту он твердо решил держаться подальше от одногруппника. Расписка, черт подери! Мало того, что Пичушкин попросил ее написать и сохранил, так еще и каждый день перечитывал, судя по всему.

– Надо будет лучше место подыскать, – умиротворенно улыбнулся Александр.

Пичушкина развлекали все эти разговоры о планируемых убийствах, но он видел, что Одийчук только и может, что болтать, а на реальное дело просто так не пойдет. Даже если Пичушкин один все сделает, приятель все равно разболтает. Вечером Александр посмотрел передачу «600 секунд», в которой молодой ведущий с каким-то садистическим удовольствием рассказывал о преступлениях Чикатило. Он еще раз перечитал расписку приятеля и решил, что приятели ему больше не нужны. Они все равно не способны общаться с ним на одном уровне. Разве что с Сергеем Ивановичем за шашками всегда можно было перекинуться парой слов, но тот был слишком хорошим человеком, чтобы по-настоящему понимать, как на самом деле работают звериные законы жизни.

В 1992 ГОДУ МНЕ БЫЛО 18 ЛЕТ. В ЭТОМ ВОЗРАСТЕ Я УЖЕ СФОРМИРОВАЛСЯ И ЧЕТКО ЗНАЛ, ЧТО МНЕ НАДО ОТ ЖИЗНИ. ОПЫТА УБИЙСТВ У МЕНЯ НЕ БЫЛО. Я ДУМАЛ О СООБЩНИКЕ И ПРИГЛЯДЕЛ ОДИЙЧУКА: ОН БЫЛ КРЕПКИЙ, НЕБОЛТЛИВЫЙ, ПУНКТУАЛЬНЫЙ. ОН ДАЖЕ СОГЛАСИЛСЯ ПОЙТИ И ЗАМОЧИТЬ ЧЕЛОВЕКА. НО ЗА ДВА МЕСЯЦА ДО УБИЙСТВА Я ПОНЯЛ, ЧТО ЕГО ГОТОВНОСТЬ – ЭТО ТОЛЬКО МАЛЬЧИШЕСТВО. ДЛЯ НЕГО ЭТО БЫЛА ИГРА. НО НЕ ДЛЯ МЕНЯ… НА УБИЙСТВО ВЕДЬ НЕ КАЖДЫЙ СПОСОБЕН. Я ПОНЯЛ, ЧТО ОН НЕ ПОТЯНЕТ, И РЕШИЛ ЕГО ЗАВАЛИТЬ.

АЛЕКСАНДР ПИЧУШКИН

Александр в то время нашел подработку – в морге при психиатрической больнице. Там практически ничего не платили, но ему действительно нравилось находиться в по-настоящему странном месте. В морге работали отчужденные, надломленные люди, которые скрашивали реальность изрядной долей черного юмора. Пичушкин проработал здесь недолго, поссорившись с начальством после первой же задержки зарплаты. Зато сокурсникам в училище он еще долго рассказывал о том, как каждый день имеет дело с трупами, и о том, что запросто может пообедать, разложив еду на прозекторском столе. После таких речей приятели обычно менялись в лице и старались отойти в сторону. Пичушкину нравилась та смесь ужаса, отторжения и восторга, которую вызывали эти разговоры. Он не видел в этом ничего странного. Работа ничем не хуже и не лучше разгрузки вагонов, но за неимением новостей приятели обсуждали у него за спиной то, какой все-таки невменяемый и мерзкий тип этот Пичушкин.

– Почему вы работаете не в больнице, а здесь? – спросил как-то Александр у патологоанатома, усталого мужчины с большими усами, старомодными очками в коричневой оправе и с вечным запахом перегара.

– Не люблю я эту суету. Они ведь все на что-то надеются, еще хотят что-то сделать, чего-то добиться, вырваться из нищеты…

– Вы про пациентов?

– Про всех. Санитары не получают зарплату, злятся и вымещают злость на пациентах. Больные возмущаются, сопротивляются и, в конце концов, всегда ломаются. Врачи вечно бегают между струйками, чтобы и пациенту не навредить, и начальству понравиться. Какая разница? Все от надежды этой. Пока не осознаешь, что судьбу не сломать, будешь маяться, а здесь уже все понятно. Тут ни у кого надежды на лучшее нет, вот здесь и спокойнее, – добродушно и обстоятельно ответил патологоанатом, убирая затейливые медицинские инструменты в шкаф. – Главное уяснить, что у тебя уже ничего не выйдет, и станет легче. Так проще жить, – сказал на прощание мужчина и похлопал Пичушкина по плечу.

Здесь Александр это понял окончательно. Всю свою жизнь он пытался что-то сделать, чтобы понравиться людям и заслужить авторитет, но ни в семье, ни в интернате, ни в училище никто не воспринимал его всерьез. Он выучился слушать людей, отчего стал им даже нравиться. Этот принцип он усвоил хорошо. Позволь собеседнику считать тебя хуже, чем он, и ты тут же придешься ему по душе, с тобой начнут делиться тайнами и деньгами. Главное, чтобы никому не пришло в голову завидовать тебе или считать тебя сильным противником. Страх рождает ненависть, а крысы в таких случаях сбиваются в стаи и загрызают льва до смерти. Он никогда не был крысой, и поэтому люди относились к нему несерьезно. Даже Мишка Одийчук не принимал разговоры об убийстве за чистую монету, не считал, что Пичушкин на такое способен. Главное, вовремя понять, что у тебя ничего не выйдет, и страх все потерять исчезнет. Ведь у тебя ничего и не было.

Между тем слухи в училище множились и ветвились. Вскоре истории Пичушкина пересказывали уже совсем не так, как они звучали изначально. Теперь он уже не обедал, разложив еду и приборы на прозекторском столе, а уплетал внутренности прямо из трупа. Из любопытства, так сказать. Даже Одийчук старался держаться от него подальше. Было как-то стыдно, что он вместе с сумасшедшим Пичушкиным планировал убийство. При этом Михаилу не хотелось рвать отношения и говорить Александру, что тот ему больше не друг, потому что все его считают чокнутым. Пару недель Одийчук просто не приходил в училище и не брал телефонную трубку, когда звонил Пичушкин, а потом и вовсе стал сторониться приятеля. На занятиях он больше не садился рядом, а после пар убегал, ссылаясь на неотложные дела. Александра такое поведение Михаила очень расстроило и обидело, но вскоре обида сменилась злостью и разочарованием. Предательство он простить не мог.

– Не хочешь сегодня сходить в парк прогуляться? – спросил как-то Пичушкин после занятий. Одийчук инстинктивно сделал шаг назад, услышав это предложение.

– Мне сегодня нужно к трем часам быть в другом месте. Удалось найти подработку, не хочется ее терять, – пробормотал парень.

– Да ладно тебе, что ты себя как раб ведешь. Если подработка хорошая, она и завтра тебя ждать будет, не хочешь другу помочь, так и скажи.

– Ладно, что от меня требуется? – сдался Михаил.

– Я уже присмотрел жертву, – понизив голос, сообщил Александр. – Он каждый день в парке в одно и то же время. Приходи тогда сегодня часов в семь вечера. Возьми с собой фонарь и веревку. Нужно будет подыскать подходящее место.

Одийчук не горел желанием идти с Пичушкиным, но еще меньше ему хотелось ссориться с приятелем.

– Ладно, пойдем сегодня поищем, но не дольше пары часов, понял? – вздохнул он.

Александр удовлетворенно улыбнулся и кивнул. Одийчук хотел было узнать, зачем нужна веревка, но потом все же предпочел не уточнять этот вопрос. По большому счету парню до сих пор казалось, что это не более чем пустые разговоры от безделья. Вероятно, он допускал, что они решатся огреть кого-нибудь по голове, связать и обокрасть, но убийство ради убийства казалось ему чем-то нереальным. Такое обсуждают в паузе между разговорами о политике и футболе. Однако ж подобные невероятные идеи никто никогда не воплощает в жизнь, равно как и планы по мировому урегулированию политических конфликтов, разработанные на лавочке или возле гаражей.

Вечером они встретились у входа в парк.

– Слушай, я тут подумал, что все-таки не могу в этом участвовать, – с ходу начал Михаил. Александр пристально посмотрел на приятеля, а потом произнес:

– Я так и думал. Ничего. Веревку с фонарем принес?

Одийчук молча кивнул.

– Тогда давай поищем подходящий колодец и пойдешь себе домой, ладно? Заодно и собаку выгуляешь как надо, – предложил Пичушкин.

Михаил немного повеселел. Бродить по парку в поисках канализационного люка ему не очень хотелось, но это все же было лучше, чем рисковать свободой ради простого интереса и самоутверждения. Если уж убивать, то из каких-то более приземленных соображений.

ОН НЕ ЗНАЛ, ЧТО ИЩЕТ СЕБЕ МОГИЛУ. РОМАНТИКА В НЕМ БЫЛА КАКАЯ-ТО НЕПОНЯТНАЯ. МЫ СПУСКАЛИСЬ В КОЛОДЦЫ, ИССЛЕДОВАЛИ. Я ПЫТАЛСЯ ПОНЯТЬ, КУДА ВСЯ ЭТА МУТОТЕНЬ ВЫТЕКАЕТ. 27 ИЮЛЯ Я СКАЗАЛ МИХАИЛУ, ЧТО ПРИМЕТИЛ ЧЕЛОВЕКА. ЧТО ОН СИДИТ И ЖДЕТ НАС ВОЗЛЕ КОЛОДЦА И ЧТО СЕЙЧАС МЫ ЕГО ЗАМОЧИМ. МОЯ ДОГАДКА ПОДТВЕРДИЛАСЬ – ОДИЙЧУК ПРИШЕЛ В ЛЕС ТОЛЬКО ЗАТЕМ, ЧТОБЫ СКАЗАТЬ: «ДАВАЙ НЕ БУДЕМ НИКОГО УБИВАТЬ».

АЛЕКСАНДР ПИЧУШКИН

Они купили в ларьке две бутылки и направились в сторону Керченской улицы, по которой можно было дойти до дикой части Битцевского леса. Уже в парке Михаил несколько раз порывался сесть на какое-нибудь поваленное дерево, но Пичушкин его всякий раз останавливал.

– Сначала с местом определимся, а где приземлиться всегда найдем, мне тоже домой к десяти вечера надо бы успеть, – сказал он.

Минут сорок они плутали по давно исхоженным тропинкам в поисках подходящего для убийства места.

– Смотри, если скинуть в этот люк, то уже никто не найдет, – произнес Михаил, разглядывая заросший травой открытый канализационный люк. Пичушкин с сомнением посмотрел на приятеля, но все же пошел взглянуть. Прикрытая травой дыра действительно выглядела опасно глубокой.

– Уверен? – спросил Александр.

Миша кивнул. В этот момент пес, изрядно уставший бродить по лесу, заскулил.

– Да привяжи ты его и садись. Давай уже выпьем, – поморщился Пичушкин.

Вскоре они снова принялись обсуждать план идеального преступления. О том, что Пичушкин вроде бы упоминал о выборе жертвы, Одийчук не спрашивал – вдруг приятель уже забыл об этом и, по крайней мере сегодня, ничего делать не будет.

В тот вечер Александр долго расспрашивал друга о его мечтах, о мастерской по изготовлению мебели, которую тот собирается открыть, о планах поехать куда-нибудь за границу, ведь сейчас уже стали выпускать, а потом могут и перестать. К трем часам ночи Михаил напился и задремал. Александр увидел, что его собеседник спит, опершись о дерево, достал из пакета веревку, накинул ее на шею парня и начал затягивать. Одийчук открыл глаза, увидел лицо приятеля, но ничего не понял. Ему почему-то все больше не хватало воздуха. Руки Пичушкина дрогнули, и веревка чуть ослабла. Михаил вдруг дернулся и начал отчаянно пытаться скинуть с себя удавку. Александр в ужасе затянул петлю сильнее. Веревка больно врезалась в руки. Послышался хруст, у Одийчука из носа пошла кровь, он стал хрипеть и захлебываться, но спустя минуту все-таки стих. Пичушкин тяжело опустился на землю и бессмысленно уставился на дрожащий свет включенного фонаря. Убедившись, что друг мертв, он подтащил тело к люку и сбросил его вниз. Послышался лязг металла и возмущенный всплеск воды, а затем все стихло. Из люка снова доносился только утробный шум канализации.

Спустя час Александр вытащил из кармана аккуратно сложенный вчетверо листок с «предсмертной запиской» Одийчука, выкинул ее в ту же дыру, развернулся и пошел в сторону своего дома. Увидев сына, Наталья округлила глаза, но ничего не сказала. Лишь в ванной Пичушкин понял, почему у родительницы была такая реакция. Его рубашка и джинсы были сплошь в темно-бурых, почти черных пятнах крови, а ладони до мяса изрезаны веревкой. До самого утра он пытался отмыться и отстирать одежду, но джинсы с рубашкой все равно потом пришлось сжечь в парке. Следы от веревки оставались с ним еще много лет.

ПЕРВОЕ УБИЙСТВО – ЭТО КАК ПЕРВАЯ ЛЮБОВЬ. Я ОЧЕНЬ ДОЛГО ОСТАВАЛСЯ ПОД ВПЕЧАТЛЕНИЕМ, УБИВ БЛИЗКОГО МНЕ ЧЕЛОВЕКА. ДОМОЙ ПРИШЕЛ – БЫЛ ВЕСЬ В КРОВИ. МНЕ ПОКАЗАЛОСЬ ЭТО СТРАННЫМ ВНАЧАЛЕ, НО ПОТОМ Я ПОНЯЛ, ЧТО, КОГДА ЗАТЯГИВАЛ ВЕРЕВКУ, ОН БИЛСЯ И СЛОМАЛ СЕБЕ ШЕЮ. КРОВЬ ПОШЛА ИЗО РТА, ИЗ НОСА. ОДЕЖДУ СВОЮ Я СЖЕГ. НА СЛЕДУЮЩИЙ ДЕНЬ ОТПРАВИЛСЯ НА МЕСТО ПРОВЕРИТЬ, КАК ДЕЛА С КОЛОДЦЕМ.

АЛЕКСАНДР ПИЧУШКИН

Несколько дней никто не замечал исчезновения Одийчука. Родные подумали, что парень ушел в очередной загул, а на той подработке, куда устроился Михаил, решили, что он просто передумал. Что взять с восемнадцатилетнего парня? Они десять раз за день меняют свои намерения. На дворе стояло лето, сокурсники ничего об Одийчуке не знали, а его лучший друг Александр Пичушкин тревоги не поднимал. Беспокоиться стал только Анатолий Коломийцев, узнав о том, что Миша несколько дней не появлялся дома. Через три дня родители все же подали заявление в милицию, и сотрудники должны были для проформы провести расследование, будучи уверенными в том, что парень погуляет и вернется. Всех сокурсников Михаила вызвали для дачи показаний. В один из жарких дней августа практически вся группа собралась в отделении милиции.

– Ну что как? Ты убийца? – встречали незамысловатой шуткой каждого, кто выходил из кабинета.

– Нет, следующий, – ухмылялся парень и называл очередную фамилию из списка.

У всех было веселое настроение. С Мишей Одийчуком никто, кроме Пичушкина и Коломийцева, особенно не общался, поэтому поход в отделение восприняли как нечто вроде классного часа перед началом занятий. Анатолий Коломийцев скорбно молчал в углу. Когда назвали его имя, молодой человек тяжело поднялся и зашел в кабинет.

– Не знаешь, с кем у Одийчука были конфликты? – задал оперативник дежурный вопрос.

До этого все опрашиваемые мотали головой, и их отпускали, но тут в кабинете воцарилась тишина, а потом Анатолий заговорил:

– Миша с Пичушкиным общался в последнее время много. Он странный парень, неприятный. Тех, кто просил у него в долг, заставлял писать предсмертные записки. Как-то говорил, что пробовал труп на вкус, хотя врал, наверное. Не знаю. Я не хочу сказать, что он убил, но вы бы понаблюдали за ним, может, чего и заметили бы.

Оперативники усмехнулись, но похлопали парня по плечу и поблагодарили. Наблюдать за странными парнями их ПТУ они уж точно не собирались, но попросили перенести Пичушкина в конец списка, а затем и вовсе велели ему прийти на следующий день.

– Вообще знаю пару человек, кто примерно такие же расписки берет, но они обычно с членов семьи начинают. Зачем убивать должника, он ведь тогда ничего не вернет, – проговорил один из милиционеров, когда дверь за Коломийцевым закрылась.

– Это студент ПТУ, а не член ОПГ, – прошипел напарник.

– Так а кто становится членами ОПГ, по-твоему? – возмутился оперативник.

– Точно не психопаты из интерната для недоразвитых, – фыркнул его собеседник, припомнив, как кто-то из студентов упоминал, что Пичушкин – «один из интернатских».

Анатолий Коломийцев уже шел к выходу из отделения, когда его догнал Пичушкин, которому как раз сказали отправляться домой и приходить завтра.

– Что ты там такое наговорил им? – накинулся на парня Пичушкин. – Им же только повод дай на тебя посмотреть, сразу посадят.

– Что думаю, то и сказал. Сообщил, что в последнее время ты не очень адекватно себя ведешь, писать предсмертные записки требуешь, с трупами работаешь, – спокойно пояснил Анатолий.

Начни Коломийцев отнекиваться, потом за ним бы потянулась слава крысы, а ему этого не хотелось. Он клятву верности Пичушкину не давал, а вот за Мишу переживал.

– Не боишься? – с презрением в голосе спросил Александр.

– Тебя? – фыркнул Анатолий и одним движением отодвинул неказистого низкорослого парня, который, по сравнению с ним, и вовсе казался подростком. Пичушкин в тот день за ним не погнался, назавтра нужно было идти в отделение.

На следующий день Пичушкин в назначенное время явился в милицию. В дверях кабинета показался тощий, плохо одетый парень лет восемнадцати. Он держал руки в карманах и смотрел на присутствовавших с каким-то звериным испугом.

– Ну и зачем ты предсмертные записки всех просил писать? – с места в карьер начал допрос оперативник, лихо прокручивая в руках сигарету.

– Не всех, а тех, кто просил в долг денег, иначе б не вернули просто, – спокойно пояснил Пичушкин и опустил голову.

– Если боишься, что не вернут, просто не давай. Не думал об этом?

– Людей, которым должны деньги, обычно уважают, – пояснил парень, после чего в кабинете воцарилось неловкое молчание. Никто не ожидал от учащегося ПТУ столь сложного хода мыслей. Оперативники привыкли считать будущих плотников и столяров промежуточным звеном между обезьяной и человеком. Предположить, что кто-то из них будет строить такие завязанные на уважении схемы, они не могли.

– Одийчук задолжал тебе денег? – спросил наконец второй оперативник.

– Вроде бы уже нет, но я могу дома посмотреть, я записываю все, – ответил Пичушкин, с ужасом разглядывая свои ладони, на которых все еще зияли запекшиеся следы от врезавшейся в кожу веревки.

– Потом посмотришь. Сегодня здесь заночуешь, а завтра еще поговорим. Пока труп поищем. Найдем труп – сядешь, не найдем – посмотрим, – заявил милиционер.

Пичушкин не стал спорить. Несколько дней он действительно провел в камере предварительного заключения, но затем его все-таки выпустили за неимением никаких доказательств, кроме показаний Коломийцева. Пару раз оперативники даже следили за Пичушкиным, когда тот гулял по Битцевскому парку, но парень не делал ничего противозаконного. В основном он подсаживался к какому-нибудь бродяге, доставал бутылку водки и заводил разговор. Конечно, тот факт, что у восемнадцатилетнего парня нет друзей своего возраста и вместо этого он ищет общения среди бродяг, вызывал сомнения в психической стабильности подозреваемого, но этого было недостаточно для ареста.